Предисловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Предисловие

Данная книга завершает мою «трилогию убийства», первые две части которой называются «Энциклопедия убийства» и «Хроники убийства».

«Энциклопедия» представляет собой простой справочник; в оглавлении убийства классифицируются по методу исполнения, оружию и мотиву. «Хроники» являются исследованием социальной истории убийства, изменений в стилях и мотивах убийства, начиная с четырнадцатого века. Данная часть трилогии имеет отношение, прежде всего, к психологии убийства. Если быть точным, то к инстинкту ассасина, который можно охарактеризовать как убийство, совершаемое ради самого убийства.

Большинство убийц предпочитало бы не убивать. Если бы Фредерик Седдон мог заполучить деньги мисс Барроу, не лишая ее жизни, он наверняка так бы и поступил. Если бы Браун и Кеннеди смогли бы оглушить П. С. Гаттериджа (по крайней мере, до того, как он их увидел), они бы оставили его в живых. Но когда Джон Уилкс Буз входил в комнату Линкольна, его целью было убийство. Когда Джек Потрошитель выходил из дома с черной сумкой, его целью было убийство. Когда Семья Мэнсона ворвалась в дом Шарон Тейт в каньоне Бенедикт, их целью было убийство. Все это позволяет отнести Буза, Потрошителя и Семью Мэнсона к весьма небольшой категории убийц - ассасинам. Для них убийство является не только конечной целью, но и способом самореализации, неким актом созидания.

Звучит парадоксально: представление о разрушении как акте созидания. Но созидание само по себе нередко содержит разрушительный элемент, являясь источником ярости. Его можно увидеть в творчестве Ван Гога, Саутина, Эдварда Манча. В словаре художников отмечается, что Манч «...видел жизнь, как постоянную угрозу, битву полов, чрезмерно растянувшуюся историю болезней и смерти»[1]. Очевидно, что такой взгляд на жизнь может привести к убийству так же легко, как и к искусству. Странность заключается в том, что до середины двадцатого века практически не было убийц, лишающих жизни, исходя из следующих мотивов - отвращение к жизни или ненависть к обществу. Достоевский пиcaл о подобных людях; он был первым писателем, для которого убийство выступало в качестве метафизического зла. Убийцы, по Достоевскому (о них я поговорю в отдельной главе), - настоящие ассасины: они отдают себе отчет в содеянном, они различают понятия добра и зла; они размышляют так же хорошо, как и действуют. Такие люди появились не в 1860-е годы; даже Нечаев, «тигренок», послуживший для Достоевского прототипом Верховенского - героя «Бесов», - был немного большим, чем простой мошенник. Но, спустя век после появления «Преступления и наказания» (1886), существа, порожденные воображением Достоевского, стали реальностью. Двадцатый век увидел опасность нового феномена - появились высокоинтеллектуальные убийцы: Леопольд и Лоэб, Мэлвин, Клаус Госсман[2], Иэн Брейди, Чарльз Мэнсон, Ганс ван Зон, Норман Коллинз, Артур Хосейн. Эти люди не всегда были блестящими интеллектуалами; тем не менее в их преступлениях был элемент «интеллектуальности», стремление доказать, что убийство - законный ответ испорченному и разлагающемуся обществу. Эта черта четко отличает их от большинства убийц. В 1912 году писатель-криминалист проанализировал шестьдесят два убийства; он установил, что двенадцать из них были совершены в результате спора, тринадцать - под воздействием алкоголя, девять - из-за ревности, четыре - из-за денег; причиной одного убийства стал расовый антагонизм, три убийства были совершены по неосторожности, два являлись детоубийством, пять убийств было совершено в ходе ограбления, пять - по «общим мотивам»[3]. Подобный обзор, проведенный в наши дни, показал бы рост преступлений на сексуальной и расовой почве, но в целом картина осталась бы на удивление схожей. Большинство убийств до сих пор совершается в результате семейных ссор или материальных разногласий; они происходят под давлением неудержимых эмоций, а не в результате распространенного негодования против общества. Но это не позволит скрыть основной факт: «интеллектуальные» убийства, убийства, как общественный протест, становятся типичным преступлением двадцатого века. Если их значимость не соразмерна их числу, это вызвано не тем, что их фактическое число мало, а тем, что зафиксирован сильный рост подобных преступлений после Второй мировой войны. За последние несколько лет рост подобных преступлений стал настолько стремительным, что правильнее было бы назвать это взрывом. С 1940 по 1954 год число насильственных преступлений в Америке выросло на 35%, а с 1968 по 1970 год число убийств выросло с десяти тысяч до пятнадцати с лишним тысяч - более чем на 50% за два года[4]. Со временем главной особенностью в изменении криминального узора стал рост «насильственных преступлений», совершаемых людьми с уровнем интеллекта выше среднего.

В своей первой книге я называл этих неприспособленных к жизни людей «Аутсайдерами»; они где-то посередине, - слишком умные и влиятельные для того, чтобы занять предложенное им место в обществе, но недостаточно умные или, может быть, недостаточно объединенные для того, чтобы заставить общество принять их на их собственных условиях. Когда подобные люди начинают убивать, - их правильнее назвать «ассасинами», нежели обыкновенными убийцами. Они обладают определенными характеристиками творческих людей; они знают, что не такие, как все; собственный опыт теснит и давит, что отдаляет их от остального общества, они имеют мужество выказывать свое пренебрежение обществу. Но, пока творческие люди высвобождают свои конфликты при помощи творческих актов, Аутсайдеры-преступники занимаются самовыражением при помощи актов насилия. В то время, как творческие акты могут иметь эффект примирения с обществом, ассасины всегда остаются одни.

Может показаться, что смысл, вкладываемый мной в слово «ассасин», имеет весьма отдаленное отношение к стандартному толкованию - наемный убийца, и было бы проще найти другой термин, например немецкое слово «Lustm?rder» (маньяк или кто-либо, убивающий ради удовольствия или на почве полового извращения). Но это тоже не самый удачный выбор; меня интересует преступник, чей мотив - разочарование в духовном стремлении.

На самом деле, значение, в котором термин используется в книге, не так уж далеко от его изначального смысла. Ассасины - религиозная мусульманская секта; они убивали из убеждения, повинуясь приказам лидера и пророка. Название секты происходит от искаженного слова «hashishin» -курильщик гашиша, так как существовало поверье, что убийства совершаются под воздействием наркотиков. (Параллели с убийцами Шарон Тейт и Ла Бьянка вряд ли требуют доказательств.) Так как данная книга имеет отношение по большей части к убийцам двадцатого века, имеет смысл начать с истории настоящих Ассасинов.