Глава 8 СОГЛАШЕНИЯ С ГЕСТАПО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

СОГЛАШЕНИЯ С ГЕСТАПО

Фрэнсис Саттил ничего не знал о встречах его помощников с двумя таинственными незнакомцами из Голландии. Ночью с 12 на 13 мая, то есть за несколько дней до представления, разыгранного Кристманном и Боденом, он улетел на очередном «лизандере» в Лондон для консультаций с руководством SOE. В Париж он вернулся уже после описанных выше событий.

Подготовка к его отправке велась, как и все задания, связанные с воздушными перевозками, агентом Гилбертом – Анри Дерикуром. После войны Анри Дерикуру пришлось пройти через ряд длительных и крайне неприятных допросов, в ходе которых устанавливалась его причастность к уничтожению сети Prosper.

Дерикур прибыл во Францию 23 января 1943 года, то есть спустя три месяца после того, как майор Саттил приступил к созданию своей сети. С самого начала он считался во Франции очень важной персоной, поскольку единолично отвечал за все операции, связанные с полетами «лизандеров». Бывший французский летчик, позже ставший одним из летчиков Лунной эскадрильи, он по всем параметрам идеально подходил для этой работы. Хотя подавляющее большинство операций проводилось в Солони, он также контролировал площадки в Турине, Анже и в районе Иль-де-Франс. На послевоенном процессе было отмечено, что он организовал перевозку – туда и обратно – более 250 человек. К 1948 году, когда Дерикура обвинили в предательстве, многие из его бывших подопечных успели стать известными людьми. Некоторые из них на процессе подтвердили, что он спас им жизнь.

Для того чтобы отыскать подходящую площадку и обеспечить встречу агента, ему приходилось часто ездить, причем обычно под вымышленными именами. Но в Париже он жил со своей семьей под настоящим именем в той же квартире, которую занимал перед войной, в доме № 58 по улице Перголез. Через 20 лет я узнал от Блейхера, что немец жил в соседнем доме № 56, знал Дерикура в лицо, но ни разу с ним не разговаривал.

На процессе 1948 года председатель военного трибунала спросил, подтверждает ли подсудимый, что имел связи с гестапо.

Дерикур ответил, что никогда не отрицал этого и что обо всех его контактах с немцами осведомлена военная разведка. Также он сообщил, что 2 июня 1943 года к нему пришли два немецких офицера, которых он знал еще до войны, когда они летали пилотами в авиакомпании «Люфтганза». Они отвели его в машину, стоявшую рядом с домом. Там сидели два человека в гражданской одежде, к одному из которых почтительно обращались «герр доктор». Этот самый немец и объяснил Дерикуру, что ему известно абсолютно все о его прошлой и настоящей деятельности, имея в виду работу на SOE. При этом он действительно проявил завидную осведомленность обо всех делах Дерикура.

– Мы можем пристрелить вас как шпиона, – сказал герр доктор, – но я надеюсь, что с вами можно договориться. Вы умный и интеллигентный человек и вряд ли торопитесь на тот свет. Полагаю, вы станете сотрудничать с нами.

Председатель военного трибунала поинтересовался ответом обвиняемого.

– Я не знал, что ответить, – пожал плечами Дерикур, – мне показалось, что он знает обо мне абсолютно все. Поймите, я летчик, а не шпион, и не был готов к такому повороту событий.

Дерикур принял предложение работать на немцев, но намеревался обмануть гестаповцев.

– Я согласился, – сказал он, – но не ради денег, и даже не из-за того, что боялся смерти. Для военного летчика смерть – вещь вполне обычная. Я принял предложение, потому что это был единственный способ спасти сорок восемь агентов британской разведки, чья жизнь зависела от меня.

Он стремился спасти еще одну жизнь, но не упомянул об этом на процессе. Это была жизнь его любимой жены Жанин Дерикур. Уже после войны, обвиненный в предательстве и сотрудничестве с немцами, он сказал:

– У меня не было выбора, пришлось принять предложение гестапо. Даже если бы мне каким-то чудом удалось вырваться в Англию, немцы арестовали бы мою жену, доктор мне намекнул на возможность такого развития событий еще при нашей первой встрече.

Таинственным гестаповцем был доктор Йозеф Гетц, один из старших офицеров, служивших под началом штурмбаннфюрера СС Киффера. На авеню Фош он отвечал за организацию радиоигр с противником.

Так Гилберт стал двойным агентом. На процессе он утверждал, что честно трудился на англичан и только «делал вид, что работает на немцев». Он заявил, что считал себя «пленником немцев, которому до поры до времени позволяют гулять на свободе», и постоянно твердил, что у него не было другого выхода. Он сказал, что ни разу не передал немцам информацию, которая могла бы подвергнуть опасности его товарищей. Дерикур признал, что выдал немцам местонахождение восьми посадочных площадок, но только тех, которые никогда не использовались.

Гилберт оставался на своем месте до февраля 1944 года. Он провел много важных операций, выполнил ряд ответственных заданий. Именно он организовал отправку в Англию майора Саттила в мае 1943 года, затем 16 июня принял «лизандер», доставивший Мадлен (Hoop Инаят Кхан). После уничтожения сети Prosper сделал все необходимое для встречи майора Николаса Бадингтона, прибывшего 15 июля для выяснения положения дел. Затем Гилберт отправил Бадингтона обратно, а с ним и еще нескольких агентов SOE. Не подлежит сомнению, что у него была отличная возможность выдать высокопоставленных офицеров SOE, но он этого не сделал.

Не установлено, подозревал ли Саттил Гилберта в двойной игре. Также неизвестно, знал ли он от военных разведчиков в Лондоне о контактах Гилберта с гестапо. Я только знаю, что после своего возвращения во Францию 12 июня 1943 года майор Саттил говорил своим друзьям, что в его окружении, скорее всего, имеется двойной агент, причем «пользующийся его доверием». Оставшиеся в живых агенты Prosper – мадам Гепан, мадам Балаковски и Армель Герн – подтвердили мое предположение, что Саттил чувствовал неладное, но ничего определенно не знал.

Дерикура, скорее всего, признали бы виновным, если бы не свидетельство майора Бадингтона. Появившись на процессе в качестве свидетеля защиты, майор заявил:

– Я знал о контактах Дерикура с немцами. Он сказал мне об этом сам сразу же после моего прибытия во Францию 15 июля. Именно я приказал ему не прерывать эти контакты. Оставаясь во Франции на протяжении месяца, я имел возможность наблюдать Дерикура в самых разных ситуациях и считаю, что он оправдал мое доверие.

Известный французский адвокат мэтр Моро-Жафери, защищавший Дерикура, спросил у свидетеля, чувствовал ли он себя в опасности. Гилберт знал обо всех его перемещениях и вполне мог выдать его немцам.

– Конечно мог, – согласился Бадингтон, – но, если бы мне пришлось начинать все сначала и выбирать себе для этой цели самых надежных товарищей, я бы выбрал Гилберта.

После этого заявления обвинения против Дерикура как-то очень быстро развалились, и военный трибунал вынес единогласный вердикт – «невиновен».

Случай с Дерикуром не был единичным. В 1948 году Пьера Кулиоли тоже обвинили в коллаборационизме и тоже оправдали. В первые послевоенные годы 118 тыс. французам – мужчинам и женщинам – были предъявлены обвинения в сотрудничестве с врагом в период оккупации. Из этого числа около 50 тыс. человек предстали перед судом, и 791 человек был приговорен к смертной казни. Из оставшихся около 38 тыс. обвиняемых в «утрате национального достоинства» были приговорены к разным срокам тюремного заключения. Последнее означало лишение гражданских и избирательных прав, а также возможности заниматься общественной деятельностью. Большое число смертных приговоров были впоследствии заменены тюремным заключением, причем некоторые из недавних «смертников» спустя несколько лет вышли на свободу.

Гилберту пришлось пережить немало трудностей, причем, принимая во внимание тот факт, что он был признан невиновным, совершенно незаслуженных. Он был арестован 26 ноября 1946 года и провел в тюрьме, ожидая процесса, восемнадцать долгих месяцев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.