УЧАСТКОВЫЙ

УЧАСТКОВЫЙ

Я познакомился с ним совершенно случайно. Редактор газеты предложил мне дать небольшую информацию о республиканском совещании лучших участковых уполномоченных милиции. Председательствующий объявил, что слово предоставляется отличнику милиции лейтенанту Хвощану. На трибуну поднялся небольшой плотный человек в милицейской форме. Я ожидал, что он начнет рассказывать о том, как он задержал опасных преступников или распутал хитро замаскированное хищение народного добра. Но лейтенант говорил о совершенно прозаических, на мой взгляд, вещах: о работе народных дружин, о заседаниях товарищеских судов, о помощи нештатных работников милиции.

— Интересно, по какому принципу его признали одним из лучших? — обратился я к сидевшему рядом моложавому полковнику милиции. — Он, если я не ошибаюсь, не совершил ничего особенного.

— У вас несколько неправильное представление о работе милиции. — В голосе полковника звучали нотки покровительственного поучения. — Многие, к сожалению, считают, что дело милиции только в том и заключается, чтобы ловить жуликов да воров и сажать их в тюрьму. Но это правильно только наполовину. Главная наша задача — предотвратить преступление, уберечь человека от тюрьмы. Так вот у этого лейтенанта на участке уже три года как не совершено ни одного серьезного преступления. Да вы побеседуйте с ним самим, ему есть о чем рассказать.

Через несколько дней я отправился в село, где жил Хвощан. Добрался туда я только вечером.

Укутанное сумерками Рожное готовилось ко сну. В мягкой колыбели из густой луговой травы сонно бормотала неглубокая Песчанка. Недалеко от речки светилось два окошка. В этом доме живет участковый. Мне его показали сразу. Оставив вещи в небольшой чистенькой колхозной гостинице, я решил заглянуть к Хвощану. Только удобно ли?

— Удобно, удобно, — успокоила меня хозяйка гостиницы. — Да вы его только вечером и застанете. Днем все по селам да по бригадам ездит.

Михаил Тарасович встретил меня приветливо. Он только что уложил спать своих малышей — Толю и Васю. Мы разговорились.

— Вы не жалеете, что бросили школу? Ведь работа педагога тоже интересная и нужная.

— Нет, не жалею. Я работу свою люблю. Да, собственно, я как был воспитателем, так и остался. Только воспитанники немного повзрослее пошли. Вы знаете, когда я оканчивал школу милиции, сколько у нас разговоров на эту тему было! Куда идти? Большинство стремилось попасть в уголовный розыск. Еще бы! Даже когда в разговоре произносятся слова «уголовный розыск», они звучат чуточку таинственно и как-то солидно.

А вот я пошел в участковые. Шестой год работаю — и не жалею. Вы спрашиваете, приходилось ли мне лично задерживать преступников? Конечно, приходилось, только было это примерно года четыре назад.

...Грязное ругательство тяжело повисло в чайной. Как часто бывает у пьяных людей, друзья, пять минут назад мирно потягивавшие водку из граненых стаканов и говорившие один другому «ты», в одно мгновение стали смертельными врагами. В глазах горела пьяная ненависть. Вот уже взлетел в воздух тяжелый кулак, раздался надсадный, звериный вопль, и началась драка. Блеснуло лезвие ножа — и недавние собутыльники расстались... Одного увезла скорая помощь, другого — милицейская машина.

На следующий день протрезвевший Харченко со страхом смотрел на следователя. От пьяного разгула не осталось и следа. Единственное, что его волновало, — жив ли Кравец. Харченко то просил разрешения поговорить с главным врачом больницы, то рвался повидать Кравца, а услыхав от следователя, что это невозможно, жалобно скулил:

— Скажите, товарищ следователь, а он не умрет? Это правда?

Харченко виновным себя признал, но на остальные вопросы следователя отвечал, что ничего не помнит, так как был очень пьян. Вызванная на допрос буфетчица утверждала, что отпускала в одни руки только сто граммов водки и для Харченко исключения не делала. Да и другие посетителя чайной подтвердили, что он пришел уже изрядно выпившим. Однако сам обвиняемый наотрез отказался указать, где он пил до чайной.

— Я виноват, меня и наказывайте, — упрямо твердил он одно и то же. — А люди здесь ни при чем. Зачем я их впутывать буду в неприятности? Они же не могли знать, что я Григория ножом пырну. А мне, дураку, наука. Не умеешь пить — не пей.

У следователя по этому поводу было свое мнение. Он вызвал участкового и предложил ему разобраться, кто в Рожном торгует самогоном. К тому времени Хвощан и сам стал замечать, что в последнее время много по селу пьяных ходит. А зайдешь в колхозную чайную, так там человек шесть-семь сидит, не больше. В чем же дело?

Пошел в магазин, поговорил с продавцом. Там тоже изменений никаких нет. Водки покупают мало, как и раньше.

Село Рожное считалось в районе тихим. В нем почти не бывало преступлений. А если изредка и случалось происшествие, то настолько незначительное, что участковый сам в нем разбирался. Пьяные драки, особенно с поножовщиной, здесь были большой редкостью.

Но вот в последнее время участились случаи хулиганства, стала молодежь на танцах появляться в пьяном виде. После кино возникали драки. Окончилось все случаем с Кравцом.

Хвощан обслуживал Рожное уже второй год. Большинство жителей он знал по имени и отчеству. Многим в свое время помог найти правильный путь, дал дельный совет и поэтому пользовался среди колхозников авторитетом.

Он мысленно прикинул, кто бы мог заниматься самогоноварением. Перебрал, казалось бы, всех жителей села, а толку никакого. Может быть, Хомич? Он вернулся недавно из заключения. Отбывал наказание за кражу колхозного зерна. Неужто наука не пошла впрок? Ведь совсем недавно Хомич, встретив его в сельсовете, сам завел разговор о том, что он теперь многое понял и решил честно трудиться. Правда, в колхоз на работу он выходит редко. Ссылается на плохое здоровье и желание отдохнуть после заключения.

Хвощан решил понаблюдать за Хомичем. Только у самого времени в обрез. В этом деле ему взялись помогать дружинники. Прошла неделя. Результаты наблюдения оказались довольно интересными. Как только наступал вечер, у Хомича собирались гости, в основном мужчины. Приходили они трезвые, а вот выходили частенько покачиваясь. А иногда и женщина, забежавшая к нему на минутку, возвращалась подозрительно располневшей. Под широким платком или накидкой угадывались очертания бутылки.

Но стоило поговорить с любым из навещавших Хомича, и тот клялся, что самогонки и в глаза не видел, а если и выпил малость, то, конечно же, «московской».

Оставалось поймать самогонщика с поличным. Но тот был осторожен. Как только Хвощан появлялся в селе, Хомич держался на виду, заглядывал даже в клуб.

Во вторник, когда участковый находился в другом селе, его вызвали к телефону в сельсовет. Говорил Вася Христич, колхозный шофер, активный член дружины:

— Приезжайте поскорей, Михаил Тарасович! Гонит, гад! — взволнованно кричал в трубку парнишка. — Я бы сам за ним проследил, да у меня рейс срочный, зерно везу. Едва успел к вам дозвониться.

Через два часа Хвощан вместе с понятыми входил во двор Хомича. Бочку с закваской удалось обнаружить без особого труда. Хомич ее и не прятал. Она стояла рядом с самогонным аппаратом, который работал на полный ход.

Показания Хомич давал спокойно. Он утверждал, что самогон выгнал для своих нужд, чтобы отметить день рождения, что сделал это впервые, ранее самогон никому не продавал. При этом где-то в глубине хитрых, бегающих глаз пряталась ухмылочка. Может быть, и не так все это, но попробуй, мол, докажи.

Хвощан продолжал обыск. Когда он попросил открыть сундук, Хомич даже улыбнулся:

— Зря стараетесь, товарищ лейтенант. Самогона у меня больше нет. А в сундуке только мука. Смотрите не запачкайтесь.

Хвощан молча открыл сундук. Легкое белое облачко поднялось в комнате. Сундук действительно был до краев заполнен мукой. Хомич торжествующе смотрел на участкового. Когда же тот опустил руку в муку, Хомич безразлично отвернулся, рассматривая узор на скатерти.

Одну за другой Хвощан достал из муки три четверти с самогоном. Теперь Хомич не мог утверждать, что занимается самогоноварением впервые. Он это отлично понимал. Ему не было больше смысла разыгрывать из себя простачка, и он стал самим собой. Маленькие глазки перестали беспокойно бегать и от этого сразу стали еще меньше и злее. Смотрели они теперь настороженно и внимательно. Если раньше их обладатель мог отделаться денежным штрафом, то теперь его ожидала уголовная ответственность. Такая перспектива, видимо, не нравилась Хомичу, и об этом красноречиво говорил его взгляд.

Когда же с чердака достали еще несколько, бутылей самогона, а потом и несколько мешков зерна, стало понятно, что Хомич не только любитель варить самогон, но еще и любитель варить его из колхозного зерна. На своем участке Хомич зерна не сеял, а на трудодни в колхозе его еще не выдавали.

Закончив обыск, Хвощан составил протокол, отлил самогона в бутылку и запечатал, чтобы передать на анализ в лабораторию. Понятой пошел в правление колхоза за машиной. Нужно было отвезти зерно.

Пока в правлении искали машину, Хвощан со вторым понятым вылили остальной самогон и закваску в яму и начали разбирать самогонный аппарат. По частям вынесли его во двор, где уже лежали мешки с ворованным зерном. Только хотел участковый переломать пополам медную трубку, как на крыльце дома появился Хомич. В руках он держал охотничье ружье.

— Отдай трубку, — хриплым от волнения голосом выкрикнул он, обращаясь к участковому, — а то стрелять буду!

В подтверждение угрозы звонко щелкнули один за другим курки. Хвощан медленно повернулся в сторону Хомича, соображая, как ему поступить. Выхватить пистолет не успеешь: Хомич нажмет на курок быстрее. Выполнить требование преступника? Нет! Об этом не может быть и речи. Хвощан решил сделать вид, что не обращает внимания на угрозу Хомича. Может, тот побоится выстрелить.

Все эти мысли пронеслись за какую-то долю секунды, пока он поворачивался к крыльцу. А лицо оставалось невозмутимо спокойным.

Не говоря ни слова, Хвощан согнул трубку о колено. И в ту же минуту раздался выстрел. Участковый упал. Ему удивительно повезло. Второпях преступник не проверил патрон, и тот оказался неплотно закрученным. Дробь попала в лицо, в грудь, в колено, пробила кожу, кое-где задела кость, но участковый остался жив.

Усилием воли Хвощан заставил себя сохранить самообладание. Не в силах приподняться, он лежа достал из кобуры пистолет. А когда Хомич, намереваясь скрыться от ответственности, выскочил на крыльцо, он услышал тот же спокойный голос:

— Руки вверх! Стрелять буду!

От неожиданности он выпустил ружье, и руки сами медленно поползли вверх. Так он и продолжал стоять, испуганно следя за дулом пистолета. А оно, сначала замершее на месте, постепенно начинало покачиваться. Кровь текла из многочисленных ран Хвощана, силы покидали его с каждой минутой.

Но вот раздался автомобильный гудок, ко двору Хомича подъехал колхозный автомобиль. Люди бережно положили участкового на разложенное сено, и машина осторожно двинулась к больнице.

Через несколько месяцев Хвощан снова появился на улицах села Рожное. Он шел спокойно, уверенно, отвечая на приветствия знакомых. Козырек его новой фуражки пускал во все стороны игривых зайчиков. А старую участковый бережет и показывает только близким друзьям. И когда смотришь на фуражку, в которой дробинки сделали более 20 маленьких дырочек, не верится, что рядом с тобой сидит ее обладатель. Веселый, пожалуй, даже добродушный человек, со спокойными открытыми глазами. Правда, левый все время немного щурится — остался след от дробинки. Случай с фуражкой — это не единственное, о чем он может рассказать, хотя должность у него самая спокойная. Участковый уполномоченный. Или просто участковый!