Первые победы

Первые победы

Так что сказать о луке?

Он в Англии сработан, лук,

Искуснейшие руки

Из тиса выгнули его,

Поэтому сердцем чистым

Мы любим наш тис смолистый

И землю тиса своего!

А. Конан Дойль. «Баллада лучников» из романа «Белый отряд»

Положим, тис не смолистый: это единственная из хвойных пород, не имеющая смолы (чем и объясняются уникальные свойства его древесины). И луки высшего класса английские мастера изготавливали все-таки из тех разновидностей тиса, которые растут в Испании. Но и собственно британский тис в дело шел. Цену ему англичане знали, пытались беречь свои рощи как «стратегическую ценность»: например, согласно Вестминстерскому статуту 1473 г. каждый торговый корабль, разгружающийся в английском порту, обязан был делать «взносы» привозным тисом: по четыре стволика, пригодных для изготовления лука, на один «тан» (единица торгового объема: большая бочка). Впоследствии этот взнос был увеличен до десяти тисовых стволиков-заготовок. Тем не менее довольно вскоре оказалось, что сберечь тисовые рощи все-таки не выходит, но это уже другая история.

Английские лучники хорошо проявили себя и на корабельной палубе

Едва ли не каждый из нас впервые узнает о замечательных свойствах longbow, длинного английского лука, именно из «Белого отряда» (который почти сразу сделался детским чтением, хотя сам Конан Дойль вообще-то создавал его как серьезный и, главное, исторически достоверный роман). Любопытно, что «Белый отряд» сразу же начали критиковать многие соотечественники, исследовавшие английский лук профессионально и отнюдь не только теоретически: среди них был и знаменитый Ральф Пейн-Галуэй, оружиевед и реконструктор, спортсмен, мастер лучной и арбалетной стрельбы – разумеется, в том смысле, в каком вообще мог быть мастером такой стрельбы современник Конан Дойля. Всем им казалось, что приведенные в книге данные непомерно завышены. Эти обвинения с удовольствием повторяют и более поздние специалисты.

Тем не менее автор «Белого отряда» сплошь и рядом оказывается гораздо ближе к истине, чем ему «следовало бы». Причина довольно проста: многие моменты, которые викторианским спортсменам и реконструкторам (современным тоже!) казались абсолютно невоспроизводимыми, на самом деле все-таки имели место быть. А фантастикой они выглядят лишь потому, что и вправду очень трудно воспроизвести то, что опирается на многовековую – прерванную! – традицию, включающую в себя бесчисленные «ноу-хау», боевые и ремесленные…

Однако фантастики вокруг английского лука тоже хватает. В этой главе мы попытаемся отсеять зерна от плевел.

Капитана отряда лучников (2-я пол. XV в.) не с первого взгляда отличишь от рыцаря: он облачен в полные латы, лишь слегка переделанные для удобства стрельбы

* * *

Прежде всего – когда «стартовал в историю» большой английский лук? Да, время его расцвета – эпоха Столетней войны, а упоминания о многочисленных отрядах лучников как о серьезной военной силе датируются 1330-ми гг. Но ведь это именно признание уже существующей реальности: эпоха расцвета, а не период становления.

Строго говоря, на самом-то деле английский лук доказывает свою зрелость задолго до Столетней войны: первая его победа – «Битва трех штандартов», она же битва при Норталлертоне (1138), в которой англо-норманны противостояли шотландцам. Даже битва при Халидон-Хилл (1333), опять-таки англо-шотландская, на тринадцать лет предшествовала знаменитой битве при Пуатье и, надо сказать, продемонстрировала ведущую роль английских лучников еще более наглядно, чем все их грядущие победы над французскими рыцарями…

Норманнские лучники различной степени бронированности на «гобелене из Байо»

Да, долгое время наиболее квалифицированные longbowmen («служилые» воины-стрелки из длинного лука [19]) набирались с территорий, пограничных между Англией и Уэльсом, – но ведь и это тоже время расцвета. Вольно же современным англичанам в пароксизме политкорректности называть свое «родовое» оружие уэльским! Раннесредневековые луки Уэльса, между прочим, на longbow разительно не похожи.

Однако если уж мы заговорили о длинном луке как о родовом английском оружии, то тут тоже есть масса сюрпризов. Считается, что на «гобелене из Байо» (подробнейшей, многофигурной и, главное, синхронной событиям изобразительной эпопеи норманнского завоевания Англии) лучники показаны сражающимися на обеих сторонах, но ничего похожего на longbow в их руках нет. Как сказать…

Легковооруженные стрелки с по-настоящему большими луками

Начнем с того, что на стороне англосаксонского короля Гарольда (точнее, Харальда: уместнее все же называть его в соответствии с «викингской традицией», пускай и в широком смысле) Годвинсона изображен лишь один cтрелок: с коротким луком, без брони и шлема, держащийся рядом с тяжеловооруженными воинами. А вот у Вильгельма Завоевателя лучников много (один из них, судя по экипировке, даже принадлежит к рыцарскому сословию), причем они, видимо, сгруппированы в отдельные отряды. И, еще более важно, некоторые из них вооружены такими луками, что выглядели бы вполне уместно на миниатюрах периода Столетней войны, показывающих расстрел англичанами французских рыцарей!

Не будем воспринимать все это так уж буквально: все-таки гобелен – не «стоп-кадр», особенно когда речь идет о вражеском войске. Битва при Гастингсе, принесшая победу Вильгельму Завоевателю, состоялась 14 октября 1066 г., а всего лишь 25 сентября 1066 г. те же войска короля Харальда в битве при Стамфорд Бридж разбили отряды его тезки Харальда Хардрады, последнего из «классических» конунгов-викингов, причем большую роль в победе сыграли англосаксонские лучники, сам Хардрада был сражен стрелой в горло. Но ведь и то, что победа при Гастингсе во многом была одержана при помощи лучников, – тоже факт, подтверждаемый многими источниками. Даже Харальд Годвинсон погиб почти так же, как только что побежденный им тезка: от стрелы, попавшей выше уровня брони – в глаз.

Англо-саксы засыпаны вражескими стрелами – а единственный лучник, сражающийся на стороне, буквально прячется за тяжеловооруженными

Если с Вильгельмом Завоевателем действительно пришли такие лучники – то, по-видимому, они являются наследниками-продолжателями все той же викингской традиции. Воины Вильгельма, конечно, уже заметно офранцужены – они скорее нормандцы, чем норманны, – но школу лучного боя точно освоили не во Франции. Можно предположить, что когда тяжеловооруженный норманнский хирд в совершенстве освоил верховую езду и стал рыцарским сословием, то оставшиеся пешими гестир, представители «младшей» норманнской дружины, а также примыкающая к ним категория йоменри – все они усилили и усовершенствовали метательное оружие дальнего боя, которое и раньше для них было более основным, чем для сражающихся в плотном щитоносном строю хирдманов. «Прежние» варианты норманнских луков, судя по луку из Хедебю (едва ли не единственная археологическая находка!), довольно большому числу дошедших до нас стрельных наконечников, некоторым образцам сохранившихся изображений и текстам саг, вполне подходят для такой эволюции. А йоменское сословие, «выписавшись» из дружинного строя и «вписавшись» в систему отношений феодализма, как раз и стало основной средой, порождающей пеших лучников…

Но этот этап еще не наступил. А пока что отметим: среди лучников Вильгельма на «гобелене из Байо» есть и один конный (нет, не тот, что в рыцарской броне!). Это может быть и продолжением «викингской» традиции idrottir, и сохранением части каролингских воинских традиций. Однако превращение пеших лучников в один из основных родов войска уж точно идет не от Каролингов.

Единственный конный лучник на всем гобелене

(Вопрос, конечно, «смежный» – но как в битве при Гастингсе обстояло дело с арбалетами? Во времена Конан Дойля и Пейн-Галуэя историки с уверенностью находили арбалетчиков в войсках Вильгельма Завоевателя, руководствуясь упоминаниями четырех хроник. К середине ХХ в. число упоминаний уменьшилось вдвое: если внимательней прочитать вышеупомянутые хроники, то получается, что в половине случаев речь могла идти и о луках. Прошло несколько десятилетий – и выяснилось, что при столь же внимательном прочтении двух оставшихся хронистов можно сделать аналогичные выводы.

А вообще-то арбалеты у норманнов-нормандцев, конечно, были. Но в том ключевом сражении их заметить не удается. Может быть, потому, что все его участники еще оставались слишком викингами…)

Если так, тогда понятно, отчего английские лучники задолго до Робин Гуда или сэра Найджела так хорошо вписываются в воинские структуры, несущие на себе отчетливую «викингскую» печать. Вот, к примеру, как описывается их деятельность в «Саге о Сверрире» (по привычной нам хронологии это как раз время действия «Айвенго»: упоминаемый в первых строках конунг Йон – английский король Джон Лэкланд, он же Иоанн Безземельный, посошники – одна из «партий» в раздирающей тогдашнюю Норвегию гражданской войне, а риббальды – английские лучники и есть: так назывались их наемные отряды):

«Йон, английский конунг, еще в начале лета прислал Сверриру конунгу сотню воинов, которых называли риббальдами. Они были быстроноги, словно олени, и к тому же превосходные лучники, храбрецы, каких мало, и не останавливались ни перед каким злодейством. Конунг послал их в Уппленд и поставил во главе них человека по имени Хиди. Он был братом Сигурда Косого. Люди отзывались о нем не слишком хорошо. Риббальды сошли вниз в Хаддингьядаль, миновали по верхней дороге Сокнадаль и спустились в Теламерк. Где бы они ни появлялись, они убивали и мужчин, и женщин, всех без разбору от мала до велика. Они уничтожали всю домашнюю скотину, собак и кошек, и все живое, что им ни попадалось. Они сжигали и все селения на своем пути. Но, если люди на них ополчались, они убегали в горы или на пустоши, а появлялись всегда лишь там, где их меньше всего ждали. Они приходили с разбоем в те селения, в которых никогда до того не видали войска, и учинили такую резню, подобной которой не помнил никто. Они пришли к Сверриру конунгу, когда он стоял со своим войском вокруг горы, и, не ведая страха, ходили на посошников и вступали с ними в перестрелку. Однажды посошники послали стрелу в одного из риббальдов, и он был убит на месте, а другие риббальды, увидев это, стали с громкими кличами то взбегать на гору, то сбегать вниз, осыпая посошников стрелами. Вскоре один из них настиг стрелой Викинга Вэвнира, и он тут же умер. Стрела угодила ему в горло с левой стороны. Это был могучий воин».

Хотя в этом фрагменте как будто фигурирует счет «один – один», налицо победа англичан: они потеряли одного рядового лучника, а у посошников сражен предводитель отряда, причем из контекста ясно, что этот отряд под обстрелом риббальдов вообще понес серьезный урон и оказался вынужден отступить.

Очередная английская миниатюра, изображающая расстрел викингами св. Эдмунда: викинг (по крайней мере, в представлении английского художника) вооружен почти longbow

Нравы комментировать не будем: века были не просто Средние, но прямо-таки плохие, плюс обстановка гражданской войны, да еще с участием иностранных наемников. Но, как видим, противник оказывается побежден не столько благодаря большей силе английских луков как таковых (перестрелка начинается на дистанции, доступной обеим сторонам), сколько за счет большей маневренности риббальдов, включая «маневр огнем», лучшего использования тех козырей, которые предоставляет местность, – и вообще лучшего класса командной игры, даром что на чужом поле.

Опять налицо смертельная рана в незащищенную зону. Или как минимум защищенную хуже, чем корпус и голова: пришлемная бармица и высокий ворот кольчуги, когда он есть, обладают резервом прочности, но… Это вообще характерно для многих викингских перестрелок: да, стрела пробивает и кольчугу, и даже кованый шлем (в той же «Саге о Сверрире» неоднократно приведены примеры таких попаданий), но все-таки гибельным чаще всего оказывается ранение выше уровня брони. Особенно если речь идет о гибели конунга, ярла и вообще представителя воинской аристократии, защищенного особенно надежными доспехами. Когда такой гибнет от стрелы, то практически всегда эта стрела попадает в лицо или шею: Стирбьорн Сильный, Магнус Голоногий, уже известные нам тезки-Харальды (английский король и норвежский конунг)…

Впрочем, на «пробиваемых» расстояниях и береглись больше, в том числе за счет собственного щита, щитов свиты или даже самой ее как коллективного живого щита. В таком случае умелый лучник мог с толком использовать момент, когда «группа поддержки» вражеского полководца расслабилась, полагаясь на недоступную (вроде бы!) для прицельного выстрела дистанцию.

Английские лучники смогли перевести эту игру на более высокий уровень. Причем в обоих смыслах: пробивания брони и меткого попадания в небронированную зону.

Хотя – раз уж мы упомянули Иоанна Безземельного, то тем более уместно проанализировать, как обстояло дело с лучной стрельбой в войсках Ричарда Львиное Сердце, тоже имевшего возможность опробовать лук с учетом «иностранного военного опыта», пускай не южного, но северного!

С удивлением отметим, что в Крестовых походах английских лучников, можно сказать, не видно. Даже если внимательней присмотреться не просто к крестоносному «интернационалу», но и к тем отрядам, которые действительно прибыли из Англии. Сам Ричард, очевидно, не зная, что рыцарю «не подобает» стрелять из лука, этим искусством владел весьма прилично [20], но… предпочитал арбалет, которым пользовался не «прилично», а прямо-таки мастерски. И в своих стрелковых отрядах использовал преимущественно арбалетчиков.

Может быть, по каким-то причинам отряды качественных лучников «не попали» в королевскую армию: принципы формирования феодального войска – отдельная и непростая история. Возможно, их не удавалось использовать в конкретных условиях Третьего крестового похода: постоянные марш-броски через обширные пустынные пространства вынуждали делать ставку на конницу. Не исключено, что Ричард осознанно стремился использовать преимущества арбалетов: такие преимущества действительно есть (равно как и недостатки), причем они неплохо проявляются как раз в противостоянии восточной коннице; но этот вопрос мы рассмотрим в соответствующей главе.

(Есть и еще одна возможность, которую мы рассмотрим как раз в этой главе, но не прямо сейчас…)

А что же противники крестоносцев? Может быть, враги заметили то, что не сочли нужным зафиксировать европейские хронисты?

Отчасти было такое, хотя, конечно, мусульманам было мудрено «вычислить» среди вражеских лучников именно англичан. Вот что пишет в своей «Книге назиданий» Усама… нет, не бен Ладен, а ибн Мункыз. Этот современник Ричарда Львиное Сердце, участник событий с восточной стороны, был очень нерядовым воином и военачальником, а вдобавок он известен как внимательный, правдивый хронист, сообщающий не только такие подробности, которые работают «на положительный имидж»:

«…Когда мы подъехали к крепости, то вдруг увидали восемь франкских рыцарей на дороге, проходящей над площадью: с возвышения нельзя было опуститься иначе, как по этой дороге. „Постой, – воскликнул Джум’а, – я покажу тебе, как с ними разделаюсь“. – „Это несправедливо, – возразил я, – мы поедем на них вместе“. – „Поезжай!“ – крикнул он. Мы бросились на них и обратили их в бегство. Потом мы вернулись, воображая, что совершили нечто такое, чего никто, кроме нас, не в состоянии сделать. Нас было двое, а мы обратили в бегство восемь франкских рыцарей!

Мы остановились опять на этом пригорке и смотрели на крепость, как вдруг какой-то человек неожиданно взобрался наверх по этому крутому подъему; у него в руках был лук и стрелы. Он стал пускать их в нас, а у нас не было к нему дороги. Мы бросились бежать и, клянусь Аллахом, не верили, что ускользнем от него благополучно и наши лошади останутся невредимы.‹…› Мы вернулись, и сердце мое болело из-за этого пешего воина, который обратил нас в бегство, так как у нас не было к нему дороги. И как это один пехотинец обратил нас в бегство, когда мы сами заставили бежать восемь франкских всадников!»

Дабы не сложилось впечатления, будто лучник (похоже, именно английский!) настолько превосходит рыцарей, все же обратим внимание, что нам, как и Усаме, трудно понять, почему восемь конных «франков» отступили без боя: может, у них была срочная задача, от выполнения которой они не сочли возможным уклоняться? (В других эпизодах Усама отнюдь не стремится создать впечатление, будто он в бою сто#ит четырех рыцарей: даже при схватках один на один особых побед не видно!) Кроме того, важная подробность: у ибн Мункыза и его спутника не было хода к пешему лучнику. Точнее, на крутом откосе у них не было возможности подскакать к нему стремительным галопом и с ходу зарубить – номер, конечно, смертельный, но он, видимо, сулил больше шансов уцелеть, чем длительное отступление «под огнем».

Наконец, маленький финальный штрих: этот лучник так ни в кого и не попал…

Тем не менее пеший стрелок явно показал себя грозным противником; а что оба врага все-таки сумели от него уйти – то ведь даже в самом начале между ними было изрядное расстояние, которое потом только увеличивалось (это вверх по тому холму нельзя было скакать во весь опор!).

Интересно, были ли луки у них самих? Почти наверняка – да (хотя в схватках тяжеловооруженных всадников Усама в основном описывает действия клинком и копьем); но попытка отстреливаться явно могла обойтись слишком дорого!

Справедливости ради отметим: тот же автор фиксирует применение лука (или все-таки арбалета? Вряд ли: обстановка требует многократной стрельбы, а условия крайне неподходящие для того, чтобы перезаряжать арбалет) не только простыми пехотинцами. Вот эпизод штурма «недоступной пещеры, как бы подвешенной в самой середине горы», где пытаются отсидеться остатки потерпевшего поражение мусульманского отряда:

«Один из их дьяволов-рыцарей пришел к Танкреду и сказал: „Сделай мне деревянный сундук. Я в него сяду, а вы спустите меня к врагам на цепях. Только прикрепите их получше к сундуку, чтобы их не разрубили мечом, иначе я упаду“. Ему сделали сундук и спустили на цепях в подвешенную пещеру. Он захватил ее и привел всех, кто там был, к Танкреду. Это произошло потому, что пещера была открытая, в ней не было местечка, где бы люди могли спрятаться. Этот франк пускал в них стрелы и всякий раз в кого-нибудь попадал, так как место было тесное, а людей было там очень много».

Очень интересное (не для осажденных!) описание стрельбы фактически на дистанции рукопашного боя. Упомянутый в этой цитате Танкред – предводитель сицилийских норманнов; «дьявол-рыцарь» явно из числа его соплеменников, да и сами эти «дьявольские штучки» вполне в норманнском, даже викингском стиле, нечто подобное мы видим в ряде саг. Англичане как будто вовсе ни при чем, но…

Незадолго до первых крестовых походов и во время них в Европе порой применялись, в общем, восточные луки

…Но этот эпизод, возможно, проясняет, отчего Ричард Львиное Сердце не уделял особого внимания соплеменным лучникам. Даже отдавая им должное, он, правнук Вильгельма Завоевателя, все еще ощущал себя норманном: не сицилийским, конечно – но «нормандско»-английским [21]! И весь цвет его рыцарства – тоже! Причем это ощущение не было одной лишь только феодально-родовой декларацией: в рыцарской среде продолжали культивироваться навыки воинов-универсалов. Книгу, пожалуй, в руках держал далеко не каждый, а вот лук и меч были куда привычней.

Но даже в те десятилетия пути рыцаря и лучника разошлись если и не полностью, то заметно. Дальнейшая история воинских искусств углубила этот разрыв.

Как охотничье оружие longbow применялся и в «женском» варианте

Данный текст является ознакомительным фрагментом.