Мученическая кончина императора Александра Николаевича

Мученическая кончина императора Александра Николаевича

(подробное изложение преступления 1 марта, а также и последовавших за оным событий)

Составлено по русским и заграничным источникам Д. А. Столыпиным

Марта 1, в 3 часа 45 минут пополудни, Господу Богу угодно было принять к себе душу государя императора Александра Николаевича… Глубоко возмущена вся необъятная Русская земля! К небу вопиет пролитая священная кровь…

Но не время теперь нам, перед едва остывшим прахом царя-освободителя, говорить о мести, вражде и раздоре. Не роковым словом отмщения помянем мы державного покойника, а сплотившись тесною семьей, дадим друг другу слово дружно преследовать одну общую идею благоденствия и покоя, под сенью нового юного царя!

Прежде чем приступить к подробному изложению событий 1 марта, мы сообщим те официальные документы, которыми извещена была Россия о страшном преступлении.

1-го марта, в прибавлении к «Правительственному вестнику», вышедшему в Петербурге около 5 часов дня, напечатано было: «Сего 1 марта, в 1? часа дня, государь император, возвращаясь из манежа Инженерного Замка, где изволил присутствовать при разводе, на набережной Екатерининского канала, не доезжая Конюшенного моста, опасно ранен, с раздроблением обеих ног ниже колена, посредством подброшенных под экипаж разрывных бомб. Один из двух преступников схвачен. Состояние его величества, вследствие потери крови, безнадежно.

Лейб-медик Боткин, профессор Е. Богдановский, почетный лейб-медик Головин, доктор Круглевский».

Через некоторое время вышло затем второе оповещение: «Сегодня, 1-го марта, в 1 час 45 минут, при возвращении государя императора с развода, на набережной Екатерининского канала, совершено было покушение на священную жизнь его величества, посредством брошенных двух разрывных снарядов.

Первый из них повредил экипаж его величества; разрыв второго – нанес тяжелые раны государю. По возвращении в Зимний дворец, его величество сподобился приобщиться Святых тайн и затем в Бозе почил. Один злодей схвачен.

Министр внутренних дел, генерал-адъютант граф Лорис-Меликов».

Первые известия о страшном преступлении 1 марта, как и следовало ожидать, были кратки: роковая весть поразила всех! Ум отказывался понимать; не было сил разобраться в своих мыслях, чувствах…

Оповещения, вышедшие 2-го марта, были уже достаточно обстоятельны, подробны.

Не считая себя вправе делать выборки из них, полагая, что русской публике дорога будет и самомалейшая подробность о последних минутах незабвенного Государя,?мы приведем эти оповещения в возможно обширном виде.

Сначала, со слов «Herald’а», мы приведем сообщение «приближенных» к покойному государю лиц:

«В Бозе почивший государь император находился последние дни в очень спокойном и счастливом, можно сказать, даже веселом настроении, в каком его уже давно не видали. Первого марта был назначен семейный обед у наследника Цесаревича, который, однако, не присутствовал на завтраке, после развода, у великой княгини Екатерины Михайловны.

На завтраке, кроме государя императора, был еще великий князь Михаил Николаевич; он уехал из Михайловского дворца несколькими минутами позже государя, но отправился по тому же пути. Услышав взрыв, он стал погонять своего кучера, сейчас же затем последовал второй взрыв, и великий князь нашел уже государя распростертым на земле и плавающим в крови. Из его шинели мундира были вырваны целые куски, разбросанные вокруг на земле.

Присутствующие тут сыновья великого князя Михаила подобрали их впоследствии. Михаил Николаевич встал на колени перед братом, лежащим, по-видимому, без сознания, и мог только произнести: ”””Ради Бога, Саша, что с тобой?“. Государь, услышав столь знакомый и любимый им голос, сказал: ”Как можно скорее домой!“.

Вот последние слова произнесенные государем. Наследник цесаревич, как было уже упомянуто, отправился с развода прямо в свой дворец и сидел с семьей за завтраком, когда раздались один за другим оба взрыва. Наследник и цесаревна не могли себе разъяснить их причины, но сразу почувствовали какое-то тяжелое предчувствие, которое несколько минут спустя еще усилилось при виде прискакавшего во двор Аничковского дворца шталмейстера государя.

Оба поспешили ему навстречу, но он не мог в первую минуту произнести ни слова от волнения, и только после отчаянной просьбы их высочеств ему удалось проговорить: ”Он ужасно ранен“. Этих слов было достаточно, чтобы понять ужасную действительность. Наскоро заложили сани и их высочества поспешили в Зимний дворец, куда прибыли первыми после Михаила Николаевича.

Вскоре собрались остальные члены августейшей семьи, а также наиболее близкие им лица, между прочим, князь Суворов, граф Адлерберг, князь Дондуков-Корсаков, граф Милютин, граф Лорис-Меликов.

Государь лежал, тяжело дыша, по-видимому, без всякого сознания; кровь продолжала лить из ужасных ран на ногах и лице. Вскоре, однако, оказалось, что Государь в памяти, следовательно, должен испытывать ужасные боли, так как на вопрос одного из присутствующих членов семьи узнает ли он его, государь сделал знак глазами, чтобы показать, что понял вопрос. Затем он принял Святое причастие.

Около трех четвертей четвертого казалось, что все уже кончено, глаза государя закатились и были закрыты любящей рукой; все присутствующие опустились на колени, и к небу вознеслись горячие молитвы за спасение души любимого отца и повелителя; но вдруг государь испустил три глубокие вздоха, это были последние. Россия потеряла своего отца. В тот же вечер происходила первая панихида, на которой, однако, никто не присутствовал кроме членов августейшей семьи».

Передав этот рассказ приближенных, мы представим вниманию читателей сообщения газет.

В «Голосе» первое обширное известие о катастрофе изложено так: «1 марта, по окончании развода, в Михайловском манеже, государь возвращался мимо Михайловского театра по Екатерининскому каналу. Не успел экипаж государя, конвоируемый шестью казаками, поравняться с выходящим на канал зданием служб Михайловского дворца, как под каретой Государя раздался взрыв.

Полуизломанный экипаж остановился. Государь вышел из кареты и, осенив себя крестным знамением, направился было к тротуару; в это время раздался второй взрыв, но уже под ногами государя, который упал, обливаясь кровью. Подоспевшая свита поспешила перенести Государя в сани, которые направились в Зимний дворец.

Из лиц, сопровождавших его величество во время следования из Манежа, несколько убито и ранено. Ранено также несколько частных лиц, находившихся вблизи места катастрофы. Взрыв был до того силен, что на противоположной стороне набережной, в здании придворного конюшенного ведомства выбиты стекла в окнах. Весть об ужасном происшествии мгновенно облетела город. Толпы народа поспешили на площадь Зимнего дворца.

Вскоре было объявлено, что государь скончался. Весь город на улицах и площадях. Прибавления, публикуемые «Правительственным вестником», читаются на всех перекрестках. На месте катастрофы пострадали, сверх того, до 20 человек, получивших более или менее тяжкие раны. Из числа раненых, 13 человек доставлены в Конюшенный госпиталь и три в Мариинскую больницу. Профессор музыки Капри, которому осколком повредило лицо, был перевезен в квартиру Прозорова на Михайловской площади, в дом Жербина, где ему было подано медицинское пособие.

Из числа раненых умерли: один казак, один статский, отказавшийся дать о себе какие-нибудь показания.

Упомянутый в правительственном сообщении злоумышленник, задержанный на месте преступления, назвался Вятским мещанином Грязновым. Дознанием обнаружено, что имя его Русаков, родом он из Боровичей, Новгородской губернии; в последние два года слушал лекции в Горном институте; ему 21 год.

К 3 часам пополудни, на место катастрофы прибыли судебные власти, судебный следователь местного участка Ламанский и местный участковый товарищ прокурора Плющевский-Плющик. Следствие сосредоточено, главным образом, в руках судебного следователя по особо важным делам Книрима».

Вот сообщение корреспондента «Русских ведомостей»: «В два часа, после развода, побывав во дворце Екатерины Михайловны, государь в карете повернул вдоль Екатерининского канала. Близ Михайловского сада неизвестный бросил под экипаж разрывную бомбу; раздался страшный треск, раздробивший в соседних домах окна. Бомба ранила проходившего мальчика. Злоумышленник схвачен. Государь вышел из кареты; когда же садился вновь в экипаж, брошена была другая бомба. Государь ранен. Повреждена карета: задок у нее отбит».

«Московские ведомости» передают о катастрофе таким образом: «На Екатерининском канале, близ Конюшенного моста, под экипаж государя была брошена разрывная бомба. Карета была почти разрушена, один из конвойных казаков ранен. Государь вышел из разбитого экипажа и, осенив себя крестным знамением, спросил окружающих, не ранен ли кто из них.

В это время другой злодей бросил новый снаряд, и государь упал, обливаясь кровью. Следовавшие за Императорским экипажем, и некоторые другие подоспевшие к нему лица, бросились на помощь к раненому монарху и хотели на руках донести его до Зимнего дворца. Но так как этот способ был слишком медлен, Государя уложили в сани великого князя Михаила Николаевича и таким образом доставили во дворец.

Не прошло четверти часа, как вокруг дворца собралась масса публики. Государь наследник цесаревич и великий князь Михаил Николаевич, генералитет, иностранные послы и все имеющие приезд ко двору лица поспешили во дворец. Около четырех часов на балкон царского жилища вышел генерал-адъютант князь А. А. Суворов и возвестил стоявшему в безмолвии народу страшную весть о кончине государя императора Александра Николаевича, павшего от руки злодея».

Вот рассказ «Нового времени»: «После развода государь император, по обыкновению, отправился во дворец Екатерины Михайловны, где он кушал кофе. После этого государь приказал кучеру ехать в Зимний дворец. Карета, в которой сидел государь, направилась по Инженерной улице мимо Михайловского театра и свернула направо по набережной Екатерининского канала; шесть человек конвойных сопровождали ее; сзади в санях ехал полицеймейстер полковник Дворжицкий.

Путь лежал по узкой улице, составляемой садом великой княгини, огороженным каменным забором в рост человека, и решеткой Екатерининского канала. По улице шли и стояли несколько человек. Экипаж государя еще не доехал до так называемого Театрального моста, как раздался страшно сильный выстрел; лошади остановились. Дворжицкий подбежал к карете государя, задняя часть которой была сильно повреждена. Государь отворил дверцу кареты и вышел из нее, спрашивая, что случилось.

Взрыв разрывной бомбы брошенной в карету не причинил никакого вреда Государю; он увидел, что двое морских солдат держат человека рыжеватого с красным лицом. Злодея задержали на месте преступления, как только бросил он бомбу. Государь прямо направился к нему и спросил, как его зовут, тот назвал фамилию; затем государь сказал, чтобы показали ему место взрыва. Едва сделал он два-три шага вслед за Дворжицким, как новая бомба разорвалась под ногами государя. Падая, он только проговорил одно слово: ”Помогите“. Услышав взрыв, великий князь Михаил Николаевич поспешил из дворца великой княгини Екатерины Михайловны вслед за государем; он приехал в то время, когда облитого кровью государя положили в сани.

Государь еще смотрел и, по-видимому, узнал великого князя. Во дворец внесли государя на ковре и положили на постель в его кабинете возле того письменного стола, за которым он обыкновенно занимался. Прибыли государь наследник цесаревич с супругой и другие члены императорской семьи и медики. Страдалец лежал без движения, испуская тихий стон.

Его осторожно раздели, кровь была на лице, ноги совсем раздроблены, задета нижняя часть живота. Страшная потеря крови делала положение государя безнадежным. Медики говорили об ампутации обеих ног, но прежде чем что-нибудь было решено, государь испустил дух».

Газета «Новости» передает о мрачном преступлении так: «Дворжицкий ехал в некотором расстоянии за государевой каретой, когда раздался первый взрыв. Когда он, подъехав, выскочил из саней, преступника уже задержали несколько человек. Дворжицкий подошел к злодею и вынул у него из-за пазухи револьвер и кинжал. В это время подошел государь. ”Кто ты такой?“, – спросил он злодея. Тот ответил, что его зовут Грязнов.

Государь тогда направился к раненым. ”Не ходите, ваше величество“, – обратился Дворжицкий к государю. Государь пошел по тротуару со стороны канавы. Дворжицкий шел впереди шагах в трех. Вдруг раздался взрыв у ног государя. Дворжицкий, отброшенный силой взрыва, падает вперед на руки. В это мгновение раздается голос его величества: ”Помогите!“. Дворжицкий вскакивает, бросается к опустившемуся на землю царю, хочет его приподнять и видит, что нижняя часть ног представляет ужасную бесформенную массу, покрытую кровью.

В эту минуту он чувствует, что сам ослабевает и зовет на помощь окружающих, оцепеневших от ужаса: ”Помогите“. При помощи нескольких человек, государь без шапки, с лицом, покрытым кровью, поднят и перенесен в сани Дворжицкого. Два офицера стали на полозья по обеим сторонам, поддерживая голову его величества. Экипаж поехал в Зимний дворец. Относительно того, откуда был брошен второй снаряд и как был брошен, Дворжицкий не может дать себе отчета. Снаряд разорвало сзади его, между государем и им, на самом тротуаре».

Другое сообщение вышеназванной газеты: «По словам очевидцев, в то время как государь император с конвоем проезжал из манежа, навстречу ему, по канаве, скорыми шагами приближались два прилично одетые господина; как только карета поравнялась с ними, один из них бросил что-то белое, величиной с арбуз под карету, а другой – сверток.

Раздались взрывы. Карета государя разделилась пополам, его величество, соскочив с сиденья на мостовую и увидев раненого конвойного, снял фуражку и перекрестился. В это время другая личность, одетая в простое платье, бросила другую бомбу, которая при разрыве причинила государю раздробление обеих ног ниже колен. Его величество уже на руках был перенесен в другой экипаж и отвезен во дворец».

«Московскими ведомостями», кроме приведенного уже нами сообщения о катастрофе 1 марта, передано еще такое известие: «Начну с того, говорит корреспондент, что до 19 февраля получено было несколько анонимных писем, которыми извещалось, что в этот день, во время иллюминации, должно совершиться нечто, ”что всех поразит“. Приняты были соответственные меры, но предсказанию на этот день не верили, видя в этом отвод глаз со стороны злодеев.

Затем получено было другое письмо, говорившее, что будет сделано покушение на государя, ”когда он будет возвращаться с развода в манеже домой“. Полиция, вследствие этого, усиленно металась и искала (еще вчера,?– корреспонденция писала в ночь на 2 марта,?– собирали дворников в участки, допрашивая о каком-то высоком, плотном брюнете с длинной бородой), а государя – граф Лорис-Меликов убедил два воскресенья откладывать развод; но на нынешний раз, к несчастью, государь настоял – и поехал в манеж.

По окончании развода он, вместе с великим князем Михаилом Николаевичем, заехал в Михайловский дворец к Екатерине Михайловне, у которой завтракал, после чего, оставив там брата, поехал домой (как говорят, необычным путем) в сопровождении шести своих конвойных (число это было увеличено против первоначальных двух, вследствие усиленных просьб графа Лорис-Меликова). Когда карета государя доехала до известного места на набережной Екатерининского канала, раздался взрыв, взломавший задок кареты, которая тут же остановилась.

Государь вышел из нее невредим, но кинутою бомбой был смертельно ранен один из конвойных, скакавший сзади, – Маличев, свалившийся с лошади, мальчик-мясник, лет 14-ти, несший на голове лоток с мясом и саперный офицер, шедший по тротуару вдоль каменной стены Михайловского сада. Кучер государя, чуя беду, обернулся к нему с козел: ”Поедемте, государь!“ Полицеймейстер Дворжицкий, скакавший сзади, выскочил из саней с тою же просьбой ехать скорее.

Но государь, не слушая, сделал несколько шагов назад, сказал: ”Хочу видеть своих раненых“. В это время толпа успела остановить здорового детину, хорошо одетого, кинувшего бомбу. Государь обернулся к нему: ”Так это ты, гусь, хотел меня убить?“ Но не успел он договорить, как вторая бомба разорвалась пред ним, и он опустился со словами: ”Помогите!“ К нему кинулись, приподняли, посадили в сани Дворжицкого, который сам получил 15 ран мелкими осколками бомбы, но ни одной смертельной, и повезли.

Городской голова Иванова-Вознесенска, Гарелин, ехавший с Дворцовой площади на Большую Миллионную, встретил эти сани, в которых потерявший уже сознание освободитель русского народа, с обнаженною (фуражка его осталась на месте злодейства) и закинутою назад головой, которую поддерживали два офицера, стоявшие сзади на полозьях, и весь в крови, ехал умирать в свой дворец. Это было ровно в 2 часа.

”Московские ведомости“ получили чертеж и описание разрывного снаряда, послужившего орудием цареубийства. Вот этот чертеж [см. следующую страницу]».

Показания очевидцев катастрофы

Рассказ полковника Дворжицкого

Проезжая мимо забора Михайловского сада, по Екатерининскому каналу, и не доезжая до Театрального моста, я вдруг услышал оглушительный удар и увидел белый дым, на несколько мгновений застлавший всю местность. Слышно было дребезжание и падение массы стекол. Лошади кареты государя и мои остановились. Я выскочил из саней и, видя, что карета Государя повреждена, а его величество отворяет дверцы, бросился отворить их. Государь вышел и перекрестился.

Первым вопросом его величества было: «Схвачен ли преступник?» Я огляделся и, видя, что в толпе уже держат какого-то человека, отвечал: «Схвачен, ваше величество», и при этом сказал: «Государь, благоволите сесть в мои сани и ехать немедленно во дворец». «Хорошо,?– отвечал его величество,?– но прежде покажи мне преступника». И государь направился к молодому человеку, которого держали за руки, и спросил его фамилию.

Я не расслышал фамилии преступника и только торопил государя ехать. Его величество вновь отвечал: «Хорошо, но прежде покажи мне место взрыва». Его величество подошел к образовавшейся яме. На его лице была улыбка. Он, видимо, был весь под влиянием благодарности к Божественному Промыслу, как в этот момент произошло нечто необычайное: раздался новый удар, сильнее первого.

Я, пораженный в спину, упал прямо на руки. Но в момент падения услыхал стонущий голос, говоривший: «Помогите». Вскочив на ноги, я увидел государя, лежащего на земле, но лежащего в полусидячем положении. Он опирался рукою, тяжело дышал и видимо старался приподняться. Собрав все силы, я стал поднимать государя, и глазам моим представилась ужасающая, леденящая душу картина. Ноги его величества ниже колен были раздроблены, не было ни брюк, ни сапог, ни кальсон, а виднелась окровавленная масса, состоящая из мяса, кожи и костей.

Кровь лилась страшная. Я крикнул на помощь. Бросились многие из толпы, но большинство их были ранены. В это мгновение подъехал его высочество государь великий князь Михаил Николаевич, и его величество был положен в мои сани и перевезен в Зимний дворец. Когда его величество был внесен во дворец, то из саней была кровь вылита: такая масса вышла ее из ран государя императора. Затем, когда государь был увезен, мне сделалось дурно.

Рассказ штабс-капитана Новикова

На разводе были батальоны гвардии резервного полка (господин Новиков в этом именно полку и служит) и гвардии саперный батальон. Государь был доволен разводом и находился, по-видимому, в хорошем настроении. Новиков с двумя товарищами, из манежа пошли по Невскому. Подойдя к Казанскому мосту, они услышали сильный выстрел.

Новиков, не отдавая себе отчета в том, что делает, бросился бежать по набережной Екатерининского канала к месту, откуда послышался выстрел. Ему оставалось шагов 30–35 до места, где виднелась группа людей, как поднялся густой столб снега и обломков, и раздался новый выстрел. Он побежал еще быстрее. Матросы 8-го флотского экипажа держали какого-то человека, что-то крикнули, но он не слыхал что.

Снег был взрыт и усеян осколками и ранеными: лежал раненый мальчик, раненый конвойный, еще кто-то, и на снегу государь, без шапки, без шинели, в мундире саперного батальона. Ноги его были изломаны, одежда местами взорвана, кровь текла из ног, кровавые пятна были на снегу. Новиков заплакал и бросился к государю со словами: «Боже мой! Что сделали с вашим величеством?»

Государь лежал недвижим. Подошли матросы флотского экипажа. С их помощью Новиков поднял государя, обхватив правою рукой по талии, левою по груди. Матросы поддерживали ноги, не выпуская из рук ружей, с которыми они шли. Так прошли несколько шагов. Государь сказал раза два: «Холодно, холодно» и старался поднять руку ко лбу, на котором была кровь.

Новиков, поддерживая государя на одной руке, стал другою доставать платок из кармана, чтобы обвязать им голову государя. В это самое время подъехал великий князь Михаил Николаевич. «Саша, как ты себя чувствуешь?» сказал он, наклонясь к лицу государя. Что сказал государь в ответ, трудно было расслышать, но он что-то сказал.

Ни одного стона не вырвалось у него из груди. Великий князь велел матросам бросить ружья и, сняв с кого-то фуражку, надел ее на голову государя. Его понесли дальше. Народ собирался со всех сторон. Многие падали на колени, крестились и плакали. Положить негде было страдальца. Лошади полковника Дворжицкого в испуге от выстрела бросились к Театральному мосту, и штабс-капитан кадрового батальона Франк побежал за ними. Возле стояли извозчичьи сани, но на них трудно было везти раненого.

Новиков обратился к великому князю с просьбой разрешить внести государя в дом, находившийся тотчас за мостом, чтобы сделать перевязку. Государь, очевидно, не терял сознания при страшных страданиях. Услышав эту фразу, он произнес внятно: «Несите во дворец», «там умереть», еще что-то, что трудно было разобрать.

Эти слова были последним усилием страдальца. Он сомкнул уста, закрыл глаза и не произнес более ни слова… Подъехали лошади Дворжицкого. Государя посадили в сани. С обеих сторон его поддерживали. Он сидел облокотясь, закидывая и опуская голову. Сначала ехали шагом, но силы государя оставляли его. Приказано было ехать быстро. Сани понеслись. Государь был внесен во дворец.

Рассказ подпоручика Рудановского

Возвращаясь с развода и подходя к Театральному мосту, я услыхал сильный взрыв, и догадываясь, в чем дело, бросился бежать к месту происшествия. Перебежав Театральный мост, я увидел остановившуюся карету государя около деревянных ворот каменного забора сада Михайловского дворца.

Наискосок ворот, у решетки канала, образовалась кучка людей, задержавшая преступника. Запыхавшись от бега, я и кто-то из Преображенских офицеров, шагах в десяти от кучки, подбежал к государю и, не узнав сзади его величество, обратились с вопросом: «Что с государем?» Его величество оглянулся и, продолжая идти, перекрестясь, сказал: «Слава Богу, я уцелел, но вот…».

Около кареты лежал раненый казак; невдалеке кричал раненый мальчик. Услыхав слова его величества, преступник заметил: «Еще слава-ли Богу!» Его держали два матроса 8-го флотского экипажа, один Преображенский солдат, лейб-гвардии резервного батальона штабс-капитан Франк и еще несколько человек. «Кто такой?» спросил Государь.

Кто-то ответил, мещанин (сколько мне помнится) Грязнов. Он невысокого роста, лет 16-ти или 17-ти, с длинными русыми волосами и довольно глуповатым и грубым лицом. Только что вырванный из его рук револьвер дымился. «Есть и еще», – сказал он; его обыскали и нашли в карманах кинжал. Собравшийся на противоположной стороне канала народ кричал: «Из-за забора стреляли».

Я подбежал к подходившему караулу 8-го флотского экипажа, приказал разбить ворота прикладами и осмотреть сад, что и было исполнено, а сам повернул обратно к Государю, отошедшему в это время вдоль решетки канала шагов на 20, в сопровождении полковника Дворжицкого. Я был за ним шагах в 10-ти, 12-ти. Раздался страшный треск. Масса дыма, снега и клочьев платья закрыла все на несколько секунд. Крик ужаса раздался с противоположной стороны канала.

Государь упал. Одновременно со мной подбежал штабс-капитан Новиков, подбежали моряки, остальных не разглядел. Когда мы приподняли государя, оказалось: ноги совсем голые, мясо висит клочьями, ступня одной ноги совсем оторвана.

В это время подбежал его высочество Михаил Николаевич. «Холодно, холодно», очень слабым голосом проговорил государь.

Штабс-капитан Новиков обратился к его высочеству с предложением внести государя в ближайший дом для оказания помощи. Государь услыхал и уже совсем слабым голосом проговорил: «Во дворец, там хочу умереть».

Поместить его величество в карету было невозможно; мы стали звать сани полицеймейстера, но они оказались у Театрального моста. Штабс-капитан Франк побежал за ними и привел. Государя поместили в них, укутали шинелью кого-то из господ офицеров и повезли.

Между первым покушением и вторым прошло около трех минут. Чем были произведены взрывы, определить трудно, а также и то обстоятельство, откуда и как был сделан второй взрыв, потому что быстро образовавшаяся масса дыма все закрыла.

Рассказ мичмана Ержиковича

Перед нами, говорит «Петербургский Листок», рассказ мичмана Ержиковича. Господин Ержикович возвращался с развода со взводом 8-го флотского экипажа. По Инженерной улице экипаж государя императора обогнал команду мичмана, которая, отдавши честь, продолжала дальнейшее следование. Не прошло полуминуты после того, как экипаж поворотил за угол по канаве, как раздался страшный взрыв.

Из-за угла показался околоточный надзиратель, с криком: «Помогите государю!». Тогда вся команда 8-го флотского экипажа, с мичманом Ержиковичем во главе, стремглав бросилась к месту происшествия и застала государя, который, обратившись лицом к Невскому проспекту, говорил с пойманным преступником, бросившим первый снаряд.

По словам мичмана Ержиковича и матросов, его величество сказал только преступнику: «Что тебе нужно, безбожник?», и затем изволил повернуться к стоявшему позади его полковнику Дворжицкому. В этот момент упал между ними второй снаряд, и страшная катастрофа совершилась.

Команда 8-го флотского экипажа, с юнкерами Павловского училища уложила смертельно раненого государя в сани и сопровождала экипаж, следуя за ним бегом; вначале сани ехали медленно, а затем матросы отстали, когда лошади поехали быстрее.

Рассказ мальчика Федора Дьяконова

В числе раненых находился молодой человек, почти мальчик по наружности, 16-ти лет, Федор Петров Дьяконов, обойщик по ремеслу. Руки и ноги его покрыты крупными ссадинами, глаза сильно воспалены, но отделался он все-таки сравнительно легче других. Вот его интересный рассказ, передаваемый корреспондентом «Русских ведомостей».

Шли мы втроем, я и два товарища – Николаев, раненый тоже, и другой, оставшийся целым; несли оттоманку; шли от Театрального моста по набережной Екатерининского канала мимо Михайловского сада к Невскому. Только что мы поклонились проехавшему государю, как вдруг страшный выстрел, точно из пушки; мы поставили оттоманку, оглянулись: дым покрывал улицу.

Шагах в сорока, в дыму стояла карета. Была ли она сломана, не видать было. Бомба упала посередине улицы. Мы стоим,?страшно стало; вдруг к нам бежит по средине улицы какой-то человек, молодой, белокурый, в обыкновенном пальто, в картузе; кричит: «Держи, держи!». С панели на бегущего кинулся какой-то штатский и обхватил его.

Мы кинулись тоже на него и его повалили; я тоже упал. Раньше народу было совсем мало, ну, а после выстрела (так Дьяконов называет взрыв) сейчас набежало много. Прибежали солдаты, двое взяли преступника, которого поставили на ноги и крепко держали ему руки. Пока он лежал под нами, подбежали полковник (Дворжицкий), вынул саблю и низко наклонился над преступником; я думал, он ему изрубит голову. Когда преступника поставили на ноги, подошел государь, спрашивает: «Кто стрелял?»

Показывают преступника. Государь посмотрел на него и говорит: «Ну, ведите». И вошли мы все туда, где стояла карета; шли ближе к перилам канавы. Государь шел почти у самых перил, потом полковник, за ними ведут преступника, потом народ, и я тут же, недалеко от государя, посредине улицы. Вдруг опять выстрел, мы все попадали, меня совсем в снег зарыло. Что дальше было, я и не знаю, не помню, как я выполз, как меня посадили на извозчика и повезли.

Откуда бомба упала: из сада ли – хоть и далеко, все-таки долетела бы; из канавы ли, тут ли кто бросил,?– нельзя было разобрать, так как это сразу вышло. А как ушел преступник – Бог знает! Тут все дымом завалило, свету Божьего не видно было. Ему что – и первый остался цел, и второй, полагать надо, кинул, да и в сторону, а потом потолкался в толпе и ушел. А у первого преступника, когда мы его валили, я видел за кушаком много всего было: и нож, и пистолет; только чтоб у него вырвали – я не видал; ему руки только крепко-накрепко держали. А мой-то кафтан в клочья разорвало, только один рукав остался цел, а то все порвало.

Рассказ помощника пристава поручика Максимова

«С.-Петербургские ведомости», со слов помощника пристава поручика Максимова, передают следующие подробности страшной катастрофы, которых он был очевидцем, ранее других успев подбежать к покойному императору.

Покойный государь изволил выехать из дворца в Михайловский манеж, направляясь по Мойке чрез Певческий и Театральный мосты. Максимов проводил государя в пределах своего участка между этими мостами. Затем остановился у Театрального моста ожидать возвращения его. Около трех четвертей второго государева карета показалась на углу Инженерной улицы, затем, следуя по направлению к

Театральному мосту; на некотором расстоянии от последнего вдруг раздался страшный взрыв?– клубы синего дыма покрыли карету. Максимов инстинктивно бегом бросился со своего места к месту происшествия. Максимов подбежал к карете, когда покойный государь выходил уже из нее. В понятном волнении государь шатался; Максимов и полковник Дворжицкий поддерживали его.

Устремив свои взоры на какого-то человека, должно быть Рысакова, которого держали солдаты, Государь прерывисто сказал: «Это ты? Возьмите его под арест!». С этими словами он повернулся и направился к раненому казаку. Тут раздался новый страшный взрыв.

Максимов упал одновременно с государем и полковником Дворжицким. Он потерял сознание. Когда он очнулся через некоторое время, то увидел кругом суматоху, но не может забыть окровавленных и изувеченных ног Государя. Он подполз к перилам набережной, с усилием встал на ноги. Но тут один Преображенский офицер взял его отвести в придворный госпиталь, как оказалось, по приказанию великого князя Михаила Николаевича.

Максимов сильно контужен и ранен в левую руку и левую ногу; правая рука испещрена мелкими легкими ранами, как бы наколами иглы; лицо также изранено; глаза остались целы, но у правого сильный подтек. Вся одежда, в которой он был во время катастрофы, разорвана на клочки, шашка с эфесом сплющена.

Вместе с поручиком Максимовым на посту, на Театральном мосту, находился околоточный надзиратель первого участка, Казанской части, Егор Галактионов, который одновременно с Максимовым бросился за ним по направлению к карете покойного Государя после первого взрыва. Галактионов ранен в левую руку и лишился левого глаза. Он находится теперь в придворном госпитале.

Рассказ капитана Коха

Не безынтересен, хотя и не нов в подробностях рассказ капитана Коха, начальника охранной стражи его величества. Капитан Кох передает: «Когда раздался первый взрыв, я выскочил мгновенно из саней и остановился осмотреться вокруг и убедиться, что сталось с государем императором; завидя, что государь выходит из полуразрушенной кареты, и что около него находятся несколько лиц, в том числе Дворжицкий, я побежал по направлению к его величеству, но не успел отбежать и десяти шагов, я заметил бегущего мне навстречу по тротуару канала, в направлении к Невскому, молодого человека, напоминающего костюмом мелкого приказчика, с опущенною в правый карман рукою.

Я моментально бросился на него, схватил левою рукою за воротник пальто, а правою обнажил шашку для отклонения нового покушения и ограждения преступника от расправы набегавшей разъяренной толпы. Одновременно несколько людей также схватили преступника. Он был буквально прижат к решетке канала. Я тотчас обратился к преступнику с вопросом: «Это ты произвел взрыв?» – «Я, ваше благородие, я произвел взрыв» – ответил он, взглянув в мою сторону.

На вопрос о фамилии он назвал себя мещанином Грязновым. В этот момент, то есть спустя не более двух минут по задержании преступника, государь приближался бодрыми шагами чрез толпу, в сопровождении Дворжицкого и нескольких лиц, прямо к назвавшему себя Грязновым. Еще несколько ранее были выхвачены из кармана преступника револьвер и кинжал в чехле. Когда государь, направляясь к преступнику, был в расстоянии от него не более трех шагов, то обратился ко мне с вопросом, указав взглядом на преступника: «Этот?» – «Называет себя мещанином Грязновым, ваше величество» – отвечал я.

Приблизясь еще на один шаг к преступнику, Государь твердым голосом, показывавшим полное спокойствие и самообладание, произнес, взглянув в лицо задержанному: «Хорош!». Это слово укоризны было последним словом Государя до последовавшего затем второго рокового взрыва. Произнеся приведенное слово, Государь круто повернулся назад и направился к экипажу.

Не прошло одной минуты, как воздух огласился страшным ударом, от которого я на несколько мгновений потерял сознавшие. Придя немного в себя, но еще оглушенный, и чувствуя сильную головную боль, я побежал бессознательно по направлению к царскому экипажу, в шинели истерзанной в клочки, с оторванною саблей, без отлетевших от мундира орденов. Царский кучер Фрол на мой вопрос о государе ответил: «Государь ранен».

Взглянув затем левее экипажа, глазам моим представилась следующая картина: государь, опустив руки, как бы машинально на плечи лиц его поддерживавших, был мертвенно бледен, голова держалась совершенно прямо, но по лицу струилась кровь. Открытые глаза выражали глубокие страдания. Обе ноги обнажены и окровавлены; кровь ручьями лилась на землю. Обезумев от ужаса, я бросился в первые попавшиеся у Театрального моста сани и полетел к графу Лорис-Меликову доложить о случившемся.

У подъезда я встретил генерал-адъютанта Рылеева, который по моему окровавленному лицу, по шинели, представлявшей одни клочки и денщичьей шапке на голове, догадался, что случилось нечто необычайное, и с ужасом выслушал роковую весть. Столь же ужасно поразила эта весть графа Лорис-Меликова, бывшего у него председателя Комитета Министров Валуева и других лиц».

Рассказ солдатки Авдотьи Давыдовой

Вот безыскусный рассказ солдатки Авдотьи Давыдовой, 38-летней женщины, находящейся в настоящее время в Мариинской больнице (повреждение правой руки, выше локтя): «Была я, батюшка ты мой, – рассказывает она – в этот самый день имянинница – Авдотьей меня зовут – и шла из церкви, да думала зайти к куме своей; на канаве она живет. Только это у самого Царицына луга, думаю, как мне идти? По Конюшенной или по набережной? Пошла по набережной…

Впереди меня шли двое мастеровых и несли на головах не то диван, не то кровать – не запомню хорошенько. Помню я только, что они остановились и сказали: ”Вон, государь едет“. Тут подошел к нам еще мальчик-мясник, с корзиной тоже на голове. Корзину-то он снял и поставил на панель, а сам шапку с головы снял. Проехал это батюшка-царь.

Мы поклонились. Я и хотела уж только повернуться и идти, вдруг – треск раздался, да такой сильный, словно из пушки. Карета остановилась. По панели какой-то человек забежал и кричит: ”Держи!“. За ним погнался казак. Мальчик-мясник бросил бежавшему то, корзину свою под ноги. Тот запнулся и упал. Тут его и остановили. Такой молодой из себя, в немудрящем платье и в меховой шапке. Карета-то, как остановилась, батюшка, покойный-то государь, и вышел из нее, да подошел к этому человеку.

Перекрестилась я, и тоже поближе пододвинулась. Только что я начала подходить, вдруг – второй выстрел. У меня словно что-то обожгло руку… В глазах это у меня все помутилось… Больше уж ничего не помнила. Видела я, как в тумане, солдатики подбежали молодые… Все забегали, закричали… Потом меня кто-то посадил в сани, и повезли сюда» …

Рука у Давыдовой поправляется. Она просится домой. Живет она на Черной речке, где занимается стиркой белья.

Место катастрофы

Местность, где совершено страшное преступление, совсем, что называется, непроезжая, и если справедливо, что Государь избрал ее в виду полученных анонимных угроз, то трудно себе представить, говорит корреспондент «Московских ведомостей», почему именно на этом пути ждали его злодеи,?– разве потому, что заметили на нем усиленное, против обыкновенного, число полиции.

В момент взрыва местность эта, как сообщает «Московский телеграф», представляла собою такую картину. «Один из казаков – Малечев именно, лежал мертвый, позади кареты близ тротуара набережной, другой казак, сидевший на козлах возле кучера – Манцев, склонился в изнеможении, судорожно ухватясь за козлы.

На самом тротуаре, шагах в тридцати позади, бился на земле и стонал мальчик, возле которого лежала большая корзина с мясом; он нес на голове эту корзину и был ранен осколком смертоносного снаряда. В нескольких шагах от него стоял, отвалившись на перила канавы, изнемогая офицер, также раненый.

Впереди падал на землю городовой; тут же стоял обезумевший от страха мастеровой, несший небольшой диванчик. Наконец несколько в стороне быстро удалялся человек с длинными космами в шапке и темно-синем пальто. Государь тотчас указал на него и направился к раненым офицеру и мальчику.

Государь не прошел и половины расстояния, как раздался новый взрыв, и взвился клуб белого дыма. Это был второй снаряд брошенный злодеями. Как полагают, человеком, стоявшим на льду канавы. На месте, где произошел первый взрыв, образовалась неглубокая круглая воронка в три четверти аршина глубиной и аршина два в поперечнике. В углублении ее виднеется небольшой клок сероватой шерсти или пакли.

На месте второго взрыва не образовалось ни воронки, ни углубления; эта разница произошла, вероятно, потому, что при первом взрыве карета представила известное сопротивление сверху действию газов. Тут валяются на снегу суконные клочки как бы от военной шинели.

У самого тротуара канавы свалена груда разных вещей, оцепленная несколькими рядовыми Павловского полка. Здесь, возле кровавой лужи, валяется: офицерская серо-синяя шинель с меховым воротником, обломок нижнего конца шпаги, шапка околоточного надзирателя, деревянные обломки и куски черного сукна, вероятно, от шинели казака. Тут стоит большая, так называемая, бельевая корзина с мясом; несколько поодаль небольшой диванчик без обивки. Сегодня (речь идет о 2-м числе) массы народа толпятся около места злодеяния».

Народ толпился на месте катастрофы и весь день 3-го числа. Только небольшая ямка свидетельствует теперь о месте преступления; даже положение ее и очертание изменились. Сообщаем следующие точные сведения, собранные час спустя после преступления.

Ямка – 40 дюймов в диаметре; глубиною на снегу – восемь дюймов. Она находится в 11-ти шагах от каменного забора сада великой княгини Екатерины Михайловны и в 9-ти шагах ох решетки набережной. В ямке найдены кусок пробки, кусок красного сургуча, два кусочка жести, золотой браслет с женским медальоном. Вокруг ямки были разбросаны клочки волос, куски материи и щепки дерева от экипажа, стекла от каретных фонарей.

В пятнадцати шагах от этой ямки, по направлению к Театральному мостику – место второго взрыва. Здесь, на пространстве 30-ти шагов, разбросаны были клочки сукна и разной материи, и в стороне, у забора, сложенные вещи пострадавших.

В числе этих вещей, следующие оказались принадлежащими покойному государю: а) фуражка инженерного ведомства на ватной, шелковой, серого цвета подкладке, без кокарды, козырька и части околыша; б) верхняя часть военной инженерного ведомства шинели с бобровым воротником и лацканами; нижняя часть шинели изорвана в клочки; под воротником, с левой стороны, оторван клапан; в) кусок серебряной портупеи; г) два батистовых платка с метками А. Н.: на одном буквы вышиты рядом, на другом – одна на другой, накрест; д) части кожи от раздробленного сапога.

Сверх того, тут же, в куче, находились: два письма, на имя Паля и Володи, башлык, куски дерева и материи от кареты. В двух местах – большие следы крови. Изорванные края шинели замараны кровью.

Вот другое описание той же местности после взрыва: «На месте преступления найдены два куска тонкой жести, которая, полагают, служила наружною оболочкой для снарядов. Тотчас после катастрофы были собраны вещественные последствия взрыва, в том числе некоторые вещи из одежды в Бозе почившего государя.

По рассказам, взрыв, ранивший государя, был так ужасен, что от шинели его величества осталась только верхняя часть с пелериной и бобровым воротником, точно также от фуражки государя оторвало взрывом козырек и кокарду. От сапога с левой ноги остался только передок с исковерканным каблуком, между подошвой и стелькой его запекшаяся кровь. Башлык, бывший на шее государя, весь изорван в клочки.

Его концы истрепаны взрывом. На месте разбросана масса щепок, мелких осколков от стекол и клочков от подушек кареты государя, которые народ жадно расхватывал как реликвию. Нашлись промышленники, которые стали продавать эти остатки. Говорят, некто заплатил за клок волос из каретной подушки большие деньги.

В настоящее время место это устлано мхом, и на нем положены массы венков. Пока место это огорожено, и поставлены часовые.

Вот план этой роковой местности. На плане этом обозначен Михайловский дворец, ворота дворца, из которых выехал государь император, путь следования, и наконец, буквою А самое место, где совершилось преступление.

Во дворце

Раненый Государь Император привезен был во дворец в санях полковника Дворжицкого, а не великого князя Михаила Николаевича, как об этом говорено было выше. Внесли венценосного страдальца во дворец – на ковре, и положили на постель в его кабинете, возле того письменного стола, за которым он обыкновенно занимался. Лежал он без движения, испуская тихие стоны. Его осторожно раздели; кровь была на лице, ноги совсем раздроблены; задета нижняя часть живота.

Обе голени,?– продолжать страшно! – ниже колен и до стопы были превращены в массу обрывков мускулов, на которых местами висели осколки костей, и мягкие части носили на себе следы ожога. На левом верхнем веке замечался незначительный подтек также с ожогом. Перчатка правой руки окровавлена. По мере приближения к Зимнему дворцу, государь терял сознание от потери крови, которая сочилась из оборванных мускулов обоих голеней. Эти мускулы составляли единственную связь между стопою и коленями обеих ног, ибо кости голеней были раздроблены и вышиблены взрывом.

Доктора Круглевский и Маркус явились первыми и произвели немедленно прижатие бедренных артерий. Доктор Дворяшин, врач 4-го стрелкового батальона Императорской фамилии, находившийся случайно в здании Окружного штаба, услышав крики «Государь ранен!», бросился во дворец и в дверях кабинета его величества встретил доктора Круглевского. «Скорее привозите ампутационный и резекционный набор!», – сказал ему Круглевский. Дворяшин бросился за инструментами в квартиру Круглевского и чрез пять минут был обратно во дворце. Боткин был уже при его величестве и с величайшим вниманием производил выслушивание ударов сердца.

Из привезенного набора каучуковый бинт немедленно был наложен на правую ногу выше колена, причем доктора старались сохранить всю оставшуюся на оборванных частях тела кровь и отдавить ее по направлению к сердцу. Затем наложен был каучуковый жгут. Бинт снят, чтобы повторить туже операцию на левой ноге, дабы уэкономить кровь для питания мозга. Решено было наложить бинт на правую руку. Когда Дворяшин снял окровавленную перчатку с правой руки государя, оказалось, что на руке было несколько кровавых подтеков с ожогом. Обручальное кольцо было совершенно сплюснуто спереди. Произведено было бинтование. Боткин сказал, что сердечные тоны становятся яснее и появилось глотательное движение. Дыхание стало глубже.

Государь приоткрыл несколько глаза и под влиянием вспрыскивания сернокислым эфиром и водой со льдом, при накачивании из баллона кислорода, дыхание стало восстанавливаться. Этим моментом воспользовался духовник протопресвитер Бажанов и приобщил его величество Святых Тайн. Сцена была в высшей степени трогательная и умилительная. Казалось, надежды воскресли. Помчались в Конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови. Судьба судила иначе. Боткин стал замечать постепенное ослабление сердечных тонов. Дыхание стало поверхностное и чем далее, тем реже и реже. Наконец в 3 часа 35 минут дыхание совсем замерло. Все члены императорского дома, присутствующие в Петербурге, были у постели августейшего шефа семьи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.