«Женщина – такой же человек»

«Женщина – такой же человек»

Как вся эта практически уже официальная политика феминизма повлияла на менталитет мужчин? Об этом я спрашиваю Деннис Мальмберг, руководителя Программы женских исследований Упсальского университета. Она говорит:

– Мы много сделали, чтобы укоренить в сознании мужчин, что женщина – такой же человек, только другого пола. Это касается не только трудовых отношений, но и личной жизни. Например, мы добились отмены закона, запрещавшего аборты: женщина получила право распоряжаться своим телом по своему усмотрению. А в 1970-е годы мы боролись со «стокгольмским браком». Мы выступали против чересчур либеральных сексуальных отношений.

– Вот это неожиданность! – удивляюсь я. – А я-то считала, что феминистки – ярые защитницы свободной любви.

– Феминистки прежде всего защитницы интересов женщин. Вначале они, возможно, и поддерживали эту неограниченную свободу выбора сексуальных партнеров. Но на деле оказалось, что это преимущественно свобода для мужчин. Так сказать, социально легализованное разрешение менять партнерш столько раз, сколько захочешь.

– Так ведь легализованное разрешение-то для всех?

– На словах – да. Но на деле иначе. Женщины вовсе не так охотно меняют возлюбленных. Они больше склонны к моногамии. Не говоря уж о том, что, забеременев, женщина и вовсе теряет сексуальную привлекательность. А родившийся ребенок может остаться без отца. Где же здесь равенство? И феминистки энергично сопротивлялись такой «свободе»…

– Теперь о вашем вопросе, – продолжает Биргитта, – как феминистская деятельность повлияла на мужское сознание. Я думаю, что повлияла сильно. Наверное, в этом смысле Швеция по сравнению с другими странами действительно ушла вперед. Конечно, далеко не каждый швед сегодня приверженец женского равенства. Но чем выше интеллектуально развит человек, тем чаще он разделяет идеи феминизма.

Понятно и убедительно эти идеи позже мне излагает молодой профессор Сёдерторнского колледжа Патрик Акер.

Патрик производит впечатление классического интеллигента: вдумчивый взгляд, мягкие интонации, деликатные манеры. Он и впрямь интеллигент – по происхождению и по убеждению.

Родился в самом центре Стокгольма, в семье инженера. Хотел стать репортером, поступил на факультет журналистики. Но скоро понял, что его призвание не практическая журналистика, а наука. Сфера его исследований – роль СМИ в формировании общественного сознания.

Учась в аспирантуре, он познакомился с Льюис, тоже аспиранткой. В начале романа они жили порознь, встречались то у одного, то у другой. Но вскоре стало ясно, что надо снимать общую квартиру.

– Льюис, однако, не сразу на это согласилась, – вспоминает Патрик. – Она была очень увлечена наукой, а совместный быт требует внимания к хозяйству. Льюис опасалась, что это сильно оторвет ее от занятий. Убедил же я ее только тогда, когда прямо сказал: «Льюис, я истинный феминист. Я считаю, что женщина и мужчина должны одинаково развивать свою личность, раскрывать свои возможности. Я обещаю, что всячески буду тебе в этом помогать».

– Вы альтруист? – замечаю я.

– Я эгоист, – возражает он, – я думал не столько о ней, сколько о себе. Ну скажите, зачем мне идти по жизни с человеком, который по своему развитию ниже меня? Мне же это будет в тягость. А я хочу, чтобы мне с моей женщиной было интересно. Я вообще не понимаю, как можно жить с женой, с которой нельзя обсудить новую книгу, или фильм, или политическое событие – словом, поговорить на одном языке. Взаимопонимание, по-моему, то единственное, что соединяет двух людей и скрепляет их союз. Но, если один делает карьеру, а другая забросила свои деловые интересы ради дома, они неизбежно перестают понимать друг друга. У женщины вырабатывается комплекс неудачницы, а у мужчины комплекс вины перед ней.

– И вы реализовали свою концепцию феминизма в жизни?

– Надеюсь, что реализовал. Во всяком случае, я всегда старался вместе с Льюис разделять заботы по дому, наравне с ней заниматься детьми. Через год после того, как мы поселились вместе, у нас родился Сэм, а еще через три года Вилма. Первые месяцы после их рождений было очень тяжело: мы по очереди брали отпуск. Помогать было некому. Потом дети пошли в детский сад, стало немножко легче. В первом классе школы мы определили Сэма в группу продленного дня. И тут начались новые сложности. Выяснилось, что мальчик совершенно не приспособлен проводить досуг в коллективе. Он любил читать, хотел уединения. Его утомляли дети, раздражал шум. А Вилма, лидер по натуре, наоборот, чувствовала себя в детском окружении прекрасно. Пришлось Сэма взять с продленки: он приходил домой, а мы только по телефону его контролировали.

– Патрик, – говорю, – я что-то пропустила: а когда у вас была свадьба-то? Или ее не было?

– Была-была, – смеется он. – Совсем недавно. Хотя идея свадьбы витала с первого дня, как только мы переехали в общую квартиру. Мы обменялись кольцами, то есть как бы совершили обряд помолвки. И собирались со дня на день узаконить свой брак. Но потом жизнь закрутилась в таком бешеном темпе – работа, дети, хозяйство, – что мы просто забыли о своем намерении. И вот год назад наконец-то выбрали время. В церкви Софии обвенчались в торжественной обстановке. Среди приглашенных родных главными гостями были десятилетний Сэм и семилетняя Вилма. Потом мы поехали в свадебное путешествие в Лиссабон. На неделю. Большего времени мы себе позволить не могли. Хочешь быть счастливым – привыкай к перегрузкам.

– И эти перегрузки одинаковы для мужчины и женщины?

– Нет, на деле, конечно, все равно на женщину выпадает больше. Я это хорошо понимаю. И очень сочувствую.