1. КОМАНДИРЫ И ШТАБЫ

1. КОМАНДИРЫ И ШТАБЫ

А. Общевойсковые, пехотные и танковые

Оперативно-тактическое мышление. Не станем придираться к крайне неудачному направлению атаки, избранному советским командованием перед наступлением 2 августа, – в лоб, а не во фланг и тыл. Оно было продиктовано не тактическими, а политическими соображениями – нежеланием обострять конфликт вторжением советских войск на маньчжурскую территорию. Ведь обойти находившиеся на самой линии границы высоты можно было только по ней… Однако и после того, как 5 августа Москва разрешила пересечь границу Маньчжоу-Го, чтобы иметь возможность обойти противника с флангов, «все рода войск, в особенности пехота, обнаружили», как отмечалось потом в приказе наркома обороны № 0040, «неумение маневрировать»¹¹. На «недостаток» в действиях советских войск «маневренности»¹² обратили внимание и японцы (вне всякого сомнения, информаторами составителя процитированной нами сводки Военного министерства Франции были именно они). Из письма управляющего французским консульством в Мукдене М. Жермена (безусловно, тоже черпавшего информацию у японцев) послу Франции в Китае от 3 августа 1938 г. видно, что виной тому было именно слабое развитие современного, «маневренного», оперативно-тактического мышления у комсостава РККА. Ведь Жермен сообщал о «недостатке» у советских войск «инициативы и адекватного командования»¹³. Под «адекватным командованием» здесь явно понималось неумение принимать грамотные решения (о неумении организовать взаимодействие и связь Жермен упомянул особо), а в 30-е гг. ХХ века такие решения предполагали смелое использование маневра; само собой понятно, что овладению «маневренным» оперативно-тактическим мышлением не способствовала и отмеченная французом безынициативность. (Сведения Жермена основывались на впечатлениях японцев от наступления 40-й дивизии 2 августа, но, судя по процитированному выше сообщению приказа № 0040, безынициативность и отсутствие стремления к маневру отличали советских командиров и в боях 6–9 августа – и не только в 40-й дивизии, но и в других «хасанских» соединениях.)

С отсутствием у сражавшегося на Хасане советского комсостава инициативности и стремления к маневру вполне закономерно сочеталась «медлительность в принятии решений»¹⁴, отмеченная старшим лейтенантом госбезопасности Дохиным в составленном им по окончании боев докладе «Основные недостатки в действиях наших частей».

Нельзя не упомянуть и о тактически неграмотном использовании танковых частей командирами 32-й и 40-й стрелковых дивизий, бросавшими эти части (отдельные танковые батальоны своих дивизий и приданные 2-й и 3-й танковые батальоны 2-й мехбригады) в атаку на «в целом танконедоступной» местности в полном составе. «Целесообразнее, – указывали потом штабисты, анализировавшие боевую работу мехбригады, – было бы применять танки для атаки лишь отдельными подразделениями до взвода в теснейшем взаимодействии с пехотой, а остальную часть танков использовать» как самоходную артиллерию, которая, укрываясь в складках местности, поддерживала бы пехоту огнем с места. Направление же в атаку целых танковых батальонов привело лишь к лишним потерям, так как, двигаясь по чрезвычайно сложной местности, Т-26, БТ-5 и БТ-7 все равно «не могли одновременно войти на передний край обороны противника для подавления огневых точек»¹⁵. (То, что «танковые части были использованы неумело», отметили и составители приказа наркома обороны № 0040¹⁶.)

Но в 40-й стрелковой дивизии безынициативность комсостава была налицо и в июне «дорепрессионного» 1935-го. «Не изжита шаблонность и схематизм в действиях, – отмечал в своем приказе № 062 от 1 июля 1935 г. комдив-40 В.К. Васенцович, – замечается стремление угадать решение руководства, а не принятие своего на основе выводов из обстановки»¹⁷. А весной 1935 г. этот изъян был типичен для всей вообще ОКДВА (с 28 июня 1938 г. – Краснознаменный Дальневосточный, а с 23 июля – Дальневосточный Краснознаменный фронт). На весенних учениях, поведал 10 декабря 1935 г. на Военном совете при наркоме обороны (в дальнейшем – Военный совет) командующий ОКДВА Маршал Советского Союза В.К. Блюхер, мы убедились, что «войска не проявляют нужной инициативности, быстроты действия со стороны командиров батальонов, командиров рот и командиров взводов» даже во встречном бою. «Прихожу, – рассказывал Василий Константинович, – на один участок, вижу, что обстановка такова, что необходимо немедленно наступление. Спрашиваю командира батальона: «Обстановка ясно диктует необходимость быстрого действия и нападения на противника, почему вы не наступаете?» Он отвечает: «Приказа нет». Подхожу к младшему командиру и спрашиваю: «Вам обстановка ясна?» Он говорит: «Ясна». Он рассказывает: «Наступает противник, человек 300, из этих 300 человек половина перед нами, и эта половина, находящаяся перед нами, обходится с тыла другой частью». […] Я спрашиваю его: «Почему же вы не наступаете?» Он отвечает: «Приказа нет». Тогда я ему говорю: «А что бы вы сделали, как бы вы поступили?» Он говорит: «Я бы пошел в атаку». – «Ну и идите в атаку». Пошли. Но его не поддержало соседнее отделение, его не поддержала соседняя рота. Это очень характерный пример для наших войсковых частей»¹⁸.

А в «дорепрессионном» же 1936-м? «Мало проявляется командирами самостоятельных, волевых решений, особенно в кризисных моментах боя», – подчеркивал 29 марта 1936 г. командующий Приморской группой ОКДВА (с 28 июня 1938 г. – 1-я армия Дальневосточного фронта) командарм 2-го ранга И.Ф. Федько, подводя итоги прошедших 11–18 марта маневров, «синей» стороной на которых была как раз «хасанская» 32-я стрелковая дивизия!¹⁹ «Умение проявить смелую инициативу» отсутствовало и у всех командиров подразделений, проверенных в ОКДВА в мае – августе 1936 г. (в том числе и у командиров двух батальонов, дравшихся потом на Хасане, – из состава 95-го стрелкового полка 32-й дивизии и 120-го стрелкового – 40-й)²⁰; на безынициативность комсостава командиры дивизий ОКДВА жаловались и весной 1937-го, выступая на проходивших тогда в соединениях партконференциях…

Неумение комсостава ОКДВА маневрировать опять-таки было продемонстрировано еще на мартовских маневрах 1936 г. в Приморье, когда действия войск, по оценке того же И.Ф. Федько, «протекали в большинстве прямолинейно в открытую, без всяких замыслов и попыток обмануть» противника²¹. Нежелание командиров подразделений и батальонных и полковых штабов бить врага по частям (а значит, и прибегать к смелому маневру) признали даже безбожно приукрашивавшие действительность составители отчета об итогах боевой подготовки ОКДВА за 1935/36 учебный год (от 30 сентября 1936 г.; в дальнейшем подобные документы будут именоваться годовыми отчетами или отчетами за такой-то год). В 196-м стрелковом полку 66-й стрелковой дивизии непривычка комсостава к маневру доходила тогда до того, что он атаковывал в лоб даже встретившуюся ему в ходе наступления огневую точку – т. е. бросал бойцов прямо на убой! По крайней мере, командирам отделений, взводов и рот в армии В.К. Блюхера умения смело маневрировать недоставало и в последние перед началом чистки РККА месяцы. Ведь, как констатировали соответственно в марте и мае 1937-го начальник штаба ОКДВА комкор С.Н. Богомягков и временно исправляющий должность начальника 2-го отдела этого штаба комдив Б.К. Колчигин, младшие командиры-дальневосточники «тактически слабы», у средних «уровень одиночной подготовки в области тактики» тоже «невысок»²². Эту оценку полностью подтвердили действия командиров двух стрелковых рот 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии, пытавшихся 5–6 июля 1937 г. отбить захваченную японцами высоту Винокурка. Комроты-9 лейтенант Кузин, имея возможность обойти врага с флангов, полностью отказался не только от «смелых попыток охватить фланги и отрезать отход за границу», но и вообще от «какого-либо маневра» – и атаковал высоту в лоб! А комроты-4 лейтенант Немков не проявил никакой инициативы…²³

Медлительностьи тяжеловесность маневра в ходе боя внутри оборонительной полосы противника (т. е. нехватку у комсостава умения быстро принимать решения в изменившейся обстановке) признавал и годовой отчет Приморской группы ОКДВА (в которую входили все три дивизии, дравшиеся потом на Хасане) от 11 октября 1935 г. На медленное принятие командирами решений в ОКДВА часто жаловались и «дорепрессионной» же весной 1937-го – в 59-й стрелковой дивизии, в 62-м стрелковом полку 21-й, в той же «хасанской» 40-й («Комбаты, к[ом]роты, – значилось в политдонесении начальника ее политотдела дивизионного комиссара К.Г. Руденко от 10 марта 1937 г., – не научились решать тактические задачи накоротке […]»²⁴)…

Нежелание учитывать в своих решениях особенности местности у дальневосточного комсостава опять-таки встречалось и до чистки РККА. В Приморской группе (т. е. и в «хасанских» дивизиях) ставить войскам непосильные задачи, бросать их в наступление на совершенно неподходящей местности командиры соединений, частей и подразделений считали возможным еще осенью 1935-го. В 32-й дивизии так поступали и на мартовских маневрах 1936-го, а 26 мая 1937 г., на 3-й партконференции ОКДВА, заместитель Блюхера комкор М.В. Сангурский предостерегал от «увлечения широкими замахами при обходах по очень тяжелой местности», на которой отстанет техника, призванная помочь пехоте в бою²⁵. Иными словами, принятие решений на использование техники без учета особенностей местности командиры-дальневосточники – и прежде всего, как и на Хасане, общевойсковые! – практиковали еще и накануне чистки РККА…

Взаимодействие. Выявившуюся на Хасане степень умения советских общевойсковых и танковых командиров и штабов организовать взаимодействие различных родов войск и советские и японские источники характеризуют одинаково. «Отсутствие взаимного сочетания действий авиации, артиллерии, танков с пехотой» старший лейтенант госбезопасности Дохин выделил как один из «основных недостатков в действиях наших частей»²⁶; о том же – со слов японских информаторов – говорилось и в сводке Военного министерства Франции: «Связь между родами войск была слабым местом». Особенно бросилось японцам в глаза то, что «не были поддержаны» другими родами войск «массированные танковые атаки»: «Советская артиллерия и танки, несмотря на свой перевес, не сумели скоординировать свои действия в ходе танковых атак и обуздать в нужный момент противотанковую технику японцев»²⁷. В результате не подавленные советской артиллерией японские противотанковые пушки подбили и сожгли 93 советских танка²⁸, т. е. до 40 % введенных в бой. Так, 6 августа 1938 г. из 114 пошедших в атаку машин 2-й мехбригады было сожжено и подбито 49, т. е. 43 %²⁹. (Советские штабисты добавляли к причинам столь высоких потерь еще и отсутствие взаимодействия между танками и пехотой). В неумении «скоординировать действия» был виноват (см. ниже) и комсостав артиллерии, но, как отмечалось в штабном докладе, посвященном анализу действий 2-й мехбригады, командиры-танкисты, «недостаточно отработавшие и усвоившие основы общевойскового боя во взаимодействии со всеми родами войск», тоже оказались не в состоянии «четко и целесообразно поставить задачи по поддержке их огнем артиллерии» (а согласно докладу о действиях артиллерии, вообще «забывали» их ставить)³⁰.

«Пехотные начальники» тоже «не могли поставить конкретных задач» поддерживавшим их танкам. А у составителей доклада о боевой работе артиллерии вырвался прямо крик: «Нужно, наконец, добиться, чтобы пехотный командир умел использовать артиллерию […]». В ряде случаев комсостав пехоты демонстрировал на Хасане «абсолютное непонимание» «техники взаимодействия» с артиллерией, а ставить задачи артиллерии, приданной его подразделениям – по крайней мере, полковым и противотанковым пушкам, – вообще «забывал»…³¹

Советские командиры вообще, похоже, не придавали особого значения налаживанию взаимодействия с другими родами войск! «Работа в период организации атаки, – значилось в упомянутом выше докладе о действиях 2-й мехбригады, – проходила больше самостоятельно и независимо друг от друга пехотных начальников, артиллеристов и танкистов [так в документе. – А.С.]»³². Организация взаимодействия родов войск не слишком заботила и командиров и начальников штабов 32-й и 40-й дивизий, не торопившихся доводить до командиров приданных им танковых батальонов 2-й мехбригады конкретные задачи, которые тем надо будет решить в наступлении 6 августа. Из-за этого на увязку вопросов взаимодействия с конкретным пехотным командиром на местности (карты здесь недостаточно) у танкистов вместо трех дней оказалось лишь несколько часов… А 1 августа организация взаимодействия родов войск не слишком волновала не только комдива-40 полковника В.К. Базарова, который решил атаковать противника с ходу, уже в 07.00 2 августа, но и начальника штаба Дальневосточного фронта комкора Г.М. Штерна, который утвердил это решение. Из-за этой поспешности часть пехотных и танковых командиров 40-й дивизии опять-таки не успела организовать взаимодействие друг с другом на местности, а артиллерийской подготовки и поддержки атаки, по существу, вообще не было! Из пяти артдивизионов к указанному сроку успел подойти только один, а связь с артиллерией не успели установить не только комбаты, но и командиры стрелковых полков…

Но взаимодействие танков 2-й мехбригады с артиллерией, как признавалось даже в соответствующем годовом отчете Примгруппы ОКДВА, куда входила эта бригада, «слабо» организовывалось и на маневрах Приморской группы в сентябре 1935-го³³. Не умели наладить его в бригаде и в 1936-м, что показали, например, мартовские маневры того года в Приморье… Взаимодействие с пехотой у 2-й мехбригады до репрессий тоже не могло быть лучше, чем на Хасане, – ведь до репрессий оно не отрабатывалось вообще! «Совместных учений мехбригады с пехотой, – отмечали штабисты, анализировавшие осенью 1938-го действия этого соединения на Хасане, – и другими [здесь они ошибались; см. выше. – А.С.] родами войск ранее не практиковалось. Обучение в бригаде строилось больше на самостоятельных действиях бригады в тылу противника и на флангах. Не было ни одного учения штаба бригады совместно с какой-либо стрелковой дивизией […]»³⁴.

В 40-й стрелковой дивизии «абсолютное непонимание» некоторыми пехотными командирами «техники взаимодействия» с артиллерией (да и с танками тоже) опять-таки было налицо и до чистки РККА, в июне «благополучного» 1935-го! «Вопросы взаимодействия, – отмечалось в приказе по дивизии № 062 от 1 июля 1935 г., – недостаточно отработаны [в черновом варианте приказа – «не отработаны». – А.С.]. Часть начсостава […] полагает, что взаимодействие пройдет самотеком […]»³⁵. «Абсолютное» (или близкое к таковому) «непонимание» «техники взаимодействия» с другими родами войск пехотные начальники в 40-й дивизии выказывали и на протяжении всего 1936-го. В январе этого года командир 118-го стрелкового полка Т.В. Лебедев и начальник штаба 119-го стрелкового Ужакин не сумели «увязать» действия пехоты и танков даже при решении тактической летучки, а комсостав учебного батальона 120-го стрелкового полка взаимодействие с танками и артиллерией плохо отработал еще и к октябрю…

В 32-й стрелковой дивизии «недоработанность» умения использовать приданную артиллерию также была обычной и до чистки РККА. В мае 1936-го она была выявлена в первом же проверенном батальоне 32-й (из состава 95-го стрелкового полка; то же самое обнаружили и в батальоне, выбранном для проверки в 40-й дивизии – из состава 120-го полка). 19–23 июня 1936 г. отсутствие натренированности в установлении связи с дивизионной артиллерией выказал комсостав и еще одного батальона 32-й дивизии, участвовавшего в опытном учении. Столь же слабое владение «техникой взаимодействия» обнаружил на этом учении и комсостав того единственного полка 39-й стрелковой дивизии, который дрался потом на Хасане, – 115-го стрелкового (тогда, до 1 июля 1936 г., он назывался еще 1-м Читинским стрелковым, а 39-я дивизия – 1-й Тихоокеанской стрелковой).

Случаи, когда и пехотные и танковые командиры вообще не придавали значения взаимодействию родов войск, в частях и соединениях, дравшихся в 1938-м на Хасане, также были обычными и до чистки РККА. В 40-й дивизии танкисты «не всегда настойчиво стремились к взаимодействию» с другими родами войск и в июне 1935-го, а пехотные командиры – и перед самым началом массовых репрессий. Донесения особистов о действиях комсостава 40-й дивизии на прошедших в марте 1937-го учениях 39-го стрелкового корпуса просто потрясают: «Дивизионную артиллерию пехота считала за обузу [sic! – А.С.]. Забывали ставить задачи артиллерии и не использовали полностью ее огневой мощи», а командир батальона 120-го стрелкового полка Мацул не стал ставить задачу и приданной ему танковой роте…³⁶

В 115-м стрелковом полку 39-й дивизии (тогда еще 1-м Читинском) командир батальона капитан Ли Чун Ван не стал организовывать взаимодействия ни с артиллерией, ни с танками и в июне 1936-го – на упомянутом выше опытном учении. Непонимание самой необходимости взаимодействия родов войскна этом учении проявили и другие комбаты 1-го Читинского, и сам комполка, и командир единственного участвовавшего в этом учении батальона 32-й дивизии. Ведь они «совершенно недостаточно» использовали не только приданную им или поддерживающую их дивизионную, но и свою собственную артиллерию – батальонную и полковую…³⁷

А нежелание считаться со временем, необходимым на организацию взаимодействия родов войск, которое выказали 1 августа 1938 г. полковник Базаров и комкор Штерн, было лишь очередным проявлением порока, о котором говорил 21 ноября 1937 г. на Военном совете командующий войсками БВО командарм 1-го ранга И.П. Белов: «Принято всеми считать, что, раз часть подошла к рубежу, с которого можно броситься в атаку или пойти в наступление, значит, […] все немедленно вперед. Считается плохим командиром тот, который немного замешкался. Все забывают, что в любых условиях обстановки бой должен быть организован»³⁸. Как мы показали в предыдущей главе, уже из контекста выступления Белова видно, что это пренебрежение необходимостью тщательно организовывать взаимодействие родов войск старший и высший комсостав РККА опять-таки явно проявлял и до начала массовых репрессий.

Обеспечение боевых действий. Анализируя вскоре после окончания хасанских боев действия противника, советские штабисты прямо заявили об «отсутствии у нас разведки [выделено мной. – А.С.] вообще»³⁹. И действительно, без всякого представления о системе обороны противника было начато не только наступление 40-й дивизии 2 августа (когда разведать хотя бы передний край помешала охарактеризованная выше поспешность В.К. Базарова), но и общее наступление 6 августа – на подготовку которого было три дня! Ни одним из «доступных средств» (аэрофотосъемка, наблюдение, ночные поиски, разведка боем) не были разведаны ни система огня противника, ни система противотанковой обороны (ПТО). Общевойсковые и пехотные командиры просто не организовывали разведку; не на высоте оказались здесь и танковые. Последним, правда, слишком поздно указали участки атаки, так что они успели провести только «ряд рекогносцировок», в ходе которых местность «не была достаточно разведана и оценена, труднодоступные места до переднего края не были всюду обнаружены, и боевые курсы с учетом местности соответственно ничем не обозначены». Но командиры-танкисты не организовывали и «боевую разведку в период атаки», когда первый эшелон атакующих танков, двигаясь в 300–400 метрах перед главными силами, вскрывал бы «систему ПТО, обнаруживал препятствия и этим самым указывал бы направления действий остальным танкам»…⁴⁰

Пренебрежение разведкой сорвало, в частности, обход правого фланга японцев и удар по их тылам, который должна была нанести танковая рота разведбатальона 2-й мехбригады. 17 из 19 устремившихся вперед БТ-7 и БТ-5 влетели в неразведанное болото между высотами Заозерная и Пулеметная горка – и вместо удара по тылам противника роте пришлось занять круговую оборону… В болоте на подступах к Пулеметной горке застряла и половина машин 2-го танкового батальона той же бригады⁴¹.

Отсутствие данных о противнике было и одной из причин, по которым не удалось наладить взаимодействие пехоты с танками. Ничего не зная о тех участках обороны японцев, которые им предстоит атаковать, пехотные командиры не могли поставить поддерживающим их танковым частям и подразделениям конкретные задачи (вроде: «подавить огневые точки в 50 метрах левее ориентира № 3» и т. п.)…

Но в 40-й стрелковой дивизии комсостав лишь «периодически» организовывал разведку и на тактических учениях в июне 1935-го⁴². Атаку без достаточной разведки командир первого же проверенного в дивизии батальона (из состава 120-го стрелкового полка) предпринял и в мае 1936-го, а в 119-м стрелковом полку и командир выбранного для проверки батальона и командир разведроты (!) разведку «слабо» организовывали и в октябре⁴³. Штабы полков 40-й точно так же, как и на Хасане, – даже не пытаясь вскрыть расположение противника! – вели себя и в августе 1936-го (когда их проверили на выходе в поле со средствами связи). А плохое изучение добытых разведданных – равносильное отказу от проведения разведки вообще! – для штабов 40-й дивизии было характерно и в августе 1936-го, и в «дорепрессионном» же марте 1937-го…

В 32-й стрелковой дивизии разведку плохо организовывали (а после завязки боя иногда и вовсе не организовывали) и на мартовских маневрах 1936-го в Приморье. Без достаточной разведки бросил свой батальон в атаку и первый же комбат, проверенный в 32-й дивизии в мае 1936-го (из 95-го стрелкового полка)…

Заметим здесь, что в реальном бою «плохая организация» разведки и «отсутствие достаточной разведки» почти наверняка превратились бы в такое же, как на Хасане, «отсутствие разведки вообще». Ведь в большинстве случаев, когда войскам «предрепрессионной» ОКДВА приходилось вести реальный бой – в пограничных инцидентах у Хунчуна, Турьего Рога и Винокурки, – именно так и было. Под Хунчуном 25 марта 1936 г. командир отдельного кавалерийского эскадрона 40-й дивизии (прямым назначением которого было, между прочим, именно ведение разведки!) капитан С.А. Бонич бросил эскадрон в атаку на занятую японской ротой высоту у погранзнака № 8 («восьмерку») без всякой разведки. Точно так же была проведена 27 ноября 1936 г., во время инцидента у Турьего Рога, и атака захваченной японцами Павловой сопки, хотя действиями атаковавших стрелковой роты и танков БТ-5 руководил сам командир 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии полковник И.Р. Добыш, а с момента потери сопки прошло уже 16 часов. Поэтому, только добравшись до гребня сопки, наступавшие обнаружили, что противника на ней нет, что он ушел с нее той же предыдущей ночью, когда ее захватил, и что комполка полдня готовился атаковать по пустому месту… «Общее пренебрежение разведкой»⁴⁴ проявил и лейтенант Немков – командир 4-й стрелковой роты того же 63-го полка, атаковавшей 6 июля 1937 г. занятую и укрепленную японцами высоту Винокурка… В том-то и дело, что и до чистки РККА командиры-дальневосточники настолько не осознавали необходимости разведки на войне, что, оказавшись в напряженной обстановке настоящего боя, забывали о ней совсем!

Ну, а танкисты-дальневосточники? «Разведка пути» в «горно-лесисто-болотистой местности» (из этого набора в районе Хасана не было лишь леса) у них – как признал даже соответствующийгодовой отчет ОКДВА – была «неудовлетворительной» и осенью 1935-го. То, что у танкистов Блюхера «нет нужного внимания беспрерывному ведению боевой разведки», что «в разгаре боя о ней обычно забывают», опять-таки отмечалось еще и тогда и тоже не проверяющими, а в годовом отчете самих автобронетанковых войск ОКДВА от 19 октября 1935 г. Согласно годовому отчету Особой Дальневосточной от 30 сентября 1936 г., «слабым местом» ее командиров-танкистов «организация и ведение разведки (особенно боевой)» была и в 1936-м. А из приказа В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года мы видим, что организацией какой бы то ни было разведки комсостав дальневосточных танковых частей «очень слабо» владел и перед самым началом чистки РККА…⁴⁵

Умение командиров и штабов организовать тыловое обеспечение войск получило в составленных после боев аналитических материалах не менее убийственную характеристику, чем умение организовать разведку: «сплошная тыловая неграмотность командного и начальствующего состава», «отмахивание и нежелание решать вопросы тыла со стороны командиров всех степеней и рангов. Показателен в этом отношении горький факт – 40-я с[трелковая] д[ивизия] и все ее части за все время операции не выпустили ни одного приказа по тылу»⁴⁶.

Но, согласно соответствующему годовому отчету самой же Приморской группы (в которую входили все дравшиеся потом на Хасане соединения), командиры в ней «забывали» отдавать соответствующие распоряжения тыловым органам (и перед боем, и в ходе боя!) и ориентировать тыловиков в обстановке и осенью 1935-го⁴⁷. Практически так же вели они здесь себя и в 1936-м, когда у танкистов, по признанию соответствующего годового отчета автобронетанковых войск ОКДВА, «во всех группах к[оманди]ров и во всех звеньях частей и соединений» оказались «слабо отработаны положенные им тыловые вопросы» и когда даже сильно «отлакированный» годовой отчет ОКДВА от 30 сентября 1936 г. признал, что штабы полков и стрелковых батальонов «редко учитывают» вопросы тыла, даже если имеют достаточное время на организацию боя, и что штабы дивизий и корпусов по-прежнему «забывают» о тыловом обеспечении (или об отдаче конкретных распоряжений тыловикам) в процессе начавшегося боя или операции⁴⁸.

В «хасанской» 32-й дивизии в том «дорепрессионном» году дела обстояли и еще хуже – в точности так же, как потом на Хасане! На мартовских маневрах 1936-го в Приморье штаб 32-й не руководил тылами совершенно – ни в ходе боя, ни перед боем – и даже не знал, где его тылы находятся, а командиры всех рангов (опять-таки как и на Хасане) совершенно не учитывали в своих решениях проблемы тылового обеспечения…

В реальной боевой обстановке штабы частей и соединений ОКДВА не смогли бы организовать тыловое обеспечение своих войск и перед началом чистки РККА. Ведь, согласно докладу штаба ОКДВА об итогах боевой подготовки за декабрь 1936 – апрель 1937 гг. (от 18 мая 1937 г.; в дальнейшем – отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.), они тогда «удовлетворительно» умели управлять только «тылами, действующими не в полном составе и не в подвижных формах боя»⁴⁹… Единственный обнаруженный нами документ, конкретизирующий этот общий тезис, рисует в точности такую же картину, которая была явлена потом на Хасане. «Мне даже приказами, как нач[альни]ку обоза 1 эшелона, никто не дал указания, куда двигаться и с какой целью, – жаловался 9 мая 1937 г. на проведенном после тактического учения партсобрании тыловик из 62-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии Баранов, – а как и что кому подвезти – это сам гадай, как делать»…⁵⁰

Управление войсками. Участвовавшие в хасанских боях общевойсковые и пехотные командиры показали, что совершенно не владеют техникой управления и организации связи. Было продемонстрировано массовое непонимание того элементарного факта, что для облегчения управления войсками в современном бою существуют технические средства связи! И командиры стрелковых батальонов, и командиры стрелковых полков с началом боя покидали свои оснащенные телефонной и радиосвязью КП и «устремлялись» в нижестоящие подразделения, чтобы руководить «личным примером и личным общением»⁵¹. В результате управление теряли и они сами (так как находиться во всех своих подразделениях одновременно не могли), и вышестоящие командиры (которые, потеряв с ними связь и не получая от них никакой информации, переставали быть в курсе событий, а следовательно, теряли возможность принимать своевременные и адекватные решения)… Командир 1-го батальона 95-го полка 32-й дивизии в своем непонимании основ управления современным боем пошел еще дальше: он не только игнорировал технические средства связи, но и использовал свой взвод связи в качестве пехотинцев-стрелков, а начальника связи батальона послал командовать стрелковой ротой. «Это показывает, насколько комбату была нужна связь и начальник связи, и [правда, только отчасти. – А.С.] объясняет, почему вопросы взаимодействия с танками и артиллерией, особенно в звене полк и батальон, за эту операцию были не разрешены»…⁵²

Значения для управления войсками технических средств связи не понимал и комдив-40 В.К. Базаров, трижды за время боев без особой нужды переносивший дивизионный КП на новое место до того, как туда будет протянута телефонная связь и развернуты радиостанции. Не понимал, по-видимому, до конца этого значения и начальник штаба фронта Г.М. Штерн: ведь его решение бросить 40-ю в наступление с ходу привело к тому, что в дивизии не успели развернуть все средства связи…

Значения технических средств связи не понимали и работники войсковых штабов. В полковом и батальонном звеньях они (точно так же, как и командиры полков и комбаты) предпочитали управлению при помощи телефона и радио «личное общение». Штабы, похоже, вообще игнорировали в своей работе вопросы связи! Ведь наряду с указаниями на «недостаточное руководство» с их стороны работой начальников связи и игнорирование ими «при расчетах на организацию управления» возможностей средств связи в докладе, анализировавшем организацию и работу связи в хасанских боях, содержится красноречивая фраза: «О связи вспоминают, как правило, только при ее отсутствии»⁵³.

Низкое качество управления, продемонстрированное «хасанскими» штабами, проявилось и в низком качестве оформления штабной документации. «Документы зачастую представлялись […] многословные, нечетко и неряшливо написанные, с исправлениями, на клочках бумаги, без нумеров и дат, с самыми немыслимыми адресами […]»⁵⁴.

Низкое качество управления, продемонстрированное «хасанскими» пехотными командирами, проявилось и в неумении их обеспечить движение своих подразделений в атаку огнем. Причину того, что советская пехота на Хасане «обнаружила неумение» «сочетать движение и огонь»⁵⁵, следует видеть прежде всего именно в этом… Пехотный комсостав не сумел добиться и взаимодействия с соседями («не было увязки между подразделениями»⁵⁶).

«Четкое управление» своими частями и подразделениями не смогли обеспечить на Хасане и танковые командиры и штабы – по крайней мере, во 2-й мехбригаде⁵⁷. Задачи подчиненным там ставили нечетко, а в ходе танковой атаки 6 августа управление вообще было потеряно!

Однако потеря управления войсками из-за неумения правильно организовать и использовать связь в «хасанских» дивизиях была обычным делом еще и до чистки РККА.

Штабы 40-й стрелковой дивизии и в июне 1935 г. работали так, что «на учениях управление выпадало из рук» – и в том числе и потому, что «вопросы связи» штабистами были освоены «недостаточно»⁵⁸. Штаб первого же проверенного на отрядном учении батальона 120-го стрелкового полка не справился с управлением (даже не в бою, а на марше!) и в июле «благополучного» же 1936-го – и тоже из-за того, что не умел пользоваться техническими видами связи. Первые же проверенные в 40-й дивизии штабы показали, что плохо умеют организовать связь (причем не только телефонную или по радио, но и при посредстве делегатов связи и сигнализации флажками), – да и вообще слабо подготовлены к управлению войсками – и в августе 1936-го…

Штаб 32-й стрелковой дивизии «не обеспечивал непрерывности управления», «недостаточно» контролировал средства связи и «подолгу не имел связи с полками» – словом, демонстрировал чуть ли не полный набор своих хасанских огрехов опять-таки еще до чистки РККА, на сентябрьских маневрах 1935-го в Приморье⁵⁹. Если даже командиры и штабисты ОКДВА и не бросали в 35-м свои КП и не устремлялись в войска, то свою обязанность информировать вышестоящий штаб об изменениях обстановки они (как признал годовой отчет ОКДВА от 21 октября 1935 г.) игнорировали и тогда. А командиры частей и подразделений 32-й дивизии – и на мартовских маневрах 1936-го. На этих же маневрах в 32-й постоянно отмечалось и еще одно неизбежное последствие игнорирования КП – потеря управления войсками. Впрочем, штабы стрелковых батальонов в Приморской группе ОКДВА (в которую входили и 32-я, и 40-я дивизии) в начале 1936-го теряли управление и при простом переносе КП на новое место…

Согласно отчету штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., отсутствие у дальневосточного комсостава «необходимых знаний и практических навыков по использованию различных средств связи», «недостаточное» «использование штабами всех видов средств связи» – и вообще «недостаточно полное, грамотное и активное» использование средств связи было налицо и непосредственно перед началом чистки РККА⁶⁰. Больше того, еще тогда, «дорепрессионной» весной 1937-го, в штабе ОКДВА констатировали:

– что «навыки организации и управления боем в большинстве штабов» вообще «стоят невысоко»;

– что «подготовленность войсковых штабов по управлению боем в сложных условиях обстановки и местности» (т. е. в условиях, которые были налицо на Хасане!) вообще является одним из «отстающих звеньев боевой подготовки»;

– что «в обстановке значительного насыщения войск техническими средствами» (т. е. в такой, какая сложилась на Хасане!) «штабы со своей задачей» вообще «справляются плохо»;

– что в батальонном звене (и командиры и штабисты которого на Хасане, как мы видели, не понимали даже, зачем им технические средства связи) управление войсками является прямо «неудовлетворительным» (что штабы батальонов 40-й дивизии «не являлись организующим началом в боевой обстановке, а также органами управления» – это после учений 39-го стрелкового корпуса в марте 1937-го подтверждали со слов своих информаторов-командиров и особисты)…⁶¹

В августе 1938-го штабисты-дальневосточники демонстрировали отсутствие культуры составления штабной документации, но в июне «дорепрессионного» 1935-го оперативные дежурные в штабах 40-й дивизии даже не могли запомнить (не то что изложить на бумаге) какие бы то ни было данные об обстановке и путали их, а в марте «дорепрессионного» же 1936-го все три начальника штабов стрелковых полков 40-й дивизии не знали (как показала проведенная командиром дивизии тактическая летучка)… условных знаков, используемых при нанесении обстановки на карту!⁶²

Обеспечить «сочетание огня и движения» пехотные командиры в 32-й и 40-й дивизиях не умели и в 1936-м, когда это вскрывалось там при каждой проверке, для которой избирался один из батальонов, и в начале 1937-го, когда отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. констатировал повсеместную «слабую натренированность» командиров пехотных подразделений в управлении огнем⁶³. Взаимодействие с соседним подразделением (частью) в 32-й дивизии как минимум четыре из девяти командиров стрелковых батальонов и один из трех командиров стрелковых полков не организовывали и на мартовских маневрах 1936-го в Приморье… Общий низкий профессионализм пехотных командиров в «хасанских» войсках и до чистки РККА доходил до того, что:

– в 40-й дивизии в июне 1935-го двое из девяти пехотных комбатов демонстрировали откровенную «неграмотность» в управлении батальоном;

– в 32-й дивизии на мартовских маневрах 1936 г. комсостав 94-го стрелкового полка подводил свои подразделения на 200–400 метров к переднему краю обороны противника в… колоннах (что столь компактные боевые порядки на такой дистанции быстро растают под огнем, было известно еще со времен франко-прусской и русско-турецкой войн 70-х гг. XIX в., со времен расстрела прусской гвардии под Сен-Прива 18 августа 1870 г. и русской – под Горным Дубняком и Телишем 12 (24) октября 1877 г. – со времен, когда не было еще не только пулеметов, но даже и магазинных винтовок…);

– в 115-м стрелковом полку 39-й дивизии накануне чистки РККА многие командиры (как заявил 26 апреля 1937 г. на дивизионной партконференции командир 39-й комдив Д.С. Фирсов) вообще не знали своих обязанностей в бою;

– а лейтенант Кузин – командир 9-й стрелковой роты 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии, которой довелось 5 июля 1937 г. атаковать занятую японцами высоту Винокурка, – выказал это незнание и в реальном бою: подменял в «особо трудные моменты» пулеметчика, а «управлением ротой пренебрег, в частности, выйдя в исходное положение для атаки, не смог организовать подготовку атаки огнем»⁶⁴.

Что же до неумения управлять танковыми частями и подразделениями, то подразделения 2-й мехбригады не управлялись в бою не только 6 августа 1938 г., но и в «дорепрессионном» 1936-м. Ведь, согласно отчетам ОКДВА и ее автобронетанковых войск за тот год, штабы танковых батальонов 2-й мехбригады «к управлению самостоятельным боем б[атальо]на и при согласовании действий с другими родами войск» были «подготовлены слабо», а «средний и старший комсостав» всех дальневосточных танковых частей (т. е. и командиры танковых взводов, рот и батальонов.) «слабо» умел работать на радиостанции⁶⁵ (без радио, при помощи одних сигнальных флажков, реально можно было управлять только танками, находившимися рядом с командирским, т. е. разве что танковым взводом…)

Б. Артиллерийские

Стрелково-артиллерийская выучка. Из подготовленного осенью 1938-го дальневосточными штабистами доклада о боевой работе артиллерии в хасанских боях можно заключить, что стрелково-артиллерийская выучка командиров батарей (о других командных звеньях сведений приведено не было) оказалась такой же, что и подготовленность батарей в целом – «посредственной». Из сообщения этого документа о том, что «с огневой работой» комбатры справлялись «лучше при ведении огня по наблюдаемым целям, хуже при стрельбе по ненаблюдаемым (налеты)», явствует, что стрельба по ненаблюдаемым целям давалась им явно с трудом. И даже такая элементарная задача, как возобновление огня по ранее пристрелянным целям выполнялась «с большими трениями по времени и качеству» (документация, содержащая данные, полученные пристрелкой, на огневых позициях «[в. – А.С.] большинстве велась небрежно»)!⁶⁶

Но если в августе 1938-го стрелково-артиллерийская выучка командиров батарей в артиллерии Блюхера оказалась «посредственной», то накануне чистки РККА, весной 1937-го, она была еще хуже! «Большинство комсостава (в том числе и командиров батарей), – значится в приказе В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года, – в стрелковом отношении подготовлены слабо»⁶⁷… На состязании батарей Приморской группы ОКДВА в начале марта 1937-го практически все командиры батарей, выставленных артиллерийскими и стрелковыми частями, дравшимися потом на Хасане, решили стрелково-тактические задачи на «неуд» (только комбатр 199-го артиллерийского полка РГК сумел заработать «тройку»), а в глазомерном определении расстояний хотя бы «приближающиеся к удовлетворительным» результаты смог получить комсостав всего двух из двенадцати состязавшихся «хасанских «батарей – батареи артдивизиона 118-го стрелкового полка 40-й дивизии и батареи все того же 199-го артполка РГК! (Да и в них, возможно, более высокую, чем «неуд», оценку обеспечили не комбатры, а командиры взводов или орудий…)

Плохим умением стрелять по ненаблюдаемым (или плохо наблюдаемым) целям комсостав артиллерии Блюхера также отличался и до чистки РККА. Он не мог хорошо стрелять по этим целям и в 1935-м – когда, по оценке самого же начальника артиллерии ОКДВА В.Н. Козловского, не обладал необходимыми для этого «достаточной теоретической подготовленностью» и достаточной же «математической грамотностью»⁶⁸… Он не мог хорошо стрелять по ним и в 1936-м, когда, согласно докладу помощника начальника 2-го отдела штаба ОКДВА майора В. Нестерова от 8 ноября 1936 г. «О боевой подготовке артиллерии ОКДВА в 1936 году», по-прежнему «плохо знал теорию стрельбы» (в том же 40-м артполку «хасанской» 40-й дивизии в ноябре 1936-го лишь половина командиров смогла решить хотя бы две из 12 предложенных им задач…)⁶⁹. А то, что их командиры-артиллеристы «терялись» при стрельбе по плохо наблюдаемым целям и совсем не отработали стрельбу на поражение по ненаблюдаемым целям и накануне чистки РККА – это признавали и «Материалы по боевой подготовке артиллерии», подготовленные тогда в штабе ОКДВА (или в аппарате начарта ОКДВА), и приказ В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения… ⁷⁰

Что же касается «трений» с возобновлением огня по ранее пристрелянным целям, то если в 1938-м дальневосточные командиры-артиллеристы лишь небрежно оформляли данные пристрелки, то в «дорепрессионном» 1935-м комсостав артиллерии Приморской группы ОКДВА (в которую входили практически все артиллерийские части и подразделения, сражавшиеся потом на Хасане) не мог даже толком провести саму пристрелку, «не умея», по признанию годового отчета Примгруппы от 11 октября 1935 г., «грамотно выбрать цель и метод пристрелки»! «Трения» с возобновлением огня по ранее пристрелянным целям блюхеровские командиры-артиллеристы должны были испытывать и в «дорепрессионном» же 1936-м, когда они (как заключал тот же майор В. Нестеров) обладали «невысокой» техникой стрельбы и плохо (как, кстати, и в 1935-м) умели вести стрельбу на поражение…⁷¹

Тактическая выучка. Сведения штабного доклада о боевой работе артиллерии в хасанских боях заставляют признать тактическую выучку участвовавшего в них комсостава артиллерии откровенно слабой (сам доклад говорит лишь о «недостаточности» тактической подготовки артиллерии в целом). Ведь планирование огня оказалось «слабым участком» артиллерийских штабов (которые, кстати, и вообще были «не слажены» и настолько «не подготовлены», что не могли даже составить дельное донесение, не говоря уже о «из рук вон плохом, небрежном, зачастую безграмотном» «оформлении документации»)⁷². «Недостаточным» (как отмечали уже особисты) оказалось и управление артиллерийским огнем…⁷³ Техника взаимодействия артиллерии с пехотой и танками тоже была «совершенно не отработана» не только пехотными и танковыми, но и артиллерийскими командирами – в чьей среде также встречались «случаи абсолютного непонимания этого вопроса»⁷⁴. Из доклада «Основные недостатки в действиях наших частей», составленного после хасанских боев старшим лейтенантом госбезопасности Дохиным, можно заключить, что случаев таких было немало: ведь одним из «основных недостатков» там было названо «отсутствие инициативных командиров батарей [выделено мной. – А.С.]» (что взаимодействие с пехотой артиллерия организовывала не только «недостаточно тактически грамотно», но и «мало интенсивно» – это отмечали и составители доклада о боевой работе артиллерии)…⁷⁵ Впрочем, что говорить о взаимодействии с другими родами войск, если артиллерийскими командирами на Хасане «очень туго воспринимался» даже простой маневр колесами…⁷⁶

Однако общий уровень тактической выучки комсостава артиллерии Блюхера оценивался как слабый и до начала чистки РККА! В «Материалах по боевой подготовке артиллерии», составленных в штабе ОКДВА (или в аппарате ее начарта) в апреле 1937-го, прямо признавалось, что эту выучку «следует считать неудовлетворительной»…⁷⁷

Артиллерийские штабы на Хасане оказались «не слажены», но в 40-м артполку «хасанской» 40-й дивизии даже наиболее подготовленный (!) из штабов дивизионов не был сколочен и в октябре «дорепрессионного» 1936-го…

Артиллерийские штабы на Хасане оказались «не подготовлены» – но, по свидетельству отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г., все они – и штабы дивизионов, и штабы артполков, и штабы артиллерийских групп, и штабы начальников артиллерии стрелковых дивизий (за исключением 12-й и 34-й) – были «неудовлетворительно» подготовлены и накануне чистки РККА (и не только в «хасанских» войсках, но и во всей ОКДВА)!⁷⁸

Управление артогнем комсоставом дальневосточной артиллерии было «недостаточно» освоено и до чистки РККА. В 32-м артполку 32-й дивизии, 1-м дивизионе 39-го артполка 39-й дивизии и 187-м артполку РГК (сведения по другим «хасанским» артиллерийским частям не обнаружены) полностью отработать управление огнем хотя бы дивизиона не удалось и в 1936-м… А «неудовлетворительная» подготовленность всех артиллерийских штабов ОКДВА, зафиксированная весной 1937-го, означает, что и планирование артогня, и управление имкомсостав блюхеровской артиллерии «недостаточно» освоил и непосредственно перед началом массовых репрессий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.