Игорь Скорин ПРИЗВАНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Игорь Скорин

ПРИЗВАНИЕ

Ветераны уголовного розыска, старейшего отряда милиции… Как сложна и трудна была их работа в первые годы Советской власти, когда коммунисты и комсомольцы из числа наиболее сознательных рабочих, мобилизованные партией на борьбу с преступностью, не имели еще ни опыта, ни юридического образования, ни криминалистической техники. Они всему учились на практике, в каждодневной суровой битве за ликвидацию преступного наследия прошлого. Из тех, первых, многие погибли, другие находятся на заслуженном отдыхе. Их биографии и индивидуальны, и в то же время типичны. Типичны преданностью своему трудному делу, ответственным отношением к долгу, любовью к Родине. Вот одна из них.

…На Лубянке, в доме, где до революции размещалось страховое общество «Россия», по коридору третьего этажа неуверенно шел мальчишка на вид лет десяти-одиннадцати. На нем было потрепанное пальтишко, на ногах грубые, на толстой подошве солдатские башмаки. В руках он держал треух. Русые волосы на голове мальчугана топорщились, словно колючки у ежика.

Посматривая то на бумажку, зажатую в руке, то на номера, укрепленные на массивных дверях, мальчик отыскивал нужную ему комнату. Остановившись наконец возле одной из них, он постучал. Услышав приглашение войти, открыл дверь и застыл на пороге большой светлой комнаты, где за письменным столом сидел крупный мужчина в темном штатском костюме.

— Ну заходи! Чего растерялся? — Хозяин кабинета приветливо улыбнулся. — Садись и рассказывай.

Мальчишка, поборов робость, подошел ближе к столу, сел на самый краешек стула и сбивчиво принялся рассказывать о том, что работал рассыльным в торговом доме «Гарбель» — тут рядом, на Кузнецком мосту. Этот торговый дом закрыли, и вот теперь ему снова надо устраиваться куда-нибудь на работу.

Мужчина все время внимательно рассматривал своего посетителя, а когда мальчик закончил свой короткий рассказ, спросил:

— И сколько же тебе лет?

— Четырнадцать, — ответил мальчуган.

— Уж больно ты мал. — Мужчина задумался. — А впрочем, это, может быть, даже и хорошо.

Он не объяснил, почему это хорошо, а только заметил:

— Ты понимаешь, одно дело быть мальчиком на побегушках у купцов и другое — курьером у нас в Центррозыске. Ладно, заявление у тебя есть?

Маленький посетитель протянул исписанный тетрадный листок, и хозяин кабинета написал на нем:

«Зачислить Александра Астафьева курьером с испытательным сроком на три месяца. 14 апреля 1919 года».

Саша Астафьев быстро освоился со своим новым положением, перезнакомился со всем небольшим штатом этого грозного по названию аппарата. И как-то незаметно для всех курьер Астафьев стал вскоре незаменимым человеком в уголовном розыске. Он не только разносил почту и повестки, но и выполнял более сложные поручения.

Скажем, взрослому человеку трудно вести наблюдение за квартирой преступников в безлюдном переулке. Посторонний сразу же вызывал подозрение, его легко было заметить, и слежка зачастую не давала никаких результатов. На небольшого же и юркого мальчишку преступники не обращали внимания и потом долго удивлялись, будучи не в состоянии понять, как это уголовному розыску удалось так ловко выследить все их убежища.

Поручения, не связанные с обязанностями курьера, Саша выполнял с особым удовольствием. Правда, его всегда заботливо оберегали от непредвиденных встреч с преступниками. А первое свое действительно опаснейшее задание он отчетливо помнит до сих пор.

Так прошло два с половиной года. Однажды в Центррозыск поступили сведения о том, что в Брянских лесах объявились опасные грабители. Покидая лесные трущобы, они останавливали и грабили поезда, совершали налеты на банки и магазины, на крестьян. Но где, в каком месте нашла пристанище эта шайка, установить никак не удавалось. Местные сотрудники милиции, которых посылали в разведку, возвращались ни с чем, а то и вовсе пропадали бесследно.

Работники Центрального розыска отыскали в Москве одного мальчишку с Брянщины, у которого родственники жили в тех краях, где, по предположениям, скрывались преступники. Уговорили родителей отправить сына к родичам, предварительно познакомив мальчугана — его звали Колей — с Астафьевым, а уж новый знакомый Саши сам предложил ему поехать с ним вместе.

За время службы в розыске Саша успел познать основы конспирации, имел представление о трудностях борьбы с преступностью. Конечно, он не сказал новому приятелю об истинной цели своей поездки. Не говорил Саша ничего и о мандате, зашитом в поле его потрепанного пиджачишка. А в том мандате, напечатанном на машинке на куске белого батиста, указывалось, что он, Астафьев, является сотрудником Центррозыска НКВД РСФСР и поэтому ему должны оказывать содействие местные органы милиции. Документ подписал, поставив потом большую красную печать, сам начальник Центррозыска Сергей Федорович Ивенин. Саша очень жалел, что тот запретил ему показывать мандат даже дома родителям.

Осенью 1921 года в Москве было голодно, и в том, что двое парнишек отправились к родственникам в сельскую местность за продуктами, ничего особенного не было. В то время в поисках еды разбрелись по дорогам страны многие тысячи горожан.

Больше месяца проблуждали Саша и Коля по хуторам и селам. Наконец Саше повезло — в одном селе он услышал в разговоре, что местный мельник снабжает хлебом банду. Саша предложил своему напарнику сходить к мельнику и узнать, не продаст ли он немного муки или, может, обменяет ее на те вещички, что взяли с собой мальчишки из дома.

Мельник совсем не был похож на плакатного кулака-мироеда, каким его представлял себе Астафьев. Довольно молодой мужчина, одет прилично, почти по-городскому. Он выслушал просьбу ребят, внимательно оглядел их.

— Что, голодно в престольной-то? Ладно, ваши деньги да обноски мне ни к чему. А вот поработайте у меня хотя бы полмесяца, дам я вам, пожалуй, полпуда муки. На двоих, конечно. — Он еще раз оглядел мальчишек и добавил: — Харчи мои. Будете хорошо работать — отрубей добавлю, нет — прогоню.

Ребята согласились. Поначалу вычистили от навоза заезжий двор, куда подвозили зерно, потом за приусадебный участок принялись. Мельник придет, посмотрит на их работу, ничего не скажет и уйдет. Зато мельничиха так по пятам за ними и ходила — одно ей не так, другое переделать заставит. Но кормила хорошо.

Кроме мальчишек, было у мельника двое взрослых работников. Оба неразговорчивые — под стать хозяину. Дней пять прожили ребята на новом месте, и вот однажды Саша увидел, как хозяйке с мельницы принесли прямо в дом чуть ли не полмешка муки, и она сразу поставила квашню. С утра только и были слышны ее покрикивания: «Дрова давай! Да побыстрей! И сухие, сухие выбирай!» А с полудня хлебы печь принялась. К вечеру заставили Сашу и Колю убирать мельницу, хозяин же тем временем стал ладить телегу да запрягать лошадей. Кончив работу, Саша сунулся на хозяйский двор — спросить, нельзя ли ему с дружком половить рыбки в запруде. Мельничиха как раз укладывала в телегу свежеиспеченные караваи — прямо в солому зарывала. Цыкнула она на Сашку, да вмешался хозяин:

— Ну что ж, можете и половить. Возьмите мои удочки. Я тоже ушицы отведаю.

Еще не дошли мальчики до запруды, как затарахтела выехавшая со двора телега. Астафьев посмотрел на закатное солнце, прикинул: до темноты осталось часа два.

Рыба ловилась хорошо. Ребята даже не заметили, как вернувшийся домой мельник пришел к запруде. Поднял из воды кукан, посмотрел на улов. Нанизанные на бечевку, извивались плотвички, подлещики, несколько язей.

— На уху будет, — промолвил хозяин и отошел от ребят.

«Так оно и есть, — подумал Саша. — Недалеко он, значит, ездил с хлебом, если меньше чем за два часа обернулся». Обратил внимание и на хозяйские сапоги, замазанные грязью по щиколотку. Мельник обмывал их тут же, на берегу.

«В лесу был, только там плохая дорога», — решил Саша.

Через пять дней хозяйка снова собралась печь хлебы. Как только принесли в избу муку, Саша стал отпрашиваться на завтра в лес по грибы. Осень в том году была грибная. Мельник, видимо, и сам не очень хотел, чтобы мальчишки видели, как увозят хлеб, и разрешил им отправиться в лес, только посоветовал идти за деревню. По его словам, самые грибные места не за речкой, а в противоположной стороне. Дал мальчишкам две корзины.

Еще раньше Саша заметил, что хозяйка частенько сушит грибы. В лес не ходят, а грибы сушат. Интересно. Он хотел даже спросить, кто же их собирает. Но мельничиха сама объяснила: «Грибочки-то нам помольщики в благодарность приносят. Хороши, а?»

«Черта с два, привезут тебе что помольщики в благодарность, — подумал Саша, — Послушала бы, как они вас ругают за то, что дерете с них три шкуры. Бандиты это вам за хлебушко грибочками расплачиваются».

На следующий день с утра мальчики ушли в лес за деревню, как и велел мельник. Грибов и вправду было много. К вечеру Саша предложил приятелю опорожнить полные корзины на укромной полянке и идти собирать снова. Коля согласился. Как только Саша оказался в лесу один, он опрометью бросился по направлению к дому мельника. Вот-вот хозяин должен повезти хлеб. Но когда Саша выскочил к реке, сообразил, что на мост выходить ему никак нельзя — могут заметить с мельницы. Раздумывать было некогда. Он быстро разделся, сложил в корзину свою одежонку и вошел в речку. Вода была ледяная, и, как назло, речка в этом месте оказалась глубокой. Ширина всего-то две сажени, а дна не достать. Плыть с корзиной было неудобно — пока добрался до другого берега, промочил всю одежду.

Саша выбрался из воды, натянул на себя мокрые штаны и рубашку и едва успел но кустам подобраться к мосту, как появилась телега. На этот раз лошадьми правил один из работников мельника. Крадучись, прячась за деревьями, росшими вдоль дороги, Саша прошел за телегой примерно с километр. Лес неожиданно расступился, и взгляду мальчика открылся хутор. Подходить близко Саша не рискнул, стал наблюдать издали. Заметил, как из дома, к которому подъехала подвода, вышли несколько мужчин. Работник поздоровался с каждым из них и вошел в дом, а мужчины принялись разгружать хлеб.

Отработав оговоренные полмесяца, мальчики получили расчет. Когда они вернулись в Москву, Саша тут же доложил о выполнении задания. Вскоре преступники были пойманы.

В 1922 году Астафьеву неожиданно пришлось расстаться с уголовным розыском — его перевели в окружную транспортную Чрезвычайную комиссию. Как ни обидно, но там его оставили на прежней должности: нельзя было назначить семнадцатилетнего мальчишку комиссаром ЧК — возрастом не вышел, хотя опыт работы в розыске, так необходимый оперативному работнику, Саша уже приобрел.

В июне того же года Астафьеву впервые в жизни довелось участвовать в перестрелке. Правда, из своего «смит-вессона» он стрелял всего лишь в окно подвала, не видя преступников. Зато те хорошо видели Сашу — их пули совсем близко просвистели над головой мальчика.

Все это случилось там, где сейчас к станции метро «Проспект Маркса» примыкает детский театр. В те годы здесь находился продуктовый склад кооператива. Банда из девяти человек совершила на него налет. Не успели преступники захватить деньги и продукты, как их окружили конная милиция и сотрудники МУРа. Налетчики спрятались в подвале и стали отстреливаться. На помощь МУРу прибыли сотрудники транспортной Чрезвычайной комиссии. Комиссары ЧК заметили, что Астафьев старается быть в самом пекле, и отправили его в тыл — на Театральную площадь. Сами же ринулись в подвал, забросали преступников гранатами, вынудили их сложить оружие и сдаться. Благодаря смелости чекистов восемь бандитов были взяты живыми.

Вскоре начальника Саши перевели в Петроград. Он взял с собой и Астафьева — понравился ему этот смышленый юноша. Словом, новый, 1923 год Астафьев встречал в городе на Неве.

Тяжелое было то время для страны. Для уголовного розыска и ЧК, естественно, тоже. В помощь петроградским чекистам из Москвы на борьбу с бандитизмом прибыла бригада Всероссийской чрезвычайной комиссии: чтобы до поры до времени сохранить приезд бригады в тайне от местного преступного мира, московских гостей разместили на частной квартире на Моховой улице. Для поручений к москвичам прикрепили Астафьева. Раздобыли для него школьную форму, и новоиспеченный «гимназист» легко и ловко выполнял любые поручения. Астафьев незаметно выследил бандитское логово на Николаевской улице, и бригада Вуля вместе с петроградскими коллегами без единого выстрела захватила преступников.

Засады, облавы, обходы на петроградских улицах и в переулках были самым обычным и постоянным делом. И с каждой новой операцией рос опыт Астафьева, крепли профессиональные навыки.

В 1927 году Астафьева призвали на службу в армию. Он остался верен себе и пошел служить в пограничный отряд на тревожную в то время западную границу. Три с лишним года службы на границе стали для Саши отличной школой. Здесь он закалился физически, расширил свои политические знания.

В июне тридцатого года Астафьев снял пограничную форму и меньше чем через месяц в Москве в МУРе надел новую — милицейскую. Астафьев просился в самое боевое отделение — по борьбе с бандитизмом, убийствами и вооруженными разбоями, но руководство решило иначе и направило его работать туда, где боролись с хищениями социалистической собственности. В то время еще не родилась специальная самостоятельная служба, которая бы занималась этим видом преступлений.

Начальник отделения встретил Астафьева чуть настороженно. Сразу же после знакомства достал из своего письменного стола пару отличных кожаных подметок, протянул новому сотруднику, попросил посмотреть их и сказать, что Александр о них думает.

Даже беглого взгляда на кожу было достаточно, чтобы понять, что она не совсем обычная. С одной стороны подметка блестела, как отполированная, и была явно покрыта каким-то веществом. Причем блеск был не кожаный, а металлический, словно подметку специально терли о металл. Астафьев повертел в руках загадочные подметки и даже понюхал. Пахли они машинным маслом. Саша сразу же сообразил, в чем дело. Вернул начальнику подметки и как ни в чем не бывало заявил, что они вырезаны из приводного ремня.

— Вот, вот, — улыбнулся начальник отделения, — не зря, значит, мне тебя нахваливали. Вижу, что ты по по своей натуре сыщик. Так вот, дорогой мой бывший пограничник, иди к секретарю и забери все материалы о хищении этих самых приводных ремней. Мы их покупаем на валюту за границей для нужд предприятий, а их разворовывают. Ты же знаешь, что без этих приводов ни один станок не работает. Изучи и доложи свои соображения. Думаю, два дня тебе хватит.

В первую ночь Астафьев изучил все взятые в МУРе материалы. Потом два дня бегал по Москве со старыми ботинками и туфлями, пристраивая их то чистильщикам, то сапожникам. На третий день у него в плетеной корзинке лежало девять пар отремонтированной обуви. Правда, ему пришлось не только собрать все домашнее старье, но и потрясти соседей. На оплату ремонта он истратил почти все имевшиеся у него деньги, но зато вся обувь была подбита такими же подметками из приводных ремней. В каждой паре туфель лежала бумажка с адресом чистильщика или мастерской и полными сведениями о мастерах.

На доклад к начальнику Астафьев явился с корзиной, где вместе с обувью лежала папка с материалами и разработанным планом, как разоблачить преступников. Причем в плане предусматривалась и профилактика преступлений подобного рода. Новый работник МУРа был намерен не только раскрыть совершенные кражи, но и предупредить будущие. Для этого предполагалось после привлечения к ответственности выявленных чистильщиков и сапожников собрать как можно больше представителей этой отрасли, чтобы рассказать им об участи, которая постигла их коллег. Однако это было не все. Астафьев добился разрешения дать соответствующую публикацию в «Вечерней Москве» о борьбе с расхитителями дефицитных приводов.

Через некоторое время Астафьеву снова повезло. Во всяком случае, так говорили его сослуживцы. Но сам-то он знал, что везет только тогда, когда добросовестным образом ведешь поиски, не упускаешь ни одной мелочи, сопоставляешь их, объединяешь в единое целое, а затем делаешь правильные выводы.

Шумела в то время Сухаревка. Было здесь и ворье разного калибра, и всякие перекупщики, и мошенники. Любил Астафьев с утра, до работы, пройтись по рынку, посмотреть в рыночном отделении на задержанных, поговорить с ребятами, которые следили за этим людским скопищем, поискать в делах случайных задержанных то, что на первый взгляд может показаться мелочью.

Войдя однажды в отделение милиции, Астафьев заметил на столе у оперативного работника две плоские небольшие коробки, обтянутые кожей. Каждая запиралась на специальную металлическую застежку. Открыв одну из них, Астафьев увидел на подушке из черного бархата металлический прибор — плоский, чем-то напоминавший серп, на ручке которого нанесены деления и цифры. Концы серпа соединяли два стержня. Если покрутить ручку, то эти стержни сходились и расходились.

— Что это такое?

— Не знаю, — пожал плечами работник отделения. — Задержали одного старика — он на рынке постоянно болтается. Раньше фабрикантом каким-то был. Ну, фабрику в свое время национализировали, он продает теперь инструмент, который у него остался. Третий раз его с этими штуками задерживаем. Говорит, никто не покупает, а ему жить не на что. Да, вспомнил — микрометры называются.

Астафьев покрутил микрометр, по слогам прочел надпись на английском языке: «Сделано в Швеции», на секунду задумался.

— Где этот фабрикант?

— У дежурного, за перегородкой. Оштрафуем сейчас на трешку и выгоним.

— А микрометры?

— Придется вернуть.

— Тогда так: ты это все быстро проверни и выйди из отделения вместе с фабрикантом, а я со стороны понаблюдаю, — попросил Астафьев.

— И хочется тебе со стариком возиться или делать нечего?

— Ладно, там будет видно. Где он живет-то?

— На Маросейке, я у него прошлый раз дома был. Ничего там нет.

Вскоре Астафьев увидел, как работник отделения вышел на улицу вместе с благообразным старичком — высоким, хорошо одетым, с холеной, пышущей здоровьем физиономией. Старик подчеркнуто вежливо, даже подобострастно, попрощался и поспешил прочь от отделения милиции. Пройдя сотню шагов, остановился возле витрины кондитерского магазина, постоял немного, делая вид, будто рассматривает сладости, а сам воровато осмотрелся. Но на Астафьева, который с безразличным видом читал афиши, расклеенные на тумбе, не обратил никакого внимания и поспешил дальше по Садовому кольцу. Метров через триста снова остановился у магазина и опять принялся тайком озираться. Зашел в гастроном и через стекло витрины внимательно осмотрел улицу. Потом что-то купил, вышел и, не торопясь, направился на Садово-Каретную. Возле дома № 25 еще раз огляделся и, не заметив Астафьева, юркнувшего в подъезд, вошел во двор.

Александр перебежал на противоположную сторону улицы и увидел, как «фабрикант» достал из кармана ключ и открыл им входную дверь квартиры. Астафьев бросился к телефону. Дозвонился до своего начальника, назвал адрес и попросил подъехать. Потом пригласил дворника и вместе с ним направился к «фабриканту». По дороге выяснил, что в квартире, куда вошел старик, живет женщина средних лет, служащая какого-то треста, и к ней довольно часто приходит ее дядя. «Племянница» предупредила дворника, что дала дяде ключ и он иногда остается у нее ночевать, когда приезжает в Москву по делам. А живет он за городом.

«Фабрикант» увидел в окне дворника и открыл дверь. А когда прочитал удостоверение Астафьева, растерялся. Квартира была небольшая, и Астафьев при беглом осмотре сразу же отыскал чемодан, в котором было полно таких же коробочек с микрометрами.

Вскоре появился начальник, тут же написал постановление на обыск — закон допускал это в экстренных случаях, а Астафьева отправил за понятыми. При обыске нашлись и другие инструменты. Кроме микрометров, у старика оказалось около сотни штангенциркулей и несколько сотен маленьких напильников-надфилей.

Начальник уехал с «фабрикантом», забрав все изъятые инструменты, а Астафьев остался вместе с хозяйкой, довольно миловидной женщиной. Вскоре к нему присоединились еще двое сотрудников. Они сидели в квартире и ждали.

К полуночи маленькая квартирка переполнилась людьми. В ней собрались девять посетителей, и все они пришли не с пустыми руками. У каждого были механические инструменты всевозможного калибра и разного назначения, но все иностранного производства.

В первую пятилетку наше государство на золото приобретало за границей многие измерительные приборы и инструменты, а жулики, учитывая имевшийся дефицит, крали их. Группа «фабриканта» нанесла стране серьезный материальный ущерб и, естественно, получила по заслугам.

За инициативу, находчивость и правильно принятое решение начальник МУРа объявил Астафьеву благодарность и выдал денежную премию. Сослуживцы потом говорили: «Везет же Сашке Астафьеву. То там, то тут случай помогает». И немногие понимали, что «везение» это закономерно.

Быстро пролетели еще пять с лишним лет. Астафьев перешел работать во вновь созданное Московское областное управление милиции. Теперь Александр стал колесить по дорогам Подмосковья: сегодня в одном районе, завтра в другом.

В 1936 году техническое оснащение милиции было скудным, не было достаточно транспорта, не хватало криминалистической техники. Иной раз, чтобы добраться из одного села в другое, приходилось подолгу дожидаться попутной машины, а если ее не было, идти пешком. Правда, у участковых инспекторов были лошади, но не всегда они оказывались под рукой.

Во время Великой Отечественной войны, когда фашистские полчища рвались к Москве, сотрудники уголовного розыска Подмосковья помогали эвакуировать население. Астафьев во главе оперативной группы в Малом Ярославце отправлял в тыл людей, технику, ценности. Милицейская группа покинула город последней.

Астафьев вернулся в управление и получил новое задание. Стало известно, что сброшенная врагом диверсионная группа готовит взрыв моста через Оку в районе Каширы. Пятеро суток Александр с товарищами просидел в засаде. На шестые сутки они арестовали двоих, нашли у них оружие и взрывчатку…

Когда наши войска погнали фашистов от столицы и стали освобождать один за другим города и населенные пункты Подмосковья, работники областной милиции следовали за передовыми частями Красной Армии. Вылавливали фашистских прихвостней, организовывали работу местной милиции.

За долгие годы самоотверженной и добросовестной работы в уголовном розыске майор милиции Александр Михайлович Астафьев награжден орденом Ленина, боевым орденом Красного Знамени и многими медалями, в том числе «За отвагу».