Введение

Введение

В Древнем Риме существовал храм, посвященный двуликому богу Янусу. По давней традиции двери его открыты только во времена, когда Рим находился в состоянии войны. История повествует, что за время, прошедшее с основания этого храма, которое приходится примерно на VII столетие до начала христианской эры, двери храма были закрыты только четыре раза.

История жизни на нашей планете покоится на крови, причем в современном цивилизованном обществе конфликты стали еще более кровавыми и разрушительными. Безответственные политики и религиозные лидеры видят в войне средство достижения своих целей, хотя большинство людей и страшится ее. Человечество в целом остается тем, чем оно было, и войны по-прежнему происходят и, похоже, еще долго будут происходить.

Потому что мы унаследовали те животные инстинкты – жестокость, жадность, зависть и прочие неизменные чувства, – которыми были наделены природой наши дальние предки. Наши учебники истории, наши патриотические песни, наши национальные герои, наши предания по-прежнему сеют в юных душах семена, из которых в конце концов произрастают вооруженные воины. То обстоятельство, что современные войны неизмеримо более смертоносны, чем любые другие, о которых нам известно, не останавливает нас.

Клаузевицу принадлежит высказывание, что война является продолжением политики. Очевидно, мы настолько привыкли к пустопорожней болтовне наших политиков, что без возражений принимаем утверждение, что война, в которой сгорят без следа миллионы мужчин, женщин и детей, а несчетное количество других станут калеками, является неизбежной, своего рода моментом истины и для каждого человека, и для государства.

Я питаю глубочайшее уважение к солдатам всех стран мира, как офицерам, так и рядовым. Именно на их плечи ложится выполнение самых трудных решений в истории, и именно они приносят величайшие жертвы, а зачастую отдают жизнь. В последние десятилетия стало привычным возлагать вину за возникновение военных кризисов на политиков; но при этом забывается, что подобные действия последних возможны лишь благодаря молчаливому одобрению или, по большей части, безразличию основной массы населения.

Национализм, расизм, стремление к экономическому превосходству, религиозная нетерпимость – все это играет свою роль в сооружении погребального костра, в огне которого может сгореть вся человеческая цивилизация.

Сколь бы ни было неприятно это осознавать, но истина состоит в том, что большинство граждан всех стран мира столь мало склонны к осмыслению происходящего вокруг, что понимание даже самых простых проблем всего мира им недоступно. Все они, практически без исключений, поглощены решением своих личных или местных проблем, будучи жестко вписаны в порядки, установленные их собственной расой, вероисповеданием, географическим положением, экономическим и социальным положением.

Все усилия немногих интернационально мыслящих людей бессильны будут спасти человечество, если только не появится новый тип мышления у тех молодых людей, которые унаследуют нашу перенаселенную планету. Если же националисты, исповедующие принцип «прежде всего – моя нация, моя страна», суперпатриоты, расисты и религиозные фанатики приобретут решающий голос в международных делах, тогда в весьма недалеком будущем в космическом пространстве будет нестись совсем другая планета – ненаселенная и ненаселяемая.

Вспомним, что большинство народов представляют собой многоязычную смесь перемешавшихся между собой рас, физически очень похожих друг на друга. Почему же в таком случае воины отдельных племен или наций сражались лучше или более успешно, чем другие, или, что еще более интересно, почему в какую-то эпоху лучше, чем в другую?

Войска, следовавшие за фараоном Тутмосом III к Евфрату, состояли, без сомнения, из отважных воинов, однако вряд ли можно найти менее воинственный народ, чем тот, который населяет долину Нила в наши дни. Хвастливые генералы, командовавшие дивизиями Муссолини, намеревались выстроить вторую, еще более величественную, Римскую империю. Но когда их солдаты толпами сдавались в плен абиссинцам или бежали по ливийским пескам, преследуемые солдатами Уэйвелла[1], отважные легионеры Рима, своими мечами создавшие Древний Рим, должны были переворачиваться в своих могилах, разбросанных по всей тогдашней ойкумене.

Но что же тогда делает человека выдающимся воином? Не раса, поскольку народ, прославившийся в одном столетии своей воинственностью, в следующем может превратиться в легко покоряемую толпу. И не обязательно отвага и физическая сила, хотя они всегда и являлись атрибутом хорошего воина, – сплошь и рядом солдаты цивилизованных стран побеждали орды варваров, намного превосходивших их в физической силе и жестокости.

Лучшее оружие? Иногда да, но далеко не всегда. Редко когда одна из сражающихся сторон обладает явным и заметным превосходством в вооружении, да к тому же нередко его эффективность снижается другими факторами, чаще всего заметной малочисленностью.

Воинская дисциплина – существенный фактор. И все же бывали случаи, когда, движимые действенными мотивами, сборища плохо вооруженных и неподготовленных граждан побеждали регулярные войска. Патриотизм? Это облагораживающее, восхваляемое, но зачастую иррациональное состояние сознания в отдельные моменты может сыграть определенную роль, но профессиональные наемники, многие из которых имели весьма весомые основания держаться как можно дальше от родимых мест, часто побеждали гораздо более многочисленные (но менее воинственные) армии патриотов.

Религия? Очень часто это решающий фактор, если только верующий еще и подготовленный воин. Очень трудно противостоять воину, который всем сердцем верит в то, что его Спаситель, пророк или личный джу-джу[2] придает силу его мечу и прочность его щиту. Прибавьте к этому убежденность в том, что смерть в битве с врагами веры немедленно вознаграждается вознесением в лучший мир или, если таков его вкус, дает ему возможность услаждать свой слух звуками арфы либо свою плоть – любовью гурий, и мы имеем почти непобедимого воина. «Сила моя – это сила десятерых, – написал как-то поэт, – поскольку сердце мое чисто». И все же зачастую отряды воинов-профессионалов, не отмеченные ни чистотой сердец, ни набожностью, обращали в бегство толпы верующих. Силы зла (всегда лучше вооруженные) обычно побеждали, и почти наверняка все, что могли обрести смиренные духом, ограничивалось могильной ямой или рабским ярмом.

Но когда мы говорим о религии, в это понятие следует включать не только веру в Бога и в божества, но также и веру в экономическую систему или в образ жизни. И наряду с убежденностью в том, что какая-либо форма правления или экономическая система превосходит другую, люди могут быть убеждены также и в том, что какое-либо племя, нация или же раса превосходит любую другую. Это подпадает под определение «патриотизм», что до определенной степени вдохновляет профессиональных солдат, но совершенно не вдохновляет наемников.

Гораздо более важна вера в то, что какая-либо рота, легион или корпус превосходит любую другую часть войска. Эта честь мундира или корпоративный дух, назовите как угодно, есть нечто такое, что может ощущаться любым сообществом людей. Это внутреннее пламя, однажды разожженное, должно терпеливо поддерживаться на продолжении многих лет: эпизодами из истории полка, былой славой и сегодняшними достижениями. В критический момент, раздутое полощущимися знаменами, звуками медных труб, резкими свистками сержантов или негромкими приказами отца-командира, оно превращается в яркое пламя, которое может бросить обычных людей даже на штурм адовых врат. И нет ничего удивительного в том, что прошедшие огонь и воду наемники, из которых состояли легионы императорского Рима, обожествляли своих орлов – значки легионов, которые вздымались над их головами. Для них эти позолоченные птицы символизировали самую душу их сообщества; в них воплощался дух их корпуса.

Процесс этот представляет собой некую тайну; каким-то непостижимым образом неуловимый дух сплачивает разрозненные личности в монолит, движимый уверенностью в своем превосходстве и непобедимости. Возьмите человека, исполненного таким духом; наделите его необходимой телесной и духовной силой; добавьте изрядную долю природной сметливости; снабдите его оружием и снаряжением; привейте ему дисциплину и поставьте над ним командира – и вы получите идеального солдата. По моему мнению, больше с таким человеком и не надо возиться; нет никакой необходимости вдалбливать в него тот или иной «изм». Для него вполне достаточно получить приказ без всяких дополнительных разъяснений. Время, которое затрачивается на слушание лекций на тему «Почему воюем?», он с куда большей пользой может провести на стрельбище. Я не имею в виду, что идеальный боец представляет собой всего лишь невозмутимого, недумающего, лишенного воображения робота. Война, в особенности война современная, слишком сложная вещь для этого. Но мышление его должно быть ограничено лишь теми проблемами, которые относятся к его профессии. О международных или политических последствиях тех или иных решений пусть заботятся офицеры из высшего командования.

В последнее время стало модным смеяться над выражением «Не их дело рассуждать о том, почему…». Мне же подобная тенденция представляется весьма опасной. Она отражает общую тенденцию гражданских авторов, поскольку наши армии ныне все в большей степени становятся армиями гражданскими, что может привести к плачевным результатам. Предположить, что кавалерист 17-го уланского полка или 13-го драгунского полка будет спрашивать, почему он должен идти в атаку, – значит нанести удар по самой сути того, что делает солдата солдатом. Любая атака до определенной степени есть бросок в Долину смерти. Сплошь и рядом порой кто-то трусит, но чтобы потворствовать рядовым и начать обсуждать все за и против атаки – такая ситуация представляется просто немыслимой.

Уже на заре истории каждое племя, государство и народ значительную часть своего существования проводили в состоянии войны. Выделить какую-либо особо доблестную армию или подразделение на переполненных баталиями страницах истории представляет собой весьма трудную задачу. Но эта книга отнюдь не о героических подвигах, и наши симпатии не могут по большей части быть на стороне солдат тех армий или организаций, о которых пойдет речь. Среди древнеримских воинских доблестей не было места доброте и милосердию. Не без причин женщины и дети вместе со жрецами и монахинями возносили к небу мольбы об избавлении от ярости норманнов; да и деяния блестящей испанской пехоты в Нидерландах ужасали даже в те не избалованные гуманизмом времена.

Но надо помнить, что поведение обычного солдата тех дней было лишь отражением жестокого времени, в котором он жил. Расправляясь не задумываясь со своими жертвами, он и сам вряд ли мог рассчитывать на милосердие. Раненный или взятый в плен, он знал, что ему, скорее всего, тут же разобьют голову или перережут горло. Офицеры еще могли рассчитывать на выкуп или обмен, но безвестный солдат – никогда. Если же он попадал в руки крестьян, то, пусть лично он и не участвовал в эксцессах, все равно его ждал конец не только определенный, но и более чем болезненный.

С эпохи падения Римской империи и до сравнительно недавних времен не существовало какой-нибудь системы пенсионного обеспечения или призрения состарившихся и увечных ветеранов. Если у человека хватало ума в юности, когда он был молод и здоров, припрятывать свою добычу, чтобы жить ею в старости, то тем лучше для него. На такое мало кого хватало, а еще меньшее число умудрялось скрывать свои трофеи. Остальные пополняли ряды нищих, демонстрировавших свои раны в надежде получить несколько грошей.

В более просвещенном XVIII веке статус солдата претерпел изменения к лучшему, по крайней мере в Западной Европе. Пробуждение проблесков самосознания среди недавно появившегося (и все более громко заявлявшего о себе) класса либеральной интеллигенции несколько ограничило проявление жестоких эксцессов военщины. К концу следующего столетия поэты и журналисты набросили на войну романтический флер, к тому же сами войны стали вестись, если в них были вовлечены цивилизованные нации, с некоторой долей «учтивости», не проявлявшейся ни раньше, ни позже. Распространившееся почти по всему земному шару государственное образование наложило свою печать и на низшие классы. «Грубая и распущенная солдатня» все же стала демонстрировать результаты хоть какого-то образования, чему способствовал и отбор в качестве офицеров наиболее достойных граждан.

Речь идет не о том, что непричастных к военным действиям людей не могли теперь расстрелять, изнасиловать, лишить свободы, разрушить их жилище или сотворить с ними что-нибудь еще. Но число столь прискорбных происшествий держалось на таком низком уровне, что он кажется нам теперь просто смехотворным. В кошмаре солдату Викторианской эпохи не могло привидеться, что однажды чисто выбритые молодые англичане, многие из которых окончили престижнейшие университеты, будут методически, изо дня в день, обрушивать с небес огонь на громадные города, число жертв в которых среди гражданского населения будет достигать десятков тысяч. И кто мог заподозрить, что эти маленькие вежливые японцы устроят резню в Нанкине или «марш смерти»[3].

Наполеоновские войны и Гражданская война в США стали предвестниками появления громадных армий XX века, сформированных из гражданского населения. Новое появление на поле боя солдата-гражданина совпало по времени с хлынувшими потоком новыми смертоносными видами вооружения. В военные действия теперь вовлекалось все годное к военной службе население, и слово «штатский» потеряло свое значение. Молодая мать, работающая на патронной фабрике, стала столь же смертельно опасным врагом и столь же законной военной целью, как и солдат на передовой. Такое расширение поля боя, включающего в себя и всю территорию неприятеля, еще больше распыляло массовую ненависть, во многом способствовавшую возвращению прежней жестокости.

Ныне на поле боя появились ученые, ознаменовавшие собой переход к так называемой «кнопочной войне», и весь мир теперь постоянно балансирует на грани термоядерной войны. В вооружении современных армий сейчас имеется множество различных технических новинок – столь сложных, что для их применения необходим определенный уровень знаний и специализации. И все же, несмотря на все это необычное порой вооружение, основная тяжесть войны завтрашнего дня ляжет, как и всегда, на воина-пехотинца. В наши дни он лучше подготовлен и лучше вооружен и оснащен, чем когда-либо ранее. В его распоряжении имеется оружие небывалой огневой мощи, которое несколько лет тому назад невозможно было себе даже представить. Но одно это оружие, пущенное в ход без воодушевления, не сможет принести ему победу. И это снова приводит нас к мысли о том, что выигрывают армии, солдаты которых наилучшим образом сочетают в себе опыт и дисциплину с внутренней убежденностью в том, что их товарищи, их полк, их офицеры, их корпус – лучшие в мире.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.