СЦЕНА 2
СЦЕНА 2
Кабинет Королева. За столом беседуют Королев и Каманин.
Входит Гагарин.
ГАГАРИН. Здравствуйте, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Здравствуй, здравствуй. Что ж не договорился с начальником? Встречает. Или дела разные?
ГАГАРИН. Я по поводу приема в отряд Кости Ветрова.
КОРОЛЕВ. Мы тоже об том говорили. Ты против?
ГАГАРИН. Я за.
КОРОЛЕВ. И мы за. Каманину. Кто же мешает?
КАМАНИН. Это не в моей власти сейчас.
КОРОЛЕВ. Что ж. Тогда беру его к себе. Он окончил институт, прошел все медкомиссии. Совершил, как мы и просили, более пятисот парашютных прыжков. Скоро будет набор в отряд из инженеров. Тогда зачислю и его.
КАМАНИН. С его характером правдоискателя ему надежнее военизироваться, и служить в Центре подготовки космонавтов.
КОРОЛЕВ. Загубите вы его со своим политотделом.
КАМАНИН. Сам прослежу и помогу ему. А вам еще долго будут противодействовать в создании отряда. У нас ведь не может быть двух путей развития... Вы же знаете... Да и Юрий Алексеевич мне поможет.
ГАГАРИН. Конечно, помогу.
КОРОЛЕВ. Обложили нас как волков флажками. За границей легче. Как считаешь, Юра?
ГАГАРИН. Да что вы, Сергей Павлович? Кому-то может быть и легче. А народу... Насмотрелся я. Особенно в Африке.
КОРОЛЕВ. Нашел с чем сравнивать. А вот меня в прошлом году впервые выпустили за границу. В Чехословакию. Должен признать, что дух свободы там не прикрыт. Глаза у людей открыты. Как считаешь, Николай Петрович? Ты же воевал в тех краях.
КАМАНИН. Сейчас другие времена. Но тебе виднее, Сергей Павлович. Ты же ученый. Копаешь глубоко. Да и с начальством... более высоким... общаешься. Оттуда все видно по другому.
КОРОЛЕВ. Боишься?... Да... Вот и мои коллеги. Лагеря прошли. Выкарабкались. А дух потеряли... Да и сам я, похоже, уже не тот. Не знаю, доживу ли до завершения своих планов... Как думаешь?
КАМАНИН. На здоровье вроде не жаловались. Посмотрел на Гагарина.
КОРОЛЕВ. Дипломат... Он все равно не поймет. Хотя с верхами общается больше меня.
КАМАНИН. А я битый. Хотя и знаю, что в вашем кабинете жучки почему то не выживают, но разговор предпочитаю прямой.
ГАГАРИН. Какие жучки?
КОРОЛЕВ. Завелись таракашки в последнее время. Смеется. Приходится и на это тратить научную мысль... А научно-техническая революция у чехов резвее идет. Надо признать. Главный упор на науку делают, хотя... тоже не все просто.
КАМАНИН. А не под их ли впечатлением, Сергей Павлович, вы в новогодней статье ни словом не упомянули о партии?
КОРОЛЕВ. Неужто, сам заметил?
КАМАНИН. Сам. Но у меня тоже интересовались – почему вдруг? ... Сказал, что не обратил внимания.
КОРОЛЕВ. Хитер. Учись, Юра. Тебе это даже очень надо.
ГАГАИН. О чем вы?
КОРОЛЕВ. Он тебе все объяснит. Объяснишь, Николай Петрович?... А теперь мне объясни. Вы с Юрой в последнее время написали несколько писем в ЦК и Совет Министров. Хотите стать хозяевами положения, загнав меня в угол?
КАМАНИН. Мы просто пытаемся реализовать наше видение развития космической программы.
КОРОЛЕВ. Вы предлагаете объединить ВВС с военно-промышленным комплексом, и забрать у меня власть и влияние в ракетно-космической тематике. А мне оставить только разработку.
ГАГАРИН. Сергей Павлович, мы же просто хотим чаще летать. Под нашим контролем заводы будут лучше работать. А ваши инженеры у нас готовиться не хотят. Это они хотят прибрать к своим рукам всю подготовку к полетам, считая, что военные летчики свою работу уже сделали. Теперь только инженеры нужны. Ну, вы же знаете эту историю!
КОРОЛЕВ. Мои помощники отрабатывают мои идеи, Юра. Тебя же в очередной раз используют в темную в борьбе со мной.
ГАГАРИН. Так объясните мне истину. Я понятливый.
КОРОЛЕВ. А я и так уже слишком много сказал. Ты пешка в борьбе за власть и влияние других.
ГАГАРИН. Я не пешка и никогда ею не буду.
КОРОЛЕВ. Ладно. Если Николай Петрович тебе и на этот раз ничего не объяснит, тогда приходи. Отвечу на все вопросы. Честно и без обиняков. Но разговор этот будет долгим и трудным.
КАМАНИН. В чем-то, может быть, вы и правы, Сергей Павлович. Но в основном, по моему, заблуждаетесь. Это вы никак не хотите отдать часть своих властных полномочий. Хотя сами уже не в состоянии удержать все в своих руках. И люди, и организации ведь тоже растут, развиваются. А вы не хотите этого замечать. Поделитесь. Вам же легче будет.
КОРОЛЕВ. Отдам, и развалится все к чертовой матери, генерал! А я хочу процветания нашей отрасли. Для этого должна быть единая техническая политика, единое производство, финансы. Единоначалие. Ведь вы в своей военной епархии не терпите вмешательства извне? А космонавтика это тоже уже целое министерство. Так и дайте нам самостоятельно развиваться, а не растаскивайте по кускам. Собирать потом будет труднее.
КАМАНИН. Что-то у вас не все складывается, Сергей Павлович. То дух свободы витает, то единоначалие. Или у вас для одного одно, для другого другое?
КОРОЛЕВ. Да, не поймем мы друг друга, а посему не будем нервы трепать. Будем доказывать свою правоту другими средствами и перед другими людьми.
КАМАНИН. Так и сделаем.
КОРОЛЕВ. У вас нет больше вопросов?
КАМАНИН. Нет.
КОРОЛЕВ. Вот и прекрасно. А насчет нашей беседы с генералом, Юрий Алексеевич... Мы с ним часто дискутируем, защищая свои ведомственные интересы. Привыкайте.
ГАГАРИН. Буду стараться. Но у меня есть свой вопрос.
КОРОЛЕВ. Слушаю.
ГАГАРИН. Мне совет нужен. Как ни странно, но я не могу помочь некоторым людям. Я могу достать кирпич для города, выбить фонды на строительство, устроить кого-то на лечение... Кто-то всегда берет ответственность на себя за такие решения. Я уже давно понял, какие вопросы, на каком уровне надо решать. Не трачу зря времени. Но вот судьбы людей... Кого-то незаслуженно осудили, кого-то преследуют... тут какая то стена. Моего авторитета хватает только на пустопорожние разговоры. И я никак не могу понять в каком месте дверь. Но ведь, Сергей Павлович, есть же какой-то выход? Вы прошли трудный жизненный путь... Куда стучаться надо?
КОРОЛЕВ. Кирпичи. Фонды... Все это в руках мелких царьков. И они любят оказывать милость мировым светилам вроде тебя. Это им ничего не стоит. А при случае и погреются у твоего огонька. Ты просишь тонну, а он под тебя десять выпишет. А стена... Смотрит на Каманина. Это твоя недоработка. Видишь, к чему приводит, если парню не объяснят что к чему.
КАМАНИН. Без меня втолковывают и посильнее. Только он у нас блаженный. Не воспринимает. А, если надавит посильнее, так можно и самому под молот попасть. За тобой фирмы, а за нами только наши погоны. Так что не обессудь. Я хочу тебя пережить... Ну говорил я с ним. И не один раз. Только он же не хочет понимать... Ладно, объясню еще раз. Более конкретно.
КОРОЛЕВ. Вот теперь я точно знаю, что сегодня у меня жучков нет.
ГАГАРИН. Я все-таки не совсем понимаю...
КОРОЛЕВ. Мы же договорились, что генерал тебе все объяснит. Этот разговор не двух минут... Если есть что-то конкретное ко мне...
ГАГАРИН. Да. Хотел попросить пописать несколько писем с просьбами. Я все подготовил.
КОРОЛЕВ. Нет, Юра... Спасибо, что обратился, но... пора бы тебе понять, что я поручик Киже. Власть все-таки у тебя с Николаем Петровичем.
ГАГАРИН. Да я уже замучил его просьбами. Хотел вас подключить...
КОРОЛЕВ. Ты помнишь, два года назад я лежал в больнице. Так, по мелочи... Неделю лежал. Измучился. А потом вы с Германом пришли ко мне в гости... Вторая неделя, до выписки стала для меня раем. Ну, не с тысячью удобств, но с сотней это точно. А ты говоришь – помоги... Кто и где знает К. Сергеева?!
КАМАНИН. Я поговорю с Юрой.
КОРОЛЕВ. Еще только одно... Юрий Алексеевич, не излагай свои мысли лозунгами. Не учи других тому, чего не знаешь сам. Учись. Учись. Учись. Показывает на полки, уставленные работами В. И. Ленина. В этом уж Ленин был точно прав. Именно он помог мне разобраться кто друзья, а кто враги. Их тоже надо хорошо изучать.
ГАГАРИН. Врагов? Кто они?
КОРОЛЕВ. Иногда, чтобы это понять требуется отдать жизнь. А бывает, что человек умирает, так и не поняв, что всю свою жизнь служил врагам своего народа... Занимался не своим делом.
ГАГАРИН. Да, наверное я еще не дорос до понимания дворцовых тайн. Я привык к прямому разговору, Серей Павлович. А потому, объясните мне честно кое-что по вашей епархии.
КОРОЛЕВ. Спрашивай.
ГАГАРИН. Что у нас происходит с лунными программами? Неудача за неудачей, а разработка новых пилотируемых кораблей тем временем идет все медленнее и медленнее. Зачем мы спешим? Ведь и мой полет готовился в спешке. Мне просто повезло. А полет Беляева с Леоновым? Так и до трагедии недалеко.
КОРОЛЕВ. Да, всей картины ты не видишь... Не было бы твоей удачи, не было бы и всей программы космических полетов. Для тебя твой полет это удовлетворение, почести. А для меня и для тех, кто создавал космическую программу, это цель жизни. У меня осталось слишком мало времени. Я это чувствую! И я рискую! Да, рискую! Потому, что знаю, что по другому нельзя! И Николай Петрович это понимает. И руководство страны это понимает. Пора и тебе научиться разбираться в политике, думать масштабно, по государственному, а не на уровне ремесленного училища.
ГАГАРИН. Это я уже прошел. И я учусь. А потому ответьте все же на мои вопросы. Почему мощный ракетоноситель Н1 все еще не летает, а у ЧЕЛОМЕЯ ракетоноситель» Протон» уже запускается в серию. И вы этому противодействуете. Почему «Протон» запускает ваши спутники к Луне, но об этом везде молчок? Почему вы воюете с Челомеем не на жизнь, а на смерь? Он е не американец! Причем здесь политика!? Это же не волчий капитализм, а самый настоящий империализм в наших рядах! И вообще... это отсутствие элементарной порядочности... Извините...
КОРОЛЕВ. Вон отсюда! И чтоб я тебя никогда больше не видел! Ишь, как быстро ты оперился.
ГАГАРИН. Ну, и пойду. Только я уже не мальчишка! Четыре года все меня учат, поучают! Неужели вы все думает, что я действительно такой тупой? Королев молча показывает на дверь. Гагарин уходит.
КАМАНИН. Зря, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Сам знаю. В микрофон. Попросите Гагарина задержаться. Каманину. Но кто он такой, чтобы мораль мне читать?! Ничего. Пусть попереживает.
КАМАНИН. После старта Короли считал за честь пожать ему руку, а вы так его...
КОРОЛЕВ. Да цыпленок он еще, которого любой современный коршун сожрать может. А ты боишься его учить.
КАМАНИН. Не боюсь. Но вижу бесполезность. Он меняется не в лучшую сторону. Предпочитает собственный путь познания.
КОРОЛЕВ. Выходит, сгубили мы с тобой парня. И что ты предлагаешь? Поднял трубку зазвонившего телефона. Да... Хорошо. Жду. Каманину. Господин Семенов пожаловали. А с ним разговор посложнее будет. Так что придется перенести нашу беседу. И извинись от меня перед Юрой. Объясни.
КАМАНИН. Хорошо. До свидания. Уходит.
Некоторое время Королев сидит задумавшись. Входит Семенов.
СЕМЕНОВ. Здравствуйте, Сергей Павлович.
КОРОЛЕВ. Здравствуйте. Что-нибудь случилось?
СЕМЕНОВ. Да так, мелочи. Какие у нас дела. Это у вас... Ну, хорошо. Я знаю. С вами сразу надо брать быка за рога. Так вот. Как честный человек вы, надеюсь, признаете заслуги Леонида Ильича в развитии космонавтики в нашей стране?
КОРОЛЕВ. Заслуги есть.
СЕМЕНОВ. На январь будущего 1966 года мы снова заказали для вас статью в газете «Правда». Почему бы в ней не отразить роль Брежнева в освоении космического пространства? Это зачтется и вам.
КОРОЛЕВ. Где, когда и чем?
СЕМЕНОВ. Вы же знаете, что за нами дело не станет. Хотите... отдадим вам разработки Челомея по орбитальной станции?
КОРОЛЕВ. И снова К. Сергеев?
СЕМЕНОВ. Сергей Павлович, вы же понимаете. Интересы обороны страны не позволяют нам. Это же общее правило. Вы не один такой. Если сделать исключение для вас, то пойдет цепная реакция подобных действий.
КОРОЛЕВ. А сколько по-вашему мне осталось жить?
СЕМЕНОВ. Судя по вашему цветущему виду очень даже много... Ну хорошо. Кое-что мы могли бы придумать. Для начала как-то приоткрыть ваше имя. А уж затем... Правда, для этого тоже нужно время.
КОРОЛЕВ. И вы считаете, что я вам поверю? Неужели и меня за дурака держите? Ведь, раскрыв меня перед всем миром, даже, приоткрыв как вы выразились, вы уже никак не сможете объяснить всему миру роль и значение Леонида Ильича в освоении космоса. Нет. Вам только такой нужен.
А обещая мне... Да уж сколько раз вы обещали... Так вот, есть вещи , где я на компромисс не иду. Я знаю, что в прессе уже пошла кампания по вознесению на небеса нового отца советской космонавтики. Но я буду при любой возможности возражать. Не выйдет! Я сам себя в гроб безвестности загонять не собираюсь. Трудитесь сами.
СЕМЕНОВ. Зачем же сразу за шпагу?... Где вы воевать собираетесь? ... И перед кем хотите показать свое геройство? Перед супругой? Перед сослуживцами? Нам это не страшно. А другой аудитории у вас не будет. Вы даже в институте не будете преподавать.
КОРОЛЕВ. Почему?
СЕМЕНОВ. Вы тут правильно насчет гроба сказали. Сами в него не ложитесь. Да и мы раньше времени не позволим. Мы просто не имеем права рисковать вашим здоровьем. А оно у вас барахлит. Требуются ограничения по нагрузкам. У нас есть предварительный диагноз врачей. Согласно ему вам просто необходимо долго и упорно лечиться. Да, да. Нам очень дорого ваше здоровье. Родина не простит ни вас, ни нас...
КОРОЛЕВ. Народ все равно узнает правду. Я выступлю в печати.
СЕМЕНОВ. А мы разве мешаем? Вот в «Правде» пишите, что считаете нужным. А где еще? Лично я уверен, что никто и не заметит в вашей статье отсутствие привычных лозунгов. Вы же это уже проделали. И где новые сторонники?
КОРОЛЕВ. Безвыходных ситуаций не бывает.
СЕМЕНОВ. В данном случае выход один – смирение и послушание. Иначе вы так и будете до конца дней своих К. Сергеевым. Говорю столь откровенно потому, что очень хорошо вас знаю. И знаю уровень ваших знаний. О нас и нашей системе. Вы же не хотите, чтобы многие ваши знакомые так и не узнали, что вы дважды Герой Социалистического Труда?... Я недавно видел, как пионеры не позволили вам занять место в первом ряду при чествовании космонавтов. Простите их. Они же не знали. Вы здорово тогда побагровели... Вы же сердечник. Зачем перегружать себя эмоциями.
КОРОЛЕВ Вы... Вы!
СЕМЕНОВ. Я ухожу. А вам стоит подумать над моими словами.
КОРОЛЕВ. Вы напрасно теряете время.
СЕМЕНОВ. Да хватит вам. Мы же вам поездку за границу сделали. Хотите, еще добавим...
КОРОЛЕВ. Посчитали, что купили?
СЕМЕНОВ. Ну, зачем же так грубо?... Мы создаем условия для дальнейшей работы и поставили на вас в гонке с Челомеем.
КОРОЛЕВ. Значит, я всего лишь удачливая лошадь на скачках. А вы... наездник... Хотя вряд ли. Вы поганяло. Кнут! Спасибо. Я многое понял.
СЕМЕНОВ. Опять вы меня не поняли. Видите, какой я терпеливый. Даже не возмущаюсь. Потому, что понимаю и сочувствую.
КОРОЛЕВ. Я все правильно понял. Сообщать и докладывать о нашем разговоре мне некому. А возможные записи нашего разговора вам подарят друзья из КГБ. Так что. До свидания.
СЕМЕНОВ. Сергей Павлович, вы... Я уполномочен заявить, что статью в «Правде» вы сможете подписать своим настоящим именем Королев.
КОРОЛЕВ. Крупно играете.
СЕМЕНОВ. Мы предлагаем вам выход из темноты! Это международные контакты! Ваша мечта.
КОРОЛЕВ. Вам нужно было сделать это несколько раньше. Открыл дверь. До свидания.
СЕМЕНОВ. Вы будете избраны делегатом 23 съезда партии, депутатом Верховного совета...
КОРОЛЕВ. Прошу вас.
СЕМЕНВ. Вы пожалеете об этом.
КОРОЛЕВ. До свидания. Семенов быстро уходит. Все! Теперь все определилось окончательно! Теперь либо только туда, либо... в небытие. Задумался. Держится за грудь. Входит Усачев.
УСАЧЕВ. Серей! Что с тобой?! Подает таблетки.
КОРОЛЕВ. Не надо... Это от сознания ужасного бессилия. Что со мной редко бывает. Садись. Я позвал тебя для очень серьезного разговора.
УСАЧЕВ. Разве у нас с тобой другие бывают? Зря не позовешь.
КОРОЛВ. Помнишь, я рассказывал о Чехословакии, что компартия там не всесильна. Во всяком случае, мне так показалось. Помяни мое слово. Что-то там произойдет. И дай бог, чтобы и до нас волна докатилась. У нас же после свержения Хрущева многое изменилось в худшую сторону.
УСАЧЕВ. У тебя мало хлопот? Или молодые поджимают? Не хочешь быть в роли догоняющего? Я знаю, ты всегда любил командовать.
КОРОЛЕВ. Любил. Потому что другие боялись делать то, за что брался я. А потом слетались на поживу как воронье... Ну да! Я люблю власть! Потому что сейчас без нее ничего толкового не сделаешь. Думаешь, мне просто было после тюрьмы подняться? Да еще при Сталине. Я объединил более четырехсот предприятий, институтов и конструкторских бюро в своей работе. Совсем недавно никто пикнуть не смел. А что сейчас? Годами налаживаемые связи рушатся. Перспективные инициативы не поддерживаются. Мои усилия по разработке мощнейшего ракетоносителя натыкаются на глухую стену равнодушия. Соратники разбегаются, почувствовав возможность с помощью своих покровителей оттяпать у меня часть привилегий. Глушко видимо тоже что-то почувствовал. Где только может ставит мне палки в колеса. А ведь совсем недавно он был совсем другим. А посмотри, что делается с экономической реформой! Она душится всеми доступными и недоступными способами. И все вроде для блага народа. Куда не кинь, везде клин. Теперь уже точно космонавтика не скоро будет участвовать в создании гор хлеба и бездны могущества. У меня по крохам, но постоянно, забирают власть. И превращают в реальное ничтожество... Что же мне остается, Миша? Потихоньку умирать и подохнуть неизвестным К. Сергеевым? Ты же знаешь, что сейчас во всю рождается новый отец советской космонавтики... Или мне нужно что-то срочно предпринимать? Решительное! В моем духе. Как считаешь?
УСАЧЕВ. Ты всегда сам умел принимать решения.
КОРОЛЕВ. В вопросах разработки техники, да. А тут политика, умение работать не только с отдельными людьми, но и с массами... Пробовал я начать. Ничего не получается. Все боятся. Даже на простые экономические вопросы отвечают с оглядкой. Как бы чего не вышло. Нет у меня силы в обществе. Спит оно еще. Из друзей, пожалуй, только ты, да Леня Воскресенский. Воистину, если начну кричать, это будет глас вопиющего в пустыне... Повторять путь Сахарова тоже не хочется...
УСАЧЕВ. И что же ты надумал?
КОРОЛЕВ. Пока выговориться перед тобой хочу... Одно только знаю точно, гонку в космосе мне уже не удержать. А это означает новые неудачи... Хорошо бы без людских жертв. Ведь с сам к этой скачке руку приложил. Кстати, из-за этого сегодня с Гагариным поссорился... Ты представляешь меня без моего любимого дела? Если кто-то из космонавтов погибнет, я не переживу. Тогда уж лучше сразу... А ведь, если все будет идти так, как сейчас, это не исключено. Но я не хочу быть замешанным в этом деле! Не хочу!
УСАЧЕВ. Поговори с космонавтами. Это же в их интересах.
КОРОЛЕВ. Только что я не смог признаться Гагарину в своих ошибках. А им придется идти против партии, против системы. Как ты это себе представляешь? Они прозреют. Вот только когда... После Хрущевского переворота все пошло прахом.
УСАЧЕВ. Не прибедняйся. У тебя все как было.
КОРОЛЕВ. У хорошо отрегулированной и заведенной системы большое последействие. Да, корабли мои пока летают. Хотя и реже. Но экономика это даже не наука. Это нечто большее. А она разваливается, и система помогает ей в этом.
УСАЧЕВ. А что же наши ученые?
КОРОЛЕВ. Молчат. Ушли в глубокое подполье.
УСАЧЕВ. А Келдыш?
КОРОЛЕВ. Он мне друг, но привык жить так, как ему удобно, без дополнительных беспокойств. Знаешь, я встречался с бывшими лагерниками. Все шарахались от меня как от чумы. А Туполев даже матом обложил. А я уже не могу жить так дальше. Да и итоги подводить пора. Шесть десятков в январе будет.
УСАЧЕВ. Я знаю – в такой ситуации ты привык идти напролом.
КОРОЛЕВ. А ты хочешь, чтобы я и сейчас терпел, пресмыкался?
УСАЧЕВ. Все равно, без надежной опоры у тебя ничего не получится.
КОРОЛЕВ. Знаю... А ведь я и Гагарина выбирал с подспудной мыслью раскрыт ьему глаза в будущем. Не получилось. У них времени и средств было больше. Купили его. В тихую купили. Он даже ничего и не заметил. Жаль мальчишку. Очень я перед ним виноват. В связи с этим, у меня к тебе очень большая просьба. Но прежде я должен тебе кое-что объяснить.
УСАЧЕВ. А надо ли растравлять себя?
КОРОЛЕВ. Надо. Для меня надо. Я все еще не разобрался в себе до конца. Ты спрашивал, почему я так настойчиво стремился вступить в КПСС? А кто, скажи, мог бы назвать втору силу, которая в то время могла бы мне помочь в достижении моей цели?
УСАЧЕВ. Ты повторяешься.
КОРОЛЕВ. Я на себе испытал гнусное влияние этой силы. Вместе с собой мы гнили в лагерях. Но эта же сила, и только она, помогла мне стать Главным конструктором. Мы создали ракету, догнали и перегнали американцев.
УСАЧЕВ. Чти как в тезисах к пленуму ЦК КПСС.
КОРОЛЕВ. Не перебивай. Все эти годы я вкалывал как проклятый, понимая, что племя коммунистов поощряет подобных мне, хотя и не сразу принимает к себе. Я должен был сделать многое, очень многое, чтобы меня приняли в их ряды. Я все понимал. Я понимал, где я могу стукнуть кулаком по столу, где молча указать пальцем, а где молча кивнуть в знак безоговорочного согласия. Терпение мое было вознаграждено. Я стал полноправным членом КПСС. Я ненавидел эту силу, не понимал, что она даже не удваивает, а удесятеряет мои возможности. Если бы я пошел против нее, я стал бы ничтожеством. Мне повезло с Никитой Хрущевым, но я вовремя недооценил Брежнева... Нового надежного и хотя бы относительно бескорыстного покровителя найти не удалось. Все знали, с кем будут иметь дело. Пришлось мне самому отстаивать свое место на космическом олимпе.
УСАЧЕВ. Зря ты лезешь в драку. Неужели не понимаешь?
КОРОЛЕВ. Понимаю. Но то, что я чувствую, выше понимания. Все завоевания моей жизни, все мои труды хотят украсть. Ободрать меня как липку. А я должен молчать? Лучше уж... Только сразу. Чтобы не видеть всей этой гнусности. А там пусть история рассудит.
УСАЧЕВ. Жизнь твоя конечно. Но живым ты еще кое-что можешь сделать. А мертвым... Им все равно.
КОРОЛЕВ. Вот именно. Я только сейчас созрел до понимания того, что любому кардинальному изменению нужна новая революция, а значит крепкая сплоченная организация. На западе есть оппозиция, а у нас... союз коммунистов и беспартийных. Некому, Миша. Некому... Знаешь, почему мне отказали в поддержке лагерники? Они не боятся смерти. Они боятся хлопот и неудобств. Если кто-то что-то сделает, они будут «за», а до того, ни-ни... Мне бы найти трибуну, Миша, и тогда я не уступлю.
УСАЧЕВ. Чего проще. Через три месяца 23 съезд партии. Найди человека, который выскажет на нем твои мысли... Тот же Гагарин. Расскажи ему все. Уж ему-то не заткнут рот.
КОРОЛЕВ. Еще как смогут. Для них он всего лишь очень удобный деревенский парень. Да и не обязан он делать для меня одолжение. Ему будет трудно понять меня, и тем более принять такое серьезное решение. В принципе, я сам могу попытаться стать делегатом съезда, но и тут не все так просто... Но у меня нет выбора. Отступать я не могу. Но ты запомни. Мои шаги могут привести меня в небытие.
УСАЧЕВ. Понимаю.
КОРОЛЕВ. И потому прошу. Это касается Юры Гагарина... Если со мной... В общем, расскажешь тогда ему все. И обо мне, и о себе. Он должен знать правду. А уж, какое он решение примет, пусть это будет делом его совести... Моя ошибка в том, что я слишком долго ждал удобного случая.
УСАЧЕВ. Я все сделаю.
КОРОЛЕВ. Тебя, Миша, могут и наказать за нашу встречу. Я как-то так и не научился конспирации. Но, если состоится твоя встреча с Юрой, КГБ неминуемо свяжет ее со мной. Для них неважно будет даже само содержание вашего разговора. Ты будешь в опасности.
УСАЧЕВ. Не впервой. И не суши себе голову этим. Ты выглядишь усталым, Сережа.
КОРОЛЕВ. Вот мне и предлагают подлечиться.
УСАЧЕВ. В хорошей клинике?
КОРОЛЕВ. В кремлевской. Ты же знаешь мою болячку – гемморой от сидения в кресле. Но местные хирурги не решаются за него браться.
УСАЧЕВ. Отдохнешь. Успокоишься. Тебе больше ничего и не надо.
КОРОЛЕВ. Успокоюсь... Может быть навеки.
УСАЧЕВ. Да будет тебе, Сережа! Ты же большой ученый, а врачей боишься как ребенок.
КОРОЛЕВ. Не боялся бы, если бы... Вчера Брежнев звонил. Беспокоился о моем решении. Очень нужен я им здоровым. Ставит, мол, он на меня, а не на Челомея. А сегодня его помощник заявился и все повторил.
УСАЧЕВ. Может быть действительно хотят миром все решить?
КОРОЛЕВ. Не волнует их мое здоровье. Мои мысли им нужны... Ты помнишь, как делали операцию Фрунзе? Внезапная язва желудка у абсолютно здорового человека. Он тоже тогда в первый раз отказался лечь на стол. Но сам Сталин позвонил, побеспокоился о состоянии его здоровья. И Фрунзе, Герой Гражданской войны, как бычок на бойне покорно побрел в указанное ему стойло... Похоже, он не видел другого пути и потому покорился судьбе. Я, Миша, тоже ничего хорошего для себя не вижу. Ведь выбор у меня либо смерть, либо позор. И не объясняй мне, что это не самое страшное. Быть пенсионером я не могу. Ведь ты же знаешь, что вокруг меня будет пустота.
УСАЧЕВ. Неужели методы не меняются?... Откажись от лечения.
КОРОЛЕВ. Дурень ты. Разве этот способ единственный!
УСАЧЕВ. Может быть показалось?
КОРОЛЕВ. Ты бы видел, как вокруг моего заместителя Мишина вертятся. Знакомая метода по старым временам.
УСАЧЕВ. А ты поговори с ним самим.
КОРОЛЕВ. Ты думаешь, ему что-то сказали? Это была бы плохая работа. В Мишине хотят разобраться. В какой степени он сможет меня заменит... Это всегда делают на финальном отрезке... Будь осторожен, Миша. Обнимает. Уходи.
УСАЧЕВ. До свидания. Я все сделаю. Уходит. Королев нажал кнопку. Закажите на завтра машину. Я поеду в Центр подготовки космонавтов. Сидит задумавшись.
Занавес.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.