Документ № 30 «После того, как пехота взяла высоту, наши пушки не отступили. Я заставил двух казахов тащить пушки…» Из беседы с младшим лейтенантом Василием Яковлевичем Болтенко – командиром взвода и замкомандира батальона по строевой части 347‑го полка.

Документ № 30

«После того, как пехота взяла высоту, наши пушки не отступили. Я заставил двух казахов тащить пушки…»

Из беседы с младшим лейтенантом Василием Яковлевичем Болтенко – командиром взвода и замкомандира батальона по строевой части 347?го полка.

В бой вступили 9 сентября на станции Котлубань. Я был помощником командира взвода и командиром орудия.

Бои шли за высоту, которая имела большое значение, – 154,2. 347?й полк получил задание с 17 на 18 число драться за эту высоту. Обстановка была очень серьезная, и там сосредоточены большие силы противника. В этих боях я был с 1?м батальоном. С правого фланга противник вел сильный огонь. Как только наводчик сделал выстрел по блиндажу, замковой был убит. В 200 метрах на моих глазах убило и командира батареи. Мне стукнуло снарядом по каске. После того, как пехота взяла высоту, наши пушки не отступили. Я заставил двух казахов тащить пушки. Командир полка Барковский находился возле высоты, и здесь 8 немецких танков пошли в контратаку. Я подбил два танка, остальные были подбиты бронебойщиками. Все остались у нас. Я стрелял в один танк три раза, в другой – два раза и сразу их остановил. После этого майор Барковский указал мне цель – миномет, и я его расстрелял. Перед вечером я остановил автомашину, которая шла с правого фланга и везла снаряды. Вечером мы закрепились на этой высоте, после чего два дня в обороне вели перестрелку, и нас отвели с высоты и отправили в Сталинград.

Наша 45-мм батарея оправдала себя. После того как мы отбили атаку, появилось 8 танков, а вслед за ними еще 30. Здесь я уже не стрелял, так как моя пушка находилась в другой стороне. Положение было серьезное: наши пехотинцы и бронебойщики залезали на танки после того, как их подбивали, а подбили они 12 танков. Третий взвод подбил три танка. Младший лейтенант Мартынов награжден за это орденом Отечественной войны.

17 октября немцы сосредоточили горячий огонь: вели сильную артиллерийскую подготовку и бомбили. Бороться нам было трудно, но удобно. Хорошая маскировка и сектор обстрела. Одно дело – уличный бой; если заползать под развалины, оттуда было удобно их бить. Получилось так, что примерно часа в два появился первый немецкий танк, со мной были два бойца – один заряжающий. Танк выскочил возле пушки. Танкист вылез из танка и смотрит, так что к пушке подойти нам было нельзя без того, чтобы себя не размаскировать. Я знаю, что он от нас никуда не уйдет. Боец мне говорит, что он расстреляет его. Командир полка наблюдал эту картину. Только немец залез в свою башню, я отправился к своей пушке, вышел метров на 70 и прямой наводкой стрельнул по танку. Танк загорелся, танкисты стали выскакивать, а бойцы прибили цель и ни один от нас не ушел. У меня был один старшина, который все кричал: «Ты не стреляй, если себя обнаружишь, плохо будет». Минут через 30 появляются еще 10 немецких танков, и когда они навалились на нас, мы остались у них во флангах. Они отрезают нас, но не видят. Здесь я подбил один танк. Тогда я открыл огонь по башне. Пушка била метко, что твоя винтовка, и я снес всю башню. Через несколько минут подходит большой черный танк и опять меня не замечает. Метров всего 150 расстояние и уличный бой – все видно. Как водой обливает нас снарядами, а пушка моя его не берет. Тогда я повернулся и взял бронебойный снаряд другого типа. Он пробил танк, перебил все гусеницы и убил танкиста. Другие двое убежали. После этого все затихло. Остальные танки в лощине бил наш артиллерийский дивизион. Когда все затихло, мы собрались покурить.

Минут через 30–40 идет опять пехота с танками. Тьма, ничего не видно. Идут в полный рост, и огня ниоткуда не слышно. Бойцы наши как-то стушевались вроде, а мне было все равно, уйти некуда. Старшина струсил и убежал. Тут я говорю: «Давай, Галкин, выбрасывать снаряды у блиндажа». Тут мы начали сбрасывать снаряды. Шло 15 танков с танкетками, из них средний, большой и малый, и тьма пехоты. А у меня было мало картечи для снарядов. На заводе «Баррикады» подбил один танк. 3?й батальон мог бы прекрасно помочь, но через улицу ничего нельзя было сделать, так как мешали развалины. Ту пушку, которую я так долго сохранял, разбили там. Как только пехота пошла на меня, и автоматчики начали строчить, я давай сыпать картечью. Они так и валятся.

Но картечь у меня вся вышла. Тут ударил миномет беглым огнем. Им остается дойти до меня метров 100, а у меня от нагревания ствол пушки откатился назад. Что делать? Помощи никакой нет. Тогда я посылаю одного бойца доложить командиру полка и командиру батареи о создавшемся положении. Начали стрелять из карабинов. Тогда нам очень помог один пулемет… В это время танки подошли метров на 20, и немцы кричали: «Рус, сдавайсь!» Я картечью одного убил. Как только застрочил наш пулемет, все они залегли. Тут связной возвращается с донесением и говорит, что командир полка требует взорвать пушку и отойти, а я это сделал еще раньше. Людей у нас не было, стало темнеть, немец рядом, и нам пришлось отходить через минное поле. Не знаю, как только остались живы, но другого отхода не было, так как мы были отрезаны. В этот момент у меня одного бойца убило.

1?й батальон выводил нас из окружения. Со мной оставили двух бойцов.

В это время один немец бросил в меня гранату. Я был ранен и лежал в госпитале. После этого возвратился обратно в Сталинград.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.