Григорий ВАСИЛЕНКО СИНЬОР РАМОНИ И К°

Григорий ВАСИЛЕНКО

СИНЬОР РАМОНИ И К°

— Николай Васильевич, а зачем к нам последний раз приезжали помощники военных атташе стран, входящих в НАТО? — спросил генерал Гаевой начальника отдела полковника Шахтанина.

— Порт их интересует.

— Только ли порт?

— Черноморский флот, побережье...

— Вот, вот... Уточнение существенное. Только в нашем порту нет того, что их интересует, если не считать пограничных катеров и нефтеналивных судов, а они заглядывают в щели забора старых казарм, тащатся на малой скорости вдоль полигона, на котором стоят макеты ракет, шныряют по городским закоулкам. Может, кого ищут? Не купаться же они к нам приезжали? — спросил генерал.

— Ни разу не купались. Это верно. По городу ездили, кое-какие старые улицы фотографировали.

— Вот что, Николай Васильевич, поехали в порт, посмотрим, что там можно увидеть. Может, там Пентагону мерещится армада советских военных кораблей.

Порт жил обычной напряженной жизнью. Громадные краны высоко поднимали изогнутыми хоботами контейнеры, автомашины, бочки, мешки, пиломатериалы и плавно опускали в глубокие трюмы.

В портовый шум врывались крики чаек, стаями паривших у океанских судов.

Танкер вот-вот должен был отойти, и провожавшие не расходились. Полковник невольно засмотрелся на улыбавшуюся женщину и девочку лет шести. Девочка что-то кричала, видимо, своему отцу, а тот разводил руками: ничего не слышно.

— Пошли, дочка, — сказала женщина. — Скоро придем папу встречать. Я могу вас подвезти, машина стоит у проходной, — предложила она девушке, которая все время стояла рядом с ней. — Как вас зовут? Нина.

— А меня Анна Петровна. А это моя дочка Жанна. Вы провожали врача, Григория Павловича?

— Да.

— Я это заметила. Он стоял рядом с моим мужем, радистом. Они уже давно вместе плавают. Вы его жена?

— Нет, — сказала Нина. — Мы живем на одной площадке. Он как-то пожаловался, что грустно уходить в море, если тебя не провожают. Вот я и пришла.

— А где вы работаете?

— В интерклубе гидом-переводчиком.

Танкер ушел в дальнее плавание, разошлись провожающие. Возвратились из порта генерал и полковник.

— Итак, что мы увидели в порту? Что могло бы привлечь внимание помощников военно-морских атташе?

Полковник ответил, что порт торговый и, кроме танкеров и сухогрузов, перевозящих нефть, цемент, лес, зерно, ничего там нет.

— Согласен, но их интересует не только наш флот, но и грузы, их назначение, портовое хозяйство. Я бы сказал, все. Увидят военного моряка, летчика или десантника — на заметку, военную автомашину — на заметку, судно с цементом — на заметку, ну а нефть — это стратегический товар. Военный корабль — находка для отчета. Надо разобраться, Николай Васильевич, что их заинтересовало.

Домой Шахтанин шел пешком по вечерним улицам города. С моря тянуло прохладой. По пути встречались шумные компании молодых людей, подвыпившие иностранные моряки, степенные пенсионеры.

Полковник вдруг позавидовал людям, которым не надо ломать себе голову над тем, чем интересовались помощники военных атташе. Для этого существовала его служба. С ней он связал свою судьбу в первые послевоенные годы. А прошло с тех пор почти сорок лет.

Как только танкер «Бейсуг» пришвартовался в порту Монполи, радист Валерий Чукрин, непоседливый молодой человек, сразу направился к капитану с просьбой разрешить увольнение на берег.

Капитану не понравилось его нетерпение, но находившийся в капитанской каюте судовой врач Григорий Павлович присоединился к просьбе радиста, и капитану пришлось согласиться.

— Идите вместе, только не задерживайтесь.

У трапа они расстались.

— Я зайду к Яше, — сказал Чукрин врачу. — И мигом вас догоню.

— Не забывай напутствия капитана, — напомнил врач.

На вывеске у входа в магазинчик по-русски было написано «Наташа» и нарисована красотка, которая, по замыслу хозяина, должна была зазывать покупателей.

Григорий Павлович пошел в город, а Чукрин зашел в магазин. Там было пусто: ни покупателей, ни хозяина.

На громкое приветствие Чукрина владелец магазинчика вышел из жилого помещения.

— Здоровеньки булы, — обрадовался Яша Фишман своему знакомому.

— Как живешь, старина? — балагурил Валерий. — Небось все тоскуешь по Одессе?

— Как не тосковать? Родился и вырос на Дерибасовской, а когда перевалило уже за пятьдесят — явился черт в червонной свитке, подхватил, покружил по свету и бросил в этот каменный мешок. Хорошо, недалеко от моря.

Валерий положил на прилавок сумку, в которой были бутылка украинской «Перцовки», баночка икры, пять пачек столичных сигарет и коробка шоколадных конфет.

Лавочка торговала всякой ерундой: джинсами, кофточками, косынками, очками, зонтиками, зажигалками, авторучками, жевательной резинкой, дешевыми часами и браслетами. Но когда попадался нужный покупатель, Яша мог достать любой товар, даже японский телевизор, видеомагнитофон и кассеты с записями фильмов западного производства. «Яша все может», — говорили о нем.

— Все подошло жене и дочке? — поинтересовался Яша.

— Конечно. Что за вопрос...

— Фирма, — сказал Яша. — Женщины — народ капризный. Не всегда угодишь.

— Это правда, старина. Моя как увидит в городе новинку, так сразу заказ. А на какие? Вот и выкручиваюсь, — жаловался Чукрин.

— Правильно делает. Живем-то один раз, — Яша похлопал собеседника по плечу. — Что будешь брать?

— Моменто. Вот списочек, — Валерий достал из кармана бумажку. — Значит так — джинсы. Очень ходовой товар. Туфли — белые лодочки на высоком каблуке, кое-что дочке.

Заказов было много, а иностранной валюты мало. Выложив все наличные, Чукрин вздохнул и повинно склонил голову. Яша, пересчитав деньги, задумался.

Чукрин выложил на прилавок из сумки все принесенное, но, как видно, и этого было мало.

— Может, у тебя есть рубли? — спросил Яша.

Валерий с опаской оглянулся, пошарил по карманам, и невольно улыбнулся, увидев свое сконфуженное лицо в зеркальной двери за прилавком.

— Берет не возьмешь? Французский...

— Нет, нет... — отказался Валерий.

— Для члена партии лучше, конечно, рабочую кепку, — усмехнулся Яша.

— А я — беспартийный.

— Тогда бери все, что отобрал. Расплатишься в следующий раз. Только крупными купюрами — пятьдесят, сто...

В это время в магазин зашел Григорий Павлович, Яша замолчал.

Валерий схватил свертки, и они вышли из магазина. Какая-то пара, стоявшая у входа, двинулась за ними. Григорию Павловичу неудобно было часто оглядываться, но его разбирало любопытство: случайно или нет идут за ними? Зачем?

Они еще походили по городу, и все время эти люди их провожали. Подойдя к стоянке «Бейсуга», врач оглянулся и встретился глазами с женщиной.

Перед швартовкой вернувшегося из рейса «Бейсуга» в порту Новочерноморска Чукрин забежал в каюту к врачу и пожаловался на учащенное сердцебиение. Врач послушал его, измерил давление и сказал, что ничего страшного.

— Волнение перед встречей с женой, — поставил он диагноз.

— Григорий Павлович, можно один вопрос прояснить? — спросил Чукрин.

— Слушаю.

— Ну был я там у Яши, кое-что прикупил. Так, по мелочи, для жены и дочки. Приятель просил привезти японские кассеты...

Просьбу он давно обдумал, но, увидев закаменевшее лицо врача, заколебался. Записать все в свою декларацию он опасался. Скрыть — таможенники обнаружат и передадут в пароходство...

— Григорий Павлович, может, выручите, запишете что-нибудь на себя?

— Сам дошел до этого или с кем советовался?

Ответить Валерий не успел: в каюту зашел первый помощник капитана. Чукрин что-то сказал невпопад, как бы заканчивая разговор, и попятился к двери.

Как-то раньше Григорий Павлович не обращал особого внимания на радиста. Рано располневший, с длинными патлами, свисающими ниже воротника форменной куртки, в потертых джинсах. Врачу не нравились его постоянные разговоры о вещах и жадность, с которой тот ел и пил в камбузе, но ничего криминального вроде бы в этом не было.

И все-таки Григорий Павлович решил сказать капитану о странной просьбе радиста. Поднялся в рубку, но капитан стоял рядом со штурвальным, и врачу не удалось с ним переговорить.

Когда Григорий Павлович возвращался в свою каюту, таможенный досмотр уже закончился и Валерий с сияющим лицом прошмыгнул мимо него.

Перед уходом в рейс Чукрин зашел в бар к знакомому бармену Эдику. Эдик налил ему рюмку дешевого коньяку. Валера выпил с видом знатока, попросил сигарету. Бармен, как иллюзионист, чуть ли не в воздухе поймал сигарету и высек огонь наимоднейшей зажигалкой.

Из последнего рейса Валерий привез ему две кассеты с записью порнографического видеофильма западногерманского производства.

— Сколько? — спросил бармен.

— По дешевке отдаю. Семь.

Бармен отсчитал семьсот рублей и сказал:

— С процентами заплачу за ковбойский боевик.

— Клади задаток, — протянул руку Валера, — только сотенными.

Бармен отсчитал три сотни и налил ему еще коньяку. По случаю состоявшейся сделки Чукрину пришла в голову мысль попросить у бармена тридцать-сорок баночек икры, на которой можно хорошо подзаработать у Яши. Когда он сказал об этом Эдику, тот поинтересовался, что будет иметь от этого мероприятия.

— Это, считай, чистых сто долларов. — Валерий значительно занизил предполагаемую выручку. — Половина — твои. Заказывай, что надо.

— О’кей! — сказал бармен. — Зайдешь перед отходом. Товар приготовлю. Тогда и договоримся.

Чукрин пошатываясь направился к выходу.

«Бейсуг» ушел в рейс, а через день теплоход «Амалия» под панамским флагом пришвартовался в Новочерноморском порту.

Теплоход этот довольно часто приходил в Новочерноморск. В один из его приходов Нина познакомилась с итальянским моряком Марчелло Рамони, который плавал на нем.

И на этот раз Марчелло позвонил Нине. Они встретились и долго гуляли в приморском парке.

Нина устала и предложила пойти в кино. Марчелло ни разу не был в нашем кинотеатре и не видел ни одного советского фильма.

Вспыхнул экран, побежали первые кадры. В фильме рассказывалось о жесточайших боях западнее Сталинграда зимою 1942 года. Нина почти не переводила ему текст, и смысл фильма не дошел до Рамони.

Когда они вышли из душного кинотеатра на улицу, Марчелло некоторое время молчал, а потом спросил у Нины, не видела ли она итальянский фильм, название которого на русский язык можно перевести в нескольких вариантах, но наиболее правильный из них — «Грязный мир».

— О чем это? — поинтересовалась Нина.

— О том, что цивилизация ничем не отличается от дикости. Чем выше цивилизация, тем больше звереет человек. Наш постановщик очень хорошо показал, что человек кровожаден, уродлив и прожорлив.

— Глупость какая, — начала было Нина, но Марчелло перебил ее. Он утверждал, что для того, чтобы держать в руках звереющего человека, в государстве нужна сильная личность, каким был Муссолини.

— У вас много говорят о войне и показывают фильмы, в которых слишком много убивают. А нужно показывать развлекательные фильмы, чтобы люди наслаждались ими.

Нине не хотелось с ним спорить, и она перевела разговор на другую тему:

— Мы встречаемся не первый раз. А я так мало знаю о тебе. Расскажи мне, отчего умерла твоя жена.

— Жена моя погибла в автомобильной катастрофе, — с раздражением сказал Марчелло, — а о дочери я тебе говорил. Что еще?

Он надолго замолчал, а потом вдруг заговорил о том, как переправить чемоданы с приданым Нины в Италию, чтобы избежать таможенных формальностей.

Нина засмеялась, но тут же спохватилась — а вдруг это предложение по-итальянски. Весь дальнейший разговор свелся к итальянским свадебным обрядам.

— А церковь у вас есть? — поинтересовался Марчелло.

— Конечно, есть, — сказала Нина, ожидая, что дальше он заговорит о венчании.

— И ты ходишь в церковь? — удивился Марчелло.

Нина в церкви ни разу не была даже на экскурсии.

— У нас не принято, — проронила она тихо.

— А у нас все посещают, — с подчеркнутым превосходством заявил Рамони.

Промолчав, чтобы не обидеть его, Нина подумала, что никаких признаков набожности в нем не замечала.

— Я видел в вашем городе единственного человека с крестом — бармена из «Бригантины».

Нина едва не рассмеялась при упоминании об этом «святоше», не умевшем даже перекреститься.

Марчелло проводил Нину и назначил свидание в следующий приход.

Когда вернувшийся из рейса Рамони появился на территории порта, его уже поджидали.

— Синьор Марчелло Рамони? — спросил у трапа мужчина в темных очках. — Вы не могли бы зайти в технический отдел капитанерии?

— Кто вы такой? — спросил Рамони.

— Сержант капитанерии, — небрежно проронил незнакомец.

О капитанерии Рамони знал. Не раз бывал в техническом отделе, который принимает заявки на разного рода ремонтные работы и оборудование на судах.

Ему только казалось странным, что технический отдел был укомплектован не гражданским персоналом, а военными.

По дороге в капитанерию Рамони пытался понять, чем он мог привлечь внимание технического отдела, но ничего особенного не вспомнил и поэтому порог переступил вполне спокойно.

Сержант указал ему на мягкое кресло у стола, однако человека, сидевшего за столом, не назвал. Синьор этот сидел закинув ногу за ногу и курил сигарету, разглядывая Рамони. «Американец, наверное», — подумал Рамони.

— Перейдем к делу, — сказал сержант.

Рамони кивнул в знак согласия, посмотрел на часы, давая понять, что времени у него в обрез.

— Насколько нам известно, в Новочерноморске вы встречаетесь с русской?

— Вы располагаете не полной информацией. В Марселе у меня француженка, а в Стамбуле — турчанка, исповедующая ислам, — парировал Рамони. — Морская традиция со времен пиратов — встречаться и кутить в иностранных портах с женщинами.

Молчавший синьор с седеющими висками посмотрел пристально и сказал:

— Вы исходите из того, что мы будем обвинять вас за связь с русской. Не будем, но расскажите нам, кто она. Наверно, атеистка, ненавидящая капитализм и Америку?

— Ее имя — Нина, фамилию не знаю. Работает гидом-переводчиком в клубе моряков, говорит на итальянском и английском. Вероисповеданием не интересовался. Смею вас заверить, что оно не сказывается на ее фигуре.

Американец скупо улыбнулся.

— Где гарантия, что она не обратит вас в коммунистическую веру? Имейте в виду, Рамони, мы первые подскажем католической церкви, что вы можете покраснеть от соприкосновения с русской.

— Я постараюсь не доводить дело до конфликта с папой.

— Этого можно избежать, если русская станет католичкой и вы женитесь на ней.

Рамони не думал жениться на русской, хотя и говорил с ней о переправке приданого. «Пожалуй, можно поторговаться», — подумал он.

— У меня денег не хватит, чтобы из России перевезти ее вещи.

— Мы могли бы свадебные расходы взять на себя, но все деньги ушли в полицию за ваше досье, — тут же осадил его американец. — Женитесь на русской, синьор Рамони, — предложил он, разминая дымящуюся сигарету в пепельнице.

Это была уж очевидная бестактность. Рамони возмущенно хмыкнул.

— Успокойтесь, — сказал американец, которого мало интересовала реакция собеседника. Он кивнул сержанту, тот достал бутылку виски.

— Выпейте, Рамони, — предложил американец.

Рамони пробормотал какое-то проклятие, но выхода из создавшейся ситуации не было. Досье о его связях с мафией и причастности к заговору против республики находилось в их руках. Рамони залпом выпил виски, закурил сигарету.

— Мы с ним договоримся, — подмигнул американец сержанту. — Не будем задерживать. Используйте возможности своей невесты, — заторопился с инструктажем американец, — подберите в Новочерноморске проворного парня, которого можно было бы купить для сбора нужной нам информации. Нас интересуют военные корабли Советов на Черном море. Вы разбираетесь в оборудовании и вооружении. Фиксируйте время и координаты, типы и номера. В портах Восточного блока нас интересует характер грузовых операций, грузы на причалах, особенно военные. Не проходите мимо военных сооружений, антенн, помещений... Погуляйте с невестой в окрестностях Новочерноморска, у полигона, по дороге в загородный ресторан. Хорошо заплатим и за документы: паспорта, трудовые книжки, удостоверения.

— Достаточно на первый раз, — сказал Рамони, поднимаясь с кресла.

Американец и сержант предложили еще выпить, но он отказался.

— Вернетесь из рейса, позвоните мне, — сказал сержант, написав на бумажке номер телефона.

«Бейсуг» снова пришел в порт Монполи, куда так стремился Чукрин. Радист ходил за старшим помощником капитана, назойливо упрашивая отпустить его в город. Старпом объяснил, что в порту участились случаи провокаций и ограблений, поэтому капитан к вечеру запретил увольнения на берег.

Утром радист снова явился к старпому проситься в город.

— Пристраивайся к механику и матросу Перебейносу и отправляйся.

Чукрин взял свой увесистый «дипломат», подошли спутники, и они втроем спустились по трапу на причал.

На знакомой узкой улочке Чукрин приотстал от своих товарищей. Когда они скрылись из виду, он поспешил в магазин Яши. В магазине, как всегда, никого не было.

— Ау, — крикнул Валера, вызывая хозяина к прилавку.

— А, пропащая душа, — приветствовал его Яша. — Какая погода в Одессе?

— За Одессу не скажу, а в Новочерноморске дует норд-ост:

— Я тебе дам пластинку с модной песенкой:

О Шамр-Аш-Шейх!

Мы снова вернулись к тебе.

Ты — в наших сердцах...

Голос с «исторической родины». Передашь знакомому в Одессу.

Между тем Чукрин выложил на прилавок сотенные купюры — тысячу рублей. Яша пересчитал деньги и похвалил его за надежность.

— Я тебя когда подводил? — спросил польщенный Валерий.

В ответ Яша обвел широким жестом полки.

— Выбирай... Как говорят в Одессе — что для твоей души угодно.

Чукрин достал из кармана список, начал читать вслух, дошел до кассеты с записью фильма, о котором просил Эдик.

Яша обещал достать, заметив, что это будет стоить кругленькую сумму в рублях.

— Я когда-нибудь подводил? — повторил Чукрин и поднял над прилавком «дипломат».

— Золотые слитки с Колымы? — кивнул Яша на «дипломат». Чукрин раскрыл его и достал баночку икры.

— Получи презент. Остальные сорок — уступаю по пяти долларов за штуку.

Под прилавком шла запись на магнитную ленту, бесшумно работала кинокамера.

— Я специализируюсь на рублях. Да и если перемножить сорок на пять, то получится сумма, которой я не имею, — сказал Яша.

Он подмигнул Валере, вышел через зеркальную дверь в комнату и оттуда кому-то позвонил, сказав, что есть товар по сходной цене. Просил не задерживаться.

Яша вернулся за прилавок с довольной улыбкой.

— Считай, тебе повезло, нашел покупателя.

— А кто он?

— Какое это имеет значение? Американцы, немцы или китайцы. Деньги на бочку и адью. Пойдешь в универмаг и отоваришься.

...В магазин зашли двое: мужчина и женщина. Яша велел Чукрину обождать, а сам скрылся с пришедшими за зеркальной дверью. Сценарий сделки был разработан до малейших подробностей, и не последнюю роль в нем играл владелец магазина. Вскоре они вышли и пригласили Чукрина в машину.

Мужчина сел за руль, женщина оказалась переводчицей.

— Фишман сказал, что вы продаете икру, — обратилась она к Чукрину.

— Сорок банок по пять долларов, — предложил Чукрин.

Женщина перевела. Мужчина остановил машину у универмага, отсчитал из бумажника двести долларов. Переводчица подставила хозяйственную сумку, куда Чукрин переложил баночки.

— Советуем вам зайти в этот магазин, — сказала она. — Здесь вы можете купить на доллары все, что хотите.

Чукрин вылез из машины и направился в роскошный многоэтажный универмаг, не замечая, что его на остановке взяли под наблюдение дюжие молодчики.

Он ходил от прилавка к прилавку. Покупателей было мало, продавцы предупредительно спрашивали, что он желает.

Чукрин остановился в отделе, где продавались бритвы. Ему тут же показали электрическую бритву «Браун».

Один из агентов стоял рядом с радистом, а другой предупредил кассиршу, что подойдет русский и будет платить фальшивыми долларами.

Кассирша пробила чек, а потом позвала одного из служащих универмага, и они стали рассматривать доллары. Чукрин не понимал их разговор, но до него дошло, что его в чем-то заподозрили.

Служащий взял его под руку, провел в комнату и позвонил в полицию. Представители полиции не заставили себя долго ждать. Они обыскали Чукрина, изъяли доллары, паспорт, записную книжку и увезли его с собою.

Допрос вел мужчина средних лет в штатском. Он подробно интересовался работой, местом жительства, семьей, образованием, партийностью и многими другими вопросами, а потом уже перешел к фальшивым долларам. Чукрин возмущался, кричал:

— Провокация... Отпустите меня.

Он требовал пригласить советского консула или капитана танкера, а допрашивающий, пропуская мимо ушей крики Чукрина, предлагал сказать, откуда у него фальшивые доллары.

— Не в ваших интересах требовать присутствия советских представителей, — сказал переводчик. — Узнает консул или капитан, и по возвращении домой вас бросят за решетку.

В запасе у Чукрина оставалась последняя надежда — Яша. Он попросил разрешения позвонить ему.

Представитель спецслужб, имя которого переводчик не назвал, не возражал против звонка Фишману. Переводчик набрал номер телефона из изъятой записной книжки и передал Валерию трубку.

— Яша, это я, Валерий, — проговорил Чукрин. — Ты не мог бы приехать в полицию? И сообщи в консульство или...

Переводчик вырвал из рук трубку и передал сотруднику спецслужб. Тот предложил Фишману прибыть в полицию и никуда ничего не сообщать.

...Все увольнявшиеся на берег, кроме Чукрина, вернулись из города и доложили старпому о своем возвращении.

Капитан «Бейсуга» послал старпома поставить в известность советского консула о невозвращении Чукрина, наказав ему без радиста не возвращаться.

Вместе со старпомом вызвался пойти в город на розыск Чукрина и Григорий Павлович.

Они зашли в магазин к Фишману. Старпом настойчиво постучал по прилавку, и Яша появился.

— Где Чукрин? — строго спросил старпом лавочника.

Яша сделал вид, что никакого Чукрина не знает. Мало ли к нему заходит людей, фамилии он не спрашивает.

— Где Чукрин? Он заходил к вам. Есть свидетели, — наступал старпом.

— Я же говорю, был, — сказал дрожавший Яша. — И ушел.

Яша грозил позвонить в полицию.

— Мы сами заявим в полицию, — вмешался врач, — что пропал советский моряк, и потребуем расследования. Сегодня же репортеры всех газет разнесут на весь мир имя торговца, в лавочке которого исчезают люди.

— Вы не сделаете этого. Погубите безвинного человека, — струхнул Яша. — Я вас не знаю, вы у меня не были, но я из Одессы, поэтому говорю: Валерий в полиции. Не спрашивайте больше.

Старпом и врач рассказали консулу о беседе с Фишманом. Наконец, после проволочек местных властей комиссар полиции сообщил, что советский моряк Чукрин был подобран в невменяемом состоянии в одном из ресторанов в компании проституток и что полиция не возражает передать его консульству.

Весь помятый, обросший, с синяками под глазами Чукрин действительно выглядел как после сильной попойки. В таком состоянии его доставили на борт танкера.

Когда танкер вышел в открытое море и взял курс к родным берегам, опомнившийся Чукрин ужаснулся, вспомнив, что с ним произошло.

— Урок на всю жизнь, — потупив глаза, сказал он капитану, ожидая наказания. — Провокация чистой воды.

— Иди, работай, потом разберемся, — отпустил его капитан.

Вернувшись в радиорубку, Чукрин не мог успокоиться. Он перебирал в памяти допрос и пребывание в полиции, страшась, что все станет известно экипажу и дома.

Если первый допрашивавший добивался, не привез ли он фальшивые доллары из Новочерноморска и грозил ему тюрьмой, то сменившие его ночью двое других расспрашивали главным образом о работе радиста, содержании телеграмм, системе кодированной связи, о доступе к таблицам, порядке приема и передач телеграмм, интересовались, выходил ли он в эфир во время стоянки танкера в иностранных портах.

Ответы не устраивали допрашивающих, поэтому пригласили в полицию Фишмана, который для протокола официально опознал Чукрина и рассказал о покупках, провозе икры и советских денег

Потом было разрешено свидание Чукрина с Яшей наедине.

— Ну и удружил ты мне, — упрекнул его Чукрин.

— Успокойся. Откуда я знал, что они тебе подсунут зеленые туалетные бумажки.

Чукрин слезно просил Яшу что-нибудь придумать, вызволить его из полиции.

— Как говорят у нас в Одессе — рука руку моет, — намекнул Яша на то, что надо чем-то заслужить освобождение из полиции. Весь этот разговор был записан на магнитофонную пленку.

Подписать протокол — означало согласиться со всем, что в нем написано. А что в нем написано, знали только те, кто его писал.

Чукрин и после встречи с Яшей отказался подписать протокол. С ним не церемонились. Профессиональный удар в живот свалил его на пол. Ему тут же сделали какой-то укол. Что было дальше, о чем он говорил, что подписывал, не помнил. Очнулся на стуле, увидел те же лица, протокол им был подписан, предупредили, что если он будет продолжать кипятиться, то обо всем станет известно капитану танкера и КГБ.

Чукриным овладело полное безразличие ко всему происходящему. Он словно отрешился от реального мира: голова была тяжелая и пустая, а мышцы настолько расслаблены, что руки и ноги стали как ватные. Его инструктировали, давали какие-то поручения, говорили, что с ним встретятся в любом порту, а если спишут с судна, то найдут его дома.

Потом Чукрина увели в камеру, дали выпить стакан виски на голодный желудок.

Обо всем этом он не решился рассказать капитану.

Рамони разыскал Нину в интерклубе и предложил поехать на такси в загородный ресторан «На семи ветрах» Сказал, что хотел бы отдохнуть от шума городского в тихом красивом месте.

— Я буду молчать. Ты сама договорись с таксистом.

Нину это удивило — зачем Марчелло скрывать, что он иностранец?

Такси выскочило из города и, лавируя в потоке автомашин, понеслось по широкому шоссе. Рамони смотрел по сторонам, что-то искал, но ничего интересного не находил. На коленях у него лежал раскрытый фотоаппарат. Он не прятал его от шофера, держал наготове, присматривал хороший объект для съемки. Вскоре впереди показался полосатый шлагбаум у полигона, а около него под грибком солдат с автоматом.

Марчелло поцеловал Нину и шепнул ей на ухо:

— Останови, я хочу выйти.

Как тихо ни шептал Марчелло, шофер все же уловил чужой говор.

Нина попросила шофера остановить машину.

— Иностранец, что ли? — спросил он Нину.

— Мужик, — ответила она грубовато, пытаясь замять разговор.

Шофер обошел машину, ткнул ногой каждый скат, потом открыл капот, склонился над пышущим жаром мотором, а сам все косился на кусты, куда ушел иностранец.

— Не все ли равно таксисту, кого возить? Крути баранку, получай монету, — пошутила Нина.

— Значит, по-твоему, наше дело кучерское: ткнут в спину — поехал, еще раз ткнут, стой — глуши мотор. Лишь бы на лапу клали.

Марчелло отошел подальше от машины и из кустов сфотографировал шлагбаум и часового, охранявшего въезд на полигон.

Как только он вернулся к машине, шофер, доставая сигарету, сказал:

— Спички не найдется?

Рамони не понял, повернулся к Нине, которая, густо покраснев, попросила зажигалку и сама передала шоферу.

Вернувшись в город, шофер позвонил дежурному по управлению КГБ, рассказал о парочке, которую вез в загородный ресторан, об остановке у полигона и своих подозрениях.

Полковник Шахтанин распорядился направить в ресторан лейтенанта Бурова, чтобы тот своими глазами посмотрел на парочку, о которой сообщал таксист.

— Шептались не по-нашему, — рассказывала лейтенанту официантка, — но она — русская. Рыжая, в джинсах. Я ее уже видела у нас с иностранными моряками. По-моему, она работает переводчицей.

Полковник Шахтанин попросился на прием к генералу на следующий день с утра.

— Чем порадуете, Николай Васильевич? — просматривая свежие газеты, спросил генерал.

— Особенно нечем, Алексей Иванович.

— Значит, все-таки что-то есть, — отложив в сторону газету, сказал генерал. — Выкладывайте.

— Вчера вечером, около 20 часов, милиционер транспортного отделения заметил недалеко от порта двух неизвестных за забором у жилого дома по улице Светлой. Они тоже заметили милиционера. Побежали. Когда милиционер стал их догонять, один из них бросил пояс. Видимо, опытный контрабандист. Пока милиционер подобрал пояс, человек скрылся. В этом поясе оказалось пятьдесят штук часов западного производства.

— Что можно предположить? — спросил генерал.

— Видимо, контрабандная сделка с иностранцем.

— Хорошие часы?

— Штамповка. Но внешнее оформление под дорогостоящие швейцарские и очень модные. Приметы бросившего пояс совпадают с Удавом. Это кличка фарцовщика. Он нам известен.

— Кто он?

— Бармен Вартанов Эдуард из ресторана «Бригантина». Отчислен с третьего курса института иностранных языков за неуспеваемость. Занимался мелкой фарцовкой, учиться было некогда. Гастролировал по побережью. Два года назад приехал в Новочерноморск к своей тетке Розе Наумовне Цейтлиной, заведующей блинной.

— А иностранец кто?

— Пока не установлен. Кое-какие приметы есть.

— Надо поискать среди тех, кто находился в городе в это время.

Николаю Васильевичу и его подчиненным предстояла нелегкая работа. Удава мог опознать милиционер, а вот найти иностранца среди моряков, которых было немало в порту, нелегко.

— Что еще? — спросил генерал.

— Поступило заявление от шофера такси о том, что иностранец фотографировал въезд на полигон.

— Установили?

— Штурман с теплохода «Амалия» — Марчелло Рамони.

— Может, тот самый, который убежал?

— Проверим.

Нина возвратилась домой встревоженная, до конца еще не осознав, что произошло в ресторане. Она ждала, пока мать или отчим спросят — что случилось? А они не отрывались от телевизора.

— Что вы смотрите эту муть? — бросила она им со злостью.

Отчим, Андрей Александрович, инженер судоремонтного завода, человек сдержанный, знавший Нину уже пять-шесть лет, ничего подобного от нее не слышал.

Пока он раздумывал, как ей сделать замечание в присутствии матери, которая пропустила мимо ушей мнение дочери о передаче, Нина объявила:

— Я выхожу замуж.

Мать встала, подошла к ней, поцеловала, а потом уже спросила:

— За Марчелло?

— А за кого же еще?

— Пусть поедет посмотрит мир, — сказала Евгения Михайловна.

— Она едет не в туристическую поездку; а замуж выходит, — возразил Андрей Александрович. Его раздражало то, что говорила жена, и он с трудом сдерживал себя, стараясь не испортить настроение ей и Нине.

— Мы еще поедем с тобою в гости в Италию, — сказала Евгения Михайловна.

— Если поедешь, то без меня.

Эти слова не на шутку насторожили Евгению Михайловну. Муж явно не одобрял этот брак. Нина со слезами на глазах убежала в другую комнату и захлопнула дверь.

— Я — отчим и, может, не имею права вмешиваться в жизнь Нины. Считайте, что это мое частное мнение. Как это просто все у вас получается — выйти замуж за иностранца, которого мы и видели всего-то два-три раза мельком, уехать с ним не в соседнюю станицу, а черт знает куда... Будь я родным отцом, я бы ни за что не позволил!

Евгения Михайловна долго молчала. Доводы мужа заставили ее призадуматься.

— Не она первая и не она последняя выходит замуж за иностранца. Браки с иностранцами разрешены официально.

— Да не об этом же речь, — недовольно прервал ее Андрей Александрович. — Ничего ты не поняла. Она не приспособлена к жизни в стране с совершенно другим укладом.

Андрей Александрович почувствовал, что аргументы его легковесны, а другие не шли на ум. Просто он чувствовал, что делать этого не следует.

— Николай Васильевич, разобрались, кто этот Рамони?

Шахтанин покопался в своей папке, нашел какие-то записи и прочел вслух:

— Бывший офицер ВМС Италии, отпрыск старинного княжеского рода. Служил штурманом, но с военной службой пришлось расстаться. Флот покинул в спешном порядке после раскрытия одного из заговоров против республики. Его отец, член масонской ложи, бежал за границу и там умер, а может, его ликвидировала мафия. Марчелло отводилась черновая работа в подготовке заговора. Очевидно, ему вовремя подсказали, и он уехал за границу на «лечение», пока не утих очередной политический скандал. Его жена, Мария, журналистка, неожиданно исчезла. Труп ее нашли в собственной автомашине. Видимо, она кое-что знала от Марчелло и переусердствовала в своих репортажах. У Рамони оставалась двенадцатилетняя дочь в Италии, и он вынужден был вернуться домой, но уже не на службу в ВМС, а пошел на торговое судно.

Прошлое Рамони стало известно экипажу, но капитану было приказано владельцем судна взять его штурманом.

Рамони не забывал, что его поддерживают масоны, которым он обязан тем, что не угодил в тюрьму после раскрытия заговора, и вместе с тем понимал, что рано или поздно спасители потребуют от него плату. Спустя год после газетной шумихи по поводу заговора, во время захода судна в порт на Сицилии, на борт поднялись двое неизвестных, осведомленных во всех его «грехах». Они подробно расспросили Рамони о рейсах в порты России и ушли, заявив, что в случае надобности его найдут

Полковник Шахтанин имел информацию о контрабандных сделках Рамони в Новочерноморске и его связях с барменом Вартановым.

Полковник полагал, что иностранец попытается, если уже не пытался, прибрать бармена к рукам.

— А он теперь еще и наш жених, — сказал в заключение Николай Васильевич. — Ухаживает не только за барменом, но и за переводчицей из интерклуба — Ниной Шаталовой.

— Выходит, во всей Италии невесту себе не нашел?

— По-моему, жених себе на уме, — усмехнулся полковник.

...Вскоре после свадебного путешествия в Италию, Нина пришла на борту той же «Амалии» вместе с мужем в Новочерноморск.

Встретили ее без оркестра. Родители, конечно, обрадовались, а больше никому до нее не было дела.

Она забрела в бар к Эдику. Как обычно, уселась у стойки и в ожидании, пока бармен подойдет к ней, закурила.

— Что призадумалась, синьора Рамони? — наливая ей коньяку, спросил Вартанов.

Нина выпила залпом, откусила конфету и, закуривая, попросила еще. На этот раз она не торопилась, грела рюмку в руке.

— Ну как там? — поинтересовался бармен.

— Римского папу не видела, а Муссолини давно уже сгнил.

— Что ты такая?

— Какая? — Нина повертелась перед ним.

— Экстра-класс, — польстил ей бармен. — А где же твой? — поинтересовался Эдик.

Нина пьянела, и язык у нее развязался.

— А что ты хочешь от Марчелло? — добивалась Нина.

— Мужской разговор, синьора. Мужской...

...На следующий день в ресторан «Бригантина» Нина пришла вместе с Марчелло. Их встретил Эдик, заказавший богатый стол. Их не надо было знакомить. Они понимающе переглянулись, пожали друг другу руки, но сделали вид, будто видятся впервые. За столом некоторое время шел разговор о макаронах, современных ритмах, водке, джинсах, к которым испытывал пристрастие не только бармен, но и Марчелло.

Они быстро с помощью Нины договорились о крупной сделке: Марчелло привозит двести-триста джинсов, которые Эдик купит у него.

Генерал и полковник еще раз проехали по маршруту передвижения помощников военных атташе, проработали различные версии, связанные с фотографированием улицы, на которой ничего примечательного не было. С житейских позиций все выглядело просто: увидели на улице дома своеобразной архитектуры, утопающие в зелени, и решили запечатлеть на пленку. Но контрразведчики понимали, что это не ответ.

— Строители и топографы привязывают на местности не только реки, горы, дороги и населенные пункты, отдельные строения и даже деревья. А потом все это переносят на карту, определяя предельно точно их координаты, — сказал генерал. — Как бы не пришлось, Николай Васильевич, нам перебирать всех жителей этой улицы.

Николай Васильевич назвал несколько лиц, занимавшихся контрабандой, липнувших к иностранным морякам, однако все они были не с той улицы.

— На улице проживают моряки, но они, за исключением, пожалуй, одного разгильдяя, люди порядочные и не вызывают никаких сомнений.

— Но один есть?

— Капитан хочет списать его.

— Вот и присмотритесь к нему повнимательнее, — сказал генерал.

Вместо Нины в интерклубе временно работала студентка Оксана Шепелюк, проходившая языковую практику в своем родном городе. Она привела в бар «Бригантины» группу иностранных моряков.

— Умничка, — похвалил ее бармен. — Кое-что переняла у своей предшественницы. Объяви им, что есть замечательный кубанский коньяк «Большой приз».

Оксана не стала рекламировать коньяк, зная, что моряки лучше ее разбираются в напитках.

— Переходи на работу в «Бригантину» метрдотелем, пока есть вакантное место. Требуется толмач. Могу рекомендовать.

— После окончания института, может быть, а сейчас мне нужна справка о прохождении практики.

— Подумаешь, проблема общего рынка... Моя тетя — Роза Наумовна, начальница, корчмы — маг! С неба звезды снимает, а справку...

Оксана сказала ему, что приехала не за бумажкой, а на языковую практику и потом батя не позволит ей работать в ресторане.

— Он что у тебя — из вечно вчерашних?

— Он у меня бригадир докеров! — с гордостью сказала Оксана.

— Значит, ты наследница того самого Шепелюка. Приятная неожиданность, — паясничал Эдик. Он услышал имя человека, который мог ему пригодиться, и решил поволочиться за Оксаной, чтобы через нее проложить дорогу в бригаду Шепелюка.

— Все делается до распределения, — поучал ее Эдик. — Два-три года надо отработать, а доходное место ждать не будет.

— Это меня не страшит. Найду работу. Мечта родителей, чтобы я стала учительницей.

— Экзотично. Боишься разочаровать грозного предка?

Оксана покачала головой. Отец ее любил по-настоящему. Никогда не заставлял сидеть за учебниками, не ругал за отметки, ничего ей не запрещал, она сама знала, что можно и что нельзя.

— Тебе сколько осталось практиковаться? — спросил Эдик.

— Еще месяц.

— Хочешь, я устрою тебя в блинную? Подзаработаешь на все оставшиеся семестры.

— Какие же заработки в блинной?

— Эх ты, зеленая петрушка... Извини... Элементарно. Блинная от «Бригантины». Заведи туда своих подопечных, пусть попробуют русских блинов. Задачка для ученика третьего класса. Дают, скажем, мешок муки на блины. Сколько блинов можно испечь?

Оксана пожала плечами.

— Ни одна счетно-вычислительная машина не подсчитает. Предположим, по норме — пятьсот... А можно и тысячу. Какому дикарю придет в голову взвешивать блин? Никто ведь не разберет и не понесет в лабораторию определять, сколько граммов масла полили на блины. Элементарно...

Он рассчитывал увлечь ее деловым предложением, но из этого ничего не получилось.

Оксана поблагодарила за кофе, положила мелочь на прилавок и ушла.

Выслушав подробный доклад полковника о том, как Рамони фотографировал видневшуюся на полигоне «ракету», генерал пытался связать воедино поступившую в последнее время информацию об этом иностранном моряке и других событиях, между которыми, очевидно, существовала какая-то связь. Сопоставляя по времени приезд в Новочерноморск помощников военных атташе и появление у полигона Рамони, можно было предположить, что он выполнял задание по доразведке полигона. На нем стоял макет ракеты, искусно сработанный солдатами-умельцами. Из-за кустов торчала только ее макушка, но и она, видимо, была замечена помощниками военных атташе.

— Алексей Иванович, как вы знаете, тряпочный пояс с часами бросил бармен Вартанов из «Бригантины», а его сообщником, как теперь выяснилось, был Рамони, — сказал Шахтанин. — Приметы совпадают.

— Он что же, занимается и контрабандой?

— Мелкой, Алексей Иванович. Торгует джинсами. Но и она не доказана.

— Доказывать надо то и другое. Не совсем только вяжется одно с другим. Зачем агенту спецслужб заниматься контрабандой?

— Может, мало платят.

— Может быть, может быть, — повторял генерал, прохаживаясь по кабинету.

— Не мешает основательно посмотреть за Рамони, Чукриным и Вартановым. Если сидит у нас агент, он может проявить себя во время флотских учений, попытается собрать информацию, сообщить в свой центр о появлении советских военных кораблей. Нам остается предусмотреть все без исключения. Это может вывести на след. Даже если сразу мы не обнаружим агента, то наверняка кого-то из них вычеркнем из списка. Работы поубавится.

— Поручаю вам, Николай Васильевич, разработать все в деталях. Если что-то не ясно или в чем сомневаетесь, говорите сейчас, обсудим.

— Полагаю необходимым, Алексей Иванович, вести дело к захвату с поличным у полигона контрабандиста, но предварительно зафиксировать действия Рамони на борту «Амалии» во время учений. Пентагону и ЦРУ везде мерещатся наши ракеты. Попросим военных соорудить еще один макет. Проверим реакцию помощников. Может, еще кто-нибудь полезет к полигону.

— Согласен. Разработайте операцию так, чтобы все выглядело предельно убедительно. Не переборщите с ракетами. Не забудьте предусмотреть плотный контроль эфира. Когда все будет готово, обсудим план действий с непосредственными исполнителями.

Оксана уселась за кухонный стол. Петр Филиппович уже позавтракал и ушел на работу.

— Мама, можно к нам зайдет мой знакомый?

Без согласия родителей она не смела пригласить домой Эдика, а он все настойчивее просил Оксану познакомить его с отцом.

— А что он за человек? — спросила мать.

— Его зовут Эдик, он работает барменом в ресторане «Бригантина».

— Кем работает? — переспросила мать.

— Барменом.

— Надо отцу сказать. По-моему, пусть приходит. От судьбы никуда не уйти.

— Что ты, мама? Какая там судьба. Просто хочет с вами познакомиться.

Оксана поцеловала мать, взглянула на себя в зеркало и поспешила на работу.

Петр Филиппович вернулся домой усталый, молчаливый. Как обычно, вымыл руки, подтянул гирю ходиков и уселся за стол. Варвара Федосеевна собирала ужин.

— Как там у Оксаны идут дела? — осведомился он.

— Жених хочет зайти.

— Чей жених?

— Не мой же, Оксаны.

— Кто он такой? Что-то она ничего не говорила раньше.

— Бармен.

— Терпеть не могу всяких барменов. Значит, лентяй, а может, и разгильдяй. Пусть приходит, я на него погляжу.

Эдик вырядился по последней моде — узкие джинсы были подвернуты, рубашка с короткими рукавами расписана вдоль и поперек газетными полосами на английском языке, на шее золотая цепочка с каким-то африканским амулетом. На плече иностранная сумка с бутылкой коньяка.

В таком виде он и предстал перед Шепелюком.

Петр Филиппович был одет по-домашнему — в клетчатой рубашке нараспашку. Эдик прошел по комнате, рассматривая висевшие фотографии. На одной из них узнал молодого сержанта, хозяина дома с орденом Славы и медалью «За отвагу».

— Воевали? — спросил Эдик.

— Пришлось.

— А сами откуда будете?

— Белгородские мы.

— В той провинции не бывал, — небрежно проронил Эдик.

Петр Филиппович тут же хотел ему высказать свое мнение в отношении провинции, но сдержался, хотя момент был подходящий: Варвара Федосеевна и Оксана ушли на кухню готовить чай.

— Не надоело быть барменом?

Эдик фыркнул, передернул тоненькими черными усиками.

— Петр Филиппович, а можно у вас подработать? — спросил он.

— Как это подработать? Летунов не держим.

— По-моему, одному в бригаде вы делаете скидку.

Новичок Толик, приятель Эдика, временно устроился в бригаду грузчиков Шепелюка. Их вместе отчислили с третьего курса института. Эдик с помощью тетки пристроился барменом, а Толик долго болтался по городу без дела, занимаясь мелкой фарцовкой, потом кончил курсы крановщиков.

— В армии служил? — усаживаясь за стол, спросил Петр Филиппович.

— Нет, с детства я не отличался здоровьем...

— Понятно, — не дослушав, сказал Шепелюк.

Эдик достал из сумки бутылку «Наполеона», которым хотел удивить хозяина. От чая отказался, попросил чашечку черного кофе и разрешения закурить.

Умудренный опытом Шепелюк почувствовал, что Эдику что-то нужно от него.

— Зачем тебе подрабатывать? Место у тебя неплохое. Презенты получаешь. Чего еще? Сыт, пьян и нос в табаке.

— Если откровенно, собираю монету на машину. Это не роскошь, а средство передвижения.

Он открыл бутылку, протер с профессиональной ловкостью салфеткой горлышко, попросил рюмки.

— Петр Филиппович, возьмите меня на поденную работу, — добивался Эдик.

Он хотел налить коньяку хозяину, но тот накрыл рюмку ладонью, сказав, что предпочитает «Столичную».

— Поденщиков не принимаем, — резко ответил он.

— Тогда приду помогать Толику безвозмездно, на благо отечества. Можно?

— Приходи.

Эдик оживился. Рассказал случай, как подзаработали в порту какие-то грузчики, получив от иностранцев по несколько пар джинсов.

Оксана увидела, как помрачнело лицо отца, и поторопилась выйти с чашками на кухню.

Шепелюк понял намерение «жениха».

— Что с тобой делать? Позвони через недельку.

Вечером, когда рабочий день уже закончился, в кабинете генерала раздался телефонный звонок. Алексей Иванович снял трубку

— Товарищ генерал, докладывает дежурный, майор Евдокимов. К вам пришел заявитель, товарищ Шепелюк Петр Филиппович.

— По какому вопросу?

— Говорит, что хочет лично вам изложить...

— Проводите ко мне.

— Есть.

Алексей Иванович усадил Шепелюка в кресло у письменного стола и спросил:

— Как там портовики справляются с планом?

— Наша бригада идет с превышением плана, а вот за весь порт затрудняюсь сказать. Хозяйство большое. Вагонов часто не хватает, краны простаивают.

— Я вас слушаю, Петр Филиппович.

— Не знаю, с чего и начать. В общем, так — на прошлой неделе ко мне домой напросился знакомый моей дочери Оксаны — Эдик, по фамилии Вартанов. Молодой парень, высокий, с усиками, одним словом — щеголь. Работает барменом в ресторане. Ну подумали мы с моей Варварой Федосеевной, зачем же он пришел. Стал я прислушиваться, куда гнет парень. Просился в бригаду ко мне, но оформляться на работу, как положено, не собирается. В бригаде работает его дружок Толя Красноштан. Из разговора с барменом я понял, что замышляют они какую-то операцию с джинсами или еще что-то. Я должен закрыть глаза на все, что они будут вытворять. Этого сделать я не могу, вот и пришел к вам.

— Петр Филиппович, а какие вы грузы обрабатываете?

— Грузим на иностранные суда пиломатериалы в лесном порту. Выгружаем что придется.

— А что собою представляют пиломатериалы?

— Доски, брусья, сложенные в большие пакеты. Кран подцепляет и прямо в трюм.

— Ну а если в обратном порядке — груз с борта на берег?

— Можно и так.

— Значит, можно и контрабанду в пакете сюда-туда переправлять?

— Мои хлопцы этим не занимаются, — твердо сказал Шепелюк.