Вашингтонские «пивовары»

Вашингтонские «пивовары»

…«Туманное дно» (Фогги боттом) Вашингтона. Неподалеку от массивного корпуса государственного департамента, у длинной высокой ограды из проволочной сетки, увенчанной тремя рядами колючей проволоки, останавливается туристский автобус. За оградой — группа зданий из темно-красного кирпича. Вдалеке — высокие средневековые башни старого пивного завода.

Гид, сидящий впереди, рядом с шофером, подносит ко рту небольшой микрофон:

— А здесь, джентльмены, работают наши шпионы. Для отвода глаз на вывеске написано, что тут располагается типография государственного департамента. Но мы-то знаем, кто здесь находится. Си-Ай-Эй! (Центральное разведывательное управление — ЦРУ.)

Си-Ай-Эй! — торжественно повторил гид.

— Вон там, — гид ткнул рукой в сторону главного здания, — находится кабинет директора Си-Ай-Эй достопочтенного Аллена Уэлша Даллеса. Это наш «мастер спай» (главный шпион).

Вам хотелось бы узнать, что здесь делают, джентльмены? Да? Мне тоже…

Взревев моторами, автобус тронулся. Заговорщически подмигнув пассажирам, гид прицепил микрофон крючком к широкому кожаному поясу. Туристы-провинциалы вытягивали шеи в сторону проволочной ограды.

В этот день и в этот час в кирпично-красном здании дирекции ЦРУ, по улице Е-стрит, № 2430, Норт-уэст, заседал под председательством «мастер спая» так называемый совещательный разведывательный комитет, состоящий из представителей всех разведывательных служб Америки. Как всегда, в такой день все двери были заперты и забаррикадированы. В здание никого не впускали и не выпускали из него.

Территориальная близость ЦРУ к государственному департаменту была отнюдь не случайной. Слишком часто консульская и дипломатическая служба Америки служит ширмой, прикрытием для американской разведки. Слишком часто агенты ЦРУ выезжают в иностранные государства с дипломатическими паспортами.

Возглавляемый директором ЦРУ совещательный разведывательный комитет состоит из представителей всех разведок — военной, морской, авиационной, внешнеполитической, Национального агентства безопасности, разведывательной службы государственной тайной полиции — ФБР и всех контрразведок. На таких заседаниях обычно присутствуют руководители разведывательных ведомств — комитет утверждает так называемую государственную разведывательную сводку. В ней обобщена вся разведывательная информация за истекшую неделю. Сводка представляется Белому дому утром в четверг, накануне заседания кабинета.

Проект сводки, розданный в начале заседания, уже согласован. Сведения, содержавшиеся в ней, весьма неутешительны для присутствующих. Революционный режим на Кубе укрепляется, оказывая все большее влияние на настроения в Латинской Америке. В Советском Союзе благополучно завершена стройка новой гигантской электростанции на Волге. Движение в африканских странах за государственную независимость нарастает с такой силой, что, как сообщило в секретном меморандуме британское правительство, оно вынуждено отказаться от тактики проволочек и в ближайшее время освобождает еще несколько стран Африки. Франции становится все труднее удерживать свои позиции в Алжире. В ближайшие месяцы ей придется признать алжирский Фронт национального освобождения и начать с ним переговоры о предоставлении Алжиру независимости. Сколько ни затягивай эти переговоры, в конце концов Франции придется уйти из Алжира.

С небольшими исправлениями проект сводки, подготовленный заместителем директора ЦРУ генералом Кэбеллом, утвержден. Подписав сводку, Даллес вынул изо рта изгрызенный мундштук трубки.

— А теперь, господа, поговорим вот о чем. Имеются данные о том, что подготовка к запуску в Советском Союзе космонавта на орбиту вокруг Земли продолжается успешно. Имеются неподтвержденные данные о том, что система обеспечения внутрикабинного режима требует небольших доделок. Видимо, поэтому первый полет человека в космос отложен русскими на весну — скорее всего на начало апреля.

Мы отстаем от русских примерно на год, — продолжал Даллес. — Кроме того, они планируют полный орбитальный полет. А мы сможем лишь подпрыгнуть в космос миль на триста. По мнению специалистов, полную орбиту наш космонавт сможет описать вокруг Земли лишь через год.

Следовало бы поэтому… — Даллес глубоко затянулся трубкой, — сорвать подготовку полета. Есть ли у нас какие-либо возможности для этого?

— Что вы имеете в виду? — отрывисто спросил начальник военной разведки генерал Катлер.

— Все, что хотите, — бросил Даллес. — Взрыв ракеты. Уничтожение стартового устройства. И мало ли что еще…

— Это было бы неплохо, — несколько язвительно заметил генерал. — Но пока удалось лишь установить — с помощью радара из Пакистана — местонахождение космодрома в Байконуре. Мы не знаем, где тренируются космонавты, сколько их, кто они. Нам не известно имя главного конструктора ракет и космической капсулы. Мы не знаем, где они производятся, какой научный институт работает над ними.

— Да, — заметил начальник военно-морской разведки адмирал Киллэндкат. — После того как русские «расшифровали», осудили и расстреляли полковника Зебровского, наши возможности в этой области оказались сведенными почти к нулю.

— И тем не менее, господа, нужно попытаться что-нибудь сделать, — продолжал Даллес. — Надо находить новых людей. Неужели нельзя купить ни одного русского за несколько тысяч долларов? В средствах мы не стеснены.

— Трудно, очень трудно привлечь хотя бы одного человека, — заговорил заместитель директора ФБР Долсон. — Наших людей в Москве мало, очень мало. Поэтому я не стал бы сейчас поручать кому-нибудь из них диверсионные операции. Единственная надежда — забросить в Россию наших людей отсюда. Но их берут там почти сразу же. Кроме того, их практически невозможно «подключить» к нужным объектам. Они не выдержат той Тщательной проверки, которой подвергаются у русских все сколько-нибудь сомнительные люди в таких учреждениях. Надо стараться привлечь новых людей. Из тех, кто давно работает в таких учреждениях, числится на хорошем счету.

— Дело это сложное и долгое, — выдохнул генерал Катлер. — Таких людей надо изучать, ощупывать, тщательно выискивать их слабые стороны. На это уходят годы.

— Я попрошу вас, — сказал в заключение Даллес, — просмотреть все архивы военных и послевоенных лет — нет ли в них каких-либо зацепок, какого-нибудь неиспользованного нами человека. Инструкции нашим людям в Москву уже посланы: усилить поиск.

Директор встал, показывая, что совещание закончилось.

Попрощавшись с участниками совещания, директор взглянул на часы, вызвал офицера безопасности. Под пристальным взором директора тот собрал в металлический портфель все, что лежало на столе. Директор запечатал портфель личной печатью, прошел с офицером в «комнату сейфов», в которой сидели три автоматчика. Здесь его портфель был уложен в массивный сейф с комбинацией, составленной из только ему известного цифрового набора. Закрыв сейф и повернув несколько раз диск, директор вернулся в кабинет, надел пальто и, выйдя из здания, уселся в большой черный лимузин.

— Домой, — бросил он молчаливому шоферу атлетического сложения. Помимо жалованья, Даллес платил ему дополнительно двойную сумму из личных средств. Расход оправдывался: шофер-телохранитель уже два раза спасал жизнь директора, когда на того набрасывались — в первом случае брат, а во втором — отец молодых людей, погибших во время диверсионных операций ЦРУ в джунглях Южного Вьетнама.

Машина мягко остановилась у почти сплошь увитого плющом дома в Джоржтауне — чопорном районе Вашингтона, в котором находится университет иезуитов. Пока шеф разведки отыскивал ключ и затем открывал им сложнейший замок, шофер, сидя в машине, внимательно оглядывал улицу, заложив руку под мышку, где в кобуре хранился тщательно пристрелянный пистолет. И только когда босс скрылся за металлической дверью, он медленно развернул машину.

Пока директор раздевался в передней, на легкий стук двери вышла его жена Анна Кловер — стареющая женщина с постным лицом миссионерши из армии спасения. Директор вопросительно поглядел на нее — появление жены означало, что его ожидает гость.

— Да, он уже здесь, — ответила она негромко. — Я отпустила Джесси. Горничная часто получала по вечерам внеочередные отпуска. К хозяину приезжали таинственные люди, многие из них плохо говорили по-английски. Их встречала Анна Кловер. Гости принимали ее иногда за горничную, и она не пыталась рассеивать их заблуждения.

Гость сидел в гостиной у лампы-торшера, читал боннскую «Генерал анцейгер». Увидев хозяина, он встал, обнял его за талию. Видно было, что дружеские отношения между ними установились давно.

— Хаййя[8], Аллен, — пробасил гость. — Чего это ты так задержался сегодня?

— Хаййя, Ферди, — не ответил на его вопрос хозяин. — Пьем, как всегда? — спросил он.

— Как всегда, — ответил гость, ничуть не обижаясь на то, что его вопрос остался без ответа.

Даллес кивнул жене, бесшумно появившейся на пороге. Открыв дверцу холодильника, замаскированного под старинный секретер, она вынула оттуда бутылку дорогого французского коньяка, флягу виски «Джонни Уокер», вазу с кубиками льда, две бутылки с содовой. Все это она молча поставила на столик перед диваном, добавила два высоких стакана и бесшумно вышла.

— Еще один из наших поднялся на высокие горизонты в Бонне, — сказал гость, показывая на обведенную им карандашом заметку в «Генерал анцейгер».

— Пришлось мне повозиться с этим, — пробурчал Аллен Даллес, наливая себе и гостю «хайболл». — Старик уперся и не хотел его назначать: у него были другие виды на этот пост. Пришлось кое-что ему напомнить. Подписал назначение, скрежеща зубами.

— Аллен, — начал гость, допивая коктейль. — Наши боннские друзья требуют активизации наших усилий на главном направлении.

— Подожди, — проворчал Даллес. — Пройдем в кабинет.

На этот раз в стаканы налили чистый коньяк. Оба отправились в кабинет, уставленный старинной английской мебелью. Сиденья кресел были из старой, отполированной тысячами брюк бычьей кожи, под толстой крышкой стола не было ящиков.

Тщательно заперев дверь, Аллен опустил плотную штору из цветастой дамасской ткани. И только после этого, усевшись за столом напротив Фердинанда Габерхардта, вопросительно взглянул на него.

— Приехал Кениг. Позавчера явился ко мне в Вестчестер. Говорит: в Кельне, а это значит в Бонне, недовольны темпами подготовки к передаче ядерного оружия федеративной республике. Там считают, что при нынешних темпах они получат его не раньше чем в семьдесят пятом году.

— А им разве не известна позиция России в этом вопросе? — язвительно ответил Даллес. — Если бы дело зависело только от нас, они уже давно получили бы его.

— Они хотят иметь бомбу. Одна только перспектива появления бомбы у французов, говорят они, подрывает их позиции в Западной Европе.

— Потерпят. Необходимо время, терпение, искусство, чтобы открыть нашим друзьям доступ к этому оружию без катастрофических потрясений.

— Аллен, они нажимают. Мне кажется, они теряют терпение. Кениг недвусмысленно намекнул, что дальнейшие проволочки могут вызвать неприятности для тебя.

— Они должны понимать, что возможности у меня теперь уже не те, что были прежде. После смерти Фостера все это весьма не просто. Гертер, сменивший Фостера, продолжает двигаться в том же общем направлении. Но я не могу решительно требовать от него чего-либо. Мое вмешательство может лишь повредить делу. Ведь Гертер — человек Морганов. А Морганы ставят не на немцев, а на англичан.

— Но есть высшие интересы.

— «Высшие интересы!» — передразнил его Даллес. — Плевать он хотел на высшие интересы.

— Но можно ведь повлиять непосредственно на президента. Генерал не так уже плохо относится к нашим друзьям с Рейна.

— Не только неплохо. Он поддерживал Фостера, когда тот втаскивал Западную Германию в НАТО. Он держит этого старого упрямого осла Аденауэра на его канцлерском посту, хотя ему ничего не стоило бы отправить его подстригать розы на своей вилле.

— Кто помнит о прежних благодеяниях? Кроме того, они считают, что ты и Фостер лишь оплачиваете ваши старые долги… Ведь вы не сумели предотвратить вступление Америки в войну на стороне Англии и России.

— Пусть благодарят за это своего Адольфа. Это он закусил удила и понес под гору… Мы сделали все, что могли, и немного сверх того. Ты это прекрасно помнишь, Ферди.

— То, что мне передал Кениг, напоминало ультиматум, Аллен, — нахмурившись, тихо сказал Фердинанд. — Они называли даже срок: начало нового года. Видимо, придется найти какой-то подход к президенту.

— Президент ничего не станет делать сейчас. Через полтора месяца выборы. Положение в нашей партии тяжелое. Никсон оказался весьма непопулярным кандидатом. Генерал-президент пальцем не шевельнет сейчас, опасаясь перевернуть лодку. Если Никсон победит, то после выборов можно будет попробовать. Во всяком случае, до февраля о какой-либо активности в этом направлении не может быть и речи. Придется тебе растолковать все это Кенигу.

— Попробую, — мрачно протянул Габерхардт. — Но это будет не легко…

Помолчали, допивая мелкими глотками коньяк.

— Да, — вспомнил Габерхардт. — Просили передать тебе вот это. — Он вынул конверт. — Тут речь идет об одном русском, служившем в Восточном Берлине. Нашим друзьям удалось подобрать к нему отмычку — у него была любовница в Западном Берлине, и они засняли довольно вульгарный фильм… с натуры. Англичане пронюхали об этом, выкрали фильм и негатив и, видимо, использовали этого русского сами. Сейчас он как будто уехал в Москву…

Даллес взял конверт, по старой привычке тщательно осмотрел его, отрезал ножницами кромку, вытащил плотный пакетик серовато-голубой бумаги. Пробежав глазами первую страницу, положил бумагу в конверт, опустил конверт в карман. Негромко, вполголоса продолжал беседу с Габерхардтом, пока за дверью не раздался голос Анны Кловер, звавшей к обеду…

На следующий день с Вашингтонского аэродрома в Лондон в рейсовом самолете вылетел заместитель директора ЦРУ Патрик Фитцпатрик. Его сопровождал полковник Паттерсон. Летели инкогнито. В списке пассажиров они значились как Л. Дж. Смут и П. Т. Уайз. Усевшись в кресло, Фитцпатрик устроил поудобнее ногу, которую он слегка волочил, развернул пачку газет на испанском языке. Паттерсон, сидевший рядом с проходом, сразу же задремал.

На Лондонском аэродроме их встречал главный резидент ЦРУ в Лондоне Макдаффи — худощавый американец ирландского происхождения, недолюбливающий англичан. Он сам отвез приехавших в отель «Кларидж» — мрачноватый с виду комплекс примыкающих друг к другу зданий. Здесь останавливаются коронованные особы, голливудские кинозвезды и великосветские авантюристы.

В тот же вечер в номере Фитцпатрика состоялся легкий, но изысканный ужин на две персоны. Начался он несколько необычно. Встретив гостя, выхоленного, седого, с апоплексическим цветом лица, Фитцпатрик после приветствий сразу же заметил:

— Я надеюсь, сегодня беседа будет идти без записи?..

— Разумеется, дорогой Патрик…

— Прошлый раз я уже слышал это «разумеется». А затем мне досталось от президента за оказанный на вас нажим. В качестве доказательства фигурировала запись нашего с вами разговора.

— Честное слово джентльмена, Патрик, на этот раз записи не будет.

— Да, сэр Лэсли, на этот раз записи действительно не будет, — Когда лакей вышел из комнаты, Фитцпатрик запер за ним дверь, поставил на стол четыре метронома, настроил их на малый период колебания и запустил так, что щелчки следовали один за другим почти с равномерными — весьма небольшими интервалами.

— Мы с вами профессионалы, сэр Лэсли, — извиняющимся тоном произнес Фитцпатрик. — Нам нечего стесняться друг друга. Надеюсь, вы меня понимаете.

Сэр Лэсли — это был начальник имперской разведывательной службы, известной под довольно туманным названием Интеллидженс сервис, — молча поджал фиолетовые губы, всем своим видом показывая, что он понимает, но не извиняет.

Начался долгий, весьма профессиональный разговор. Говорили об общем «потенциальном противнике», о том, что в рамках НАТО не налаживается координация разведывательной деятельности. Фитцпатрик жаловался, что особенно «близко к жилетке» держат свои карты французы.

— Фактически мы оплачиваем их грязную войну в Алжире. А они платят нам черной неблагодарностью. Я просил их передать нам одного из старых и очень опытных агентов в Москве. Отказались. А вскоре этого агента взяли чекисты. Французам не удалось использовать всех его возможностей. Мы готовим сейчас доклад для совета НАТО обо всех неурядицах в координации разведывательной деятельности партнеров по НАТО. Надеюсь, вы поддержите нас…

Сэр Лэсли промычал что-то в высшей степени неопределенное. А когда Фитцпатрик недовольно поднял на него брови, он сказал, ловко раскрывая панцирь омара:

— Вся беда в том, дорогой Патрик, что вы представляете себе партнерство несколько односторонне. Что касается французов, то я боюсь, что им кое-что известно о вашем сугубо неофициальном флирте с их генералами в Алжире.

«Откуда ты знаешь?» — укоризненно вопрошал немой взор Фитцпатрика. Настала его очередь поджать высыхающие губы.

«Хорошо же, — думал он. — Сейчас я тебе преподнесу пилюлю».

— Лэсли, — сказал он бодрым тоном, прикидываясь слегка захмелевшим от небольшого бокала превосходного французского сотерна. — Шеф поручил мне настойчиво — я повторяю: настойчиво — просить вас об одном одолжении.

Сэр Лэсли выжидательно поднял брови. Наслаждаясь эффектом, Фитцпатрик не торопился взорвать бомбу. Налил вина в бокал, посмотрел через него на свет, медленно смакуя, спустил несколько капель в горло, вытер губы салфеткой. Затем опустил глаза в тарелку. Он напоминал кота, готовящегося сожрать канарейку.

— Вам удалось перехватить в Западном Берлине у немцев русского майора…

Сэр Лэсли был слишком искушен, чтобы задавать наивные вопросы: «Откуда вы узнали? Кто вам сказал?» Он знал наперечет всех людей в своей системе, тайно связанных с ЦРУ. Никто из них не знал о русском — об этом он позаботился лично. Иногда он даже подкладывал поблизости от них кое-какие «документы», которые он хотел довести до сведения своих братьев-врагов из ЦРУ. Сэр Лэсли мог в полчаса избавиться от этих людей. Но это было бы неразумно: ЦРУ все равно купило бы себе новых. Сэру Лэсли пришлось бы тратить время и силы на то, чтобы обнаружить этих людей. С нынешними было проще и спокойнее — он знал их слабости и уже подготовил все для того, чтобы при необходимости быстро расправиться с ними.

Сэр Лэсли сразу же понял, что «выдача» американцам русского — дело немцев. Запираться было бессмысленно.

— Этот человек не станет работать для вас. Он нужен нам. Очень нужен.

— А вы позвольте нам войти с ним в контакт. Тогда посмотрим, захочет ли он работать для нас.

— Нет, Патрик, я этого не позволю. Джентльменское соглашение — не перехватывать друг у друга людей — должно соблюдаться. Иначе все сорвется с якорей, и кто знает, чем все это может кончиться…

— Но ведь вы перехватили его у немцев…

— Не думаю, чтобы они сумели его закрепить за собой. Ведь он дрался с ними в войне. Другое дело — мы, бывшие союзники в войне.

— Лэсли, вы должны поделиться с нами этим человеком.

Сэр Лэсли промолчал, явно показывая, что он хотел бы прекратить обсуждение этого вопроса. Но через некоторое время Фитцпатрик вернулся к неприятной для его гостя теме.

— Мне не хотелось бы, сэр Лэсли, прибегать к «силовым приемам». Нам ведь ничего не стоит просто перевербовать этого русского, отобрать его у вас, запретить ему сотрудничать с вами.

Сэр Лэсли понял, что дело проиграно. От этих проклятых американцев не отвяжешься. Придется уступить.

— Хорошо, — сказал он. — Вам будет предоставлена возможность войти с ним в контакт. Скоро он должен приехать на пару недель в Париж. Наши люди познакомят его с вашими представителями. Делать это на месте, в Москве, — опасно. Вы ведь знаете русских…

— Ну вот и прекрасно. Я поручу Макдаффи вести это дело здесь с вами и в Париже.

— Разумеется, вы не должны препятствовать его сотрудничеству с нами, Патрик…

— О’кей. Условие принимается. Выпьем за успех этого двойного предприятия.

Фитцпатрик налил в тоненькие рюмки дорогой коньяк, остановил надоевшие метрономы, убрал их в шкаф. Вызвал лакея. Когда тот принес кофе, за столом мирно сидели два слегка раскрасневшихся старика, мирно беседуя о гекзаметре Клопштока. Никто не подумал бы, взглянув на них, что меньше всего на свете их интересовал сейчас этот гекзаметр.