Эгофутуризм
Эгофутуризм
1. Не в первый раз (и не в последний, вероятно) приходится нам отвечать на вопрос:
— В чем сущность и заслуга эгофутуризма?
И наши критики, не дожидаясь ответа от молчаливых «сосьетеров» нового течения, пытаются отыскать сами эту «таинственную» сущность.
Ищут и не находят, — задача, по-видимому, нелегкая, — приходится втиснуть в рамки устойчивости вечно движущуюся, нетленную Струю Овчей Купели.
Но все же постараемся и мы проникнуть в ее изменчивую глубину, сделаем попытку запечатлеть фазы ее переливов.
2. Как принять растяжимое слово «эгофутуризм»? Как постигнуть это широкое «Я — Будущее»?
Нашим критикам угодно принимать его как «Меня оценят и признают в Будущем», «Будущее мое, за мной». Однако почему же Будущее именно за эгофутуристами? Ведь Будущим обязан жить каждый индивидуум, не говоря уже об артисте.
Ведь все «живут». «Живут» прошлым, настоящим, будущим. В прошлом нет жизни. Им не живут — доживают.
Настоящему присуща буржуазная спячка, именуемая в житейском обиходе спокойной, трезвой жизнью.
Все-таки и на кладбище прошлого и на болоте настоящего яркими, быть может, нездоровыми, опасными огнями вспыхивает Будущее.
Говорим — нездоровыми для трезвых благонамеренцев, заранее предугадывая радостные вопли наших книжных репортеров («критики» то ж), разжевывавших все, что угодно, и подавившихся (эго) футуризмом. (Беда с катаральными желудками, привыкшими к приличной тепленькой стряпне!)
В какой неописуемый восторг должны прийти эти господа, узнав, что (слабые пока еще) маяки Будущего — нездоровые огни.
Что же делать, если все, неукладывающееся в благопристойный «шар» господина Буржуа, нездорово и сумасшедше.
Эгофутуризм прессой так и принят: — «Сумасшествие»!
Просмотрите все периодические издания России за 1912–1913 гг. и вы не найдете буквально ни одного самого захудалого листка, который бы не посвятил для эгофутуризма пяток-другой «сумасшедших», «идиотов» и т. д.
Оставим, однако, эту оценку на совести и порядочности нашей прессы (если таковые есть у нее). Прессе ведь «лучше знать»! «Критике» также.
Раз первой нравится роль жвачного лгуна и шулера, то отчего второй не выдавать свою безмозглую болванку за череп психиатра?
Итак, наш толмач для публики — пресса приняла эгофутуризм («сумасшествие!») за «Я — Будущее»! Не правда ли, как глубоко, проникновенно и как… обычно!
Никто из наших компетентных братцев Александров и Владимиров не знает, что эгофутуризм появился необычно, — это была «нечаянная радость» поэта (Игоря Северянина), которого в бытность его эгофутуристом поносила поголовно вся наша «критика» и теперь лишь, за спиною Брюсова и Сологуба, вежливо просит:
— Добро пожаловать!..
Это тоже одно из характернейших явлений нашей «материальной этики»!
Уста, хулившие и плевавшие, прикладываются к ручке новоявленного патент-таланта, лишь чуть подул противный ветер.
Вот единственное доказательство «галиматийности и смехотворности» эгофутуризма, которое мы можем представить.
Нам скажут:
— Эгофутуристы лишились своего «лидера».
Да, Игорь Северянин печатно отказался от эгофутуризма, но отказался ли от него эгофутуризм, — это вопрос.
Мы не хотим сказать, что эгофутуристы ждут «второго пришествия» Игоря Северянина. Двери Возврата закрыты для него навсегда. Их нет уже, они замурованы и в то же время выше явлен новый вход — он не для бывших. Да, и Игорю Северянину не чувствуется необходимости в этом входе:
— Мавр сделал свое дело!
Северянин оборвал нить своего Эго-Северянизма, ибо тот эгофутуризм, который был до ухода «мэтра» «школы», — есть только Эго-Северянизм.
3. Следовательно:
«Эгофутуризм» (1911–1912 года) есть «Я (Северянин) — Будущий», хотя целые четыре фамилии вершили «скрижали» «Академии Эго-Поэзии»:
«Предтечи»: 19 Ego 12 К. М. Фофанов и Мирра Лохвицкая.
I. Восславление Эгоизма:
1. Единица — Эгоизм.
2. Божество — Единица.
3. Человек — дробь Бога.
4. Рождение — отдробление от Вечности.
5. Жизнь — дробь вне Вечности.
6. Смерть — воздробление.
7. Человек — Эгоист.
II. Интуиция. Теософия.
III. Мысль до безумия. Безумие индивидуально.
IV. Призма стиля, реставрация спектра мысли.
V. Душа — истина.
Ректориат:
Игорь Северянин,
Константин Олимпов (К. М. Фофанов),
Георгий Иванов,
Грааль-Арельский.
Скрижали не говорят нам ничего нового. То же общее в литературе покорство, от коего не спасся даже теософ Игорь Северянин, ибо поскольку он талантлив, даже гениален как поэт, постольку он и его коллеги скверные богоискатели.
И если из его поэзы «Рядовые люди» мы черпаем одно лишь ценное указание на семена к признанью эго-бога (ноябрьские 1912 г. — доктрины Игоря Северянина), то из скрижалей можно взять с скрепленным сердцем только что «эгофутуристы 1912 г.» (будем звать их эго-северянистами в отличие от эгофутуристов Ассоциации 1913 г.) признают: a) восславление Эгоизма; b) Интуицию-Теософию; c) душу в качестве Истины и d) Мысль до Безумия, ибо лишь Безумие (в корне) индивидуально и пророчественно.
4. Игорь Северянин отряс от себя свои «дурманы» и «мэтрство» («Мой мозг прояснили дурманы»… «Не ученик и не учитель»…), — но они дороги ему и близки.
Иначе он не поместил бы весь цикл «Эгофутуризм» в своей первой настоящей книге «Громокипящий Кубок».
Здесь собраны лучшие вещи его, писанные в период остракизма, безукоризненные и бальмонтно-солнечные — «до восторга».
Не потому ли и боимся мы, что кубок Северянина выпит до дна, о чем боялись его покинутые соратичи?! («Засахаре Кры». У. — «Петербургский Глашатай», 1913).
Возможно, что в прологе «Эгофутуризм» говорят два «будущих я» (Северянина):
a) Северянин, прежний поэт, печатающийся с 1903 г., но обретающий известность лишь в 1911 году, когда он «прогремел на всю Россию и когда его уже приветствуют», хотя и «порой» только.
b) С уверенностью следует согласиться с откровением Игоря Северянина, предвидящим в 1911 г. «грядущего Поэта» (т. е. себя), который
— близок! Близок!
Он запоет, он воспарит!
Всех муз былого в одалисок,
В своих любовниц превратит.
И который, действительно, покорил литературу через два года, в 1913 году, изданием в приличном «Грифе» своих поэз.
5. Только тот поэт — Поэт, во власти коего ключи к вратам Грядущего.
Только тому критику принадлежит право на этот титул, если он ищет в мусорной куче запыленные таинственные гроздья жемчуга и не боится их признать за таковые.
И только те издания — Издания Нового, Несказанного, кои являются органами отверженных и гонимых индивидуалистов (каждый талант индивидуален).
Игорю Северянину приходится закрыться в своем издательстве с 1913 г. У него три тома поэз. И лишь за то, что он прогрессировал, пытался сказать новое слово, только за то, что «шел своей дорогой», — его замалчивала и травила круговщина.
Найти ли тут издателя, который дал бы возможность поэту выступить перед широкой аудиторией?!
Хорошо еще, что Северянин — эгофутурист. Он верует, он ломит судьбу — ему приходится быть «волком» («Я — волк, а критика — облава»), хорошо еще не выть — другой на его месте давно бы взвыл и отправил бы и себя и свое творчество ad patres.
Ноябрьские «доктрины» Северянина дали новость — междоусобицу между ним и Олимповым.
Все пункты «доктрин», кроме объединения контрастов («признание эго-бога»), являются популяризацией, разжижением квинтэссенции — «скрижалей».
Самые слабые места эгофутуризма — заимствования и веянья.
Вряд ли нужно оспаривать влияние западных футуристов на русских «вселенцев».
Несомненно, что русский эгофутуризм (как слово и творчество) — плод западных веяний.
Но, вопреки принятому мнению, влияние итало-французских футуристов на эго-северянистов не велико. Зато заметны их симпатии к Америке.
«…Не знаю скверных, не знаю подлых:
все люди правы».
«…Я презираю, благословляя»…
Это — Северянин.
Сравните:
— «…Корни всего, что растет, я рад и готов поливать».
Это У. Уитмана, канонизованного г. К. Чуковским в первого футуриста и которого, как и Эмиля Верхарна, итало-французские футуристы считают лишь предтечей.
В прозе эго-северянистов (a. № 2 «Петерб. Глашатай», 1912; b. «Оранжевая Урна», 1913) влияние Уитмана более чем неоспоримо…
Северянин и Олимпов завели полемику.
Оба работали, оба наговорили в манифестах друг другу дерзостей и разошлись в разные стороны.
Казалось, тому хрупкому, несформировавшемуся «нечто от футуризма» грозит падение: Северянин ушел, Олимпов, как оказалось, почти не продуктивен.
Эгофутуризму суждено было вспыхнуть под видом Интуитивной Ассоциации, объединенной «Грамотой»:
I. Эгофутуризм — непрестанное устремление каждого эгоиста к достижению возможностей будущего в настоящем.
II. Эгоизм — индивидуализация, осознание, преклонение и восхваление «Я».
III. Человек — сущность. Божество — тень человека в зеркале Вселенной.
Бог — природа. Природа — Гипноз. Эгоист — Интуит. Интуит — Медиум.
IV. Созидание Ритма и Слова.
Ареопаг:
Иван Игнатьев.
Павел Широков.
Василиск Гнедов.
Дмитрий Крючков.
От северянинского эгофутуризма остались лишь буквы, вывески, — в них зажила новая энергия, иной силы и окраски. Вместо вялого северянинского всеоправдания («Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею»), затрепетал новый лозунг:
— Борьба!
Разве жизнь — не сплошная борьба?
Даже в нашей крови ведут непримиримую борьбу вечные враги — кровяные шарики, и не будь этой борьбы — тело умерло бы.
Игорь Северянин «верил», но вера без дел мертва: его поэзные брошюры — залпы по мусору «опушки». С одною «верою» он остался бы и посейчас на прежнем месте, писал бы заурядные стишки — и не было бы: воспрославленного «мэтра», хотя эго- (или какой другой) футуризм пришел бы и без него рано или поздно.
6. Эгофутуризм — живое, а не мертворожденное дитя.
Он произведен на свет естественным путем в то время, как к рождению всяческих «акмеизмов» созван был «сбор всех частей».
Когда Игорь Северянин творил свой эгофутуризм, он менее всего думал о нем и его судьбе. Для поэта-«гения» «несносна поступь бездушных мыслей, как зола».
Не являют ли собою такую золу «акмеисты».
Замыслы бывшего «цеха поэтов» более чем ясны. Горсточке художников, половина коих люди с именем, угрожает опасность остаться за бортом. — Идут волны времени, близится очередной девятый вал. Испепелившуюся душу жгут неостывшие еще угли желания бытия. Необходимо, во что бы то ни стало, воспламенить их хотя бы искусственным способом.
Куда и как полетит бедный Пегас в акмеистской узде?
Риск очутиться в разрушенных конюшнях реализма сильнее неприятности попасть в «озеро-замок» эгофутуризма.
Назад — вперед? Назад — вперед? — и будешь качаться на одном месте.
И Игорь Северянин, и эго-северянисты, и эгофутуристы «непосредственно сумеют познать неясное земле», «прийти к снегам недоступных вершин»[18], ибо в них «юное вдохновение и отсутствие рабов»[19].
Непосредственность и непрестанность их оценены по достоинству более поздней московской «кубофутуристической» «фракцией», намеревающейся «идти слепо, без цели, идти в неизвестное, отдавшись свободному исполнению»[20].
Московские футуристы делают вид слепых.
Не они ли громогласили, что «каждый должен изобрести свою грамматику, дабы оставить после себя свой собственный отпечаток».
Правда, у них зоркие и осторожные поводыри, великолепно сознающие, что их задача выполнима только тогда, когда глаз их будет открыт для одного — именно для своего Ego — Я.
7. Насколько подвинулись мы в самосознании, красноречивит брошюра дра Е. П. Радина: «Душевное настроение современной учащейся молодежи».
«…Оказывается, — ужасается критик „Современного Мира“ (№ 4, 1913), — что почти половина современного студенчества (47,7%) должна быть причислена к индивидуалистам».
Сейчас мировой прогресс беременен социализмом, и задача всех не препятствовать благополучному разрешению процесса. Ибо следующим братом новорожденного будет анархизм.
Было бы очень… наивно удивляться возникновению в Европе и у нас (эго)футуризма.
Он, как и всякое литературное течение, — «знамение времени», которое грядет.
Давайте же посмотрим достижения эгофутуристов.
Футуристы итало-французские имеют своею задачею современность и механичность творчества.
Ничего подобного мы не находим у Игоря Северянина. Отбросив его полонезы, канцонетты и вальсирующие фетовским па поэзы, мы найдем у него иногда современность тонко и остро переданную, но с малым оттенком «Ego», ибо темы Игоря Северянина старые, и лишь в некоторых (преимущественно в тех, кои мы слышали, а не читали) есть доза и «эго» и «футуризма» (как такового). Не знаем, какая судьба ждет эти opus’ы Северянина. С эгофутуризмом официально порвано, автор их идет теперь в «застенчивые долы», и, быть может, поэтому путь его сольется с путем «акмеистов-первобытников».
«Порывисто», «безразумно нейдут и остальные эго-северянисты» (двое из них, Георгий Иванов и Грааль-Арельский, ушли в «акмеизм»). Иванов — худосочная копия М. Кузмина и Блока, Арельский — Северянина, Лохвицкой — И. Эренбурга. Они вовремя осознали свою эгофутурную неуместность и поступили дипломатично и не бесполезно для себя.
8. Эгофутуризм как эгофутуризм возникает лишь на «могиле» Северянина — эгофутуриста.
За Ассоциацией мы можем указать заслуги:
а) Движение и игнорирование темы в прозе.
б) Обновление и игнорирование метра стиха.
в) Сдвиг в области рифмы.
г) Эго-призму.
д) Современность и
е) Механичность.
Все вышеперечисленное взято нами в усечении приблизительности, ибо opus’ы эгофутуристов, вследствие своей «массивности», трудно разлагаемы.
Движение в прозе мы можем проследить в opus’е И. В. Игнатьева «следом за»… («Бей, но выслушай!», «Петерб. Глашатай», 1913).
…сердце простужено Подождите вы меня узнаете скорей бы счет Падает Как в лифте ехать или не. Хочу Отдаться. Доминику; Пишешь пишешь, а денег не платят Скажите, какая птица и нашим и вашим зажгите электричество — «Всецело Ваш» не думает. мне известно он открещи порода дает себя «Витязь»!!! Виязь Wi барышня будьте пожалуйста четыреста Шопенгауэр в шагрене сорок четыре двадцать девятять двадцать десять двадцать одиннадцать двадц…
Достаточно? Сдачи не надо…
Игнорирование темы иллюстрируется Василиском Гнедовым, большим мастером в области эгофутуристической прозы.
На возле бал
Слезетеки невеселий заплакучились снотекивой борзо гагали березям веселячьи охотеи Веселодчем сыпало перебродое грохло. Голоса двоенились на двадцать кричаков…
Где-то, кажется в «Обзоре печати» «Нового Времени», заметили по поводу участия В. Брюсова и Ф. Сологуба в эгофутуристических сборниках:
— «Старички-символисты торопятся ухватиться за штанишки юнцов эгофутуристов».
Эгофутуристами, наверное, и не отрицается преемственная связь между ними и символистами.
Северянин экзотичен по Бальмонту, И. Игнатьев к Гиппиус, Д. Крючков к Сологубу, Шершеневич к Блоку, подобно тому как их собратья-москвичи («кубофутуристы») Д. Бурлюк к Бальмонту — Ф. Сологубу, Маяковский — к Брюсову, Хлебников — Г. Чулкову.
Присяжная критика наша спрашивает и не видит заслуг эгофутуристов.
Вот две поэзы В. Шершеневича:
Толпа гудела, как трамвайная проволока,
И небо вогнуто, как абажур…
Луна просвечивала сквозь облако,
Как женская ножка сквозь модный ажур.
И в заплеванном сквере среди фейерверка
Зазывов и фраз, экстазов и поз, —
Голая женщина скорбно померкла,
Встав на скамейку, в перчатках из роз.
И толпа хихикала, в смехе разменивая
Жестокую боль и упреки, — а там
У ног, — копошилась девочка сиреневая,
И слезы, как рифмы, текли по щекам.
И когда хотела женщина доверчивая
Из грудей отвислых выжать молоко,
Кровь выступала, на теле расчерчивая
Красный узор в стиле рококо.
«Всегдай». 1913. «Петерб. Глашатай».
Год позабыл, но помню, что в пятницу,
К entr?e подъехав в коляске простой,
Я приказал седой привратнице
В лифте поднять меня к Вам в шестой.
Вы из окна, лихорадочно фиалковая,
Увидали и вышли на верхнюю площадку;
В лифт сел один и, веревку подталкивая,
Заранее ласково снял правую перчатку.
И вот уж когда, до конца укорачивая
Канат подъемника, я был в четвертом, —
До меня донеслась Ваша песенка вкрадчивая,
А снизу другая, запетая чертом, —
И вдруг застопорил, вдруг лифт привередливо,
И я застрял между двух этажей,
И бился, и плакал, и кричал надоедливо,
Напоминая в мышеловке мышей.
А Вы все выше уходили сквозь крышу,
И черт все громче, все ярче пел,
И только одну его песню я слышал
И вниз полетел.
(Ibid.)
В этом же «Всегдае» находим небольшую статью, посвященную «новой рифме»:
«— До сих пор были в обращении следующие созвучия стихов:
1. Мужские (ямбические) — ударение на последнем слоге (Доска — тоска.)
2. Женские (хореические) — ударение на предпоследнем слоге. (Индеец — гвардеец.)
3. Дактилические — ударение на третьем от конца слоге. (Холодная — природная.)
4. Гипердактилические — ударение на четвертом слоге от конца. (Томительного — упоительного.)
5. Белые (или чужие.)
6. Дактило-хореические. (Ария — тротуаре.)
7. Внутренние. (З. Гиппиус, „Неуместные рифмы“.)
8. Передние. Как контраст тривиальным, задним рифмам. (Ibid.)
9. Тавтологические. (Улыбаюсь — стен — улыбаюсь — измен.)
10. Полурифмы. (Полубелые рифмы.) а — в — с — в, а — в — а — с.
11. Ассонансы. (Надсон — признаться.)
12. Диссонансы. (Театр — перламутр — пюпитр — смотр — лютр.)
По подразделениям: а) Синонимы; б) Однокоренные рифмы; в) Глагольные; г) Существительные; д) Прилагательные; е) Составные („спайные“); ж) Монотонные. (Одну — сну — волну, etc.)».
В отпечатанной на днях эго-футуристической эдиции (И. В. Игнатьев. «Эшафот», издание «Петерб. Глашатай», 1913) автор придерживается, очевидно, следующей системы:
Гласные рифмы: глаза — ее — огни — Mimi — добро — какаду — мы — оне — мэмэ — юлю — дитя.
Согласные рифмы: рак — брег — их; лап — хлеб — сив — иф; бежат — сыроед; дурач, мураш, пращ, еж; час — плац — желез. (Гортанные, губные, зубные.)
Любое из этих слов может рифмоваться с любым своим соседом.
Кроме сего, рифмуются между собою «плавные» буквы:
м — н — л — р:
нам — озон; ель — дар.
А также «твердомягкие» гласные:
глаза — дитя
добро — ее
какаду — юлю
мы — огни (Mimi).
Богатый материал для перетасовки дают «дифтонги» (независимо от метра стиха): рай — дорогой — струй — дальний — эй — лентяй — горюй. (При условном же метре «дифтонги диссонансят».)[21]
Это уже значительное полевение эго-футуристов.
«Кривую» прогрессирования можно проследить по очередным сборникам «Петербургского Глашатая»:
a) газета «Петербургский Глашатай» (№№ 1 и 2) и
b) альманахи: «Оранжевая Урна», «Стеклянные Цепи», «Орлы над пропастью» — это пробег аэроплана «Эгофутуризм» перед полетом, который открывается альманахом «Дары Адонису» и последующими: «Засахаре Кры», «Бей! — но выслушай!» и «Всегдай».
Ко второму периоду относятся и две книжки Василиска Гнедого: «Гостинец Сантиментам» (Ритмеи) и «Смерть Искусству» (15 поэм с предисловием И. В. Игнатьева)[22].
— Разве не ясна была для каждого искусстца агония настоящего прошлого и пошлого? — спрашивает предизатор.
— Разве все не в напряжении к последнему биению пульса его?..
Искусство дня умерло…
Умер «Театр», умерла «Живопись», умерла «Литература».
Умерла скопная жизнь.
Люди, превратившие искусство и жизнь в жратву, хлопочут вкруг пугающего их одра искусства, (а затем и жизни), — но кислород, но возбуждающие снадобья их лишь ускоряют ждутный миг…
Каждому искусстцу льстит приятие последнего воздуха, и уже в преддверии конца не одна мазурницкая глотка крикала:
— Я, только я, первый принял последнюю искру жизни. Я! Я!!! Я воздвиг последнюю ступень, я перекинул трапы с Галеры Вчерашнего на Аэроплан Сегодня… Я!!!
Слово подошло к пределу. Оно утонченно до совершенства. Запутанный клубок человечьих психопертурбаций разматывается младенчески легко на катушке современного словства.
Штампованными фразами заменил человек дня несложный словообиход. В его распоряжении множество языков, «мертвых» и «живых», со сложными, литеросинтаксическими законами, вместо незамысловатых письмен Первоначалья.
Когда человек был один, ему не нужно было способов сношения с прочими, ему подобными существами. Человек «говорил» только с Богом[23], и это был так называемый «Рай».
Никто не знает эту пору, но мы не знаем, будем ли и впредь в незнании ее.
Человеком постигнуты земля, вода, твердь, но не вполне.
Раскроются они полностью, — и неизвестное падет пронзенным от меча, узная, и, может быть, вернется человеку «потерянная горнесть».
Пока мы коллективны, общежители, — слово нам необходимо.
Когда же каждая особь преобразится в объединиченное Ego — Я, слова отбросятся самособойно.
Одному не нужно будет сообщения с другим.
…Человеческая мембрана и теперь способна знать и откликаться зовам неизвестных стран.
Интуиция — недостающее звено, утешающее нас сегодня, в конечности спаять круг иного мира, иного предела, от коего человек ушел и к коему вновь возвращается. Это, по-видимому, бесконечный путь естества.
Вечный круг, вечный Бог — вот самоцель эгофутуриста. «Жизнь» для них — «Ожидание» («Всегдай»), в котором он плачет, как «неутешаемый вдовун». И когда ступени пройдены — «восток молитвенно неясен и в небе зреющий пожар», поэт эгофутурист «ждет», но не отдыха, а «нового зодиака», который начертит неведомое кудесницам, радостный, бодрый новою бодрью:
Я снова в верте верных чудищ
И транс-планетных кораблей
Несусь вперед Границей Будищ…
«Бей, но выслушай!»
Одними из эгофутуристов делаются попытки к «объедининению Дроби», другими наша речь, так сказать, «стенографируется».
В «Бей» помещена «Мело-литера: графа», являющаяся первым дерзанием собрать «многое воедино».
«Читателю» (странно звучит здесь этот термин — читателю необходимо быть и зрителем, и слушателем, и, главное, интуитом) даны: слово, цвет, мелодия и схема ритма (движение), записанная слева.
«Стенографированию» же отведен весь сборник «Смерть Искусству».
Наиболее колоритны поэмы:
«Грохлит»:
— «Сереброй Нить — Коромысля. Брови».
Тут перед нами встает электризованный, продолженный импрессионизм, особенно характерный для японской поэзии.
«Поюй:
У —»!
И только? Только. Всего одна буква, заглавие и тире. Даже (ах, какой пассаж!) нет в конце точки.
Пусть объяснит предисловие:
«— Давно пора знать, что каждая буква имеет не только звук и цвет[24], — но и вкус, но и неразрывную от прочих литер зависимость в значении, осязание, вес и пространственность. Например, как много можно выразить одним лишь куценьким двусложением „Весна“. От буквы „с“ получается представление солнечности, буквой „а“ — радость достижения долгожданности и пр. — целая пространная поэма».
У каждого читателя притом может быть индивидуальное восприятие, ибо «современным творчеством предоставлена полная свобода личному постигу».
«…В словах pendant’ные составы, безукоризненные точности, тоновыразительность и характерность.
И каждый знает — это не конечность. Будущий, нескорый путь литературы — безмолвие, где слово заменится книгою откровений — Великой Интуицией».
9. Но есть ли пение современности (механическое — допускаем) — искусство будущего — футуризм. Бард современности — ни в коем случае — не «будущник», он «настоящник».
Чтобы быть поэтом будущего, нужно вещать.
И современные поэты стараются идти этим направлением. Вместо стихов, газелл, поэз, ритмей — являются «откровения».
Таким подзаголовком украшена книга Рюрика Ивнева, нужно полагать, эгофутуриста, так как два opus’а его помещены в «Всегдае».
Какое совпадение! «Откровения» Ивнева носят заголовок: «Самосожжение»[25], «единый правый путь» —
Отряхнуть время жизни разок
И губами к огню прильнуть.
Потому что:
Простерев к неземному руки,
Я пойму окончательный смысл.
Станут ясны прежние муки,
Станет ясно зарево числ.
В эго-футуризме «эго» больше, нежели «футуризма» (итало-французского).
Но все же в нем встречаем отсутствие адюльтера и механическое творчество. («Третий Вход», «Онан» — «Бей, но выслушай!»; «Гуребка Прокленушков» — «Дары Адонису».)
10. Вот пока все то, что нам удалось разглядеть в переливе «Овчей Купели». Он, конечно, не остановится на этом, ибо «события в жизни и деятельности наших эго-футуристов развертываются, по признанию г. Кранихфельда, с умопомрачительной быстротой».
В быстроте залог сознания силы, а чувство мощи и независимости от условий природы[26], проявляющееся в легком и непринужденном преодолении ее преград, заставляет художника вспоминать о свободных, необусловленных никакими преградами переживаниях его в момент озарения (т. е. интуиции — т. е. творчества. — Примечание наше).
Это чувство бессознательно влечет его к творчеству вновь и вновь.
Чтобы испытать свою мощь и независимость в наивысшей степени, художник, не останавливаясь перед теми преградами, которые ставит ему косная природа, еще и сам полубессознательно усложняет и увеличивает их…
Мечом творческого преодоления и творческой ненависти разрубаются кандалы природы.
Художник дает этому мечу имя — Красота; ученый называет свой меч — Истина…
Творя, человеческий дух сбрасывает временно иго природных законов необходимости. Сотворив, дав свое произведение, дух заражает им толпу.
И иногда, во время неожиданного интуитивного восприятия, под влиянием совпадения моего данного настроения с настроением творца в момент творчества, вдруг познаю я что-то значительное. Становится понятным и бессознательный протест творца, и дерзкое, свободное преодоление им косных законов природы; рождается уверенность в величии творческого духа человеческого, дерзнувшего вступить в бой с гигантом[27], «Безумству смелых» слагать гимны теперь не принято — теперь всеобще восхвалять умеренную, успокоенную осторожность.
Интуит становится трагиком, и тем трагичнее его судьба, что он идет на самосожжение во имя «Ego», ответственного за весь мировой «процесс», которое одно только «может по праву заявить: аз есмь»[28] («Я есмь, я свободный и гордый!»).
«Свободное творчество не совместимо с природой.
Истинно свободное в природе не естественно. Принцип естественного — это неизбежные законы природы. Принцип свободного — чудо, как нарушение этих законов — чудо, как протест против насилия природы»[29].
Но нам некогда помнить, что к чуду мы приходим лишь путем чудищ.
А ведь «эгофутуризм», несомненно, чудище для рабов необходимости.
«Произведение творческого духа человеческого — это жемчужина на раковине природы, болезненный, уродливый, с точки зрения природы, нарост. Но из-за него-то и ценна вся раковина.
Пусть растут жемчужины, пусть зальют всю раковину природы сплошной, несокрушимой, мерцающей жемчужной лавой! В мерцании этом — освобождение»[30].
11. Так восторженно восклицает эстет.
Господин же Буржуа, прочтя цитированные строки, добродушно промычит, пыхтя сигарой:
«Пусть!
Жаль только, что из этой раковины нельзя сделать портмоне для моей жены!..»
И. В. Игнатьев
Эго-футуризм. Изд. «Петерб. Глашатай». Послелетие 1913, Н.Новгород.