Глава 2 УДАР ГРОМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

УДАР ГРОМА

Впечатляющий темп советского наступления на востоке, сопровождавшегося приказами советского командования, провозглашавшего падение одного города на востоке рейха за другим, не могли не стать для западных союзников более чем обескураживающими. Было очевидно, что долгожданная Ялтинская конференция союзных держав, от которой во многом зависело будущее послевоенной Европы, открывалась в сопровождении широкомасштабной демонстрации советской военной мощи. По сравнению с успехами советских маршалов Конева и Жукова в Восточной Пруссии и Силезии достижения западных союзников в Италии и последние боевые действия в Арденнах должны были казаться весьма незначительными.

Когда открылась Ялтинская конференция, было очевидно, что политическим лидерам Запада под давлением обстоятельств придется договариваться с позиции силы. В сложившихся условиях было естественно, что правительства союзников должны окончательно объединить свои силы бомбардировочной авиации и таким образом произвести впечатление на Советский Союз. И хотя отдельные участки Западного фронта колебались, на Германском «внутреннем фронте» наступление союзников было столь же сокрушительным, как любое другое предпринятое советскими бронетанковыми войсками на востоке. Британское правительство оказалось в особенно затруднительном положении, когда оно вступило в переговоры с советским премьером: президент Рузвельт, который уже был больным человеком, проявил мало плодотворного участия в судьбе будущих границ Восточной Европы.

Однако зимняя погода в Европе была столь же неблагоприятной для действий бомбардировочной авиации, как и для колонн беженцев, тянувшихся в западном направлении. Она побудила Объединенный комитет разведывательных служб внести дельное предложение по наиболее эффективному размещению сил бомбовой авиации союзников. Это был видоизмененный план, разработанный до этого под кодовым названием «Удар грома».

В июле 1944 года начальники штабов обсудили возможность того, чтобы Берлин был выбран в качестве цели для удара «сокрушительной силы», подрывающего моральный дух военных, политиков и мирных граждан. Предложение было выдвинуто на рассмотрение премьер-министра, а затем включено в подробный меморандум, представленный начальникам штабов 1 августа. Этот меморандум официальные историки справедливо окрестили «ордером» на проведение дрезденской операции. В качестве альтернативы Берлину вся мощь атаки могла бы быть сконцентрирована на одном большом городе, но не на Берлине, что привело бы к колоссальным разрушениям. Эффект был бы особенно сильным, если бы это был город, до сих пор относительно не пострадавший.

По мнению министерства иностранных дел, управления политической войны и министерства экономической войны, с которыми обсуждался «Удар грома» и получил принципиальное одобрение, такая атака могла ускорить неотвратимую победу или склонить чашу весов в ее пользу.

Но по совету Объединенного комитета по планированию этот план был отложен до того времени, когда Объединенный комитет по разведке посчитает складывающиеся обстоятельства благоприятными. В докладах 25 января 1945 года Объединенный комитет по разведке представил подробную оценку нового советского наступления на Восточном фронте, в свете которого «Удар грома» был пересмотрен. По мнению комитета, поддержка, которую силы стратегической бомбардировочной авиации союзников могли себе позволить оказать русским в течение последующих нескольких недель, оправдывала срочное рассмотрение возможностей использования их таким образом. В этом докладе от 25 января делался особый упор на необходимость сосредоточиться на объектах нефтяной промышленности. Бомбежка танковых заводов, которые снабжали танковые дивизии машинами, отправляемыми прямо на фронт, должна была стоять хотя бы на втором месте после первостепенной атаки на нефтяные объекты. Наконец, комитет доложил о возможности вмешательства в попытки немцев спешно отправлять подкрепление на Восточный фронт (хотя это, конечно, едва ли было серьезной угрозой на данном этапе войны, как мы видели выше по реакции Гитлера на просьбу Гудериана). Комитет предложил подвергнуть бомбардировке коммуникации, и в особенности «интенсивной и продолжительной бомбардировке» — Берлин. Однако это был первый доклад, привлекший особое внимание к возможности оказания поддержки русским на Восточном фронте, и, хоть и поставленная на последнее место, атака коммуникаций была обсуждена в этом контексте.

Во втором докладе Объединенного комитета по разведке «Удар грома» рассматривался более подробно в качестве средства оказания поддержки русским, поскольку изначальный план сокрушительного удара для подрыва морального духа, как в нем утверждалось, не стал бы решающим, даже будучи соотнесен во времени таким образом, чтобы совпасть с благоприятным этапом наступления русских. Один из недостатков подобного рода доклада, и в этом нет вины комитета, состоит в том, что советский Генеральный штаб не ставил западных союзников заранее в известность о своих предстоящих военных операциях. Крупное наступление советских войск началось, если вспомнить, 12 февраля, но только 25 января Объединенный комитет по разведке опубликовал подробные доклады о нем. Можно заметить, что минимальная задержка хотя бы на 13 дней перерыва между началом нового наступления русских и самого раннего «одновременного» нанесения «Удара грома» по германскому городу не способствовала утверждению тесного взаимного сотрудничества между Западом и Востоком, а скорее наоборот.

Объединенный комитет по разведке полагал, что, если такая атака планируется в связи с той обстановкой, которая преобладала на Восточном фронте, силы стратегической бомбардировочной авиации все же еще могли оказывать поддержку советскому наступлению таким образом, который, по крайней мере, показал бы немцам, что взаимное сотрудничество между Востоком и Западом — реальность (немцы использовали бы любой разлад между союзниками). Огромное замешательство могло бы произойти за позициями немцев в случае осуществления атаки на переполненный беженцами Берлин. Огромный поток беженцев из подвергнутого воздушному удару Берлина прибавился бы к уже хлынувшим на запад с захваченных советскими войсками территорий переселенцам. Это, несомненно, «создало бы препятствия упорядоченному движению войск на [Восточный] фронт и сковало германскую военную и административную машину». В дополнение к этим тактическим соображениям в этом втором докладе комитета выражалось мнение, имеющее значение ввиду предстоящей Ялтинской конференции о том, что, возможно, есть «политическая ценность» в демонстрации русским «наилучшим открытым для нас способом» желания оказать им поддержку в текущем наступлении.

Британское министерство авиации не замедлило приступить к действиям, руководствуясь этим докладом. Заместитель начальника штаба ВВС сразу же позвонил сэру Артуру Харрису, чтобы ознакомить его с изложенными в докладе рекомендациями и обсудить возможные последствия. И хотя Харрис подтвердил, что рассматривал Берлин как уже «намеченный объект», сэр Норман Боттомли указал, что, поскольку теперь составлен в полном объеме план сокрушающего удара по Берлину, Харрису придется координировать свои операции со стратегическими ВВС США и, по всей вероятности, консультироваться с начальниками штабов. В ходе этого разговора, судя по записке, переданной Боттомли начальнику штаба военно-воздушных сил, сэру Чарльзу Порталу, на следующий день, сэр Артур предложил осуществить дополнительные атаки на Хемниц, Лейпциг и Дрезден, которые, наравне с Берлином, разделяли задачу по приему эвакуированных с востока и которые опять же были ключевыми пунктами в системах коммуникаций, обслуживающих Восточный фронт.

Было особенно нелепо, что сэр Артур Харрис должен был теперь консультироваться по плану сосредоточения всей мощи бомбардировочной авиации в районе атаки, поскольку он давно и безрезультатно отстаивал перед штабом ВВС стратегию продолжения ковровых бомбардировок района в качестве ключевого условия разгрома Германии, в противоположность бомбардировкам избранных объектов. Правительство и штаб ВВС с самых первых дней войны знали о возможности воздушных атак районов в качестве средства нанесения удара в сердце военной промышленности Германии, так же как знали о сопутствующем им психологическом эффекте. И в самом деле, усилия командования бомбардировочной авиации в 1943–1944 годах были в значительной степени направлены на бомбардировку городов. Однако на этой стадии войны успех воздушных атак на нефтеочистительные заводы, проводимых сэром Артуром Харрисом и американцами летом 1944 года, убедил штаб ВВС, что, продолжая отдавать высший приоритет атакам на нефтяные объекты, можно решающим образом повлиять на ход войны еще до конца года. Однако Харрис настаивал на возможности продолжения атак районов как средстве расчленения Германии, подрыва ее материальной базы и морального духа населения в противовес невозможности действовать по намеченному плану, необходимому для бомбардировок по точечным целям при определенных погодных условиях.

Несмотря на включение нефтяных объектов в список целей высшего приоритета в течение осени 1944 года, в период с октября по декабрь 58 процентов операций командования бомбардировочной авиации было нацелено на города. (Доля 14 процентов, приходящаяся на нефтяные предприятия, предполагает более значительные усилия, чем может отображать голая цифра, из-за точных координат расположения целей.) В письме сэру Чарльзу Порталу 1 ноября Харрис отмечал, что в течение 18 месяцев бомбардировочная авиация, фактически, разрушила 45 из 60 главных германских городов. Кроме того, командование предложило подвергнуть разрушению нетронутые объекты: Магдебург, Халле, Лейпциг, Дрезден, Хемниц, Бреслау, Нюрнберг, Мюнхен, Коблен и Карлсруэ, а также довершить разрушение Берлина и Ганновера. Однако предлагавшееся изменение приоритетов не было уступкой Харрису со стороны штаба ВВС, и тупик стратегической линии продолжал оставаться.

В середине января с развязыванием нового наступления русских Харрис в письме Порталу от 18 января довел дело до кульминации, вновь выразив свое недовольство политикой бомбардировки выборочных целей, которой требовал план, ставивший на первое место нефтяные объекты. Он выступал за разрушение Магдебурга, Лейпцига, Хемница, Дрездена, Бреслау, Позена, Халле, Эрфурта, Гота, Веймара, Эйзенаха и оставшейся части Берлина — то есть за перенос внимания с промышленных объектов на восточногерманские города. В заключение в письме указывается, что Порталу следует подумать, не лучше ли поступить так для успеха британского оружия, что только и имеет значение, если Харрис должен остаться при своем командовании. Перед лицом ультиматума сэр Чарльз Портал был вынужден сделать неприятный выбор: либо остаться на критическом этапе войны без командующего, репутация которого была чрезвычайно высока, либо оставить нынешний тупик по поводу приоритетов. Он выбрал последнее, и в письме от 20 января попросил Харриса остаться, но рассмотреть существующие приоритеты, несмотря на свое недоверие к ним.

Именно при таких обстоятельствах спустя менее чем неделю возрождение «Удара грома» — главного элемента в концепции бомбардировки района — получило самую сильную поддержку. Безотносительно к разговору Боттомли с Харрисом премьер-министр в течение нескольких часов веско выражал свою личную озабоченность бомбардировкой населенных центров Восточной Германии.

Можно предположить, что ко времени своего вмешательства вечером 25-го премьер-министр прочитал в докладах Объединенного комитета по разведке о новом советском наступлении и возможном осуществлении плана «Удар грома». Кроме того, в тот день другие факты приобрели значение при рассмотрении им докладов. Лондонские газеты описывали сцены страданий людей в восточногерманских городах, когда нахлынули беженцы из Бреслау и Силезии, так же как и из Восточной Пруссии перед наступлением русской армии. Тем не менее, как сообщала «Таймс», утром 25-го германские радиокомментаторы утверждали, что, хотя все беженцы потоком следовали через Берлин, столица рейха не была парализована. В довершение всего русские в тот день перешли Одер около Бреслау, и весть об этом быстро достигла Уайтхолла. Военная ситуация на Восточном фронте казалась благоприятной для срочного рассмотрения докладов комитета.

В тот вечер премьер-министр связался по телефону с министром авиации сэром Арчибальдом Синклером, чтобы получить информацию о планах в связи с ситуацией в Восточной Германии. Об этом разговоре личный секретарь и ассистент Синклера писал, что премьер-министр потребовал сообщить ему, что планирует предпринять командование бомбардировочной авиации Королевских ВВС в отношении «немцев, отступающих из Бреслау».

Господин Черчилль настаивал на том, что ситуация в Восточной Германии требует принятия срочных мер, поэтому необходимо было спешно провести консультации в министерстве авиации. Утром следующего дня начальник штаба ВВС, который уже получил доклад Боттомли о своем разговоре с Харрисом накануне вечером, заметил заместителю, что, не посягая на приоритет атак нефтяных объектов и необходимость нанесения ударов по ракетным заводам и базам подлодок, им следует приложить усилия к тому, чтобы изыскать возможность для совершения масштабной атаки Берлина и для атак Дрездена, Лейпцига, Хемница и других городов. Массированные бомбардировки этих городов не только вызовут замешательство в ходе эвакуации с востока, но и затруднят продвижение войск с запада.

План, конечно, должен быть согласован с начальниками англо-американского объединенного штаба и с сэром Артуром Теддером, заместителем главнокомандующего. Даже несмотря на то, что контроль над силами стратегической бомбардировочной авиации почти полностью перешел прошлой осенью от штаба Верховного командования экспедиционных сил союзников к начальникам объединенного штаба, к началу 1945 года штаб ВВС был озабочен значительностью непосредственной поддержки армии, которая требовалась от бомбардировочных сил. На конференции в Квебеке в сентябре 1944 года по рекомендации сэра Чарльза Портала контроль над стратегическими операциями бомбардировщиков был передан начальникам объединенного штаба, который подчинялся только командным полномочиям генерала Эйзенхауэра в связи с чрезвычайной необходимостью их применения в боях на суше. Ввиду быстрого развития событий, влиявших на стратегическую ситуацию в то время, сэр Чарльз Портал заявлял: «В самое ближайшее время может возникнуть необходимость применения всех сил стратегической бомбардировочной авиации для атаки, прямой целью которой будет подрыв морального духа немцев».

Выбор психологически обоснованного момента для нанесения этого удара мог быть лучше всего сделан начальниками объединенного штаба, да и извлечь наибольшую пользу из этой акции можно было бы при их непосредственном контроле сил бомбардировочной авиации.

Однако, несмотря на доклады Объединенного комитета по разведке и очевидный успех русского вторжения, Портал в своих замечаниях от 26 января выразил сомнение, настало ли время для «Удара грома» в полном масштабе. Он также сомневался в том, оправданна ли массированная бомбардировка коммуникаций, в надежде задержать переброску на восток германских войск пополнения.

Сэр Арчибальд Синклер, проконсультировавшись со штабом ВВС, ответил в записке от 26 января на требование, высказанное по телефону премьер-министром, в соответствии со своим пониманием планов внесения сумятицы в боевые порядки войск противника, отходящих перед русским наступлением. Синклер советовал этого не делать на том основании, что такое движение войск «большими массами отступавших в западном направлении в Дрезден и Берлин» более удобно атаковать тактическими ВВС, особенно ввиду того факта, что точных разведданных о передвижениях войск не поступало и что такие атаки следует координировать с русскими, поскольку цели находятся в пределах района их боевых операций.

Следовательно, ввиду рекомендаций сэра Чарльза, он отстаивал продолжение атак нефтяных предприятий, если только погода позволяла осуществлять точное бомбометание по целям, а если погода не позволяла — проводить бомбардировку района.

Эти возможности можно было использовать, чтобы при сложившейся благоприятной обстановке подвергнуть бомбардировке Берлин и другие крупные города Восточной Германии, такие как Лейпциг, Дрезден и Хемниц. Все они были не только административными центрами, из которых контролировались передвижения войск и граждан, но и главными центрами коммуникаций, через которые проходила большая часть транспортных потоков. В заключение он сказал — в связи с замечаниями Портала о необходимости предварительных консультаций, — что возможность этих атак, проводимых в масштабе, необходимом для достижения решающего воздействия на ситуацию в Восточной Германии, в настоящее время рассматривается.

Несмотря на подробные и убедительные аргументы, изложенные Синклером, относительно продолжения атак на нефтяные объекты, премьер-министр сразу же отреагировал:

«Я не спрашивал вас вчера вечером о планах ускорения процесса отступления немецких войск из Бреслау. Напротив, я спрашивал, следует ли рассматривать сейчас Берлин и, без сомнения, другие крупные города Восточной Германии в качестве особенно привлекательных целей. Я рад, что этот вопрос „рассматривается“. Прошу вас, доложите мне завтра, что будет предпринято».

Непосредственным результатом этого жесткого ответа должно было стать то, что штаб ВВС запаникует (заместитель его начальника сэр Норман Боттомли замещал сэра Чарльза Портала в связи с поездкой того в Ялту) и выпустит инструкцию для сэра Артура Харриса, согласно которой многонаселенные восточные города, включая Дрезден, неизбежно станут объектом модифицированной версии «Удара грома». Боттомли напомнил о своем телефонном разговоре за два дня до этого с сэром Артуром Харрисом, в котором затрагивались атака Берлина и атаки на Дрезден, Хемниц и Лейпциг. Он вложил в свое письмо Харрису копии докладов Объединенного комитета по разведке от 25 января, в которых рассматривался план проведения атаки «Удар грома» в отношении Берлина. Однако он добавил, что сэр Чарльз Портал не думает, что будет правильным пытаться атаковать Берлин в масштабах «Удара грома» в ближайшем будущем, поскольку сомнительно, что такая атака, даже осуществленная с большим уроном для противника, будет иметь решающее значение. В то же время Портал согласился, что, не умаляя значения нефтяных объектов, командованию бомбардировочной авиации следует приложить усилия к тому, чтобы изыскать возможность осуществить крупную атаку Берлина и аналогичные атаки Дрездена, Лейпцига, Хемница и других городов. Такие массированные бомбардировки не только вызовут замешательство в рядах эвакуирующихся с востока, но и затруднят переброску войск с запада.

Сэр Норман Боттомли завершал свое письмо Харрису формальной просьбой, чтобы — при условии проявления неизменного уровня мастерства при выполнении этих бомбовых ударов по восточным населенным центрам, «игнорируя требования придерживаться перечня целей из числа нефтяных и других объектов в рамках действующей директивы [т. е. директивы № 3]» и если позволяют погодные условия и наличие луны — командование предпринимало такие атаки «с особенным намерением воспользоваться обстановкой хаоса, которая, вероятнее всего, возникла в вышеупомянутых городах в ходе успешного наступления русских».

Условия освещенности луной вряд ли были особенно благоприятными до 4 февраля, и премьер-министр был проинформирован об этом сразу же после того, как письмо Боттомли передали сэру Артуру Харрису. На следующий день, 28 января премьер-министр формально признал послание. Понятно, что он преследовал определенную цель: вскоре после 4 февраля, в разгар Ялтинской конференции, он был в состоянии нанести эффектный удар по восточногерманскому городу, чтобы произвести впечатление на русскую делегацию. Но он не мог предвидеть, что девять дней пройдут, и закончится Ялтинская конференция, прежде чем погода станет благоприятной для такой операции дальнего радиуса действия.

К 31 января план совместной атаки союзниками восточногерманских городов вступил в новую стадию, когда в результате встреч между заместителем начальника штаба ВВС сэром Артуром Теддером и командующим стратегическими силами ВВС США генералом Карлом Спаацем был согласован новый расклад приоритетов. Директива № 3 для операций стратегических ВВС с 15 января как будто исключала возможность атак целей на востоке Германии, ставя условием, согласно ее положениям, что стратегические ВВС, базирующиеся в Соединенном Королевстве, особое внимание уделят линиям коммуникаций Рура. Основные заводы-производители синтетических масел все еще были высшими приоритетами для сил бомбардировочной авиации союзников. Однако постольку, поскольку речь шла о стратегических бомбардировщиках, действовавших из Великобритании, второе место по важности теперь перешло от коммуникаций Рура к атакам Берлина, Лейпцига, Дрездена и других восточногерманских городов. Атаки были призваны нарушить процесс эвакуации беженцев с востока и помешать передвижениям войск. Генерал Спаац соответственно проинструктировал 8-ю воздушную армию генерал-майора Дж. Х. Дулиттла, штаб-квартира которого, так же как и командования бомбардировочной авиации, находилась в Хай-Уайкомб, атаковать Берлин, очевидно в рамках этого плана.

Докладывая об этом соглашении сэру Чарльзу Порталу 31 января, когда тот был на Мальте с начальниками объединенного штаба перед трехсторонней конференцией в верхах в Ялте, сэр Норман Боттомли добавил, что русские ввиду высоких темпов своего наступления, особенно в направлении Берлина, «возможно, хотели бы знать о наших намерениях и планах атаки целей в Восточной Германии». Но не было свидетельств того, что рейд на Дрезден специально обсуждался с русскими в Ялте, и русские отрицали, что какая-либо информация об атаке района бомбардировочным командованием поступала к ним по обычным каналам связи британской военной миссии в Москве. Одной из причин этого могли быть осложнения в связи с тем, что с того времени, как генерал-лейтенант М. Б. Барроуз уехал из Москвы в ноябре 1944 года, будучи главой миссии, британское правительство, в ответ на холодность, с которой относились к миссии в Москве, не прислало ему замену.

Генерал Спаац особо настаивал на том, чтобы с запиской Боттомли Порталу, в которой откровенно раскрывалось кое-что непосредственно связанное с бомбардировкой американцами объектов в масштабе района, был бы также ознакомлен генерал Лоуренс, который председательствовал в Ялте вместо выздоравливающего главкома американских ВВС Х. Х. Арнольда. Вполне вероятно, что Спаац искал определенной поддержки этой новой политики в вышестоящей инстанции. Однако это послание Кутер увидел не ранее 13 февраля. К тому времени 8-я американская воздушная армия уже предприняла массированную атаку Берлина. Письмо сэра Нормана Боттомли от 27 января явно призывало к проведению крупных авиарейдов, и в нем предполагалось, что наилучших результатов можно достичь согласованными атаками, а не одиночными ударами, то есть используя методы дневной бомбардировки силами 8-й воздушной армии в связке с ночными атаками бомбардировочной авиации. Идея состояла в том, что, если американские дневные авиарейды вызовут пожары, они помогут бомбардировочному командованию успешно продолжить атаку ночью. На практике такая возможность представлялась редко, потому что погодные условия днем имели тенденцию отличаться от таковых в ночное время. Атака Берлина 8-й воздушной армией 3 февраля первоначально планировалась как часть такой комбинированной операции, и подготовка к ней в предварительном плане должна была быть согласована между сэром Норманом Боттомли и генералом Спаацем.

В ретроспективе нетрудно догадаться о природе совместного подхода к этой программе атак, совершаемых силами британской и американской бомбардировочной авиации. Американцы не позволили бы, чтобы их бомбардировщики отправлялись в рейды только с целью устрашения исключительно против мирного германского населения. Они едва ли отказали бы в обоснованной просьбе направить бомбардировщики для атаки военных целей в самом центре жилых кварталов, хотя им было известно о низкой точности этих атак, когда они проводятся вслепую, как всегда было в эти первые зимние месяцы. Американские атаки вслепую по заданным целям в жилых районах столь же широко распространились бы, как и ночные атаки вслепую, проводившиеся британскими бомбардировщиками по самим жилым районам. Высшие офицеры командования бомбардировочной авиации, фактически, настаивали на том, что, поскольку методы радиолакационного обозначения целей гораздо более точные в ночное время, дневные атаки вслепую еще больше распространены, чем атаки по целям, обозначенным с помощью радара.

В это время идея о том, что Дрезден был важным промышленным городом, выглядит весьма поверхностной. Отдел военного министерства, ответственный за инструктаж начальника имперского Генерального штаба по всем вопросам, полностью поддерживал атаку германских заводов по производству синтетических масел, но с самым серьезным сомнением относился к стратегическим воздушным атакам германских городов. Когда русские обратились с просьбой о проведении союзниками воздушных атак на центры коммуникаций, была выпущена карта с указанием некоторых таких центров, которые могли быть включены в соответствующий этой просьбе список. Одним из городов в списке к этой карте коммуникаций был Дрезден, поскольку подходил под эту категорию. Но он конечно же не был важным промышленным центром. И в самом деле, информация, которую отдел должен был предоставить начальнику имперского Генерального штаба о Дрездене, состояла в том, что город не так уж широко использовался германской армией в качестве транспортного узла, а больше огромными массами беженцев с советского фронта.

2 февраля заместители начальников штабов в Лондоне информировали британских начальников штабов, которые все еще участвовали в конференции начальников объединенных штабов на Мальте, что они одобрили новые приоритеты. Они их слегка подкорректировали за счет включения танковых заводов, но все же на втором по важности месте после заводов синтетических масел стояли Берлин, Лейпциг, Дрезден и подобные им города, «массированная атака которых вызовет сильнейшую неразбериху в процессе эвакуации граждан с востока и затруднит отправку пополнений». Авианалеты на магистраль Рур — Кельн — Кассель были вынесены в ряду приоритетов на третье место. Когда улягутся обломки и осядет пыль от тройного удара по Дрездену и внешний мир узнает о масштабах трагедии, мы увидим, что возникнет спор о том, следовала ли 8-я воздушная американская армия первоначальной директиве № 3 или вышеупомянутой предложенной директиве. Генерал Спаац утверждает, что ни на одном из этапов не было отступлений от директивы США на атаку «военных объектов»; в случае с Дрезденом ими были сортировочные станции.

Новые приоритеты были, очевидно, в некотором отношении учтены стратегическими ВВС США днем 3 февраля, когда сокрушительный удар был нанесен по Берлину почти тысячей «Летающих крепостей». Как и было запланировано, военные объекты атаки для «Летающих крепостей» были намечены не иначе, как в самом центре жилых и деловых районов. В цитировавшихся в Швеции германских отчетах утверждалось, что погибли более 25 тысяч человек, в том числе много жертв было среди беженцев.[1] 8 февраля на совещании командного состава военно-воздушных сил союзников генерал Спаац мог обратить внимание на впечатляющие результаты, достигнутые его бомбардировщиками в этой атаке Берлина. В то же время он добавил, что «есть подозрения, что 6-я танковая армия» двигалась через столицу в качестве подкрепления на Восточный фронт. Неизвестно, знал ли на этом этапе войны генерал Спаац о доказанной неточности бомбардировок во время авиарейдов 8-й воздушной армии, которая в условиях плохой погоды полагалась только на приборы. Его подчиненному, командующему 8-й воздушной армией, генерал-майору Дж. Х. Дулиттлу это, конечно, должно было быть известно. В записке от 26 января его проинформировали, что вероятная погрешность выхода армии на цель по дуге во время этой атаки вслепую могла быть около 3 километров, что «требует сплошного бомбометания по району, чтобы достичь какого-либо результата».

4 и 5 февраля погода мешала проведению дальнейших операций дальнего радиуса действия, и 6-го пришлось отказаться от попытки провести точную атаку по нефтяным объектам и заняться смежными объектами второй очереди в виде сортировочных станций в Хемнице, в 50 километрах к юго-западу от Дрездена, и в Магдебурге. Около 800 тонн бомб было сброшено на каждый из этих городов, в соответствии с общим духом оказания поддержки русским. Было ясно, что недалеко то время, когда бомбы с британских или американских бомбардировщиков начнут падать на Дрезден.

7 и 8 февраля силы тяжелых бомбардировщиков были выделены для дневных операций над Германией, но в обоих случаях операции были отложены из-за ухудшавшихся погодных условий. 7 февраля член парламента от лейбористов Эдмунд Пебрик потребовал сообщить ему, когда будут бомбить Хемниц, Дрезден, Дессау, Фрейбург и Вюрцбург, «которые до сих пор совсем в малой степени или вовсе не испытывали ничего в этом роде». Эттли ответил, что никаких заявлений в отношении будущих операций сделано не будет; он едва ли мог раскрыть, даже если бы знал, что планы бомбардировки двух из этих городов уже были в руках командования бомбардировочной авиации (и, вероятно, также и у 8-й воздушной армии) в соответствии с письмом Боттомли от 27 января. Наступательные действия авиации по бомбардировке районов, направленные против германских городов, были на пороге кульминации.

Как только советские бронетанковые войска временно остановились на Одере, приток беженцев в Дрезден уменьшился до струйки. Затем 8 февраля советские армии значительными силами форсировали Одер, и районы непосредственно к западу от Одера стали полями кровавых боев. Беженцы, которые всего несколько дней назад считали себя в безопасности в этих районах, теперь возобновили стремительное бегство на запад. В то же самое время советские войска начали брать в клещи Бреслау, чтобы блокировать город.

Теперь уже началась также лихорадочная эвакуация и из Западной Силезии. Из 35 тысяч жителей города Грюнберга благодаря незамедлительным партийным приказам на эвакуацию почти 4 тысяч человек ушли вовремя. Другим городам повезло меньше: Лигниц уже был объявлен районом приема беженцев из городов к востоку от Одера; обычная численность его населения в 76 тысяч человек многократно возросла за счет этих беженцев; 20 тысяч германских граждан силой заставили оставаться на месте, когда советские войска заняли город, который был вторым по величине в Западной Силезии. То, что такой большой процент населения оказался в западне, стало результатом отсутствия в Нижней Силезии сельскохозяйственного транспорта, наличие которого позволило жителям других провинций покинуть их с меньшими трудностями.

Масштаб этой массовой миграции беженцев, которой предстояло стать как причиной, так и отличительным признаком дрезденской трагедии, может быть обозначен лишь приблизительно. В начале 1945 года население Силезии насчитывало 4 718 000 человек, из которых 1 500 000 либо не смогли вовремя уехать, либо, будучи польского происхождения, оставались на месте. Из 3 200 000 человек, обратившихся в бегство, половина нашла пристанище в чехословацком протекторате, даже не подозревая, какой расистской жестокости они могут подвергнуться после чешского восстания; остальные в количестве около 1 600 000 бежали дальше в Германскую империю. Силезцы представляли, пожалуй, 80 процентов перемещенных лиц, заполнивших Дрезден в ночь тройного удара. Город, в котором в мирное время насчитывалось 630 тысяч граждан, накануне атаки был настолько переполнен, что количество его возросшего населения теперь колебалось между 1 200 000 и 1 400 000 человек. Тут были беженцы из Силезии, Восточной Пруссии и Померании, где проходил Восточный фронт, берлинцы и рейнландцы с запада, военнопленные из сил союзной коалиции и русских войск, поселения эвакуированных детей и подневольные рабочие многих национальностей. Из них, что неудивительно, несколько сотен тысяч не имели подходящих жилищ, и никто не имел возможности спрятаться в бомбоубежище.

12 февраля во второй половине дня с прибытием в Дрезден последних официально зарегистрированных поездов беженцев с востока население города приблизилось к максимуму. Первые официальные поезда беженцев должны были последовать в западном направлении спустя несколько дней. Колонны беженцев все еще стекались в Дрезден, следуя пешим порядком и в повозках на конной тяге, беспрерывный поток людей тянулся вдоль автомагистрали с востока. Не все в этой бесконечной колонне беженцев были гражданскими — тут были и солдаты, отбившиеся от своих частей на фронте. Патрули полевой жандармерии были расставлены на окраинах города, как для того, чтобы контролировать этот поток с востока беженцев, так и чтобы направлять солдат в районы сосредоточения. Примечательно, что вера русских в то, что Дрезден сам использовался в качестве района сосредоточения для этих войск, не нашла свидетельского подтверждения. Полевая жандармерия направляла военных для перегруппировки в районы сосредоточения за пределами города. Беженцев теперь тоже заставляли сворачивать, огибая город, поскольку подъездные дороги были уже забиты длинными вереницами повозок с лошадьми; пешим беженцам разрешали войти в город, но предупреждали о необходимости в течение трех дней продолжить путь дальше.

Очень немногие из этих восточных беженцев, особенно крестьян, когда-либо ранее слышали сирену воздушной тревоги; в течение шести дней до тройного удара предостережения о воздушных налетах не звучали в Дрездене; большинство беженцев были простыми тружениками села, которые жили вдали от безобразных проявлений современной войны в фермерских общинах восточных областей. Это были крестьяне, которые не видели для себя никакого проку от политики «жизненного пространства», которую фюрер придумал для них на востоке. Теперь они должны были стать жертвами ужасов войны, которую нацистские агрессоры развязали в Европе.

Появление Дрездена в качестве специфической цели для атаки стало сюрпризом для штаба разведки командования. С 1944 года в дополнение к директивам, выпускавшимся время от времени для двух командующих бомбардировочной авиацией союзников, командование бомбардировочной авиации получило список приоритетных целей на неделю от Объединенной комиссии по стратегическим целям. В общий комитет входили представители руководства британских и американских ВВС и разведотделы штаба Верховного командования экспедиционных сил союзников. Командование бомбардировочной авиации обычно выбирало эти цели из недельных списков, с учетом погодных условий и соответствующих тактических соображений. Иногда, конечно, просили особого разрешения на определенные цели, но в этих случаях неизменно находилась причина для острой необходимости в этом. Однако Дрезден все еще не фигурировал в этих еженедельных списках целей.

Инструкции Боттомли передавались в рабочем порядке в разведотдел командования бомбардировочной авиации для того, чтобы подготовить предварительные планы атак. Однако в течение нескольких дней включение Дрездена в этот список подвергалось сомнению. У них, конечно, было досье на Дрезден. Хотя в нем, например, указывалось, что в этом районе большое число военнопленных, но не сообщалось никаких подробностей об их приблизительном местонахождении. Более того, имелось очень мало указаний на то, что Дрезден был городом большого промышленного значения или что он широко использовался для передвижений войск. Отсутствовала обычная точная информация о противовоздушной обороне. Особенно разведотдел интересовали указания, какие объекты должны были быть выбраны в качестве целей.

Ввиду этого сэр Роберт Сондби полагал, что, пожалуй, важность Дрездена в нынешней программе переоценена. Поэтому, опираясь на авторитет сэра Артура Харриса, он поставил под сомнение приказ министерства авиации. В свете их информации он предложил дважды проверить, прежде чем включать Дрезден в список целей и действовать. Шефы командования бомбардировочной авиации не так легко брали под сомнение приказы и, когда возникали такие случаи, говорили с сэром Норманом Боттомли или его представителем шифром по телефону. Прежде Боттомли уже имел дело с подобными ситуациями и позвонил в ответ Сондби в течение считаных часов. Однако в данном случае ему сказали, что дело должно быть передано в более высокую инстанцию.

Не прошло и нескольких дней, как последовал ответ. Сэр Роберт Сондби был проинформирован по телефону с шифратором, что Дрезден будет включен в приказ на бомбежку и что атака произойдет при первом удобном случае. Он понимал, что атака была частью программы, в которой премьер-министр лично заинтересован, и что с ответом на его запрос затянул из-за того, что за ним обратились к Черчиллю в Ялте. Однако, пожалуй, следовало бы заметить, что сэр Чарльз Портал тоже был в Ялте и что сомнения вполне могли охватить только его, особенно ввиду того факта, что в то время обсуждались новые приоритеты. Сэр Роберт Сондби понимал, что русские особо просили об атаке Дрездена, и полагал, что эта просьба была озвучена в Ялте.

Официальные историки не нашли свидетельств этой просьбы. С другой стороны, бюллетень новостей Би-би-си от 14 февраля, в котором авиарейд описывался как «один из наиболее мощных ударов в сердце Германии, нанести который лидеры союзников обещали в Ялте», говорил в поддержку веры в существование такой просьбы.

Русские отрицают это, и более вероятным представляется, что подтверждение приказа на атаку Дрездена обнаруживается в общем духе одобрения меморандума, представленного в Ялте советским заместителем начальника Генерального штаба, генералом Антоновым, 4 февраля. В нем он предлагает, чтобы стратегические силы бомбардировочной авиации западных союзников атаковали с воздуха коммуникации вблизи Восточного фронта; упоминая, в частности, атаки, призванные парализовать такие центры, как Берлин и Лейпциг. Нет свидетельств и того, что просьба поступила по обычному каналу связи военной миссии в Москве. Генерал Дин, глава американской миссии, который в то время также был в Ялте, не помнит о какой-либо подобной просьбе русских, но указывает, что это не исключает возможности, что просьба была передана по какому-то другому каналу. Однако в другой связи Дрезден был особо упомянут в Ялте. Вопрос о пограничной линии проведения операций силами советской авиации и авиации союзников некоторое время был предметом споров, и 5 февраля в Ялте генерал Антонов предложил, чтобы разделительная линия для бомбардировщиков проходила через Берлин, Дрезден, Вену и Загреб. Города, через которые она пролегает, должны были быть выделены для воздушных операций западных сил, хотя генерал Кутер отметил, что это затруднит операции по нанесению ударов по центрам промышленности и коммуникаций по соседству с Берлином и Дрезденом. Однако никакого соглашения заключено не было.

Если уж приказ на бомбардировку был подтвержден, у сэра Артура Харриса не возникло дальнейших возражений по поводу необходимости его выполнения. Он пишет в своих мемуарах «Наступательные действия бомбардировочной авиации»: «Атака Дрездена была в то время признана военной необходимостью гораздо более высокопоставленными людьми, чем я». Однако фактически вплоть до следующей недели метеорологическая служба командования бомбардировочной авиации не давала благоприятного прогноза для прорыва авиации дальнего действия в Центральную Германию. Таким образом, вопрос об этом становился спорным, и политическое преимущество авиарейда на Дрезден было потеряно. Несомненно, премьер-министр был столь же поглощен делами в завершение Ялтинской конференции 11 февраля, как и в день ее открытия, и не видел причины, если уж он настоял на таких рейдах, теперь их отменять.

Из трех городов, отмеченных в приказе Боттомли, помимо Берлина, Дрезден стал рассматриваться как объект первоочередной атаки не только по тем соображениям, что был выделен, когда был подтвержден первоначальный приказ. Причиной стало еще и то обстоятельство, что шансы на благоприятные погодные условия для такой атаки бомбардировщиков дальнего радиуса действия в это время года были чрезвычайно малы, и, если условия оказывались хоть сколько-нибудь подходящими, такой возможностью следовало воспользоваться незамедлительно.

12 февраля было решено, что погода позволит 8-й воздушной армии атаковать Дрезден на следующее утро. Депеша поступила и в Москву, начальнику отдела авиации американской военной миссии генерал-майору Эдмунду Хиллу, с просьбой проинформировать Генеральный штаб советской армии о том, что 8-я воздушная армия атакует сортировочные станции в Дрездене на следующий день, 13 февраля. Во второй половине дня 12 февраля командование бомбардировочной авиации Королевских ВВС было проинформировано офицером связи, что с учетом погодных условий американцы атакуют Дрезден утром 13 — го. Для того чтобы эффект от этой совместной операции был максимальным, командованию, следовательно, придется назначить атаку ночью 13-го.

Американские летчики уже были проинструктированы для атаки Дрездена, когда операция была отменена, как вспоминает генерал Спаац, по причине плохой погоды. Во всяком случае, генерал-майору Хиллу в Москве снова телеграфировали, чтобы он сообщил в Генеральный штаб советской армии, что на следующий день (14 февраля), если позволит погода, 8-я воздушная армия атакует сортировочные станции в Дрездене и Хемнице. Так, собственно говоря, и случилось. Но между тем стратегические ВВС США были избавлены от необходимости совершения первой беспрецедентной по масштабам атаки Дрездена; теперь уже это выпало на долю командования бомбардировочной авиации Королевских ВВС.

Однако утром 13-го в штаб-квартиру генерала Спааца поступила телеграмма от генерала Кутера из Ялты. Вопрос о новых приоритетах теперь уже был в фокусе его внимания, и суть этой телеграммы состояла в том, чтобы получить ответ на вопрос, санкционировались ли этой новой директивой «тотальные атаки городов».

Это можно объяснить тем, что новая директива, фактически, никогда не появлялась, хотя содержащиеся в ней новые приоритеты были согласованы со Спаацем и Боттомли, одобрены с некоторыми поправками заместителями начальников штабов и утверждены британскими начальниками штабов 6 февраля. Боттомли в соответствии с рекомендациями Портала предложил Спаацу, чтобы новая директива была выпущена. Нет сомнения в том, что заключенные в ней приоритеты были устно согласованы между Спаацем и Боттомли в конце января, но формально эта директива никогда не издавалась начальниками объединенного штаба, и генерал Спаац заявил, что атаки Берлина и Дрездена были осуществлены в рамках директивы № 3.

13-го на ежедневном утреннем совещании под председательством сэра Артура Харриса доложили, что погодные условия будут благоприятны для атаки Дрездена. Согласно прогнозу метеорологической службы министерства авиации, несмотря на облачность на протяжении большей части пути до Дрездена, ожидается, что верхняя граница облаков снизится до 2000 метров на расстоянии от 5 до 7 градусов к востоку. В районах Дрездена и Лейпцига возможны прояснения до полуоблачности и существует «риск распространения тонких облачных слоев на высоте от 5000 до 6000 метров». В метеорологическом докладе дополнительно сообщалось, что аэродромы бомбардировочной авиации будут «в целом пригодны» для посадки к тому времени, когда бомбардировщики вернутся после девятичасового полета на Дрезден.

Таким образом, решение выбрать Дрезден в качестве цели для бомбардировки в ту ночь было принято, и план передан на утверждение штабом Верховного командования экспедиционных сил союзников, главным образом в связи с военной ситуацией в целом. Это утверждение стало обычным делом со времени операции «Оверлорд» в связи с необходимостью тесного сотрудничества между сухопутными и военно-воздушными силами и было важной формальностью — в случае с Дрезденом из-за высокого темпа наступления русских. Незадолго до 9.00 утра маршал авиации Р. Д. Оксланд, офицер связи командования бомбардировочной авиации в штабе Верховного главнокомандования, подтвердил разрешение, и приказ на выполнение атаки Дрездена был отдан. «Жестокий бомбовый удар», предписанный в приказе Боттомли от 27 января и подтвержденный в разговоре по телефону Сондби с министерством авиации, был теперь переведен в русло практических задач по планированию атаки.

Авиарейд на Дрезден перестал быть предметом обсуждений в посланиях и записках между политиками и комиссиями; теперь он был делом техники и людей, связанным с бомбами и вспышками, инструктажем офицеров, пилотов и бомбардиров. «Хотя и обуреваемый дурными предчувствиями, — отмечает сэр Роберт Сондби, — я не стоял перед альтернативой и должен был пойти на эту массированную воздушную атаку».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.