Глава 3 ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ ПУШКИ

Глава 3

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ ПУШКИ

МОРТИРЫ

Со времени появления первых артиллерийских орудий было обнаружено, что маленькими снарядами можно стрелять более или менее непосредственно по цели. Однако тяжелые снаряды, подчиняясь «путам тяготения», падали на землю, не долетая до цели. Выяснилось, что, увеличивая угол возвышения орудия, можно использовать и тяжелые пушечные ядра, но при этом траектория их движения искривляется – становится параболической. Это привело к появлению нового типа орудия – мортиры. Новый путь развития привел к появлению орудий с коротким стволом с более толстыми стенками, способными выдержать удар от взрыва пороха, имевшим более крупный канал или калибр. Более широкое жерло позволило к тому же применять новые типы снарядов, такие как ядра и металлические болванки, пустотелые снаряды, начиненные взрывчатыми смесями, которые при помощи фитилей взрывались или в воздухе, или по достижении цели. Мортиры оказались полезны при осадах, поскольку если бомбарда оказывалась не в состоянии проломить стену или ворота, то мортира могла перебрасывать через высокие стены разрывные снаряды, поражая пороховые погреба или прочие уязвимые объекты.

Считается, что мортира заимствовала форму от химической ступки, которой пользовался «патер Шварц», но некоторые авторитеты указывают, что для смешивания химикалий тогда использовались мраморные плиты, а химические ступки не были прочны.

Отмечают также, что первые бомбарды, открытые с обоих концов, были выполнены в виде пустотелых труб, совершенно не похожих на мортиры. Исходя из облика уже первых мортир, можно определить, что их форма была позаимствована у ранее возникших и уже применявшихся орудий, таких как вазы и pots a feu[36], которые в течение многих лет применялись арабами для пиротехнических представлений.

В войнах вазы принимали самые разнообразные формы и начинялись зажигательными материалами. Вазы часто покрывались отверстиями и, используемые как осадные машины, имели репутацию объектов шумных и внушающих страх. Итальянцы иногда называли их бомбардами, однако поскольку они применяли этот термин к горшку, пушке и деревянной осадной машине, то в плане различия этот факт мало что означает, если только не признать, что ваза приходится сродни мортире.

Мортиры изготавливались цельными, а потому, по необходимости, заряжались с дула, в то время как заряд зажигался через запальное отверстие у нижнего конца ствола. В начальный период в качестве снарядов служили металлические стрелы, свинцовые ядра и даже камни – т. е. все, что когда-то использовалось старинными метательными машинами, а теперь было поставлено на службу в новооткрытой области.

На латыни это оружие называлось «mortarium», но в Германии было известно под разными именами: «Moerser», «Boeller», «Bohler» или «Roller». Последние слова, видимо, относятся к способности пушечных ядер кататься. Последнее название объясняет присутствие «5 Rolers» среди оружия, запасенного в лондонской Ратуше в царствование Эдуарда III.

Около 1420 года мортиры снабжали длинными «хвостами» или рукоятками или закрепляли на низких деревянных тележках. К этому же периоду относится очень большая мортира, изготовленная в Австрии в Штайре и сохранившаяся по сей день в Вене. Она принадлежит к кованому типу «полосы с ободьями», имеет почти 8 футов в длину и 3 фута 6 дюймов в диаметре. Она была захвачена турками, но отбита австрийцами в 1529 году. Говорят, что когда очень большую пушку изготовляли состоящей из двух частей, то ее казенную часть (камору) иной раз использовали как своего рода мортиру.

Во рву замка Бодиэм в Суссексе была найдена ранняя бомбарда, выполненная в форме мортиры. Многие годы она хранилась в аббатстве Баттл, но в XIX столетии ее продали в вулвичскую Ротонду. Можно предположить, впрочем без особых на то оснований, что это орудие является известной в свое время «бомбардой Креси». Она выполнена как большой барабан, имея в глубину 22 дюйма и диаметр 15 дюймов, однако если учитывать ее «хвост» с двумя укрепляющими кольцами, то общая длина составит 4 фута. Конструктивно она выполнена из соединенных ковкой стальных колец. Лафет деревянный и не представляет исторического интереса.

Утверждается, что в 1428 году при осаде Орлеана англичане использовали пятнадцать мортир, заряжавшихся с казенной части, однако как их обслуживали, остается неясным.

Каменная мортира, называемая «steinmorser» или «stein bohler», участвовавшая в осаде Вальдсхута в 1468 году, представляет собой простую трубу, установленную почти вертикально в деревянном ящике, и конечно же метала огромные каменные ядра.

К 1470 году, вслед за пушками, мортиры стали снабжаться цапфами. В манускрипте, относящемся примерно к 1480 году, который хранится в Британском музее, изображена мортира, подвешенная между двух вертикальных стоек. Рисунок металлического ствола указывает на то, что, по всей видимости, старая кованая конструкция из полос и колец все еще была в ходу. В миланской библиотеке Амброзиана сохранилось письмо Леонардо да Винчи, направленное регенту Милана Лодовико Моро и касающееся своего рода портативной мортиры, способной стрелять картечью. К письму прилагаются рисунки бомб и снарядов.

В арсеналах императора Максимилиана хранилось много больших литых мортир со стволами, обильно украшенными орнаментами и геральдическими фигурами. Они обладают цапфами, необходимыми для наведения, а деревянные рамы, их поддерживающие, имеют самые разнообразные конструкции. Очень немногие снабжены боковыми кольцами, а у большинства в основании находится большая плоская, слегка закругленная поверхность, позволявшая наклонять орудие на требуемый угол. Для предотвращения нежелательного движения под нее загоняли деревянные клинья. Эти «haupt morser»[37] имели странные имена, такие как «Storch» (аист), «Schwalb» (ласточка) или «Brachvouel» (кроншнеп), все указывающие на летучую природу снаряда.

Англичане взялись за изготовление мортир в 1543 году, когда француз Пьер Боде и некий Петер ван Коллен получили поддержку в производстве этих орудий в Англии. Генрих VIII подрядил их на разработку мортирных орудий с диаметром канала от двенадцати до девятнадцати дюймов. Они предназначались для метания полых ядер, начиненных «пиротехникой или «греческим огнем». Эти снаряды должны были иметь «винты из железа для удержания зажженного фитиля». Уже среди упоминавшихся настенных росписей в Коудри есть изображения рядов мортир, изрыгающих свою смертоносную начинку на Булонь. Там же мы находим подтверждение использования разрывных снарядов, поскольку рядом с мортирами можно видеть работника, деревянным молотком загоняющего запал в бомбу, лежащую на трехногом столе.

В те времена стали использовать расчеты, с помощью которых траектория полета снарядов становилась предсказуемой, а в книге, относящейся к XVI веку, посвященной пушкарскому делу, можно найти изображение мортиры, снабженной квадрантом и отвесом, свисающим из жерла. Эта мортира имеет, кроме того, еще четыре маленьких, но крепких колеса. Не будучи особенно подвижной, она, тем не менее, могла поспевать за армией на марше.

Во время Гражданской войны войска парламентского правительства нуждались в мортирах, и в 1657 году с Генри Квинтином из Снудлэнда в Кенте был заключен контракт на отливку и поставку мортирных орудий. Их калибр колебался от 18У₂ дюйма до немногим более 12 дюймов, и на них имелись изображения гербов правительства и самого Кромвеля. Они были испытаны неподалеку от местечка Миллэль близ Олесфорда на реке Медуэй. При разработке мортир усовершенствования были почти невозможны. Хотя канал в верхней части орудия был широк, его узкая секция в основании служила вместилищем пороха – такая конструкция оставалась практически неизменной на протяжении столетий. Менялось только положение цапф. У ранних мортир цапфы располагались ближе к середине ствола, однако к XVIII веку стало обычным помещать их прямо у основания. Одним из наиболее популярных типов были кугорновы (иначе – кёгорновы) – мортиры, названные так по имени барона ван Менно Кугорна, датского инженера, который в 1673 году самым эффективным образом применил свою систему против французов. Странное искажение этого имени допустили испанцы, которые называли эти орудия cuernos de vaca, т. е. коровий рог – таковым представлялся им перевод фамилии изобретателя. Британцы с успехом продолжали использовать кугорновы и в Америке.

Обыкновенно мортиры изготавливали из меди, бронзы или артиллерийского металла[38], однако для мортир Шулембурга мог использоваться и чугун.

Граф Матиас Шулембург, который сражался под командованием поляка Яна Собеского, имел собственные представления, касающиеся конструкции мортир, он предложил чугунную мортиру, соединенную с литым чугунным основанием. На основании экземпляра, сохранившегося в лондонском Тауэре, видна их отличительная особенность – казалось бы, перевернутый вверх ногами передний конец основания. Поскольку Шулембург в 1711 году поступил на венецианскую службу, многие из его перьеров несут на себе эмблему венецианского льва.

Импровизированные мортиры применяли польские солдаты в 1659 году при осаде запертых в прусском городе Торн шведов. В земле под нужным углом выкапывались отверстия. В них засыпался порох и закладывались обломки мельничных жерновов общим весом примерно до 800 фунтов. Заряд поджигался при помощи намоченной в спирте нити, и эти примитивные мортиры работали вполне эффективно.

Другой импровизированный и тоже вполне успешный метод был применен в 1771 году в Гибралтаре лейтенантом Хили из Королевской артиллерии, использовавшим для этой цели монолитные скалы. В скале под подобающим углом высверливали отверстия, делая выемку диаметром 3 фута и 4 фута глубиной. По форме они являлись параболоидами вращения, или, как выражался автор сообщения, смахивали на винный бокал. Возникший таким образом общий объем, составлявший приблизительно четырнадцать кубических футов, заполнялся порохом, деревянной прокладкой и массой мелких камней. Проблему составляло зажигание. Для ее решения сквозь камни и дерево к заряду проводилась пустотелая медная трубка. Прежде чем выстрел камнями производился в близлежащую акваторию, порох внутри должен был гореть пять минут. Поскольку зажигание происходило в центре заряда, то считалось, что порох взрывался даже более эффективно, чем если бы его поджигали, как обычно, сбоку. От выстрела такая «мортира» не повреждалась и была готова для дальнейшей стрельбы. Трудность состояла в том, что сам неприятель должен был поставить себя в «правильное» положение.

Утверждалось, что еще более нетривиальный метод использовали русские в середине XVIII столетия. Они выдалбливали мортиры во льду и стреляли из ледяного орудия ледяными же ядрами без всякой опасности для канонира.

Тем не менее устоявшийся тип мортиры соответствовал конструкции, отраженной в Энциклопедии Дидро, с цапфами, расположенными у основания, наподобие крестовой рукоятки лопаты. Практика украшения бронзовых орудий девизами, монограммами, дельфинами и прочими эмблемами превращала эти артиллерийские орудия в великолепные образчики литейного искусства. Мортирные станины снабжались для подъема кольцами и перевозились в фургонах. Угол возвышения некоторых мортир регулировался специальным штырем, соединявшим станину со стволом, но часто их отливали с фиксированным углом в 45 градусов.

Существовало много миниатюрных мортир, которые использовались как сигнальные или салютные орудия – главным образом в лондонском Тауэре. Артиллерия палила холостыми зарядами, а стража Тауэра вносила свой вклад при помощи каморных орудий, похожих на допотопных «птицеловов» и «veuglaires». В XIX веке по торжественным оказиям они стреляли и в парке, издавая грохот, достойный тяжелой артиллерии.

Рис. 10. А – мортира из замка Бодиэм. Б – мортира XVI в. В – мортира XVII века. Г – мортира XVIII в.

Однако мортиры начинали выходить из моды. Их по-прежнему внимательно изучали и чертили в Королевской военной академии, а одна мортира, изготовленная в 1788 году для Испании, называлась «El Espanto» – «Ужас». Она также имела фиксированный угол, а дальность стрельбы регулировалась величиной заряда. Сражения по своему характеру становились более мобильными, и мортиры потеряли свое значение.

Возврат к ним произошел в середине XIX столетия. Специальная мортира была спроектирована в 1857 году. Это была гигантская конструкция весом в 42 тонны, имевшая калибр 36 дюймов и стрелявшая снарядами весом до 3000 фунтов. Ее изобретатель, Р. Маллет, сконструировал это чудовище на новых принципах, и, хотя результат превосходил человеческое воображение, мортира ни разу не была использована в деле и навсегда осталась в единственном экземпляре. Ее и сейчас можно видеть в вулвичском Арсенале. Вид ее больше напоминает фантастическую бетономешалку, нежели военное орудие.

Гражданская война в Америке дала мортирам шанс проявить себя, и федеральная артиллерия применила громадную 13-тонную мортиру из литого чугуна, носившую название «Диктатор», для бомбардировки Питерсберга в штате Виргиния. Однако при стрельбе на большие дистанции мортиры были крайне неточны, в результате чего вышли из употребления.

Статическая траншейная тактика Первой мировой войны снова привела к использованию мортир, но уже в новой форме. Система теперь представляла собой немногим больше чем простую трубу, в которую бросали предварительно «снаряженный» или подготовленный мортирный снаряд. Ударившись о дно трубы, взрыватель поджигал заряд, и снаряд немедленно выталкивался наружу. Таким путем можно было поддерживать высокую скорострельность. Точность оставляла желать лучшего, но заградительный огонь из таких мортир вполне мог прижать противника к земле.

КОЖАНЫЕ ПУШКИ

Одной из диковин, появившихся в XVII столетии, были так называемые кожаные пушки. Они применялись не только на континенте, но и в Англии во время Гражданской войны, о чем свидетельствуют отчеты о захваченной роялистами артиллерии. Сначала перечисляются традиционные пушки, но потом мы замечаем «два блиндера для мушкетов и кожаные пушки, изобретенные полк. Вимсом, шотландцем, который недавно изготовил их в Ламбете (том самом месте, где занимались своим предательским делом пороховые мастера-изменники), за что получил 2000 фунтов, о чем свидетельствует найденный у него в кармане документ».

Эти кожаные пушки в тот момент были чрезвычайно популярны, и честь их изобретения приписывали себе многие лица. Так, в церкви Ламбета находится гробница Роберта Скотта, умершего в 1631 году. Надпись на ней повествует о том, что этот шотландец «склонность имел путешествовать и весьма учен был, и среди многих других вещей изобрел он кожаную артиллерию, и привел шведскому королю 200 человек, и, прослужив ему верой и правдой десять лет, назначен был в должность Генерал-квартермейстера его могучей армии». Отправившись в Данию, он и там стал генералом артиллерии.

Вышеупомянутый Вимс (или Вемисс) приходился Роберту Скотту племянником, что объясняет его связь с Ламбетом; возможно даже, что он помогал в сочинении эпитафии. Внес ли Вемисс какие-либо усовершенствования в изобретение Скотта, неизвестно, но совершенно очевидно, что он нажился на изобретении, сделанном задолго до Гражданской войны.

В 1628 году Скотт предложил свое изобретение Густаву-Адольфу за 1500 фунтов стерлингов, но был отвергнут. Возможно, предложенные им пушки были того самого типа, что использовались потом во времена Гражданской войны в Англии, однако в Швеции была в ходу другая их разновидность. Австриец фон Вурмбрандт, вступивший в шведскую армию, в действительности провел испытания кожаных пушек еще в 1627 году. Чтобы отдать должное Скотту, заметим, что его пушки весили вполовину меньше орудий Вурмбрандта и, несмотря на это, выдерживали больший пороховой заряд. Поскольку король наградил Вурмбрандта, он, должно быть, полагал, что ответственность за изобретение лежит на австрийце, а потому с шотландцем дело иметь отказался.

Полковник Вемисс был уже генерал-лейтенантом артиллерии и артиллерийских парков, когда в декабре 1643 года сэр Уильям Уоллер выехал из Лондона с фургонами, нагруженными кожаными пушками. Они считались чрезвычайно полезными и были так легки, что орудие могла везти одна лошадь. Литая пуля весила 1¹/₂ фунта и «действовала очень далеко». Непосредственно перед Реставрацией Вемисс подал прошение о признании его изобретения.

Густаву-Адольфу иногда приписывают честь создания этих пушек, но с малыми на то основаниями. Тем не менее не вызывает сомнений, что он широко использовал их в Тридцатилетней войне, где они производили на противников шоковое воздействие. Сохранившиеся экземпляры находятся в Париже, Англии и Германии. Они легко опознаются как шведские на основании того факта, что дельфины у них выполнены в виде буквы «G» – от Gustavus, Густав. В те времена про кожаные пушки писали, что «состоят они из самой затвердевшей кожи, опоясанной кольцами железными либо латунными, и могут успешно палить кряду десять раз». Пушка, находящаяся в Ротонде, определена как принадлежавшая войскам Густава. Внутренняя ее часть выполнена из меди, туго оплетенной веревкой из конопляного волокна, а поверх оплетки обтянута кожей. Установленное в середине бронзовое вертлюжное кольцо снабжено двумя легкими подъемными скобами. Пушка, находящаяся в Париже, также имеет медную трубу, веревочную внешнюю оплетку и покрыта кожей.

Шотландская разновидность имела меньший вес и была «из белого железа, покрытого оловом, а сверху обделана кожей и оплетена веревками, так что годна для произведения двух или трех выстрелов». Подобное оружие, так быстро выходившее из строя и столь ненадежное в использовании, не могло долго оставаться в широком употреблении, несмотря на то что город Аугсбург и преподнес императору Иосифу I (1705–1711) одно такое орудие, которое и поныне хранится в Вене. Считается, что от рассматриваемых нами пушек отказались после Лейпцигской битвы 1631 года, где они так раскалялись, что начали стрелять самопроизвольно. Центральная труба ввинчивалась в бронзовый казенник, который иногда усиливали железными полосами. Была еще одна страна, в которой кожаные пушки были в большом ходу по причине их малого веса. Эта страна – Швейцария, где они были популярны, поскольку их можно было носить по горам в руках. Там их размеры доходили до семи футов, что намного крупнее аналогичной шведской пушки. Образцы этих пушек можно видеть в Цюрихе, Гамбурге и Берлине. Прежде чем затянуть в кожу, центральную медную трубу покрывали камнем, чаще всего известняком.

Значительно позднее, в октябре 1788 года, из кожаных пушек трижды стреляли в Королевском парке Эдинбурга, но это вовсе не означало их возвращения в британскую армию.

«Блиндеры» в одном источнике описываются как «два защитных барьера, перевозимые на колесах, и в каждом по семи малых медных и кожаных пушек, заряженных картечью». В другом месте используется термин «вагенбург», и упомянута только одна пара колес. Как видно, основная идея была позаимствована от старинных рибодекэнов, иначе называвшихся «totenorgels»[39], с современным добавлением кожаных пушек.

Каким образом шотландцы транспортировали свои кожаные пушки, когда в 1640 году переправлялись через реку Тайн для набега на Англию, остается неизвестным.

НЕОБЫЧНЫЕ КОНСТРУКЦИИ И МАТЕРИАЛЫ

Человек, привыкший к тому, что орудийные стволы делаются из металла, может испытать шок, узнав, что для этой цели использовалось также и дерево. К этому привела крайняя необходимость во время войн Аурангзеба[40] в Декане[41].

Для защиты осажденного города практически не было артиллерии, зато на рынках было сколько угодно дерева, благодаря чему возникла и была реализована блестящая идея делать пушки из стволов. Стены были уставлены этими «поддельными» пушками, и, когда наконец появившийся неприятель открыл огонь, деревянные пушки ответили на него. Действительно, одного выстрела хватало, чтобы уничтожить шутовское орудие, однако ядро, тем не менее, летело по назначению. Дерево же имелось в достатке, и каждую «истраченную» пушку тотчас заменяли свежесрубленной. Осаждающие не раскрыли секрета и в конце концов решили снять осаду.

В Парижском артиллерийском музее находится деревянная пушка из Кохинхины. Две половинки ствола выдалбливались и стягивались железными полосами. Неизвестно, способна ли была подобная конструкция выдерживать несколько выстрелов. Утверждается, что у турок также была пушка из вишневого дерева. Если же вернуться к нашим собственным берегам, то можно увидеть, что при осаде Булони в 1544 году Генрих VIII тоже воспользовался большими деревянными пушками. Перетащив через болото, их установили на позиции, которую осажденные считали немыслимой. Неожиданное появление этих «орудий» породило панику. Они изображены на настенных росписях Коудри-Хаус и, если судить по изображениям, имели диаметр канала в два фута при длине примерно восемь футов. Секрет их надежности заключался в том, что под деревянным стволом они имели другой, металлический. Идея, как видно, заключалась в том, чтобы обманом перепугать противника. С изумлением отмечаем, что в соответствии с описанием, составленным не позднее 1588 года, в запасниках лондонского Тауэра имелась «деревянная пушка, установленная на судовом лафете». Пушка была известна под названием «Политика» – являлось ли это намеком на ложные политические заявления, неизвестно. К несчастью, сильный пожар 1841 года, длившийся более четырех суток, уничтожил этот уникальный экспонат.

Некий швейцарец по имени Йозеф Платтнер, который посетил Тауэр около 1599 года, писал: «Затем они показали нам два громадных деревянных орудия, которые король Генрих VIII установил на позиции в болотах, находившихся у города Булонь. Увидев такое, горожане пришли в ужас, поскольку решили, что это настоящие проломные пушки, и не могли взять в толк, как могли они попасть в это место по причине мягкой почвы, и в результате, видя стратегическую выгоду позиции, немедленно сдали город». Не исключено, что гиды того времени представили эту красочную картину в обмен на четыре комплекта чаевых, однако не вызывает сомнений, что эти обманные пушки оказывались в то время так же полезны, как и во время недавней войны.

В ходе Гражданской войны времен Кромвеля лорд Брогнилл захватил замок Карригадрохид в графстве Корк, представив на обозрение защитников поддельные деревянные пушки. Он приказал везти на волах большие деревянные стволы таким манером, как возили тогда пушки, и тем самым обманул ирландцев, после того капитулировавших.

Имитация пушки, известная под названием «квакерское орудие», широко использовалась в XVII и XVIII веках на купеческих кораблях. Несомненно, они могли использоваться и в других случаях, разве что вспышка и грохот выстрела на этой поддельной пушке только имитировались.

От столь широко распространенного материала, как дерево, перейдем к наиболее дорогим материалам. В арсенале Вероны хранится большая пушка, изготовленная из золота и серебра в Кандии[42]. Хотя серебряные модели пушек довольно широко распространены как памятные подарки или украшения офицерских столовых, в Индии известны полноразмерные версии орудий, выполненные из серебра. В Джайпуре в начале столетия существовали воловьи батареи с пушками, покрытыми серебряными плитками. Его высочество Гаеквар[43] княжества Барода прославился не только серебряной пушкой, но также и батареей полевых орудий из литого золота. Сколь бы ни впечатляло обладание подобным оружием, оно едва ли может эффективно использоваться по прямому назначению.

Возвращаясь к подлинно военным орудиям, отметим, что в разное время появлялись исключительно легкие пушки. Это объясняется желанием достичь повышенной мобильности, однако легкость ствола имела следствием значительное уменьшение веса снаряда. Деревянные лафеты хотя и получались несколько легче, но всегда оставались неповоротливы.

Орудия «Schlange»[44] были популярны в германских государствах около 1500 года.

Фальконеты и робинеты представляли собой малые пушки традиционной конструкции, однако иногда их испытывали с необычными лафетами.

Короткий фальконет из коллекции княжества Лихтенштейн, датируемый 1672 годом, имеет прекрасный ствол из литой бронзы. Лафет легок словно паутина, однако изысканно украшен. Передняя часть поддерживается колесами диаметром 26 дюймов, а в тонком хоботе находится встроенный ящик. Еще один фальконет, находящийся в Вулвиче, имеет очень легкий ствол, но большие колеса. С другой стороны, некоторые лафеты на континенте имели весьма слабую переднюю подвеску с очень маленькими колесами.

Может показаться, что пушки типа «кузнечик», так широко применявшиеся в Америке, принадлежали к этому же семейству. В 1776 году на Стейтен-Айленде Королевская артиллерия имела четыре трехфунтовые пушки, установленные на лафетах «кузнечик», и в Коупенсе в 1781 году «были малые полевые орудия, называемые кузнечиками». В 1813 году при форсировании реки Нейв два «кузнечика», стрелявшие калеными ядрами, поддержали честь Королевской артиллерии.

Появление пушек-«кузнечиков» стало результатом попыток создать орудие, достаточно легкое для того, чтобы его можно было везти галопом и, если возможно, силами только одной лошади. Средневековые изобретатели наносили свои идеи на бумагу, но, как видно, до практической реализации дело не доходило. Кое-что могло быть достигнуто во время Гражданской войны, однако только в XVIII веке нашли боевое применение легкой артиллерии. Во французском трактате 1726 года говорится об использовании немцами пушек новой конструкции – коротких и нарезных. Они стреляли 8– или 4-фунтовыми снарядами. Хоботы лафетов были выполнены в виде оглобель, в которые можно было запрячь лошадь. Утверждается, что Фридрих Великий применял в своих кампаниях трехфунтовые орудия, поставленные на «галопные» лафеты. В распоряжении британцев во Фландрии в 1744 году тоже имелись такие лафеты, они с успехом воспользовались ими при Фонтенуа. Эти шесть 1¹/₂-фунтовых пушек из артиллерии герцога Камберленда перевозились либо одной лошадью, либо парой, запряженной гусем.

В ежемесячном издании «Британская военная библиотека» содержится упоминание о том, что эти орудия были похожи на те, которые в 1799 году использовались в дни празднеств для производства салютов в Сент-Джеймс-парке. Кроме того, они упоминаются и даже изображены в военном словаре издания 1802 года. За границей «галопные» орудия применялись и значительно позже, причем с особым успехом – в бенгальской и мадрасской армиях. Впрочем, то были уже не пушки, установленные на лафетах, в которых хобот выполнял роль оглобель, а обыкновенные легкие орудия, которые использовались тогда в конной артиллерии.

О «галопных» лафетах снова вспомнили уже в 1898 году, когда граф Дандональд, командовавший 2-м полком лейб-гвардии, изобрел для пулемета Максима легкий лафет, выполненный из стали и дерева гикори, в который впрягалась одна лошадь. Лейб-гвардия взяла два таких лафета для официальных испытаний, и, несмотря на небрежное обращение, они с успехом все выдержали. Не беря в расчет успех, идея в целом не получила одобрения.

Странными орудиями были «Шуваловы»[45], представленные русскими в XVIII столетии при императрице Елизавете и названные по имени изобретателя графа Шувалова. Небольшие шестифунтовые каморные орудия имели эллиптический канал ствола. Смысл такой необычной конструкции канала заключался в том, что наиболее широкая сторона жерла помещалась горизонтально, благодаря чему всякая картечь при выстреле по наступающей живой силе противника разлеталась шире по горизонтали, а не растрачивалась впустую в воздухе или на земле.

Рис. 11. «Галопное» орудие XVIII в.

Даже в те времена ощущался сильный страх перед неизвестными силами русских, а потому, когда Фридрих II Прусский в 1758 году захватил двадцать девять орудий такого типа, он постарался развеять эти опасения, выставив в Берлине свои трофеи на всеобщее обозрение, чтобы раскрыть тем самым «великую русскую тайну». В Европе не усмотрели в них особой практической ценности, хотя некий голландец и изготовил несколько таких орудий для правителя княжества Кача на западе Индии. Они были отлиты из местного чугуна и имели ствольный канал у жерла только 3¹/₄ дюйма в высоту при ширине в 28 дюймов. Предполагалось стрелять из них картечью, камнями или железными болванками, но в действительности им суждено было стать лишь экспонатами в Вулвиче.

Осада Гибралтара представила артиллеристам удобный случай проявить свою изобретательность. Испанские плавучие батареи и флот постоянно находились в пределах досягаемости. Однако, когда английские орудия открывали огонь с галерей, расположенных собственно в Скале[46], выяснялось, что ядра перелетают через неприятеля. Чтобы получить достаточное склонение орудий, лейтенант Г.Ф. Кёлер изобрел особый лафет. Изобретение это в чем-то напоминало разработки, относящиеся к XV веку. Ствол и ложе были соединены вместе и укреплены за передний конец на шарнирах, в то время как задняя часть могла подниматься на двух дуговых опорах. Не стоит и говорить, что ядро следовало как следует «запыжевать», чтобы воспрепятствовать его выкатыванию из ствола. Что касается ранних разработок подобного рода, то германская кулеврина XV столетия была установлена на четырехколесной платформе и тоже имела две дуговые опоры для регулировки возвышения укрепленного на шарнирах ствола.

Рис. 12. Гибралтарский лафет, обеспечивавший большое склонение ствола

Противоположностью лафета, позволявшего получить большое склонение ствола, была конструкция, обеспечивавшая подъем всего орудия. Вообще говоря, она была известна под названием «исчезающий лафет», хотя по причине его великой неуклюжести исчезновение было для него делом совершенно невозможным. В Вулвиче сохранились его модели. Один из таких лафетов, относящийся ко времени царствования Георга II, был рассчитан на две пушки, каждая из которых устанавливалась на сочлененных брусьях, что позволяло высоко поднять ствол для производства выстрела поверх парапета или стены, после чего его можно было опустить в более безопасное положение на четырехколесную платформу.

Другое поле для экспериментов существовало (и существует по-прежнему) в области стрельбы с санных лафетов. Уже в XVII веке делались попытки создать лафет для перевозки пушек по снегу и льду. Сама по себе перевозка затруднений не представляла, сложности возникали при необходимости произвести выстрел. Отсутствие сцепления с поверхностью земли не позволяло бороться с отдачей, в результате чего орудие проделывало весьма опасные кульбиты. Однако, несмотря на все трудности, такие страны, как Канада, постоянно испытывают потребность в способах перевозить свою артиллерию в зимнее время.

ВОЗИМЫЕ И САМОДВИЖУЩИЕСЯ ПУШКИ

Хотя конная тяга рассматривалась как вполне естественная, применялись также и многие другие способы транспортировки артиллерии. Волы и другой рогатый скот представляли дешевую и выносливую замену лошадям и широко применялись в позднем Средневековье. В XIX веке в Индии волы, несмотря на медлительность и большие сложности в управлении ими, и вовсе вытеснили лошадей. Вообще на Востоке в качестве вьючных использовали самых необычных животных. Мулы, печально знаменитые своим скверным нравом, весьма уверенно чувствуют себя в горах и каменистых местностях. Поэтому они отлично подходят для батарей, в которых орудия перевозятся разделенными на составные части, по одной на каждое животное. Концепция составных орудий применялась также в верблюжьих батареях. В январе 1819 года капитан И.Х. Фрит из мадрасской артиллерии создал верблюжью гаубичную батарею. Орудия калибра 4²/₅ дюйма, весившие по три хандредвейта, перевозились цепочкой верблюдов. На первом везли ствол, на втором – платформу и на третьем – боеприпасы. Отметим, что эти пушки более походили на мортиры. Индусская прислуга, шедшая пешком, монтировала орудия в назначенном месте. Затем европейские артиллеристы, ехавшие верхом, спешивались, чтобы вести огонь, – вполне джентльменский обычай. Эта батарея была упразднена 15 мая 1821 года.

Верблюдов для перевозки малых пушек стали использовать уже в 1835 году, и, хотя этих животных исключительно трудно обучать подобной работе, биканерская[47] верблюжья батарея оказалась весьма успешной – по крайней мере, для демонстраций. То же самое относится и к джайпурской верблюжьей батарее, которая в конце столетия возила малые дульнозарядные пушки.

Мы располагаем свидетельствами того, что в 1841 году в Индии англичане перевозили пушки и на слонах. Туземные царьки не могли избежать соблазна использовать этих животных для той же цели, причем одевали огромных зверей в роскошные попоны. Британские войска применяли слонов в 1879 году в серии столкновений с Али Масджидом. Слоны способны тащить самые тяжелые грузы, однако под артиллерийским обстрелом их поведение совершенно непредсказуемо. Поэтому неудивительно, что в конце XIX века начали проводить эксперименты с паровой тягой, которая, несмотря на свое уродство, была надежна в работе. Хотя паровые двигатели использовали для перевозки самых тяжелых орудий, они не смогли полностью заменить лошадей, и это положение изменилось только после окончания Первой мировой войны, когда бензиновый двигатель произвел в этой области радикальный переворот.

Помимо использования животных в упряжке или под вьюком, в разное время изобретателям приходила в голову мысль применить их для перевозки готового к бою орудия, превратив в своего рода живые лафеты. Само собой разумеется, что идея употребить для этой цели верблюда, наименее симпатичное животное, возникла на Востоке. Его «призвали» на военную службу в самом начале XIX века, но только в конце столетия Джайпур получил верблюжьи батареи, вооруженные длинными турельными орудиями, установленными впереди горбов, с канонирами, сидящими позади.

Полковник Чарльз Голд, служивший на Востоке, был, по всей видимости, вдохновлен этой идеей, поскольку в 1814 году выступил с «предложением нового типа конной артиллерии: пушка устанавливается и ведет огонь с животного». В рукописи 1814 года изображена лошадь, снаряженная специальной упряжью. Седло сильно смещено назад, в направлении крупа, а его передняя лука расширена и превращена в крепкую раму. На раме установлена арматура, позволяющая пушке вращаться, а также подниматься или опускаться. Предполагалось, что ствол будет иметь длину 3 фута и калибр 2 дюйма; вес ее должен был составлять примерно 50 фунтов, стрелять же она должна была ядрами или фунтом крупной картечи. Многочисленные ремни опутывали грудь лошади, предположительно для того, чтобы принять на себя отдачу выстрела. Это представляло большую проблему, и можно легко вообразить себе картину, на которой после залпа ряд лошадей валяется на спинах, дрыгая в воздухе ногами. Единственным животным, которое оказалось пригодным на роль лафета для огнестрельного оружия, оказался сам человек.

Одной из проблем подвижности в артиллерии было обеспечение возможности вести огонь находясь в движении. На протяжении столетий появлялось множество идей и рассуждений по этому поводу, но все без определенного результата – до тех пор, пока изобретение бензинового двигателя не открыло дорогу бронированным автомобилям, танкам и самоходной артиллерии.

На закате Средневековья подвижность орудий обеспечивалась силами людей и лошадей. Поэтому концепция транспортировки артиллерии в XV веке являла собой большой двухколесный лафет, толкаемый лошадью. Хобот лафета выполнен в виде оглобель, а канонир, готовый в любой момент стрелять из пушки, сидит на платформе перед лошадиной головой. Спереди торчит большое копье, а вся конструкция прикрыта тяжелым деревянным щитом, не считая сидящего верхом на лошади возницы. Люди могли бы еще пережить сотрясение от выстрела, но его возможное влияние на лошадь даже трудно себе вообразить. Из управляемого человеком рибодекэна или orgelgeschutze[48] еще можно было бы выстрелить на ходу, однако никаких сведений о чем-либо подобном не имеется.

На гравюре Людвига ван Эйба изображена пушечная повозка образца приблизительно 1520 года. Она не могла быть собственным изобретением художника. Во всяком случае, этот четырехколесный фургон, напоминающий передвижной форт, имеет в передней части большую пушку. Пушкари работают внутри фургона, а его движущей силой служит закованная в броню лошадь, напирающая на оглоблю, причем валек упряжи помещен в положение, которое можно назвать противоположным традиционному. Реальное воплощение такого подвижного форта будто бы использовалось герцогом Олбени в 1523 году. Доклады соглядатаев сообщают о телегах, крытых сталью и бронзой и имеющих каждая по восемь пушек и восемь человек прислуги, такую телегу двигают бронированные лошади, отчего телега едет задом наперед.

Леонардо да Винчи и другие мужи, наделенные изобретательным умом, предлагали собственные версии передвижных фортов – тема, несколько выходящая за рамки нашего исследования. Одна из идей, которую трудно оставить без внимания, принадлежала Агостино Рамелли, напечатавшему в 1588 году гравюру боевого фургона, который не только приводился в движение человеком, вращавшим рукоятку, но мог также пуститься в плавание по воде, двигаясь под действием гребного колеса. Однако нам ничего не известно о решительных поворотах в развитии сражений, вызванных этим поразительным изобретением, так что, по всей вероятности, воплощено оно было исключительно на бумаге.

3 марта 1693 года Джеймс Остин и Френсис Булл получили патент на машину или колесницу для артиллерии, «которая безопасна от мушкетов и так придумана, что может в себе держать фальконеты и малые полевые орудия, да еще две ручные мортиры, которыми сидящие в колеснице пользоваться могут». Однако никаких практических подробностей по этому поводу не сообщается.

В 1760 году Габриэль Боденэр придумал пушечный лафет для больших орудий, приводимый в движение силой человеческих ног. В середине XVIII столетия французский саперный офицер, месье де Бонневиль, разработал идею легкого фургона, несущего пушку весом более 1¹/₂ хандредвейта, стреляющую фунтовыми свинцовыми ядрами. Канонир должен был сидеть на скамье у казенной части, заряжать и стрелять, «когда кони идут галопом».

В свое время широкой известностью обладал мистер Садлер из Пимлико, «весьма изобретательный механик, который не только собственный отряд метких стрелков имел, но также изобрел прославленную боевую карету». В 1798 году знаменитый карикатурист Томас Роулендсон изготовил цветную гравюру, на которой изобразил элегантную четырехколесную карету, «в которой два человека, наступая или отступая, могут управляться с двумя орудиями артиллерии (3-фунтовыми), чтобы быстро и безопасно громить врага с двух фарлонгов[49] расстояния».

Рис. 13. «Летучая артиллерия» Садлера

Кроме того, изображен третий человек, правящий двумя лошадьми, идущими – в соответствии с гравюрой – полным галопом. Два канонира помещены высоко над ним каждый со своей пушкой. Установленные на круговой платформе, эти пушки могут поворачиваться в любую сторону. При заряжании короткий ствол устанавливается вертикально жерлом вверх. Для вящей безопасности возницы подвеска пушек снабжена ограничителем, не позволяющим наклонить стволы слишком низко, а пластина у него над головой определенно должна предохранить его от пушечного выхлопа.

Знаменитый охотник полковник Питер Хоукер также имел определенные соображения по этому вопросу, что явствует из небольшой модели, хранящейся в Вулвиче в Ротонде. Это заряжающаяся с казны турельная пушка, установленная на четырехколесном лафете, приводимом в движение лошадью или человеком.

Однако полная реализация амбициозного проекта заряжать и стрелять, двигаясь по земле без остановки, была отложена до XX столетия, хотя бронированные поезда и пулеметы на колесах являлись шагами в нужном направлении. Цель широко использовать самоходные орудия в боевых действиях была реализована только во время недавней войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.