Глава 2 ИЗ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ В ПРАВИТЕЛИ

Глава 2

ИЗ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ В ПРАВИТЕЛИ

Крах попыток расширить состав Совнаркома или хотя бы сделать его подотчетным многопартийному ВЦИКу вкупе с нежеланием политических партий (всех, кроме большевиков и левых эсеров) признавать законность Советской власти означали, что после Октября на большевиков ложилась исключительная ответственность за поддержание порядка и работу муниципальных учреждений, а также снабжение Петрограда и окрестностей продовольствием и топливом. Провозглашая переход всей государственной власти в России в руки Советов и отказываясь от многопартийных политических альянсов, Ленин и Троцкий не слишком беспокоились о практической стороне своих действий. Они были поглощены более важными задачами: защитой Советской власти и ее консолидацией, а также стимулированием революционного процесса в мировом масштабе. Без решающих социалистических революций в других странах, считали они, русская революция нежизнеспособна, а потому стремились любыми способами ускорить их. Следствием же их позиции стало то, что большевики из Петроградского комитета партии, Петросовета и петроградских районных Советов были вынуждены превратиться из революционеров в правители и заняться восстановлением либо созданием заново местных органов власти и управления. Положение усугублялось тем, что сколько-нибудь конкретных представлений о том, как управлять, у них не было, как не было и указаний сверху на этот счет; более того, от них требовалось поставлять кадры в формирующиеся учреждения центральной власти, а также заботиться о защите революции и ее дальнейшем распространении по стране. Все эти проблемы, в одночасье свалившиеся на Петроградскую организацию партии большевиков, не могли не привести к фундаментальной трансформации ее состава, структуры, методов работы и отношений с массами.

* * *

После того как в октябрьские дни вся власть в России, сверху донизу, в принципе, перешла к Советам, можно было предположить, что в Петрограде городской и районные Советы начнут немедленно перенимать обязанности у старых институтов местного самоуправления, таких как созданные на излете царской эпохи городская дума, районные думы и их многочисленные управы. Однако, по ряду причин, имеющих важное значение для понимания эволюции Советской власти в Петрограде и взаимосвязи между этой эволюцией и той ролью, которую играли в осуществлении власти большевистские партийные комитеты, этого не произошло. Возьмем, например, руководящие органы Петроградского Совета. Начиная с сентября 1917 г., исполком Петросовета и его президиум, в которых все еще значительную роль играли меньшевики и эсеры, были практически парализованы внутриполитическими разногласиями и переходом в октябре ряда влиятельных большевиков, таких как Троцкий, в ВРК и Совнарком. Эта дисфункция продолжала существовать до конца ноября, когда были избраны новые исполком и президиум — оба под председательством Зиновьева и преимущественно болыиевистско-левоэсеровским составом. Только тогда, месяц с лишним спустя после формального прихода большевиков к власти, исполнительные органы Петроградского Совета начали, наконец, играть значительную роль в управлении столицей революционной России (1). Фактическим главой Петросовета, благодаря председательству в его исполкоме и президиуме, стал Зиновьев, порвавший к тому времени с умеренными и вернувший себе доверие Ленина. На этом посту он оставался до конца 1925 г. (2)

В первые недели Советской власти Петроградский Совет собирался регулярно и в полном составе. Однако, насчитывавший более тысячи рабочих и солдатских депутатов, из которых несколько сотен являлись почти на каждое заседание, он был попросту слишком велик, чтобы служить эффективным органом обсуждения и принятия решений. Его пленарные заседания, за небольшим исключением, представляли собой скорее митинги для распространения информации и мобилизации общественного мнения в поддержку позиции большевиков по тем или иным вопросам внутренней и внешней политики, нежели серьезные рабочие встречи для решения важных проблем (3).

Что касается Петроградской городской думы, то 9 ноября ВРК предложил распустить ее по причине активной оппозиции Советской власти (4). 16 ноября декретом Совнаркома дума была распущена официально (5), а на следующий день Петроградский Совет принял предложенную Троцким резолюцию, призывавшую «порвать с гнилым буржуазным предрассудком, будто управлять государством могут только буржуазные чиновники», и предусматривавшую немедленное создание при Петросовете и районных Советах отделов, отвечающих за ту или иную область государственного управления (6).

Впрочем, вместо этого, в соответствии с декретом Совнаркома о роспуске существующей Петроградской городской думы, на 26 ноября были назначены выборы в новую городскую думу, рассчитанные на то, чтобы удержать на рабочих местах буржуазных служащих, составлявших ее аппарат. Ведь на практике, несмотря на предпочтения Троцкого, Советы не имели ни навыков работы, ни стабильного состава, ни инфраструктуры, необходимых для осуществления городского самоуправления. Когда Советское правительство распускало Петроградскую городскую думу по причине очевидной невозможности эффективного сотрудничества с нею в прежнем составе, это не означало отмену новых выборов. Напротив, Совнарком был заинтересован провести выборы в новую городскую думу как можно скорее, чтобы сохранить в целости думский аппарат, специализированные отделы и комиссии на всех уровнях. Выборы в Петроградскую городскую думу состоялись 27–28 ноября. Поскольку кадеты и умеренные социалисты бойкотировали их, новый состав думы оказался почти полностью большевистским.

Послеоктябрьские усилия большевиков по сохранению старых муниципальных учреждений были продиктованы еще и тем, что новое советское руководство не слишком жаждало заниматься решением рутинных городских проблем. Посвятив себя всецело делу революции, они поначалу воспринимали Советы не столько как органы народного самоуправления, сколько как политические институты, которые, во-первых, не до конца еще исчерпали свою задачу консолидации сил революции и, во-вторых, должны были, в лучшем случае, определять политику, но не осуществлять ее. В частных беседах это откровенно признавали местные большевики. Например, типичным можно считать ответ члена большевистского партийного комитета Охтинского района на вопрос, почему бы районным Советам просто не взять на себя функции районных дум. «Местное самоуправление, — заявил он, — организация чисто хозяйственная, а районные Советы организация политическая. Советам не следует брать на себя хозяйственные функции, это может затруднить только их работу политическую, с которой Советам нелегко справляться» (7).

Конечно, районных большевистских руководителей беспокоило, что местные думы и их управы, в силу своей природы, могут оказаться настолько враждебно настроены по отношению к революционным переменам, что у Советов не останется выбора, кроме как взять на себя ответственность за непосредственное осуществление городского управления. Но для большинства из них это было весьма неприятной крайней мерой. Некоторые партийные активисты предлагали, в случае особого упорства местных дум и управ, решать проблему с помощью административной подтасовки: изменения границ или уменьшения числа городских районов (8). Хотя это предложение не было принято, оно показывает, насколько глубоко было желание большевиков развести функции районных Советов и дум, оставив рутину городского самоуправления профессиональным думским чиновникам.

После Октября городская и все районные думы Петрограда, за исключением Выборгской, находились под влиянием кадетов и умеренных социалистов, оказавших активное сопротивление Советской власти. Тем не менее, поначалу районные Советы ограничились тем, что установили контроль за районными думами и управами и попытались воздействовать на них через работавших в их рядах большевиков. Лишь в ноябре-декабре (когда во главе практически всех петроградских районных Советов встали большевики), перед лицом забастовок чиновников, инициаторами которых выступали, в том числе, и районные думы, местные Советы начали, наконец, распускать их.

Процесс роспуска районных дум часто начинался с того, что местный комитет большевиков, в ответ на жалобы по поводу саботажа чиновников, принимал резолюцию, призывающую к роспуску и перевыборам местной думы. Резолюция также предусматривала проведение голосования по этому вопросу на расширенном партийном собрании или совещании представителей предприятий и воинских частей района, а осуществление роспуска возлагала на местный районный Совет (9). На этой ранней стадии становления Советской власти в Петрограде процесс принятия партийных решений на городском и районном уровнях носил децентрализованный характер. Партийные организации в разных районах зачастую имели разную структуру и даже разные центры власти, а в своей деятельности еще проявляли относительную демократичность и гибкость. Решения партийных комитетов, по крайней мере, в некоторых районах не были непреложным законом для общих собраний членов партийной организации, которые являлись высшими партийными инстанциями на местах (10).

Решения районных партийных комитетов и районных Советов о роспуске дум предусматривали их перевыборы. В действительности же, несмотря на начатую во многих районах подготовку к ним, перевыборы эти так и не состоялись. Хотели того руководители районных Советов или нет, но обстоятельства вынуждали их, постепенно и по мере сил, прибирать к рукам думские управы и самим превращаться в органы местного самоуправления. Между тем, к началу января забастовки старых госслужащих постепенно прекратились — но не потому, что были подавлены новой властью, или, как предлагал Троцкий, на смену буржуазным чиновникам пришли новые специалисты — представители революционных масс. Просто для большинства городских чиновников основным источником существования была заработная плата, и когда их накопления подошли к концу, они вернулись на работу (11). Из них, начиная с декабря 1917 г. и до середины 1918 г., районные Советы Петрограда принялись формировать свои отраслевые отделы, ведающие главными муниципальными службами.

С приходом в Петроград Советской власти можно было также ожидать, что Петербургский комитет РСДРП (б) примет самое непосредственное участие в разработке основ городской политики и что и он, и районные комитеты, на своем уровне, будут осуществлять контроль за городским управлением. Однако процесс, приведший к такому итогу, начался далеко не сразу и оказался долгим, трудным и болезненным. Заседания Петербургского комитета сразу после Октября были посвящены, главным образом, вопросам общенационального значения, таким как переговоры Викжеля, выборы в Учредительное собрание и его судьба, оценки текущего момента, а также сугубо организационным вопросам. Чаще всего рассмотрение тех пунктов повестки дня, которые могли спровоцировать общую дискуссию о роли комитета в местном самоуправлении, откладывалось из-за нехватки времени.

Районные комитеты партии большевиков, вне зависимости от их структуры, в этот период также большую часть времени посвящали рассмотрению и принятию решений по национальным вопросам (12). Они играли непосредственную роль в мобилизации сил для отражения ожидаемой атаки на Петроград со стороны войск Краснова, в проведении избирательных кампаний большевиков во время выборов в Учредительное собрание и в Петроградскую городскую думу, и для этого — без всяких указаний сверху — начали устанавливать связи с предприятиями, районными Советами и районными думами. Связи эти не были систематическими и варьировались, в зависимости от района. Как следовало из их периодических отчетов Петербургскому комитету, районные комитеты считали своим долгом информировать высшее руководство партии о политических настроениях в низах. Но самым главным их назначением было служить кузницей кадров для управленческих должностей всех уровней, для революционных судов, красной гвардии, рабочей милиции и других военных сил, призванных помогать распространению революции по стране и защищать ее от врагов, собиравших силы на окраинах Центральной России.

Первая серьезная угроза такого рода возникла на Дону еще до провала организованных Викжелем переговоров о социалистическом коалиционном правительстве. В начале ноября генерал Михаил Алексеев, главнокомандующий русской армией в первые недели после Февральской революции и начальник штаба у Керенского после провала корниловского путча, спешно выехал в Новочеркасск, столицу Области войска Донского. Заключив непрочный альянс с атаманом донских казаков, генералом Алексеем Калединым, он начал сколачивать ядро будущей антибольшевистской и проантантовской Добровольческой армии. В последующие недели к нему присоединились генерал Антон Деникин и, что было особенно важно в тот момент, — генерал Корнилов, который бежал из монастыря, где он содержался под стражей после провала попытки переворота, и согласился, наряду с Алексеевым и Калединым, возглавить руководство этим первым крупным Белым движением.

Ленин преувеличивал серьезность угрозы, которую представляла для революции Добровольческая армия. Возможно, это объяснялось тем, что он недооценивал силу антивоенных устремлений в среде молодых казаков и их прохладное отношение к Каледину, а также скрытую поддержку Советской власти со стороны рабочих Ростова и Донбасса и неказацкой части крестьянства (в основном русского происхождения). Ленинское беспокойство по поводу Добровольческой армии усиливалось, вероятно, еще и потому, что число примкнувших к ней офицеров, юнкеров, студентов, а также консервативных и либеральных политических деятелей непрерывно росло. В конце ноября, в ответ на настойчивые призывы Ленина покончить с контрреволюцией на Дону, тысячи петроградских большевиков, красногвардейцев, моряков-балтийцев и рядовых рабочих, многие из которых были мобилизованы районными большевистскими комитетами, начали вступать в ряды спешно создаваемого советского войска, готового выступить на юг. Уже в феврале 1918 г. это войско под командованием Владимира Антонова-Овсеенко, того самого, который в Октябре руководил взятием Зимнего дворца, а затем вошел в состав «коллективного наркома» по военным и морским делам, одержало верх над еще относительно слабой Добровольческой армией и оттеснило ее за Дон, в замерзшие кубанские степи.

Этот первый эпизод российской гражданской войны был типичным для послеоктябрьского периода, если рассматривать его с точки зрения утечки большевистских кадров из Петрограда. Уже тогда, на этой ранней стадии Советской власти, без конца возникавшие чрезвычайные ситуации, как мирного, так и военного характера, вынуждали районные партийные комитеты уделять большое внимание на своих заседаниях кадровым назначениям и перемещениям.

Надежды на систематический контроль за думами и Советами со стороны большевистских фракций были похоронены. Свернута оказалась даже массовая политическая агитация среди петроградских рабочих и солдат. И эта ситуация, чреватая катастрофическими для партийного контроля за органами власти последствиями, развивалась с ошеломительной скоростью.

Уже 29 октября отчеты, поступающие в Петербургский комитет от представителей районных комитетов партии, зафиксировали падение активности и влияния партийных организаций, и об этом же свидетельствовали протоколы партийных собраний низовых ячеек по всему Петрограду. «Жизнь сосредоточилась в Совете, где идет бой… — сообщали из Охтинского района. — Партийная организация никакой роли не играет». «Партийная работа падает: работники отвлечены то в красной гвардии, то в другие места», — писал представитель Нарвского района. «В партии работа прекратилась», — вторил представитель Невского района (13).

К примеру, когда 11 ноября большевистский комитет Колпинского района отобрал 12 кандидатов в депутаты Петроградского Совета, в этот список вошли его самые опытные руководители во главе с его председателем и секретарем. Многие из кандидатов уже были членами местного районного Совета или местной думы. Кроме того, на том же собрании еще 25 человек были избраны кандидатами в депутаты районного Совета (14). 22 ноября на одном партийном собрании в том же районе четыре человека были делегированы для работы в исполкоме районного Совета, три — в местную продовольственную управу, а один — на пост главы районной думы и управы (15).

Документы свидетельствуют, что в Петрограде в первый год Советской власти массовый отток наиболее квалифицированных партийных кадров, ведущий к организационной дисфункции, был характерным явлением для всех районов. Поначалу, несомненно, предполагалось, что эти назначения временные или что их возможно совмещать с партийной работой. В некоторых случаях это было так. Однако, поскольку зачастую назначенцы имели по несколько должностей вне рамок своей партийной организации и поскольку обязанности большевиков в таких органах, как районные Советы, революционные трибуналы и других, имели тенденцию только увеличиваться, то на практике, чаще всего, назначенцу приходилось полностью порывать с активной партийной агитационной и организационной работой. Вслух озабоченность этой проблемой высказал на заседании Петербургского комитета большевиков 16 ноября Слуцкий. В докладе о текущем моменте он напомнил о том, как минувшим летом власть поглотила эсеровскую партию, и предупредил, что то же самое теперь происходит и с большевиками. «Что сейчас делается в районах: все разбрелись и поглощены властью», — констатировал он и призвал: «Мы должны принять все меры к тому, чтобы не быть растворенными «октябрьскими» [т. е., вступившими в партию после Октября, неопытными] большевиками» (16). Рядовые ветераны партии повсеместно разделяли это опасение, но были бессильны что-либо поделать (17).

В декабре, если не раньше, Петербургский комитет, действуя через районные комитеты партии, начал набор новичков на курсы ускоренной партийной подготовки, которые не раз потом возобновляли свою работу в течение 1918 года (18). Но даже не успев закончить эти курсы, самые толковые и знающие слушатели из числа новых большевиков получали направления на работу, не имевшую отношения к партийной. Кроме направления в партийные школы новых членов, районные комитеты пытались компенсировать потери старых кадров, назначая специальных, освобожденных и оплачиваемых, организаторов, которые должны были воссоздавать партийные ячейки на предприятиях и координировать усилия по набору новых членов и агитации среди рабочих. Неслучайно поэтому Колпинский районный комитет, после того как 11 ноября делегировал ряд своих самых компетентных членов на государственную работу, избрал такого освобожденного организатора для восстановления серьезно пострадавших от кадровых потерь цеховых партячеек. Но даже эти шаги реально помочь уже не могли. Очень быстро районные партийные комитеты и их заботливо выстроенные и сплоченные организации оказались в состоянии беспорядка и замешательства. Тесные взаимосвязи с рабочими и другими представителями петроградских низов, обеспечившие большевикам массовую поддержку летом 1917 г. и позволившие им развить успешную стратегию и тактику накануне и в ходе Октябрьской революции, были нарушены.

Что касается Совнаркома, то еще до 15 ноября, то есть, даже до начала его регулярных заседаний, Ленин и другие народные комиссары начали издавать от его имени декреты по Петрограду, например, декрет об ограничении свободы печати. Во второй половине ноября, после роспуска Петроградской городской думы, Совнарком, не колеблясь и не советуясь с местными органами власти, начал издавать декреты, регулирующие столичное городское управление. И все же, как свидетельствует абсолютное большинство источников, главным органом власти в Петрограде, от октябрьских дней до роспуска 5 декабря, был ВРК. Созданный Петроградским Советом с целью контролировать перемещения войск Петроградского гарнизона Временным правительством, он был умело использован большевиками для свержения правительства Керенского (19). Теоретически ВРК по-прежнему оставался органом Петросовета, но практически он после Октября сам превратился в государственную структуру, самостоятельную и в основном неподконтрольную. Хотел он того или нет, но ведя борьбу с антибольшевистскими силами и пытаясь одновременно поддерживать порядок и безопасность — в условиях вакуума, порожденного саботажем старых специалистов-управленцев, с одной стороны, и бесконечными кризисами, вызванными дезорганизацией управления на всех уровнях, с другой, — ВРК был вынужден расширять сферу своей деятельности от военно-полицейской до таких областей, как поставки и распределение продовольствия, топлива и других предметов первой необходимости; транспорт и транспортное сообщение; трудовые отношения и зарплата; здравоохранение; тюремная администрация; распределение жилья (20).

Во главе ВРК стояло бюро, призванное координировать работу его многочисленных и постоянно меняющихся отделов, чьи обязанности, к тому же, часто пересекались. Его комиссары — в основном большевики и левые эсеры, пришедшие сюда из партийных комитетов и прямо с заводов и воинских частей — получив неограниченные полномочия, десятками направлялись в правительственные учреждения, на предприятия, в военные и полицейские структуры. Разумеется, мероприятия ВРК носили беспорядочный и примитивный характер, несмотря на постоянные попытки придать им систему. Из-за непрекращающегося «хаоса» в организации приблизительно 22 ноября в отставку подал секретарь Петроградского ВРК, глава его секретариата Сергей Гусев. Объясняя мотивы своего поступка, он с горечью писал: «В Военно-революционном комитете неоднократно обсуждался вопрос о постановке работы ВРК, принимались резолюции об образовании отделов и комиссий, с назначением в каждый отдел членов ВРК… Все эти постановления оставались невыполненными, и работа ВРК велась в прежнем беспорядочном, хаотическом виде». Заявив, что у него не осталось больше надежд на реформирование ВРК, Гусев просил освободить его от обязанностей в 24 часа (21).

Гусева удалось убедить остаться на своем посту, в частности, потому что решением Совнаркома круг обязанностей ВРК был сокращен (22). Так или иначе, но за организационными проблемами ВРК не следует забывать о той огромной власти и возможностях, которые он сосредоточил в своих руках в первые недели после Октября. В глазах народных масс авторитет ВРК как командного пункта Советской власти значительно вырос после подавления юнкерского восстания 28 октября и разгрома войск Краснова под Пулковом несколькими днями позже. С этого момента контролируемые большевиками районные Советы начинают искать у ВРК поддержки и указаний. С имевшейся в его распоряжении военной силой в лице рабочих-красногвардейцев, солдат Петроградского гарнизона, моряков-балтийцев, а также арсеналами оружия и боеприпасов, ВРК был единственной структурой в Петрограде, способной гарантировать исполнение приказов. Кроме того, невзирая на все организационные недостатки, к его руководству, в тот или иной момент, были причастны самые выдающиеся члены большевистского руководства. Решающая роль ВРК в управлении Петроградом — насколько можно вообще говорить об управлении — не подлежит сомнению. В этом смысле, неоспоримым представляется вывод современного петербургского историка А. Н. Чистикова о ситуации с властью в Петрограде сразу после Октябрьской революции. «ВРК, — пишет он, — олицетворял собой… власть Советов… заменив и Петроградский Совет, и во многом центральную городскую думу» (23).

* * *

Произвол и хаотичность действий большевиков в первые недели Советской власти, исполнителем которых часто становился ВРК, враждебно настроили по отношению к ним все крупнейшие оппозиционные политические группы. Кроме того, результатом этих мер, по крайней мере, в ближайшей перспективе, должно было стать дальнейшее ускорение темпов и углубление политической, социальной и экономической дезинтеграции Петрограда. Большевики обвиняли в ширящемся хаосе своих предшественников и настаивали, что предпринимаемые ими решительные меры являются самым быстрым и надежным способом исправления ситуации. Но готовы ли были согласиться с этим аргументом революционные рабочие, крестьяне в солдатской форме и матросы, на завоевание поддержки которых, в частности, были рассчитаны эти шаги? Или, как утверждали меньшевики и эсеры, лояльность масс по отношению к большевикам и Советской власти носила непрочный и переменчивый характер?

Полное и всестороннее представление о политических настроениях и предпочтениях в Петрограде и в войсках соседнего Северного фронта дают результаты состоявшихся 12–14 ноября выборов в Учредительное собрание (24). В этой связи важно отметить, что несмотря на гражданскую сумятицу, последовавшую за захватом власти большевиками, справедливость этих выборов, в общем и целом, не подлежит сомнению (25). Ограничения, наложенные на прессу и на распространение агитационных и информационных листков, были ослаблены в достаточной степени, чтобы дать шанс всем конкурирующим партиям и группам представить свои программы и свое видение будущего, несмотря на общий негативный тон этой избирательной кампании. Как уже отмечалось, большевики обладали определенным преимуществом — возможностью издавать революционные декреты, которые, они надеялись, сделают узы, связывающие их с революционными массами, еще крепче. Начиная с исторических решений Второго Всероссийского съезда Советов, большевики стремились использовать это преимущество в полном объеме. Впрочем, ценность его была ограничена из-за коммуникационных проблем. Действительно, даже спустя недели и месяцы после Октябрьской революции, жители многих регионов России имели весьма смутное представление о событиях в Петрограде. 25 ноября на заседании Совнаркома нарком финансов Вячеслав Менжинский вслух посетовал на то, что «декреты правительства не опубликовываются по всей России телеграфно и, таким образом, являются опубликованными только петроградской прессой» (26). Совнаркомом были согласованы меры по устранению этой проблемы, но, независимо от их конечных результатов, они, безусловно, последовали слишком поздно, чтобы повлиять на ход выборов в национальном масштабе.

Накануне свержения Временного правительства Петербургский комитет партии большевиков создал свой комитет по выборам в Учредительное собрание (27). Однако в октябрьские дни его работа оказалась естественным образом прервана и возобновилась лишь за несколько дней до выборов. Вопрос о подходе большевиков к избирательной кампании обсуждался Петербургским комитетом только однажды — на экстренном совещании с партийными активистами 8 ноября. Во вступительном докладе, с которым от имени руководства комитета выступил Володарский, он рассказал о том, что беспокоит руководство в связи с предстоящей кампанией. Явно опасаясь, помимо прочего, что упрочение Советской власти в Петрограде может снизить значимость выборов в глазах потенциальных большевистских избирателей, Володарский делал особый упор на необходимость разъяснения массам, что осуществление Учредительным собранием решений съезда Советов полностью зависит от успеха большевиков на выборах.

Ну, а если большевики проиграют? Еще в начале доклада Володарский заявил, что выборы в Учредительное собрание есть неизбежное проявление борьбы за власть между классами, и, следовательно, революционные массы должны быть ориентированы на то, что если большевики не получат большинства на выборах, понадобится третья революция. Чуть позже, когда это заявление Володарского просочилось в печать, оно вызвало общественный фурор (28). Однако участники совещания 8 ноября не стали тратить время на обсуждение принципиальных вопросов стратегии партии, в случае если верх на выборах одержат противники Советской власти. Большинство было согласно с руководством, что насущной задачей, заслуживающей наибольшего внимания, является организация максимально мощной избирательной кампании и проведение выборов в установленные сроки. Таким образом, внимание было направлено на то, чтобы добиться на выборах большинства, которое бы, по мнению Володарского, «выражало мнение рабочих, солдат и крестьян» (29).

На бесконечных заводских собраниях и митингах, в наводнивших рабочие районы кратких, но убедительных листовках и особенно в партийной печати большевики представляли себя как партию немедленного мира, коренных социальных изменений и твердого, решительного действия — партию революционного пролетариата, в одиночку ведущую борьбу против кадетов — партии буржуазной контрреволюции (30). Главные партии центра — эсеры и меньшевики — были не в счет. 10 ноября Троцкий начал выполнять предоктябрьское обещание большевиков разоблачить империалистический характер войны путем публикации соответствующих документов из секретной дипломатической переписки между Россией и союзниками. Более того, активная деятельность Советского правительства, направленная на скорейшее достижение мира, как раз в тот момент возымела эффект; немцы, похоже, были готовы пойти на перемирие. Одна из главных идей большевистской избирательной кампании, отраженная в первополосном заголовке и редакционной статье в «Правде» от 13 ноября, заключалась в том, чтобы показать: голосование за большевистский список означает поддержку этих усилий и наилучший способ скорее покончить с войной. Как следовало из редакционной статьи, голосуя за список № 4, т. е. за большевиков, избиратели выражали солидарность с Октябрьской революцией и Советской властью (31).

Особые усилия петроградские большевики прилагали к тому, чтобы сохранить поддержку женщин — фабричных работниц. Красноречивым отражением этих усилий является протокол заседания от 12 ноября организованной большевиками Первой конференции работниц Петрограда. Как уже отмечалось (32), главная задача этой конференции заключалась в мобилизации трудящихся женщин на поддержку большевистского избирательного списка. В своей пылкой речи о том, почему трудящиеся женщины должны голосовать только за большевиков, председатель конференции Клавдия Николаева — печатница по профессии и одна из редакторов «Работницы», несмотря на четыре класса образования — поясняла, что из девятнадцати избирательных списков только один, а именно большевистский, обязуется представлять интересы рабочего класса и бороться за упрочение завоеванных им революционных достижений. Она также особо предостерегла своих слушательниц, чтобы они не дали ввести себя в заблуждение и не проголосовали за список № 7, представлявший в основном кадетскую Лигу за равноправие женщин. Ведя избирательную кампанию на фабриках и заводах, говорила она, представительницы Лиги обещают защищать интересы работающих женщин. А на деле, если их изберут в Учредительное собрание, они будут представлять интересы женщин привилегированных классов. «Мы, сознательные работницы, знаем, что не должно быть отдельных женских организаций, — заявила Николаева. — Мы сильны лишь тогда, когда мы сорганизованы в одну братскую пролетарскую семью с всеми рабочими в борьбе за социализм» (33).

Позже на том же заседании конференции слово попросила некая гражданка Дорошевская от Лиги за равноправие женщин. По настоянию Александры Коллонтай, слово ей предоставили. В своем выступлении она говорила о том, что Лигу посещали женщины со всего мира и они высоко оценили ее усилия; что Лига выступает лидером успешной борьбы за права женщин в революционной России и что мужчины не могут отстаивать женские интересы, потому что не способны их понять. «Я сама трудовая женщина — врач, меня бросил мой муж, и я своим собственным трудом прокармливаю своих детей», — завершила она свое выступление (34).

Речь Дорошевской никакого сочувствия у собравшихся работниц фабрик не вызвала. Напротив, их симпатии явно были на стороне другой делегатки, которая скептически отнеслась к идее того, что у всех женщин — общие интересы, и насмешливо предложила спросить об этом у тех «товарищей-прислуг», которые работают на таких, как Дорошевская. Они также были солидарны с еще одной выступавшей, которая поинтересовалась, где была Лига, когда рабочий день женщин на фабрике составлял четырнадцать часов и когда беременные женщины теряли ребенка прямо у станка. Поддержали они и ту делегатку, которая заявила, что несправедливо нападать на мужчин только за то, что они мужчины: «Нет и не может быть разногласия между нами и товарищами-рабочими, с которыми мы работаем одним станком, с которыми мы боремся за свободную жизнь, за честный демократический мир — в рядах одного класса».

Судя по воинственному ответу Коллонтай на выступление Дорошевской, призыв последней поддержать на выборах Лигу за равноправие женщин мгновенно заслонил собой проявившиеся на конференции фундаментальные разногласия между Коллонтай, которая была уверена, что у трудящихся женщин действительно есть свои собственные, уникальные интересы, и для их защиты необходимы специализированные структуры в партии, и большинством петроградских большевичек типа Клавдии Николаевой или Конкордии Самойловой, которые отвергали саму идею разнополых интересов, посвящали большую часть времени общей партийной работе и считали женские печатные издания и женские отделы в партии не более чем средством привлечения женщин-работниц к участию в общем деле борьбы за социализм (35). Главные идеи большевистской избирательной кампании среди женщин нашли также отражение в листовках и агитационных статьях в периодической печати, например, в редакционной статье К. Самойловой «Учредительное собрание и работницы» в «Работнице». Вследствие Февральской революции, говорилось в статье, революционные работницы, рука об руку с рабочими и солдатами, завоевали такие права, как свобода слова, печати и собраний, а также право голосовать вне зависимости от пола. Поскольку Учредительное собрание должно разработать основы нового государственного порядка и принять массу новых законов, для женщин-работниц чрезвычайно важно, чтобы эти законы защищали их права так же, как и права рабочих вообще. Только подлинные защитники интересов рабочих мужского и женского пола, большевики, смогут обеспечить принятие таких законов, как закон об охране материнства, о здравоохранении и пенсионном обеспечении в старости, и позаботятся о создании на предприятиях выборных женских инспекций, которые будут следить за соблюдением условий женского труда (36).

Главные противники большевиков, кадеты, в своей избирательной кампании также изображали выборы в Учредительное собрание, прежде всего, как выбор между двумя диаметрально противоположными перспективами. Как писалось в передовице кадетской газеты того времени, «перед страной два пути — путь углубленной классовой борьбы и разрушения государства, с одной стороны, путь собирания России и установления в ней твердого государственного порядка, с другой. Первый путь ярче всего представляют большевики, второй — партия народной свободы [т. е. кадеты]». Все, что необходимо, резюмировала газета, это сделать твердый и определенный выбор (37). Кадетская предвыборная листовка, озаглавленная «Списки», давала ясно понять, что голосование за ее список, список № 2, возглавляемый Павлом Милюковым, есть голосование за переход всей полноты государственной власти к Учредительному собранию и против большевиков и Советской власти. «Приближаются выборы в Учредительное собрание, — говорилось в листовке. — Этот орган есть единственный подлинный ‘‘Хозяин земли Русской”, и не тем, чьи руки обагрены кровью братьев (т. е., большевикам), должно принадлежать право строить новую Россию, а носителям подлинной государственности, которые по-настоящему любят свою страну и готовы освободить ее от врага, которые уважают свободу народа». Листовка заканчивалась призывом отдать свой голос «за партию народной свободы — единственную действительно национальную, неклассовую и демократическую партию» (38).

Меньшевики тоже выступали в защиту Учредительного собрания и, со своей стороны, клеймили и большевиков, и кадетов. «Сегодня выборы. Голосуйте за список № 16. Ни одного голоса большевикам!» — гласил набранный крупным шрифтом призыв на первой странице «Рабочей газеты» от 12 ноября. Передовая статья того же номера убеждала читателей, что эти выборы — последняя надежда революционной России на выживание. Только Учредительное собрание, в котором будут представлены подлинно демократические организации, иными словами, все социалистические партии, профсоюзы, земства, городские думы и т. д., сможет положить конец узурпации власти большевиками и создать законное и авторитетное правительство, в равной степени уважаемое в России и за рубежом. Только Учредительное собрание, ведомое подлинными социал-демократами, сможет дать народу реальный мир, демократическую республику и землю крестьянам. Кадеты не прочь восстановить монархию, они выступают против экспроприации земель без компенсации и готовы принести Россию в жертву интересам империалистических союзников. А большевики поощряют анархию и гражданскую вражду, а также готовы пойти на позорный мир, который приведет к распаду страны и краху российской государственности (39).

Так же, как и меньшевики, эсеры основной огонь своей предвыборной кампании сосредоточили на кадетах и большевиках, в равной мере. Это выглядело так, словно предыдущих месяцев тесного сотрудничества с главной либеральной партией страны не было вовсе. Свою ненависть к кадетам и большевикам они выплеснули в двух статьях, опубликованных на одной странице газеты «Дело народа» от 12 ноября под заголовками «Не голосуйте за большевиков!» и «Ни одного голоса кадетам!» Никто не должен голосовать за большевиков, утверждала газета, потому что они захватили власть путем вооруженного заговора и нарушили или нарушают все свои обещания. Более того, они угрожают разогнать Учредительное собрание, если оно пойдет вразрез с их ожиданиями (40). За кадетов никто не должен был голосовать, потому что они доказали, что не являются ни революционерами, ни подлинными демократами, ни даже твердыми республиканцами. Вместо скорейшего демократического мира без победителей и побежденных, идеалом кадетов оставалась война до победного конца. Для них любая система, благоприятная для классов, бывших до революции господствующими, была приемлема (41).

Несмотря на резко отрицательное отношение к кадетскому реформизму, в эсеровской предвыборной платформе, по современным меркам, было мало радикального. В самом деле, если не считать революционную аграрную программу, предусматривавшую социализацию земли (т. е., не ограниченную сроками экспроприацию всех пахотных земель в пользу сельских «тружеников» без компенсации владельцам), программа эсеров была вполне сопоставима с критериями современного вэлферного государства. Ключевыми пунктами в ней были переход всей государственной власти к Учредительному собранию; скорейшее заключение справедливого для всех мира (хотя оставалось неясным, как именно этот справедливый мир должен быть достигнут); подтверждение статуса России как демократической республики; принятие законов, гарантирующих основные права граждан и их равенство перед законом; равноправие для женщин (как и большевики, эсеры стремились привлечь женские голоса (42) и принятие либерального трудового законодательства, предусматривавшего восьмичасовой рабочий день, минимальный размер заработной платы и государственные пособия по безработице и в случае утраты трудоспособности.

В отличие от них, предвыборная платформа левых эсеров действительно призывала к революционным политическим и социальным изменениям. Конечно, какое-то время левые эсеры продолжали поддерживать священный ореол вокруг Учредительного собрания как воплощения верховной власти революционной России. Однако для них, как и для большевиков, и выборы в Учредительное собрание, и сами его заседания были естественной ареной классовой борьбы. К тому же, как и большевики, они не чувствовали себя сколько-нибудь связанными парламентскими формами ведения борьбы ради осуществления революционных целей. Предвыборные обещания левых эсеров включали немедленное прекращение деятельности правительства Ленина и Троцкого; создание наконец-то, после долгих мытарств, однородно-социалистического коалиционного правительства, ответственного перед Советами; немедленное заключение мира без победителей и побежденных (если понадобится, путем непосредственного обращения к народам воюющих стран); борьба за триумф социализма в мировом масштабе; рабочий контроль на производстве. Иными словами, они стояли за ликвидацию политического ущерба, причиненного «преждевременным» захватом власти большевиками и за осуществление, через Учредительное собрание, базовых декретов Второго Всероссийского съезда Советов.

Левым эсерам не повезло в том, что во время выборов в Учредительное собрание они переживали серьезный структурный кризис. На своем первом общероссийском съезде, собравшемся ровно через неделю после выборов, левые эсеры сорганизовались в самостоятельную партию. Но, в соответствии с положением дел на дни выборов, их кандидаты оказались зажаты между центристами и правыми эсерами в общем партийном списке № 9. Этот список, в котором кандидаты размещались согласно их должности и статусу в партии, был составлен в сентябре, то есть до того, как разногласия между эсерами превратились в непреодолимые противоречия. Избиратели были лишены возможности делать различия между эсеровскими кандидатами (даже понимай они, в чем эти различия состоят), и, обладая контролем над составлением и ранжированием большинства эсеровских списков по всей стране, центристы и правые эсеры могли гарантировать максимальное прохождение своих кандидатов.

Каков же оказался итог этих выборов? В национальном масштабе больше всего голосов получили эсеры, пользовавшиеся преобладающим влиянием среди крестьян. Вместе с другими умеренно социалистическими и либеральными партиями (в общей сложности, 62 % голосов) они получили доступ к контролю над Учредительным собранием. Однако в Петрограде и окрестностях результаты выборов, являющиеся показателем политических предпочтений на местах, оказались совершенно иными. Активность избирателей в столице была очень высока: 942333 гражданина, или примерно 80 % тех, кто имел право голосовать, явились на избирательные участки. Получив мощную поддержку избирателей центральных, буржуазных, округов, кадеты финишировали вторыми: они набрали 246506 голосов, или 26,3 % от общего числа (43). Лига за равноправие женщин получила 5 231 голос, что составило 0,5 % (44). По сравнению с предыдущими городскими выборами, умеренные социалисты в значительной мере уступили свои позиции: кадетам справа и большевикам слева (эсеры набрали 152 230 голосов, или 16,2 %, а меньшевики — 29 167 голосов, или 5 %). Большевики с 424027 голосами, что составляло 45,2 % от общего числа, были безусловными победителями (45). Имея абсолютное превосходство в пролетарских районах Петрограда, они доминировали в 12 из 18 городских избирательных округов. Кроме того, они имели значительный успех среди солдат петроградского гарнизона, традиционно бывшего эсеровской «вотчиной», где набрали 75 % голосов. Следует также отметить продемонстрированный выборами высокий авторитет большевиков среди моряков Балтийского флота и войск стратегически расположенного Северного фронта. В шести оставшихся округах победу одержали кадеты (46).

В общем итоге, результаты выборов в Учредительное собрание продемонстрировали твердую поддержку низами петроградского региона революционной политики большевиков и Советской власти. Примечательно, что после выборов Викжель окончательно признал свое поражение. Он официально признал руководящую власть ВЦИКа и сосредоточил свое внимание на установлении контроля над Наркоматом путей сообщения (47). Комментируя итоги избирательной кампании в Петрограде, разочарованный корреспондент «Новой жизни» был недалек от истины, когда писал: «Надо признать одно: рабочие Петрограда и для Учредительного собрания признали большевиков своими вождями и выразителями своих классовых чаяний» (48). Ленин отныне мог быть уверен, что петроградские рабочие, солдаты и матросы, а также войска Северного фронта поддержат большевиков в случае конфронтации с Учредительным собранием по вопросу о будущем Советской власти.

* * *