«СВЯТЫЕ ОТЦЫ»
«СВЯТЫЕ ОТЦЫ»
Органами прокуратуры Татарской АССР расследованы факты преступней деятельности некоторых «святых отцов» из среды казанского духовенства.
Архиепископ Кресович В. А. (в монашестве Иов) и значительная часть его приближенных длительное время скрывали от финансовых органов свои действительные доходы, уклоняясь от уплаты подоходного налога.
Личное обогащение за счет верующих и обман государства — вот две стороны деятельности Кресовича, всю свою жизнь посвятившего служению не столько богу, сколько «желтому дьяволу».
Ради духовной карьеры, достижения личного благополучия и обогащения Иов еще в период Великой Отечественной войны вел себя как неприкрытый враг Советского государства.
Будучи священником в захолустном сельском приходе — местечке Рожище — и не имея высшего духовного образования, Кресович понимал, что духовная карьера на оккупированной фашистами территории Западной Украины возможна для него только при условии усердного служения немецким властям. И вот он организует богослужения у символических могил «жертв большевизма», созданных гитлеровцами и украинскими националистами.
«После освящения могил, — говорил впоследствии Кресович, — молебны превращались в митинги, где выступали немцы, украинские националисты и произносили речи против большевизма».
В своих проповедях с церковного амвона он всячески оправдывал нападение гитлеровской Германии на СССР и призывал верующих оказывать помощь врагам советского народа.
В феврале 1945 года Кресович переезжает в Измаильскую область, где назначается правящим епископом. Здесь он собирает вокруг себя и назначает в церковные приходы священников, вместе с которыми творил грязные дела в период оккупации.
Однако деятельность Иова вызвала серьезное недовольство верующих, и уже в апреле 1946 года решением синода он был отстранен от занимаемой должности и помещен в Измаильский монастырь.
Монашеская жизнь пришлась не по душе привыкшему к «светским забавам» Кресовичу. Через полгода он обратился в Московскую патриархию с заявлением «о тяжелых условиях жизни». Просьбу удовлетворили. Он был назначен викарным епископом Горьковской области.
Проповедуя с церковного амвона воздержание и смирение, сам Иов в то же время начинает лихорадочно обогащаться, живет на широкую ногу. Он даже упрекает церковный совет в том, что тот не заботится о приобретении особняка, который нужен ему для того, чтобы, по собственным его словам.
«…не всякий видел, что делается в семейной жизни епископа».
Иов громогласно предупреждает верующих, что
«…религия не велит развратничать… Мы видим, что развращенность развита среди не признающих бога…»
И в это самое время вместо келейника содержит у себя молодую женщину Нонну Максимчук.
Пользуясь тем, что, будучи епископом, он одновременно являлся и казначеем, Кресович самочинно сводит на нет деятельность церковного совета, получая тем самым возможность беспрепятственно распоряжаться церковными средствами. Когда же его стали упрекать в этом, он назначил казначеем неграмотного сторожа. Проповедуя одно, а делая другое, духовный отец сильно погряз в земных соблазнах и грехах.
Неблаговидные поступки Кресовича становятся достоянием гласности и в Горьковской области.
Возникает скандал, и Кресовича опять увольняют. Впрочем, ненадолго.
Вскоре стяжатель — в сане архиерея Чувашской епархии. Здесь «святые отцы» роскошно отметили новое назначение Иова. Вопреки ежедневным проповедям о недопустимости пьянства, в помещении Чебоксарской епархии была организована попойка, сопровождаемая пением церковного хора. «Отцы» налакались до бесчувствия. Священнослужителей по одному выносили в прилегающий к зданию епархии сад и складывали рядком под охраной монахов.
Дальше все идет «обычным» порядком.
Для увеличения своих накоплений Иов заставляет оплачивать церковными деньгами налог с личных доходов.
Правда о жульнических махинациях пастыря снова становится известна верующим. Почуяв, что его греховные дела зашли слишком далеко, Иов-Кресович через Московскую патриархию добивается перевода.
В 1953 году он назначается архиепископом казанским и марийским.
Получение казанской архиерейской кафедры Иов считал для себя большой удачей. Во всем исходя из корыстных мотивов, он в первые же дни убедился, что занял теплое местечко. Иов заменяет неугодных ему казанских церковников и в то же время подбирает для епархии «нужных людей». На должности, связанные с денежными операциями и дележом доходов, протаскивает особо приближенных священнослужителей.
Жизнь на широкую ногу потребовала устранения всяких препятствий, мешающих обогащаться. Вот почему не мог удовлетворить Кресовича существовавший дележ церковных и причтовых денег. Так называемый «дележ братской кружки» был вдвойне невыгоден Иову, ибо, с одной стороны, не позволял беззастенчиво обогащаться, а с другой — доставлял много беспокойства со стороны финансовых органов.
Чтобы избежать установленного законом обложения всех личных доходов казанского духовенства, Иов заявляет финансовым органам, что «дележ братской кружки» отменяется. А доходы приказывает делить между епископом и настоятелем церкви. Остатки от раздела по церкви поступают на счет Казанской епархии. Все это дает возможность еще более завуалировать и без того неучтенные доходы.
Умышленно созданная обстановка полной бесконтрольности помогала «святым отцам» на протяжении ряда лет растаскивать по карманам сотни тысяч рублей. Вот что говорят об этом очевидцы:
«Подсчет собранных денег в церквах производят старосты. Деньги по окончании служб складываются в обычные, завязанные простой бечевкой, мешки, которые передаются шоферу, а тот отвозит их в епархиальное управление. Взять 10—15 тысяч рублей имел возможность каждый, кто хотя бы в какой-нибудь мере соприкасался с деньгами».
«Из 115 тысяч рублей выручки, привезенных мне из кладбищенской церкви, — показывает казначей Бытыр, — 10 тысяч взял неизвестно для каких целей секретарь Евтропов. А в апреле месяце 20 тысяч взял Иов… Но никогда и никто не говорил, на что берутся деньги, хотя приходилось периодически выдавать от 40 до 60 тысяч в один раз…»
Трудно было удержаться от соблазна и епархиальному шоферу Коноплеву, который однажды «взял» пять тысяч рублей.
Бывший сторож епархии Кузнецов говорит, что его
«…уволили лишь за то, что сообщил в милицию о краже денег. Вор в тот же день был пойман, но «святые отцы» заявили, что никакой кражи не было».
Забрав таким образом в свои руки бразды финансового правления, Иов устанавливает баснословные ставки: священникам — шесть тысяч, дьяконам — пять тысяч рублей в месяц (старыми деньгами).
В официальной ведомости на получение зарплаты Кресович ежемесячно расписывался за 20 тысяч рублей, но, как установлено следствием, он без зазрения совести тянул из кассы епархии более крупные суммы.
Если в представлении верующих духовное лицо — это символ кротости и смирения, «а бедность есть высокий христианский долг», о чем любили напоминать в своих наставлениях «святые отцы», то сам владыка предпочитал руководствоваться иными принципами.
Вот материалы следствия, свидетельствующие о преступлениях Иова и его подручных. Эти материалы рассказывают о том, как здоровенные дяди в черных рясах жадно, как пиявки, высасывают из верующих их трудовые средства.
Прихожане даже не подозревали, что на содержание только одного архиепископа расходуется ежегодно около миллиона собранных с них денег.
Владыку обслуживают специально выделенные три сторожа, кухарка, уборщица, экономка. На содержание этой челяди тратится 66 тысяч рублей в год. Расходы по выездам, приемам обходятся в 10 тысяч рублей, оплата шоферу — в 30 тысяч.
Тем, кто еще верит в непогрешимость архиепископа, следует сказать, что деньги, которые они отрывают от себя, идут на покупку домов, приобретение легковых автомашин и других дорогостоящих предметов роскоши для духовенства.
Предоставленная Иову епархией благоустроенная квартира в пять комнат показалась ему тесной и неудобной.
И вот строится новый дом. Для обмана верующих Иов вкладывает в строительство 50 тысяч рублей, а затем продает дом епархиальному управлению за 150 тысяч рублей под гостиницу для приезжего духовенства и епархиальную канцелярию. Но и это была только очередная мошенническая махинация. На деле же дом капитально переоборудуется, многие сотни тысяч рублей расходуются на строительство подсобных помещений, гаража, благоустройство двора.
И вот, по истечении двух лет, когда строительство уже подходило к концу, личная «Волга» Иова была помещена в гараж; рядом с ней встала вторая автомашина.
В просторные хоромы ввозится роскошная мебель, десятки ценных китайских ковров, два холодильника «ЗИЛ», озонаторы, телевизор, радиоприемники, магнитофоны и т. д. Все громадное, в 180 квадратных метров, трехэтажное здание занимается одним архиепископом. Рядом со своими покоями Иов поселяет «экономку» Нонну Максимчук.
Но когда в Казани, подобно тому, как это случилось в Горьковской епархии, начались разговоры о неблаговидном поведении архиерея, о запасном входе в спальню экономки, для Нонны им была куплена квартира за 40 тысяч рублей. Это оказалось удобным еще и потому, что архиепископ мог там хранить свои драгоценности и деньги.
Тихо и мирно прошло почти семь лет. И все эти годы Кресович жил в трех лицах.
В церквах он рьяно читал проповеди о непротивлении злу, о мирской суете сует и щедро обещал пастве райскую жизнь.
Братьями и сестрами величал Кресович своих наивных слушателей. Молитвы, проповеди, сладкие речи об отреченности от мира сего, о жизни на небе лились, как из рога изобилия, а в это время подручные главного манипулятора обходили прихожан с братской кружкой и собирали трудовые деньги верующих. Не зря сложили русские люди пословицу «Повадишься к вечерне — не хуже харчевни, сегодня свеча, завтра свеча, ан и шуба с плеча».
Следующий акт — «реализация» причтового сбора — не сопровождался молитвами и воздыханиями. Шел дележ добытых денег. Здесь Кресович преображался в грозного, могущественного, правящего епископа, владыку, который, не маскируясь, требовал себе львиную долю доходов. Здесь он был наместником Христа на земле, преемником апостола, князем церкви. Здесь он ничем не брезговал.
В третьем лице Кресович выступал в своем доме, где отдыхал после трудов праведных скрытно от глаз верующих и собратьев по ремеслу.
Дома он окружил себя роскошью необыкновенной. Семь человек прислуги обслуживали персону архиепископа.
Был он и гостеприимным хозяином.
Недаром при обыске нашли в этом уютном монашеском доме 27 бутылок спиртных напитков; надо думать, что были они собраны не для причастия, так как на иностранных этикетках была обозначена крепость 50—60 градусов.
Да, не монашеский образ жизни вел владыка! Телевизор, два радиоприемника, два магнитофона, пятьдесят тысяч метров пленки с записями духовных проповедей, перемежаемых песенками «Мурка», «Ты едешь пьяная», «Встретились мы в баре ресторана»…
Заботясь о себе, Иов никогда не забывал о ближних. Для дочери и сына покупается во Львове двухэтажный особняк за 140 тысяч рублей, две легковые автомашины, телевизоры, холодильники, звуковые кинопроекторы, ценные меха и импортные гарнитуры мебели; на их имя положены вклады, исчисляемые сотнями тысяч рублей.
Следствием изъято у Иова четырнадцать сберегательных книжек на сумму 800 тысяч рублей. Огромные суммы денежных средств, нажитых нечестным путем, Иов хранил в сберегательных кассах многих городов страны: 160 тысяч рублей в Москве, 152 тысячи в Чебоксарах, 350 тысяч в Казани.
Кресович и его ближние являлись вкладчиками восьми сберегательных касс Казани.
Если по приезде сюда в 1953 году открывались только текущие счета со взносами «незначительных» сумм в пределах от 500 до 1000 рублей, то впоследствии единовременные вклады стали уже превышать 100 тысяч рублей.
Только 30 января 1957 года Кресович открыл в одной из сберегательных касс Казани четыре счета по 30 тысяч рублей каждый. В начале 1960 года ему начислили за счет процентов по срочным вкладам более 11 тысяч рублей. 30 марта 1960 года им было внесено в одну из сберкасс 115 тысяч рублей, а всего за три месяца того же года — около 300 тысяч рублей.
Приезды дочери Галины и сына Феофила являлись для чадолюбивого папаши большими событиями. В то же время за свои щедрые дары он требовал от них немногого — открытия счетов и внесения от их имени в сберегательные кассы вкладов от 10 до 100 рублей. Подписанные детьми бланки нескольких приходных ордеров давали потом Иову возможность самостоятельно вносить вклады на имя своих ближних.
Следствием изъяты две сберегательные книжки на имя дочери Кресовича Давидович Галины на сумму 80 тысяч рублей и три книжки на имя сына Феофила на сумму 140 тысяч рублей. Десятки тысяч рублей были вложены в облигации трехпроцентного займа.
Находясь с экономкой Нонной в «особых отношениях», Иов вносит и на ее имя значительные денежные суммы.
Очень долго утверждала на следствии Нонна Максимчук, что вклады на 36 тысяч рублей, облигации трехпроцентного займа на 68 тысяч рублей, золотые монеты царской чеканки, сотни различных отрезов и множество других ценностей принадлежат ей. Но когда при обыске у нее обнаружили две сберегательные книжки на имя Кресовича на сумму 130 тысяч рублей, пришлось преданной «экономке» назвать истинного хозяина.
Перечисленное является лишь незначительной частью средств, бесстыдно награбленных им у верующих.
Не довольствуясь «подаяниями» казанских прихожан, хапуга в рясе архиепископа запускает лапу в церковную казну на периферии. Иов организует пышные выезды в подчиненные ему церкви Чистополя, Волжска, деревни Б. Кабаны и др.
Но не за счет Иова и казанских «святых отцов» проводятся эти выезды. По окончании службы местные настоятели устраивают за церковные деньги дорогостоящие угощения в честь высокого гостя.
В копеечку, например, обошелся верующим приезд Иова и его свиты в Йошкар-Олу. Не говоря уже об оплате за проезд, обильном угощении, местное духовенство за счет церковных средств преподнесло Иову «подарочек» в несколько тысяч рублей. Не обидели и его приближенных.
Не желая ударить в грязь лицом перед архиепископом, на один только прием Иова чистопольская община истратила более 15 тысяч рублей.
Так жилось Кресовичу в Казанской епархии. Не случайно, составляя ежегодные «почтительнейшие доклады» в Московскую патриархию, Иов начинал с того, что
«…жизнь во всех приходах протекает тихо и спокойно, в полном соответствии с церковными и гражданскими правилами».
Каждый год, а это особенно подчеркивалось в отчетах,
«был благоприятным годом в хозяйственно-материальном отношении».
А самое главное, черным по белому указывалось, что
«случаев расхищения церковных сумм не наблюдалось».
Но так ли это было в действительности? Занимаясь доходами Иова, работники финансовых органов часто спрашивали, соответствует ли действительный его заработок суммам, указанным в ведомостях. Ответ во всех случаях поступал утвердительный, что свидетельствовалось специальным актом.
«Епископ, — гласят апостольские правила, — не смеет брать излишние вещи и предметы роскоши и изнеженности, а лишь столько, сколько необходимо для поддержания жизни, а именно на пищу и одежду и довольствоваться этим».
Но это все для верующих и для проповедей с церковного амвона.
Только не для Иова.
Установив себе приказом зарплату в сумме 20 тысяч рублей, Кресович фактически, начиная с 1953 года, стал получать ежемесячно 55 тысяч рублей.
Казалось бы, 55 тысяч в месяц могли удовлетворить скромного монаха Иова, который часто говорил, что его больше …«интересует жизнь на небе, а не на земле». Но увы! — и этого ему показалось мало.
Из кассы епархиального управления он стал ежемесячно получать дополнительно еще 10 645 рублей в месяц, то есть сумму, равную налогу, начисленному на его доходы от службы в церквах.
Склонный к мирским соблазнам, Иов, чтобы ввести в заблуждение финансовые органы и скрыть от обложения подоходным налогом фактически получаемую зарплату, предложил епархиальному секретарю Евтропову в ведомостях на выдачу зарплаты отражать только 20 тысяч рублей.
Таким образом, Кресович довел свой заработок до 65 465 рублей в месяц, или 785 580 рублей в год.
Более 45 тысяч, получаемых ежемесячно, никакими документами не оформлялось, секретарь передавал их Иову без всякой расписки.
Свои мошеннические действия почтеннейший владыка тщательно скрывал от служащих епархиального управления. Кроме преданных ему лиц никто не знал о его истинных доходах.
Для сокрытия своих доходов от обложения Кресович в ежегодных докладах указывал только доход в сумме 15 тысяч рублей.
Следствием установлено, что за период с 1953 по 1959 год Кресович фактически получил 5 216 000 рублей, а в официальных отчетах, направляемых в финансовые органы, указал только 1 237 500 рублей, скрыв от обложения остальную сумму.
Своей страстью к наживе Иов заразил и рядовое духовенство, которое, подражая архиепископу, также принялось мошенничать. С ведома и согласия Кресовича из кассы епархии всему духовенству Николаевского собора и кладбищенской церкви скрытно от финансовых органов и без документов выдавались дополнительные суммы, компенсирующие подоходный налог.
Только за два последних года казанское духовенство скрыло от финансовых органов 745 722 руб. дополнительного дохода, не доплатив государству сотни тысяч рублей.
Представ перед органами следствия за мошеннические действия и сокрытие от обложения действительных доходов подоходным налогом. Кресович даже не пожелал покаяться в греховных делах.
«Я сознавал, — заявил он, — что эти порядки являются отклонением от норм законности, но соглашался с ними по своей халатности».
Изобличенный в преступных махинациях документами и многочисленными свидетельскими показаниями, Иов пытался доказать, что 35 000 рублей, выдаваемые ему ежемесячно, тратил на содержание епархии и благотворительную деятельность.
В письме к «высокопреподобнейшему и любезному протопресвитеру» он трагически говорит о новой тяжкой странице своей «мятежной» биографии:
«Все шло гладко, и никто никаких претензий не предъявлял. Но вот стряслась беда, которая выпала на мою долю… Может быть, знаете, как выйти из последнего положения? — сообщите.
…Полагаю, что для пользы церкви и своей лично мне лучше поскорее уйти… Помогите мне скорее выбраться из Казани и просите о том святейшего…
…Что здесь делать — разуму моему непостижимо. Ведь эти суммы тратил я большей частью на разные пожертвования, как ведется у нас, архиереев…»
Документы, добытые следствием, еще и еще раз подтверждают то, что было неизвестно прихожанам, скрывалось от их глаз.
Баснословные расходы Иова, которые с каждым годом росли, удивили даже патриархию, потребовавшую от Кресовича разъяснений.
Ведь только на содержание архиерейского дома в 1960 году намечалось израсходовать 120 000 рублей.
Добытые органами следствия документы свидетельствуют об этих расходах и порядке оплаты.
Акт от 31 января 1960 года:
«Мы, нижеподписавшиеся, Максимчук Надежда — повар и завхоз Казанской епископии и уборщица Казаринова Елена свидетельствовали, что на закуп продуктов и др. хозяйственные расходы за январь месяц 1960 г. на нужды Казанской епископии израсходовано 5 200 рублей (пять тысяч двести рублей)…»
Согласно резолюции Кресовича, расход оплачивается церковными деньгами.
А вот еще один документ. Кресович пишет Евтропову:
«Дорогой Николай… для епископии куплены перья на подушки на 500 рублей. Прошу эти деньги выдать М. Елене. Счет подпишет М. Елена. С любовью Кресович».
На все, даже на перья для подушек, — церковные деньги!
Ну, а о пожертвованиях неимущим и о прочей благотворительной деятельности, о которой часто говорит Иов, можно сказать одно: все это ложь. Приближенные Иова говорят о том, что Иов
«на всякие вознаграждения, обслуги был очень скуп и даже мелочь, оставшуюся от покупки, всегда забирал, если она превышала 30—40 коп. Ну, а дом его всегда держался на замке, сторожевая охрана и экономка никого из прихожан в дом не пускали».
Баснословные расходы Иова поразили патриархию; чтобы уйти от ответственности, незадолго до разоблачения Иов обратился к патриарху с просьбой уволить его с должности в Казанской епархии и предоставить другое место.
«Причина моего ухода, — осмеливается писать он, — непосильные для меня обложения налогом за прошлые годы…
Прошу прощения за содеянное по моей халатности и неосмотрительности уклонение от закона и оскорбление тем Вашего святейшества».
В тон архиепископу живет и вся его челядь.
«Святые отцы» своей алчностью и фарисейством не только дискредитируют себя в глазах верующих, но и проливают свет на истинное лицо церкви.
Чем, например, лучше моральный облик чистопольских церковников? Бывший настоятель чистопольской церкви Лизунов всячески старался походить на Иова. Если у архиерея была экономка Нонна, то Лизунов завел даму сердца Чурбанову.
С разрешения Иова Лизунов купил на церковные средства автомашину, но тут же переоформил ее на свое имя и сделал своей собственностью. Одновременно у настоятеля появились особняк, дорогая мебель, драгоценности.
На жалобы жены Лизунова, просившей призвать к порядку мужа священника, Иов не реагировал. Не перенесла супруга Лизунова переживаний и в начале 1959 года умерла.
На другой день после похорон Чурбанова переселилась в поповский особняк и вместе с настоятелем стала ездить в церковь, где занималась выпечкой просфор. Это вызвало возмущение среди верующих. Всем были известны неблаговидные поступки Чурбановой, которая дважды выходила замуж за пожилых людей, имевших большие деньги, а после их смерти становилась наследницей. Спустя несколько месяцев умер и священник Лизунов. Оказалось, что он также завещал Чурбановой свое движимое и недвижимое имущество, включая легковую автомашину, приобретенную на деньги верующих.
Бывший пожарник, а затем священник чистопольской церкви М. Сизов по приезде в Чистополь жил на квартире. Через два года купил флигель, а еще через два — роскошные хоромы за 80 тысяч рублей…
Правда, если высокопоставленные священнослужители казанских церквей кладут себе в карман сотни тысяч рублей, то «святым отцам» рангом пониже приходится довольствоваться лишь десятками тысяч. Но и им «на пропитание», как видим, хватает.
Благодаря мошенническим проделкам, чистопольские священнослужители не доплатили государству подоходного налога в сумме 114 тысяч рублей.
Некий Башаркин А. М., ранее судимый и отбывший меру наказания за корыстное преступление, решил посвятить себя церкви — здесь мошенничать легче.
Путь этого «святого» таков.
Церковь стал посещать с 1955 года. Его заметили и в 1956 г. взяли в псаломщики, через месяц перевели в дьяконы, а затем рукоположили в священники. Соответственно и увеличивалась зарплата — вначале 3 000 рублей, потом 4 000 рублей, а с 1959 года — 5 000 рублей в месяц.
«…Обряды, — признает Башаркин, — я постигал самоучкой… Обманывал трудящихся и вымогал у доверчивых верующих трудовые доходы. Они не только не жалуются и не заявляют об этом прокурору, но еще и деньги платят и смотрят на тебя, как на святого».
Летом 1959 года архиепископ Иов приблизил к себе некоего Куницына, ранее смещенного архиереем ульяновским с должности священника за пьянство и разврат. Иов восстановил Куницына в правах священника и назначил настоятелем одной из сельских церквей Марийской республики. Прибыв на место, Куницын вновь стал пить и развратничать. Вскоре он бежал из прихода, застигнутый «на месте преступления» и избитый оскорбленным мужем.
Погрязли духовные отцы и в прочих мирских соблазнах.
Прихожане вносят немало денег на предусмотренные церковным ритуалом поминания за здравие или упокой. Оплата за поминания составляет 300 рублей в год.
На этом решили поживиться старосты церквей — не оставаться же им в стороне от пирога! Значительное число лиц в списки поминаемых они не вносили, деньги в кассу не сдавали, а оставляли у себя в карманах.
Пробовали верующие жаловаться священникам, — куда там, ведь «святые отцы» не занимаются мирскими делами!..
Не менее важное значение в выколачивании средств из верующих имеет хозяйственная деятельность епархии, особенно торговля предметами религиозного обихода. Именно здесь добывается львиная доля церковного дохода. «Святые отцы» мало надеются на добровольные пожертвования верующих. А поэтому официально считается, что зарплата им идет «от свечного ящика». Торговля в церкви является для них пока надежным источником наживы. Просфора, к примеру, весом в 25—30 г. продается за 7 рублей. Баснословны цены на венчики, крестики и за отправление треб. Но самой доходной статьей является продажа свечей. По обычаю каждый верующий, побывавший в церкви, должен купить самое меньшее одну свечу, стоимость которой колеблется от одного рубля до нескольких десятков рублей. За 1958 год епархия продала 16 тонн свечей, получив прибыль с каждого килограмма в сумме 300—350 рублей. Для изготовления этой продукции епархия организовала свою свечную мастерскую, деятельность которой тщательно маскируется. Там работают преданные архиерею лица. Роль заведующего выполняет родственник секретаря епархии Евтропова. Известно, что воск для мастерской скупается у случайных лиц, порой попадает и ворованный, приобретенный по дешевке. В сведениях занижается объем готовой продукции, чтобы уменьшить налоговое обложение со стороны финансовых органов. Сведущие люди полагают, что свечная мастерская в 1959 году дала миллионы рублей чистой прибыли. «Святые отцы» ежегодно выколачивают из верующих более 3 миллионов рублей, не считая взносов, которые поступают из сельских церквей и составляют 1,2 миллиона рублей.
А вот приближенный Иова Николай Петрович Иванов. Среди служителей Казанской епархии он пользуется авторитетом. Благочестивый вид и способность угодить высшему духовенству пришлись по вкусу владыке, который быстро смекнул, что Николай Петрович как регент хора сможет оказать ему большие услуги в вымогательстве денег у доверчивых прихожан и в некоторых прочих вопросах.
Вскоре со всей очевидностью стало ясно, что Иванов «угодил» владыке.
Этот грязный и скользкий тип, несмотря на пожилой возраст, вел разгульный образ жизни.
Прежде всего регент Иванов укомплектовал хор преимущественно молодыми хористками.
Щедро одаривая хористок, понравившихся ему и Кресовичу, Иванов зачастую использовал хор не для церковных песнопений, а для увеселения архиепископа и его приближенных.
Более того. Как установлено следствием, некоторых хористок посредством шантажа и запугивания заставили фотографироваться в непристойном виде, а снимки Николай Петрович продавал, зарабатывая на этом немалые деньги.
Певчая из хора десятиклассница Шура рассказывает, что как-то после обедни Иванов стал настойчиво требовать, чтобы она с ним сфотографировалась. Вместе с регентом они очутились у фотографа Бусоргина.
Просматривая альбомы. Шура все более и более недоумевала. Один, второй… А вот и третий альбом. Кровь бросилась девушке в лицо, и она метнулась к выходу. Но ее задержали, стали уговаривать, запугивать. И вот — сначала фотографирование сидя, затем во весь рост, а потом почти без одежды…
— Снимок будет на днях, — деловито пробасил Бусоргин.
Далее Шура рассказывает, что примерно десять дней спустя регент хора Иванов вручил ей несколько фотоснимков, на которых она была изображена в полуобнаженном виде.
Своими переживаниями девушка поделилась с некоторыми хористками, но те только улыбнулись: «Для нас это не диковина, а пройденный этап».
Видя, что здесь она не найдет поддержки, Шура решила откровенно обо всем рассказать своей матери.
Возмущению Зои Федоровны не было предела, она тут же отправилась на квартиру Иванова. Разговор был краток; на укоры и замечания женщины Иванов только плечами пожал:
— В церковь ходят не молиться, а деньги зарабатывать.
Комментарии, как говорят, излишни.
Всегда набитый до отказа объемистый портфель является неотъемлемой принадлежностью Иванова; но содержимое портфеля необычно. Не ноты, да и не молитвы церковные заполняют его: портфель до отказа набит порнографическими снимками, фотографиями обнаженных женщин. Ими забавляются святейшие в перерывах между молитвами.
Священник кладбищенской церкви Сельский по весьма сходной цене приобрел у Иванова два набора непристойных снимков.
«Находясь у нас дома, — показывает свидетельница Воскресенская, — Иванов начал с того, что стал один за другим вытаскивать из портфеля фотоснимки.
— Нравятся тебе эти кошечки? — ухмыльнулся Иванов, протягивая Людмиле порнографические снимки небольшого формата. И, не дожидаясь ответа, вынул из портфеля еще один снимок полуобнаженной девушки.
— Вот в такой позе могу и тебя изобразить, да и ее не мешало бы, — повернувшись к спальне, указал Иванов на мою 14-летнюю дочь, готовившую уроки».
Несмотря на долгие уговоры, Иванову так и не удалось завершить эту сделку.
Используя средства шантажа и материальную заинтересованность людей, Иванов при подборе хористок проявлял повышенный интерес к девушкам. Некоторым «за особые заслуги» назначал более высокую зарплату.
Долгое время певчей Белярцевой не выплачивались деньги. Вот уже шесть месяцев, как она поет, а считается ученицей.
— Пригласи ты их к себе домой, — посоветовали ей хористки.
«Более 500 рублей, — говорит Белярцева, — пришлось потратить на угощение Иванова и его помощника Земова, но зато вскоре и зарплата была увеличена».
Фотографирование женщин в обнаженном и полуобнаженном виде и последующая продажа снимков превратились для Иванова в мощный источник обогащения. Вместе с Бусоргиным он создал синдикат по изготовлению и сбыту непристойных фотографий. Оба использовали дореволюционные и иностранные журналы, фотографировали в обнаженном виде несовершеннолетних.
О размахе предпринимательской деятельности Бусоргина и Иванова говорят сотни изъятых у них при обыске порнографических снимков.
По душе пришелся Николай Петрович и своему непосредственному начальнику — главному регенту хора Вивиану Владимировичу Нечаеву.
Разврат, лицемерие и обман верующих — вот главное, что характеризует Нечаева.
Несмотря на преклонный возраст, он также проявляет повышенный интерес к молодым хористкам, назначая некоторым из них особую зарплату.
Нередко можно видеть этого дельца и развратника во время богослужения в пьяном виде; молодым хористкам он громогласно объявляет: «Я вас научу пить и петь».
И это действительно так — взять хотя бы письмо верующих к епископу, найденное в ходе расследования.
«Владыка, — пишут они, — когда вы наведете порядок в хоре? Некоторые из певчих приходят на хор пьяные, оставляя в воздухе запах вина. Не отстает от них и сам регент со своим помощником. Придешь в церковь молиться. И что получаешь? Пение прескверное: то не подходит, то тянут, извините за выражение, как майданские нищие, то скачут, как настеганные. Неужели вам приятно было слушать пение о введении во храм или смотреть, как регент машет руками, как сумасшедший, а голова вся взъерошенная, того гляди отлетит.
Всплескивание руками, стук кулаками. Ну какое тут моление! Многое можно было еще написать, но вы, наверное, сами все знаете. Просим принять меры к устранению всех этих неполадок. Мы надеемся, что вы примете меры и нам не придется обращаться к Святейшему или в другие два адреса».
А вот и Николай Павлович Земов, в прошлом судимый и отбывший наказание за антисоветскую деятельность.
Он пользовался особым расположением Иова, хотя по чину своему и не относится к высшему духовенству, являясь всего лишь помощником регента.
Систематическая пьянка и разврат во многом сближают его с «аристократами» Казанской епархии.
В знак дружбы Иов часто приглашает Земова служить у него дома.
Истинное лицо этого служителя: пьяница, стяжатель, прелюбодей и развратник.
В 1923 году Земов бросил жену с грудным ребенком и ушел ко второй. Ребенка содержать отказался.
Смерть второй жены не слишком потрясла Николая Павловича, он тут же возвратился к первой. Промчался год — и вот уже 60-летний селадон в открытую похаживает к молодой возлюбленной.
Мы позволим себе сослаться на одно из многочисленных доказательств, подтверждающих «романтические» связи Земова с прихожанками.
«Как получилось нехорошо, — пишет ему некая прихожанка, — я вас очень долго ждала у условленного дома, хотя вы и пришли, но не один, а это меня, вы сами понимаете, ни в коей мере не устроило.
Еще раз прошу, приходите, пожалуйста, к дровяному складу, недалеко от вашего дома, только, конечно, один. Все это должно быть в строгой тайне.
Жду с нетерпением во вторник в 4 ч. вечера, а если не приду, то в четверг в 6 часов вечера, на том же месте».
Не только прелюбодеяниями и пьянством характерны «святые отцы». Эти «братья во Христе», приближая к себе угодных, в то же время издевались над неугодными, над всеми, кто осмеливался роптать против произвола церковников.
Допрошенная на следствии хористка Еремина показала:
«В один из апрельских вечеров, после окончания праздничной молитвы, я вышла с другими служителями из церкви, но тут же меня догнал Земов и ударил несколько раз металлической тростью. Избивал меня и регент Иванов. Я пробовала жаловаться и обратилась как-то в епархиальное управление к владыке Иову. Выходя из кабинета, он мне сказал:
«Отойди от зла и сотвори благо».
И это ответил тот, кто с амвона церкви проповедовал на все лады святость и уважение к ближним!
В 1958 году Иовом был принят на должность священника кафедрального собора еще один «прислужник божий» — Н. П. Калуков.
Первые же дни его пребывания в епархии показали, что ради личного благополучия он готов приспособиться к любой обстановке.
Во время службы в соборе Калуков пытался развить в верующих религиозный фанатизм, действуя методами, которые ныне забыты даже старым духовенством.
Женившись на Масловой, только что окончившей среднюю школу с серебряной медалью, Калуков оторвал ее от общественной жизни и учебы, превратил за короткое время в религиозную маньячку. То же самое он проделал и со своей родственницей пионеркой Ниной, которую заставил изучать молитвы и подолгу молиться богу.
Желая сблизиться с Иовом и его синклитом, Калуков частенько устраивает на своей квартире попойки, куда приглашается верхушка епархии. Руководство же епархии в свою очередь всячески поощряет и превозносит Калукова; это позволяет ему по истечении всего лишь четырех месяцев пребывания в должности священника купить дом стоимостью в 100 тысяч рублей.
Как-то во время богослужения Калуков познакомился с прихожанкой Тамарой Сориновой. Вступив с Сориновой в интимную связь, он стал устраивать с ней любовные свидания в темных подворотнях, выпивки в ресторанах, выезды в загородные леса.
В один из июльских вечеров, рассказывает один верующий, случайно проходя мимо сельхозвыставки, он видел, как из автомашины, озираясь по сторонам, вышли Калуков и Соринова. Позднее, в сентябре 1959 года, Калуков отвез жену в родильный дом, а его квартира превратилась в место любовных свиданий.
Встречать жену и сына, выписавшихся из родильного дома, поехали Калуков и «друг семьи» Соринова; через пару дней священник служил в соборе обедню, а прихожанка Соринова усердно молилась богу, но в тот же вечер можно было видеть, как они следовали в машине к поселку Нагорный — излюбленному месту своих любовных свиданий.
Таковы «богоугодные» дела казанских святош.
За мошеннические действия Кресович предстал перед Верховным Судом Татарской республики. Не желая до конца раскаяться в обмане государства, Иов пытался укрыться за незнанием советских законов. Все это ложь. Сбросив личину «святого отца», он не постеснялся заявить, что «апостольские правила устарели, и понимать их надо двояко». Еще бы! Когда речь идет о наживе, никаких правил и установлений для «святых отцов» не существует.
На суде раскрылось истинное лицо и других казанских священнослужителей, которые связали свою судьбу с церковью только ради наживы и обмана верующих.
Вот почему эти мошенники в рясах нагло заявляют, якобы заработки свои скрывали только во избежание уплаты подоходного налога. Верующие, дескать, тут ни при чем.
Присутствовавшие в зале суда горячо одобрили приговор, которым мошенник Кресович за грубое нарушение советских законов осужден к трем годам лишения свободы с конфискацией имущества.
* * *
В начале 1961 года следственными органами был разоблачен и привлечен к уголовной ответственности еще один святоша — настоятель Аркатовской церкви священник Михаил Витюк.
Небезынтересно прошлое этого «святого». Еще «на заре туманной юности» Витюк систематически избивал свою мать, а когда ее положили в больницу, он, воспользовавшись ее отсутствием, продал принадлежавшую матери корову, а деньги пропил.
При выборе профессии Витюк руководствовался соображениями личной корысти; церковь оказалась для него пристанищем, где он мог безнаказанно обманывать верующих.
Недолго засиживался Витюк в приходах; ему то и дело приходилось переезжать из одного в другой, попросту говоря, уносить ноги: из Винницкой области в Одесскую, из Одесской в Херсон, из Херсона в Кинешму, а оттуда в Краснодар. Затем последовали Иркутская, Курская и, наконец, — Казанская епархия.
И где бы Витюк ни побывал, всюду за ним тянулся удушливый запах сивухи. Впрочем, не только сивухи…
Сам Витюк поясняет, что, например, Иркутскую епархию ему пришлось покинуть «…ввиду неподходящего климата». Однако следствием установлено иное: Витюк присваивал там средства прихожан, и только органам милиции удалось спасти его от публичного избиения верующими.
Отравляя сознание верующих религиозным дурманом, он в то же время отравлял их и алкоголем. Во время одной из пьяных оргий Витюк вместе со своими собутыльниками напился до такого состояния, что передал одному из участников пьянки свой крест священника и, надев на того рясу, ходил с ним ночью по домам прихожан, оскорбляя достоинство и чувства верующих.
Устроившись позднее в одном из приходов Белгородской епархии, этот пьяница учинял там дебоши и из хулиганских побуждений избивал верующих, за что не раз доставлялся в органы милиции.
Вот как характеризует поведение Витюка вышестоящий церковник из Белгородской епархии:
«Настоятель Ильинской церкви Витюк (перешедший из Иркутской епархии) своим зазорным поведением, пьянством и буйством вызывает справедливое возмущение общественности. Нам официально передавали работники милиции Алексеевского района, что он был пьян, буйствовал и был задержан милицией. Ему предстояло осуждение за мелкое хулиганство на 10 дней, но благодаря гуманности начальника милиции он избежал сего. 3 ноября 1959 года ко мне подошли верующие и сообщили, что он целый день пьянствовал по чайным с какими-то подозрительными людьми и называли — это не священник, а по своему зазорному поведению какой-то стиляга».
Там, где появлялся Витюк, процветала пьянка.
Вот один из эпизодов жития «святого», уже перелетевшего в Курскую епархию.
Осушив не одну бутылку спиртного в одном из курских ресторанов, Витюк решил продлить удовольствие. Вместе с другими «отцами» из кафедрального собора Кононовым и Комарцевым он организовал новую попойку, которая кончилась тем, что всех троих удалили из ресторана за недостойное поведение. Возвращаясь из ресторана поздней ночью, они горланили непристойные песни и произносили слова, коих не найдешь в святом писании.
Добравшись до епархиальной гостиницы, Витюк решил свести счеты с отдыхающим там отцом Антонием — протоиереем Касьяновым. Нецензурно бранясь, он стал обвинять отца Антония в жадности и прочих смертных грехах, обзывать хамом и дураком.
Вспомнив из святого писания — «и буде всякий, кто призовет имя господне, спасется», отец Антоний стал творить молитву: «избави меня от лукавого».
Но лукавый не отступил и перед молитвой. Он размахивал кулаками перед лицом святого отца, обещая задушить его и принести в жертву господу богу.
Это не входило в планы отца Антония. Не кончив молитвы, он попытался вырваться из цепких объятий захмелевшего дьявола, чтобы сообщить обо всем по телефону епископу Леониду. Когда еще молитва дойдет до господа, а тут как-никак телефон…
Разгадав коварный замысел Антония, Витюк закатил старцу по шее увесистого леща, затем схватил за рубаху и напрочь оторвал рукава.
Окончательно утратив веру в промысел божий, отец Антоний, подобно презренному мирянину, вызвал на помощь милицию.
Вскоре машина с красной полоской остановилась возле собора. Почуяв опасность, Витюк с легкостью спортсмена перемахнул через ограду и скрылся.
Но стоило лишь милиции удалиться, как он вновь оказался в епархиальной гостинице. И опять отцу Антонию довелось изведать силу бицепсов брата во Христе.
Он вторично вызвал милицию, но Витюк и на это раз скрылся.
Не улеглись страсти Витюка и на следующий день. Приложившись к «зеленому змию», он встретил Антония в кафедральном соборе, оплевал ему лицо и одежду, а затем сказал: «Своей смертию ты не умрешь!», после чего боднул его головой.
Витюк был уволен с должности настоятеля. Однако изгнание из Курска не помешало алкоголику и хулигану беспрепятственно осесть в Псковской епархии.
Ну, а как он вел себя там?
Мы опять сошлемся на материалы следствия, а они говорят о том, что третий священник Псковского кафедрального собора Витюк «ничем хорошим себя не проявил». В храме божьем можно было часто слышать из его уст площадную брань и наблюдать рукоприкладство по отношению к верующим.
В пьянки Витюк стал вовлекать молодежь. Он сознательно спаивал неустойчивых юношей, часто несовершеннолетних, и принуждал их к развратным действиям. Лишь перевод в Казанскую епархию спас его тогда от уголовной ответственности. В Казани Витюка приняли с распростертыми объятиями сменивший Иова епископ Михаил и иеромонах Серафим.
Пьяница и развратник, хулиган и мошенник получил от епископа Михаила приход в селе Аркатово Пестречинского района Татарии.
И здесь все началось сначала.
Обирая верующих, Витюк стал кутить в казанских ресторанах. Вскоре ему представился случай повысить свое светское образование. Он познакомился с учителем танцев Афанасием Степановичем Ковалевым и в совершенстве овладел рокк-н-роллом, который явно пришелся по душе «святому отцу».
Окружив себя компанией стиляг, поп почти не бывал в Аркатове. Он наезжал туда лишь по воскресеньям и в религиозные праздники для того, чтобы, как сам он выражался, обобрать мирян.
Собирал он с населения деньги, продукты и… шерсть — якобы для церкви; в дальнейшем эту шерсть Витюк продавал. Только за два месяца пребывания в Аркатове Витюк положил на свою сберегательную книжку 10 000 рублей, несмотря на то, что каждый вечер, проведенный в ресторане, ему обходился в 700—800 рублей.
Свидетели Ивановский, Брагин, Родионов, Ануфриев, Ахметзянов и многие другие, в разное время бывавшие с Витюком в ресторанах «Казань» и «Татарстан», дают о нем не слишком лестные отзывы.
«Поп настойчиво приглашал меня в ресторан, — говорит Брагин, — и отвязаться от него было очень трудно. После выпивки он начинал строить глазки, жеманничал, называл меня миленьким, хорошеньким, что я ему очень нравлюсь и что, он тоже не плохой, кокетничал со мной, говорил, что нравится всем мужчинам».
Рассказывает Ануфриев:
«На деньги безобидных старушек в магазине были скуплены все спиртные напитки, которые таскались в дом Витюка мешками, закуска покупалась только избранная, и так амбар попа ломился от жареных и вареных кур, гусей, уток, мяса, яиц и др. продуктов, принесенных теми же верующими старушками. Из Казани была приглашена компания сомнительных людей. Осушив достаточное количество спиртного, во главе с попом под дикий рев пьяных голосов стали дико танцевать. Гулянье было закончено тем, что Витюк, желая показать гостям, на что он способен, выскочил в нижнем белье на улицу и учинил среди ночи колокольный звон, подняв все село».
«Спиртное пью все, начиная от рома и коньяков, кончая самогоном, бражкой и денатуратом в неразведенном виде», —
любил говорить Витюк.
Не случайно проходящие по делу свидетели сообщают:
«Поп пил больше всех, по состоянию здоровья ему надо работать грузчиком, такое у нас сложилось впечатление…
Танцевал он какие-то стильные танцы, как-то весь дергался, трясся, задирал ноги выше головы, подпрыгивал, как козел, и все время что-то непонятное кричал.
…Находясь в клубе, говорят другие, мы услышали колокольный звон, думали — пожар, а когда подбежали, то увидели, что это просто веселится поп в полуобнаженном виде. На следующий день поп опять позвал нас к себе, но мы отказались, тогда он стал ругаться».
Бывая в городе Витюк устанавливал связи с различного рода тунеядцами, паразитами и уголовными элементами.
Картежная игра, сопровождавшаяся беспробудной пьянкой, заканчивалась иногда и тем, что вся пьяная компания под предводительством Витюка выезжала на такси в Аркатово. Здесь «догуливали» на квартире «святого отца».
Был и такой случай. Прибыв однажды в Аркатово в время богослужения, дружки Витюка пришли в церковь.
«…Увидев их, — рассказывают очевидцы, — поп очень обрадовался, подмигнул и сделал знак, чтобы они молились, а затем по очереди все подходили к иконе, которую целовали…
Когда подошли к Михаилу, то он обрызгал им лбы «святой водой» и сказал вполголоса: я сейчас закончу эту канитель, вы только никуда не уходите…»
А вот, что показал на следствии один из друзей Витюка, ныне осужденный за хищение, Фирсов:
«…Как-то после службы все пошли к попу в дом, и началось причастие спиртными напитками наивысшей крепости. Поняв, что поп располагает большими деньгами, я еще подумал, что занятие попа гораздо лучше, чем мое — вора».