3
3
В ПГУ у Ванникова по штатному расписанию было несколько заместителей.
Если Завенягин, отвечавший за строительство промышленных объектов, официально считался первым заместителем, то последним (пятым по счету) числился Павел Яковлевич Мешик. Он отвечал за формирование кадров, а также за обеспечение охраны и режима секретности не только на промышленных объектах, но и во всех НИИ и КБ, работавших по заданиям ПГУ над созданием атомной бомбы.
Вскоре после перевода в ПГУ Мешику исполнилось тридцать пять лет. Он был самым молодым в руководящем аппарате атомного штаба. Отличался молчаливой дисциплинированностью. Всегда тщательно выбрит, аккуратно причесан. Правильные черты лица, бесстрастное выражение глаз, да и вообще весь облик производил впечатление чего-то стандартного, искусственного, не предназначенного для человеческой памяти. Единственное, что бросалось в глаза, — опрятная свежесть и невинная юность. И только чуть-чуть приподнятый левый угол сомкнутых губ мог подсказать опытному физиономисту, что скромный молодой человек обладал огромными тайными знаниями в какой-то области, совершенно недоступной обычным людям, куда вход посторонним был решительно запрещен.
Центральную школу НКВД Мешик закончил с отличием в двадцать два года. А в тридцать уже был наркомом внутренних дел Украины. С 1943 по 1945 год — заместитель начальника Главного управления контрразведки «Смерш» («смерть шпионам»)[2].
Жизнь в кабинетах НКВД приучила Мешика к тщательному изучению порученного для разработки материала. Он считал себя обязанным освоить внешние контуры порученной задачи, не увлекаясь мелочами и копанием вглубь, поскольку по жизненному опыту считал любую проблему «вещью в себе». Чем скрупулезнее и глубже изучаешь предмет, тем больше возникает вопросов и сомнений, мешающих принятию окончательного твердого решения. Поэтому тщательное изучение материала не означало для Мешика увлечения подробностями. Скорее оно было синонимом крепкого и твердого знания, запоминавшегося им на всю оставшуюся жизнь в виде незыблемых истин.
Лекции по основам ядерной физики, которые организовал в ПГУ Курчатов для расширения кругозора руководящего персонала, Павел Яковлевич посещал аккуратно, слушал с повышенным вниманием. Потом в своем кабинете переписывал эти лекции начисто, иногда даже повторяя некоторые узловые моменты и выводы вслух.
После первой ознакомительной лекции он записал в свою тетрадь несколько итоговых фраз: «Ядра урана (точнее, его легкого изотопа с атомным весом 235) делятся под действием потока нейтронов с выделением огромной энергии. При этом, кроме двух осколков, образуются два или три новых нейтрона. При определенных условиях возможно возникновение цепной реакции деления. А это — взрыв!».
Еще раз перечитав написанное, Мешик убрал рабочую тетрадь в личный сейф и снова устроился в кресле. Разложил перед собой на столе несколько чистых листов.
После некоторого раздумья он нарисовал на первом сверху листе пунктирный прямоугольник. Первая же линия, слово или предложение настраивали Мешика на рабочий лад.
Все лучшие организационные предложения возникали в голове Мешика не на шумных совещаниях или коротких оперативках, а в спокойной обстановке за письменным столом. Рождались под грифелем отточенного карандаша, которым он рефлексивно водил по поверхности чистого листа.
Через пять минут в верхней части прямоугольника появились три квадрата, обозначенные им буквами А, Б и В. Они символизировали три основных завода, необходимых для получения плутониевого сердечника: атомный реактор, радиохимия и металлургия.
Каждый квадрат тут же «осмыслен» вокруг штрих-пунктирной линией — это охраняемая зона каждого из заводов. Бетонный забор, проволока, сигнализация, вышки с автоматчиками.
Расстояние между заводами — двойной стрелкой — два-три километра. Лес между объектами не трогать! Подъездные пути — раздельные. В совокупности три утопающих в естественной зелени объекта вместе с насосными станциями на берегу Кызыл-Таша — это запретная промышленная зона.
Юго-западнее, в десяти километрах, Мешик расположил на поселение и ночной отдых главный трудовой элемент великой стройки — лагеря заключенных. Сколько их будет? Восемь, десять? Вероятнее всего, тысяч двадцать заключенных. Ничего, разместятся. В тесноте, да не в обиде. Здесь вроде было все ясно: отработано за предыдущие годы советской власти на многочисленных «стройках века».
Наконец, еще южнее Павел Яковлевич нарисовал ряд квадратиков и прямоугольников, выстроившихся в два — три ряда, разделенных стрелками улиц. Населенный поселок, жилгородок, предназначался для проживания вольнонаемных рабочих и специалистов. В этой части тоже должен торжествовать строгий контроль, идеальный общественный порядок. Может быть, его тоже оградить колючей проволокой? Мешик отклонился к спинке стула и глубоко задумался.
Он всегда был уверен, что хорошо разбирается в людях и глубоко понимает истинную суть православной русской души. Не хуже Достоевского. Только не может выразить такими точными литературными словами. Но чувствует прекрасно. Чувствует каждой клеточкой. Понимает душевные порывы простого русского человека, его многовековую мечту о наведении порядка в своей стране.
Павла Яковлевича никогда не удивляло, почему у русских людей сызмальства проявляется страсть к разрушению собственного дома. Его не возмущало, что в подъездах жилых домов изгибаются и выворачиваются почтовые ящики, ломаются деревянные скамьи в парках, изрезываются сиденья в общественном транспорте.
Мешик понимал, что в русском народе кем-то свыше заложена страсть к разрушению всего, что тот сам создавал талантливым, пытливым умом и умелыми руками.
В этот момент он вспомнил, как в восточной Пруссии на берегу маленькой речушки поразился аккуратной предупреждающей дощечке на тонком столбике: «Внимание! Купаться запрещено».
Никто из местных жителей не знал, почему и кем запрещено купание. Но никто никогда не купался, только отдыхали и загорали на берегу.
Русский человек первым позывом души, ударом ботинка повалил бы этот жалкий столбик на землю, а потом разделся и бултыхнулся бы в освежающую воду. А немцам такое невдомек. Ничего не поделаешь: национальные отличия будут еще существовать некоторое время. Вплоть до всемирной победы социализма.
Мешик давно уразумел простую истину организации общественной жизни в этой великой стране. Если желаешь, чтобы молодые деревца в новом скверике прижились и пошли в рост, чтобы они не были смяты, передавлены и вырваны с корнем в начальный период их жизни, — их надо окружить хотя бы невысокой оградкой.
Если же речь идет о парке с большими деревьями и зеленой травой для отдыха, то и ограда нужна повыше, потяжелее.
Чем крупнее масштаб и значимость ограждаемого, тем серьезнее и продуманнее надо отнестись к самому ограждению. А в данный момент Мешик решал вопрос о том, как лучше сохранить в подконтрольной чистоте и узаконенном порядке целый поселок на несколько десятков тысяч жителей.
Да что там говорить о поселке! При намеченном финансировании можно построить там настоящий сказочный город-мечту. Город Солнца!
Мешик позволил себе пофантазировать и заглянуть в будущее…
Широкие улицы с яркими узорчатыми фонарями. Цветные дома с ажурными балконами. Стеклянные крыши спортивных бассейнов. Стерильные тротуары с белыми бордюрами. Небольшая, озелененная елями центральная площадь перед светлым домом Управления в греческом стиле с колоннами над широкой маршевой лестницей. А в центре площади — бронзовый памятник одному из вождей: Сталину или Берия. И кругом цветы, цветы. Да, такой город, конечно, надо будет оградить.
И Павел Яковлевич тут же дорисовал вокруг жилых квадратиков два ряда колючей проволоки с перепаханной полосой земли между ними. И засомневался. А правильно ли заключать за проволоку вольных, еще не осужденных трудовых людей? Психологически — неверно. Одно дело — промзона и лагеря. Другое — жилгородок. Чутье опытного чекиста и человековеда подсказывало Мешику, что в этом решении была какая-то внутренняя неувязка.
Карандаш пошел ползать по бумаге без целенаправленного задания. А мысль параллельно работала в поисках гармонии.
В последний месяц, отойдя от привычных будничных хлопот по «Смершу», Павел Яковлевич ощутил в себе неистребимое желание окунуться в творческую деятельность.
Работа в ПГУ предоставила ему такую возможность. Она доставляла какое-то чувственное наслаждение, особенно если сопровождалась открытиями и находками. Так было и в этот день. Озарение приходит, если мозг упорно работает над поставленной задачей. Да, ограждаемая жилзона в принципе неприемлема. Охраняемый периметр должен охватывать все! Проволока вокруг всего города! Вокруг всего государственного объекта № 1 с условным и скромным названием. Например, «база № 10».
И в этом случае не будет никакого нравственного противоречия. Жилпоселок как бы и на свободе. Зато вся зона целиком — на замке, за проволокой. И ни один человек, ни один зверь — ни туда, ни оттуда! Только через охраняемую проходную. Только по пропуску и специальному разрешению.
Великолепная картина. Вокруг — нетронутый, дикий, величаво-мохнатый лес, а внутри плутониевой зоны — надежно контролируемый порядок в быту и на производстве. И на промышленном конвейере идет сборка сердечников для серийных атомных бомб…
Да, закрытый город — это хорошая идея. И для данного закрытого города, думал Мешик, нужен умный, толковый «хранитель» зоны, ответственный за порядок и соблюдение режима… Последующие дни Мешик упорно перебирал в голове подходящие кандидатуры. От первой навязчивой мысли взять кого-то своего из «Смерша» он вскоре отказался. Нужен более тонкий, с приличным образованием. Скромный, выдержанный, обходительный. Но с железной хваткой. Боец «невидимого фронта».
Все чаще на память приходила фигура Шутова. Надо посоветоваться с Завенягиным, решил Мешик. А последнее слово все равно останется за Ванниковым и Берия.