Политика гласности и изменения в области культуры

Политика гласности принесла в 1987 г. гораздо больше изменений в культурной жизни советского общества, чем в области политического мышления и идеологии. По влиянию на публику наиболее значительным событием года стал выход на экраны страны фильма грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Уже в январе и феврале 1987 г. этот фильм только в Москве просмотрело более 2,5 млн. зрителей, но он продолжал идти с успехом во многих кинотеатрах столицы еще много месяцев. На всех нас этот фильм производил очень сильное впечатление, и он стал лучшей картиной года.

Другие фильмы 1987 г. большого успеха не имели, и председатель Союза кинематографистов СССР Элем Климов откровенно предупреждал: «Очень традиционно, преимущественно «серо» складывается у нас не только 1987-й, но и 1988 год. Слишком много времени уходит на преодоление инерции, и наша чугунная кино-телега все еще катится по проторенной колее»[57]. Отсутствие художественных кинолент было отчасти возмещено быстрым созданием нескольких историко-документальных фильмов с использованием кинохроники 20 – 30-х и 50-х гг. Мы могли видеть и похороны В.И. Ленина, и разрушение храма Христа Спасителя, и выступление Н.С. Хрущева на трибуне XX съезда КПСС. Имел успех и фильм «Холодное лето пятьдесят третьего», действие которого развертывалось в Сибири, в одной из близких к лагерным зонам деревень, через несколько месяцев после смерти Сталина.

Существенно расширилась панорама литературной жизни. Уже в самом начале года «Неделя» опубликовала знакомые людям старшего поколения, но неизвестные молодым читателям стихи и рассказы: «Наследники Сталина» Евгения Евтушенко, «Рычаги» Александра Яшина, «Собственное мнение» Даниила Гранина. Вышел в свет роман уже умершего Юрия Трифонова «Исчезновение» – о репрессиях участников революции и Гражданской войны. Ленинградский журнал «Нева» начал публикацию большого романа Владимира Дудинцева «Белые одежды» – о драматической судьбе классической генетики во времена Сталина и Хрущева. Этой же теме была посвящена и повесть Даниила Гранина «Зубр» – о жизни и деятельности знаменитого биолога и генетика Н. Тимофеева-Ресовского, опубликованная журналом «Новый мир». Два московских журнала – «Знамя» и «Новый мир» – опубликовали в 1987 г. поэму Александра Твардовского «По праву памяти». Эта поэма была создана еще в 60-е гг., и сам Твардовский пытался опубликовать ее в 1969 г., но безуспешно. Тема поэмы – судьба семьи Твардовского и всей страны в 20 – 30-е гг., моральные потери народа и общества. К этой же серии посмертных публикаций относился и «Реквием» Анны Ахматовой. Эту поэму многие из нас читали еще раньше в списках – о страшных репрессиях в Ленинграде, начавшихся в 1935 г. и не прекращавшихся до смерти Сталина. Поэму опубликовал журнал «Октябрь».

Всеобщее внимание привлекла повесть Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая» – о трагедии чеченского и ингушского народов, выселенных в 1944 г. со своих исконных земель. Зимой и весной 1987 г. в разных журналах были опубликованы повести и рассказы Иосифа Герасимова, Булата Окуджавы, Фазиля Искандера, которые было бы трудно опубликовать в прежние годы. То же самое можно сказать об опубликованных в 1987 г. циклах стихотворений Бориса Слуцкого, Ольги Берггольц, Арсения Тарковского, Бориса Чичибабина, Анатолия Жигулина, Николая Заболоцкого, Расула Гамзатова, Варлама Шаламова. Большая часть этих стихотворений была известна лишь в списках узкому кругу людей, теперь с ними могли познакомиться все.

Из прозы наибольший успех в 1987 г. имел роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», который был опубликован в №№ 4 – 6 журнала «Дружба народов», а вскоре вышел в свет и отдельным изданием. Первую часть этого романа А. Рыбаков написал еще в середине 60-х гг., но публикация его была запрещена цензурой. Но писатель продолжал работать над своим романом в 70 – 80-е гг. Впервые в советской литературе образ Сталина появился не в отдельных эпизодах, как это было, например, в романах К. Симонова, а как центральный образ романа.

Критические и антисталинские публикации встретили не только одобрение большинства читателей, но и раздраженное неодобрение консервативного меньшинства; особенно активны были Станислав Куняев, Иван Стаднюк и Юрий Бондарев. На одном из пленумов правления Союза писателей РСФСР Ю. Бондарев говорил о лжедемократах, которые «зажгли на краю пропасти украденный у справедливости и правды фонарь гласности. Эта украденная гласность представлена в наших средствах информации и в печати только одной стороной – наступающей, разрушительной, широко открывающей ворота для серости, честолюбцев, бесталанных гениев, фальшивых якобинцев... Я бы определил нынешнее состояние русской литературы как положение, создавшееся в июле 1941 г., когда прогрессивные силы, оказывая неорганизованное сопротивление, отступали под натиском таранных ударов цивилизованных варваров, ударов, рассчитанных на уничтожение великой культуры. Если это наступление не будет остановлено и не наступит Сталинград, то национальные ценности, ставшие гордостью народа, будут опрокинуты в пропасть»[58].

Обсуждения шли открыто, но все чаще и чаще нам представляли крайние точки зрения. Советскую культуру 60 – 70-х гг. мне приходилось еще давно сравнивать с тщательно протертой и лишенной любых приправ однообразной пищей, которую давали всем нам подчас даже принудительно. Между тем для нормального развития общества ему нужна не только здоровая, но и разнообразная духовная пища. Но уже в 1987 г. начинала проявляться другая тенденция – чрезмерное обилие разного рода острых блюд. Отчасти это было понятно: в культурном пространстве страны накопилось очень много нереализованных проектов. Никто не мешал работать в это время и деятелям консервативного направления, но от них уходил теперь как зритель, так и читатель. Когда на экраны страны вышел фильм режиссера Н. Бурляева «Лермонтов», кинотеатры пустовали. Неудача сопутствовала и выходу на экран двухсерийного фильма Сергея Бондарчука «Борис Годунов». Западные фирмы расторгали контракты на покупку этого широко разрекламированного фильма. «Есть фильмы, которые скучно смотреть, – писал один из кинокритиков. – Но «Борис Годунов» – это фильм, на который скучно даже писать рецензию».

В середине 1987 г. мы смогли прочесть знаменитые, но неизвестные нам дотоле романы и повести Андрея Платонова «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», написанные еще в конце 20-х – начале 30-х гг. Начала открываться для советского читателя и русская эмигрантская литература. Вышли в свет книги И. Бунина, И. Северянина, А. Белого, А. Ремизова. Появились в печати рассказы Евгения Замятина, стихи и очерки Владислава Ходасевича, Георгия Иванова, Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. Вышло в свет и несколько романов Владимира Набокова.

Конечно, главной тенденцией, которая прослеживалась в 1987 г. в советской культуре, было прямое и косвенное наступление на сталинизм и порядки сталинизма. Сигналы на этот счет шли и из ЦК КПСС. На многих совещаниях главных редакторов и руководителей творческих союзов с поддержкой критического направления в культуре выступал чаще других новый член Политбюро и секретарь ЦК КПСС А.Н. Яковлев. Но и Михаил Горбачев несколько раз вполне определенно высказался по поводу преступлений Сталина и его режима. «Иногда утверждают, – говорил Горбачев на октябрьском Пленуме ЦК КПСС, – что Сталин не знал о фактах беззакония. Документы, которыми мы располагаем, говорят, что это не так. Вина Сталина и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония огромна и непростительна. Это урок для всех поколений»[59].

Критическое наступление на сталинизм, начавшееся в 1987 г. через образы в кино, в театре, в художественной литературе, было продолжено летом и осенью этого же года в сотнях публицистических выступлений, статей, очерков, рецензий, в письмах читателей. Все более острыми становились советские газеты и журналы – как «толстые», так и «тонкие». Из журналов наибольшей активностью и даже некоторой агрессией отличался журнал «Огонек». Интересна была «Смена», а также приложение к газете «Известия» – «Неделя». Из газет наибольшей критической активностью отличались «Московские новости» и «Литературная газета». Мы узнавали многие подробности, связанные с террором сталинских лет, и новые имена жертв. Печать широко отметила 100-летие со дня рождения Николая Вавилова, классика советской биологии, умершего от голода в 1942 г. в одной из тюрем. Узнавали мы и новые подробности о судьбе таких погибших во времена Сталина людей, как Михаил Кольцов, Николай Вознесенский, Алексей Кузнецов. Газеты писали и о палачах, и не только о Н. Ежове или Л. Берии. Журнал «Наука и жизнь» подробно рассказал о зловещей роли Льва Мехлиса в судьбе военных кадров и подчиненных ему в 1941 – 1942 гг. армий. «Литературная газета» опубликовала большой очерк о А.Я. Вышинском, главном государственном обвинителе на фальсифицированных судебных процессах 1936 – 1938 гг. Аналогичные публикации начали появляться и в таких газетах и журналах, как «Искусство кино», «Театр», «Советская культура», «Аргументы и факты», «Известия», «Правда». С протестами против разоблачения сталинизма в 1987 г. выступал, пожалуй, только журнал «Молодая гвардия».

Тематика критических материалов расширялась, и речь шла теперь не только о репрессиях 30-х гг. Под вопрос ставились разумность и целесообразность всей аграрной политики сталинского руководства в 1927 – 1928 гг., отказ от политики НЭПа, политика раскулачивания и сплошной коллективизации. Стала более критической и глубокой и наша «деревенская» литература. В романах Василия Белова и Бориса Можаева мы видели картины бессмысленного и жестокого разрушения производительных сил в деревне на рубеже 30-х гг., уничтожение наиболее продуктивных хозяйств, произвол властей и разорение крестьянства, нищету и голод в деревне. Ставилось под сомнение и само понятие «кулачество», как оно было сформулировано в 1929 г. Журналист Лев Воскресенский предлагал исключить из школьных программ по литературе изучение романа Михаила Шолохова «Поднятая целина», так как в этом романе оправдывалась именно сталинская интерпретация коллективизации и раскулачивания[60].

Важным событием в этой антисталинской кампании стала полная реабилитация большой группы экономистов-аграрников – А. Чаянова, Н. Кондратьева, Л. Юровского и других, которые были осуждены в 1929 – 1930 гг. по клеветническим обвинениям и погибли в лагерях и в ссылке. Не будучи коммунистами, эти экономисты, среди которых были и выдающиеся ученые с мировой известностью, пытались доказать огромные возможности индивидуального крестьянского хозяйства в сочетании с различными формами снабженческо-сбытовой, производственной и кредитной кооперации. Эти ученые критически отнеслись к сталинской политике в деревне и поплатились за это жизнью. Осенью 1987 г. в советской печати в разной связи стали упоминаться и имена Николая Бухарина и Алексея Рыкова без прежних отрицательных эпитетов. Становилось очевидным, что и реабилитация главных деятелей «левой» и «правой» оппозиций 20-х гг. не за горами. Широкий отклик в обществе получила начатая газетой «Известия» публицистическая кампания с требованием пересмотреть сохранившееся еще со времен Сталина недоверие и замалчивание судьбы миллионов бойцов и командиров, попавших в плен или пропавших без вести в годы Второй мировой войны. Это было непонятно в любой цивилизованной стране, но в Советском Союзе миллионы воинов, оставшихся безвестно лежать на полях сражений, прошедших через плен или погибших в плену, не были вообще внесены в официальные списки участников Отечественной войны. Судьбу этих людей не изменила и установка в Москве у Кремлевской стены памятника Неизвестному солдату в 1967 г.

Наступление на сталинизм шло в 1987 г. в литературе и искусстве, в публицистике, в газетах и еженедельниках, но не в профессиональных журналах по истории или по другим общественным наукам. Из всех известных историков только несколько человек – академик А.Н. Самсонов, член-корреспондент П.В. Волобуев, а также В.Д. Поликарпов – поддержали антисталинскую кампанию. Растерянность царила и среди преподавателей высшей и средней школы. Все прежние учебники уже не подходили для занятий, а новых учебников в вузы и школы не поступало. Большая учебная книга «Русь советская: 1917 – 1987», которая появилась весной 1987 г. на прилавках магазинов, была весьма необычной. Со страниц этой книги, в составлении которой приняли участие почти все ведущие историки Союза, исчезли имена не только Сталина и Хрущева, но также Брежнева и Черненко. Кроме имен Стаханова и Гагарина, здесь чаще всего можно было встретить имена Ленина и Горбачева. Публицистика 1987 г. не оставляла без внимания и текущие проблемы советской жизни. После июньского Пленума ЦК КПСС здесь начали явно доминировать темы экономики, проблемы сочетания социализма и рынка. Немалое внимание уделялось проблемам здравоохранения и народного образования, экологии и молодежной политики, атомной энергетики и партийной жизни. Резкой критике подвергались работа милиции и прокуратуры, судебных органов и адвокатуры, разные системы отбывания наказания. Появился ряд критических очерков о работе психиатрических лечебниц. Начала публиковаться ранее неизвестная нам статистика – о количестве автомобильных аварий, о смертности среди рожениц, о распространении наркомании и венерических заболеваний, о проституции и преступности. Привлекали внимание общественности статьи о злоупотреблении властью и коррупции.

Но начинало расти и сопротивление такому расширению гласности. К журналу «Молодая гвардия» все чаще и чаще стали присоединяться и некоторые другие журналы: «Работница» и «Крестьянка», «Москва» и «Звезда». Даже «Правда» опубликовала в августе 1987 г. большую статью Б. Ткаченко «Родина дана нам один раз», в которой автор решительно протестовал против потока «очернительских» статей в печати. «Невольно задумываешься, – писал автор, – не дискредитируется ли тем самым история Родины – трудная, временами неимоверно тяжелая, трагическая, но и беспримерно героическая?.. Негоже подходить с мерками сегодняшнего дня к той чрезвычайно сложной, запутанной и трудной внешней и внутренней обстановке, которая сложилась в Советском Союзе в 30 – 40-е гг.»[61].

Новый, 1988 г. начался и новой атакой на сталинизм. Журнал «Новый мир» объявил о публикации романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Как известно, этот роман был удостоен Нобелевской премии за 1958 г. Но он был опубликован только за границей, а у себя на родине автор был предан остракизму и исключен из Союза писателей. Но теперь Б. Пастернак был посмертно восстановлен в ССП, и мы могли прочесть опальный роман, даже без большого волнения. Журнал «Октябрь» начинал 1988 г. публикацией книги Дмитрия Волкогонова «Триумф и трагедия» (Политический портрет И.В. Сталина). Ее автор, генерал-полковник и директор Института военной истории, занимавший еще недавно высокий пост в Политуправлении Советской Армии, вводил в оборот немало важных и неизвестных нам документов и свидетельств из труднодоступных для рядового историка архивов. Также в журнале «Октябрь» началась и публикация романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» – романа, о котором давно уже ходили разные слухи и текст которого считался утраченным. Было известно, что еще в конце 1960 г. этот роман был предложен редакции журнала «Знамя», однако он был вскоре «арестован». Специальные оперативные группы КГБ почти одновременно изъяли текст романа у автора и всех его друзей, а также из редакции журнала «Знамя». Были изъяты все черновики, а также архив писателя. В. Гроссман умер в 1964 г., не выдержав оказанного на него давления. Организатор этой травли, секретарь ЦК КПСС М. Суслов, говорил, что роман «Жизнь и судьба» можно будет опубликовать лишь через 200 – 300 лет.

Журнал «Знамя» начал 1988 г. публикацией пьесы Михаила Шатрова «Дальше... дальше... дальше!». Оживились и республиканские журналы. Рижский журнал «Даугава» объявил о публикации романа-хроники Евгении Гинзбург «Крутой маршрут». Мы знали этот замечательный роман по спискам, ходившим в «самиздате». Менее известен был труд бывшего чекиста Сурена Газаряна «Это не должно повториться» – о страшных репрессиях 30-х гг. в Закавказье. О публикации мемуаров С. Газаряна объявил журнал «Литературная Армения».

Поддержка читателями политики гласности отражалась и на результатах подписки на 1988 г. В то время как более осторожная «Правда» потеряла в 1988 г. миллион подписчиков, более смелые «Известия» приобрели 2,5 миллиона новых подписчиков, «Литературная газета» увеличила число подписчиков на 700 тысяч человек, а небольшая еженедельная газета «Аргументы и факты» увеличила свой тираж с 3 до 9 миллионов экземпляров! Журнал «Дружба народов», опубликовавший роман «Дети Арбата» и объявивший о его продолжении, поднял свой тираж со 150 до 800 тысяч, а «Новый мир» всего за один год увеличил число подписчиков с 500 до 1 миллиона 150 тысяч – это был рекорд для наших «толстых» литературных журналов. Значительно возрос тираж журналов «Знамя», «Октябрь», «Огонек». И в то же время остался прежним или уменьшился тираж литературных, политических и исторических журналов, придерживающихся консервативной ориентации. Это был своеобразный читательский референдум, с результатами которого трудно было не считаться, хотя они пугали как многих партийных чиновников, так и многих деятелей культуры консервативного направления. Они пытались отвечать, но даже голос таких влиятельных еще недавно писателей, как Георгий Марков и Петр Проскурин, был почти не слышен.