Глава третья Естественные изменения и унаследование у человека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава третья

Естественные изменения и унаследование у человека

1. Физические разновидности человека — 2. Генеалогия и статистика унаследования — 3. Унаследование скелета — 4. Унаследование пигментной системы — 5. Унаследование мускульной и нервной системы — 6. Унаследование духовных способностей

1. Физические разновидности человека

Естественные разновидности человеческого рода включают морфологические различия рас, полов и возрастов и касаются либо всей системы органов, либо отдельных органов, либо меньших их частей.

Что касается естественных расовых различий, то, предполагая происхождение человека от высшего вида питекондов, происхождение и дифференцирование человеческого рода связаны с теми же причинами и законами естественного отбора в борьбе за существование, как происхождение органических видов вообще. Миграция и изолирование, отбор и внутригрупповое скрещивание были средствами, породившими морфологические расовые отличительные признаки, которые приспособлены к естественной окружающей среде, климату, свойствам почвы и органическому миру. Этому обстоятельству нисколько не противоречит то, что нынешнее географическое распределение рас — например в отношении цвета кожи — не всегда соответствует климату, что наиболее темные расы не всегда живут в самых жарких странах, а самые светлые — не всегда в самых холодных, — ибо нынешнее расположение и группирование рас на земной поверхности есть следствие многочисленных миграций и смещений из первоначальных обиталищ, миграций и перемещений, длительность которых находится вне всякой пропорции к тем долгим периодам, в которые некогда вызваны были цветные различия путем климатического отбора.

Не представляется необходимостью, чтобы все члены данной расы были точно сходны во всех физических признаках. Предел колебаний индивидуальных вариаций одинаково велик как и у животных видов, так и у растительных. Как бывают однообразные, бедные формами и богатые ими виды в области вариаций, так и в пределах разновидностей или рас индивидуальные колебания могут быть разнообразно велики и многочисленны, что не должно вызывать однако сомнений в единстве их происхождения. Это зависит от силы отбора и внутри-группового скрещивания, посредством которых все, не соответствующие условиям существования, варианты и их потомки забраковываются. Это действительно и для человеческих рас, и следует остерегаться поэтому тотчас судить о расовых скрещиваниях, когда не все члены расы точно соответствуют среднему типу.

Тип есть понятие морфологическое, раса — вместе с тем и генеалогическое. Одинаковые телесные образования могут выступать у различных видов животных и растений, даже когда они далеко отстоят друг от друга в системе родства. Фон Лушан принимает такие «конвергирующие образования»[65] даже у человека и приписывает этому существование на всем земном шаре карликовых рас, темную кожу, курчавые волосы и еще ряд других свойств, которые, иначе, рассматриваются обыкновенно как доказательство близкого расового родства.

Чтобы доставить полную ясность отношениям типа и расы, антропологическое исследование должно одновременно действовать морфологически и антропологически — с одной стороны, путем точных измерений и вычислений, определяя формы и их вариации, с другой же стороны, исходя из миграции, внутренней и внешней истории человеческой группы, выслеживая происхождение отдельных признаков и пытаясь привести в известность, произошли ли они из внутренних дифференцирований расы или путем внедрения чужой крови.

До сих пор антропологическое исследование сильно страдало от предубеждения, что естественно-научное понятие расы и филологическое и политическое понятие народа — одно и то же. Именно народы, подвергнувшиеся многим расовым смешениям, произвели среди антропологов большую путаницу понятий. Историческое понятие «немецкого — deutscben — народа», например, отлично от антропологического понятия «германской — germanischen — расы», и совершенно неверно, когда современные французы с пафосом называют себя «галльской нацией», как это часто проделывается чересчур пылкими патриотами. И у чистых рас выступают физические различия племени — Stammen, внутри племени — различия родов, а внутри родов — индивидуумов. Различия становятся тем больше, чем более естественное или общественное изолирование защищает от смешения, или чем более определенно направленный отбор представляет перевес той или другой разновидности. Таким образом получается, что многие племена в пределах одной расы образуют переход к родственной расе, или что другие племена могут дальше отойти от среднего типа.

Как следствие настоящего состояния антропологии должно принять, что существуют три большие расы: негры, монголы и кавказцы, из которых монголы с кавказцами в племенном историческом отношении гораздо менее родственны, чем негры, от которых постепенно произошли средиземные народы и северные европейцы, так как и остатки костей первобытного человека в Европе показывают также негрские признаки. Кроме этих основных рас, имеются еще многочисленные второстепенные расы, которые должны быть рассматриваемы либо как варьирующие отклонения, либо как смешанные типы. Под традиционным именем «кавказской расы» мы разумеем средиземную и северно-европейскую, или «германоидную», расу, между тем как «альпийская» раса Средней Европы, в ее несмешанном типе, должна быть рассматриваема как западная ветвь монголов.

Антропологи давно рассматривали неоднородность пигмента и формы черепа, как существенные признаки, разделяющие человеческие племена на отдельные расы. В действительности эти свойства надо признать самыми фундаментальными различиями, около которых группируются другие, и с которыми они находятся вне обходимой взаимной связи.

Различия цвета рас возникают посредством пигмента в зернистой форме, который отложен в эпидермис, в особенности в глубочайших частях мальпигиева слоя. От самого светлого желтого до самого темного коричневого существуют все переходы. Это не суть однако различные красящие вещества, но только более или менее густые выделения одного и того же пигмента. Пигмент распределен в эпидермисе клочками, по Вирхову — большею частью вокруг волосных сумок, что однако Л. Бреулем оспаривается. У брюнетов пигмент распространен по всей поверхности тела, в довольно значительном количестве; так же и у блондинов только немногие места лишены его. У суданцев и феллахов Бреул нашел кожу на спине гораздо темнее, чем на животе, впрочем же у цветных рас имеется только большее количество того же пигмента, рассеянного по всему телу.[66] Голубые глаза бедны пигментом, так что кровь может просвечивать, что при прохождении света дает дополнительный цвет. Белокурые волосы также бедны окрашивающим веществом, откуда происходит, что темные волосы получают белокурый блеск, когда они на старости беднеют пигментом. Большинство рас имеют темные глаза, карие или почти черного цвета. Только светловолосая, белокожая северная раса имеет голубые глаза. Где такие глаза встречаются у других рас, большею частью только в незначительном числе, там они, в высшей степени вероятным образом, являются следствием первобытных этнических примешиваний. У некоторых темноглазых рас, например, у монголов, находят, хотя и редко, посветление цвета глаз до светло-карего, серого и иногда голубого. Едва ли однако можно допустить, что эти голубоглазые вариации произошли от этой расы без смешения с северно-европейской расой, как конвергирующие или параллельные образования, так как окраска волос, кожи и глаз есть один из самых замечательных примеров коррелятивных изменений, и белокурая, голубоглазая раса произошла несомненно в северных областях. Решающее однако значение имеет исторически дознанный факт, что в древнейшие эпохи Китай и Средняя Азия были наводнены полчищами северно-европейской расы.[67]

Также и различия в образовании волос устанавливаются одними исследователями, как важнейшие признаки расового различия, так как они являются, по-видимому, строго-наследственным расовым признаком. У шерстисто-волосатых отдельные волосы лентообразно сплющены и стоят на голове либо не равномерно, маленькими кустиками, как у папуасов и готтентотов, либо равномерно, как у кафров и негров. У прямоволосых рас отдельный волос в разрезе шарообразно-круглый, у жестко-волосых — гладкий и жесткий, как у монголов и индейцев, у курчаво-волосых — более или менее волнистый и кудрявый, как у австралийцев, дравидов, нубийцев и у средиземных народов. По Г. Фришу у многих американских племен волос не всегда жесткий и черный, но может обнаруживать темные тоны и волнистую форму.[68] Это — либо выступающие в небольшом числе вариации, конвергирующие образования, либо, что много вероятнее, остатки старых примесей чужих рас.

Что касается различий в длине тела, то бывают расы крупного, среднего и малого роста, причем одни суть более равномерного роста, другие — более изменчивые. Неравномерность возникла либо путем смешений, либо путем специальных условий отбора; отклоняющиеся видоизменения длины переживали и были унаследованы.

Между пропорциями тела самые важные суть отношение длины ног к длине туловища, длины ног к длине рук и отдельных костей конечностей — между собой. Монголы имеют небольшие ноги; также и евреи. У негров руки и ручные кисти длинные; напротив, бедра и верхняя часть руки относительно коротки. Рост частей тела, по правилу Канона относительно пропорциональности, представляющему абсолютную меру архитектонической красоты, находят чаще всего у белой расы в средиземноморском типе, который, по Сержи, представляет идеал эстетической телесной организации, между тем как другие присуждают высшую премию «человеческо-прекрасной формы» германской расе.

Форма таза варьирует с расовыми различиями. Продольно-овальный тазовой вход имеют австралийцы, бушмены, готтентоты, многие полинезийцы и малайцы; круглый — имеют негры, тасманийцы, новокаледонцы и многие меланезийцы; поперечно-овальный — европейцы, монголы, индейцы. Это деление Турнера относится только к мужчинам. Что касается женского таза, то еще никогда не наблюдалась у него продольно-овальная форма, но он обнаруживает всегда несколько более широкий вход, чем соответствующий мужской таз той же расы.[69]

Из пропорций головы выдающееся значение для развития мозга имеет отношение черепа к лицевой части. Лицевой угол Камнера, который измеряет эти пропорции в угловых градусах и определяет величину ортогнатизма и прогнатизма, тем менее, чем более челюсти превышают в своем росте лоб. Между человекообразными обезьянами горилла имеет наибольший лицевой угол, между людьми папуас — наименьший. С увеличением лицевого угла челюсти убывают в росте, между тем как подбородок увеличивается. У животных подбородок совершенно отсутствует; у человекообразных обезьян он начинается в виде маленького возвышения; у низших и доисторических человеческих рас он развит гораздо менее сильно, чем у европейцев.

По Топинару, и челюсть имеет у отдельных рас различную форму. Он различает гиперболическую челюсть, когда крылья дуг расходятся назад; параболическую, когда они расходятся менее и сойдутся только в бесконечности; челюсть в форме буквы И, когда крылья идут точно параллельно друг другу, и эллиптическую, когда они сильно сходятся. Первые две формы более благородные — обыкновенные формы у белых рас, две последние — редки и наблюдаются в особенности у черных рас. Челюсть в форме И принадлежит антропоидным обезьянам.[70]

Диаметры ширины и высоты лица стоят у отдельных рас в более или менее постоянном соотношении. Длиннолицы — негры, средиземные народы и германцы; широколицы — монголы и среди рас Европы — так называемый монголоидный или альпийский тип.

Типичным расовым отличительным признаком является также величина черепа. По Мортану, средняя емкость черепа у кавказцев — 1427 кубич. см, у эскимосов — 1410, китайцев — 1345, негров — 1361, малайцев — 1328, полинезийцев — 1230. Лебон нашел у индейских париев — 1332, австралийцев — 1338, полинезийцев — 1500, древних египтян — 1500, меровингов — 1537, современных парижан — 1559.[71] Так обнаруживается с низших до высших рас постепенное приращение величины черепа, соответствующее росту мозга и интеллекта. Подобным образом Е. Дюбуа нашел у европейских рас на 5–10 процентов больший вес мозга, чем у негров, андамандцев, маори и североамериканских индейцев.[72]

По форме черепа расы делят на долихоцефалические, мезоцефалические и брахицефалические, смотря по тому, уменьшается или увеличивается отношение поперечного диаметра к продольному. Явно-долихоцефальны средиземные народы и германцы. К брахицефалам склоняются монголы и индейцы. Существуют расы, которые обнаруживают единообразную форму черепа, и другие, которые более изменчивы. Известны брахицефальные негры и долихоцефальные монголы и индейцы. Но эти разновидности выступают только в незначительном меньшинстве. Это либо явления древнего смешения, как в другом месте светлые глаза и волосы, либо следствия частичной вариации и отбора, которые указывают на начинающееся изменение типа, что, впрочем, весьма маловероятно. Что такая широта вариации существует также у антропоидных обезьян — дознано Г. Кирхнером, который нашел в 78 черепах Hylobates concolor 58 % брахицефальных, 37 % мезоцефальных и 5 % долихоцефальных типов, причем, конечно, не доказано, что все эти черепа принадлежат животным чистой расы.[73]

Продольно-поперечный указатель, однако, недостаточен для характеризования формы черепа — обстоятельство, часто упускавшееся из виду и приводившее к большим заблуждениям именно при исследовании таких групп населения, которые подвергались сильным расовым смешениям.

Исследование длинноголовия и короткоголовия только по головному указателю не может дать точного объяснения относительно действительного расового построения данного народа. Бывают также ложные долихоцефалы и ложные брахицефалы, что впервые привлекло внимание Брока, Каллиньона[74] и Уйфалви.[75]

Каллиньон называет первых широкоголовыми или эврицефалами; последних — узкоголовыми или стеноцефалами. Широкоголовые с их узкими лицами, узкими носами, узкоголовые с их широкими лицами и широкими носами указывают, что мы имеем в этих случаях дело с дисгармоничными расовыми смешениями, почему Каллиньон определяет их также как дисгармоничных длинноголовых и короткоголовых. Широкоголовые возникают, когда при скрещивании «альпийской» и северно-европейской рас сохраняется длина долихоцефальных и ширина брахицефальных черепов, и когда они взаимно сочетаются. При узких черепах выполняется противоположный процесс смешения. С другой стороны, длина одного черепа и ширина другого могут только частично сочетаться друг с другом, так что между обеими крайностями имеют место разнообразнейшие переходы.

При антропологических статистических исследованиях необходимо поэтому сравнивать абсолютные меры длины и ширины черепа, чтобы отличать помеси от чистокровных долихоцефалов и брахицефалов.

Не исключается также возможность того, что ложная брахицефалия и ложная долихоцефалия могут быть следствиями прогрессирующей крайней вариации, таким образом, что, например, при удержании первоначальной длины черепа ширина его прибывает или убывает. В связи с этим ставился вопрос, существовали ли первоначально чистокровные «брахицефальные», или, как надо правильнее выразиться, «эврицефальные» германцы со светлыми волосами и голубыми глазами. Лично я считаю это в высшей степени невероятным, так как эврицефальные типы, насколько их можно изучать на живущих ныне, показывают сплошь очевидные следы скрещивания с альпийским типом, а именно в более темной окраске волос или в смешанном цвете глаз. В крайнем случае могло быть, что путем прогрессивной вариации и отбора возникали низшие степени брахицефалии, так что долихоцефальные элементы, либо посредством удаления, либо с помощью других социальных действий, исключались из расового процесса и тем возвышали среднюю цифру.

По исследованиям А. Вальденбурга крайняя брахицефалия должна быть отчасти понимаема, по-видимому, как признак вырождения, являющийся иногда в таких семьях, которые наследственно отягощены. Здесь она часто соединяется тогда с глухонемотой.[76]

Все, по настоящее время изложенные, морфологические различия касаются в равной степени мужского и женского пола. Но отдельные расы отличаются также родом и степенью второстепенных половых признаков; и у отдельных рас различия между организмом мужчины и женщины именно тем меньше, чем к более низким расам они принадлежат.

Женщины отличаются большею частью более светлой кожей, меньшим ростом и меньшим весом.

Емкость черепа у женщин меньше мужского. По Лебону разница простирается у индейских париев до 91 кубич. см, у австралийцев — 107, полинезийцев — 119, древних египтян — 134, меровингов — 165, современных парижан — 222.[77] Эту разницу нельзя сводить к различной величине тела, так как, по исследованиям того же ученого, средний вес мозга у 17 мужчин и 17 женщин одинаковых размеров показал среднюю разницу в 172. Различие покоится скорее на половом дифференцировании. Меньший мозг есть половая особенность и должен относиться к второстепенным половым отличительным признакам. В пользу этого говорит также то обстоятельство, что меньшая величина мозга — врожденная, что доказывается также неоспоримо тем, что черепа новорожденных мальчиков больше черепов новорожденных девочек, и в периоды всех возрастов женский мозг остается легче мужского на 10 процентов.[78]

Также А. Монти нашел у новорожденных девочек окружность головы меньше на 0,5 см, чем у мальчиков.[79]

По исследованиям Х. Матиегка, наименьший вес мозга, в 1000 грамм, у мужчин никогда не встречается, — напротив, довольно часто встречается у женщин, между тем как высшие цифры, в 1600-1.800 грамм, наблюдаются только у мужского пола.[80]

Исследования Лебона и Матиегка подтверждены были Фр. Маршаном. Этот исследователь определил, что средний вес мозга женщин без исключения меньше мозга мужчин равного размера организма, и он пришел к заключению, что меньший вес мозга женщин есть выражение иной организации женского тела вообще, в которой (т. е. организации) также и мозг принимает участие.[81]

По Рудингеру и Пассету, новорожденные мальчики отличаются от девочек кроме того более широким и более высоким развитием лобных долей.[82]

Вирхов и Монтогомери Вест — того мнения, что женщины склоняются более к брахицефалии; другие, напротив, как Велкер, учат, что они длинноголовее мужчины. По моим собственным наблюдениям, в пределах той же расы не существует никакой существенной разницы между обоими полами, и, как показал В. Пфицнер, в смешанном населении имеется почти абсолютное согласование в случаях и распределении долихомезо- и брахицефальных типов у обоих полов.[83]

Противоречия в результатах разысканий исследователей Л. Вильзер объясняет тем, что, по его мнению, отношение между обеими формами головы у разных рас не одно и то же. В общем, женщина стоит на несколько низшей ступени развития, чем мужчина, и когда длинноголовая раса путем восприятия чужой крови получает склонность становиться круглоголовее, женский череп будет несколько долее оказывать этому сопротивление и будет считаться более длинноголовым.[84]

Помимо величины черепа, мужские и женские черепа той же расы представляют еще иные замечательные отличительные признаки в конфигурации и формовании — modelierung — отдельных частей. Эккер обозначил, как главный отличительный признак женского черепа, плоскую макушку, образующую угол со лбом. Также надбровные дуги не так сильно выдаются вперед, как у мужчин. Однако эти различия у низших рас выражены гораздо слабее.

Между тем как у женщины большие волосы находятся только на голове, под мышками и на лобке, остальная часть кожной поверхности часто бывает покрыта тонкими шерстистыми волосами, как у ребенка, у мужчин обыкновенно гораздо больше мест, как, например, лоб, совершенно лысых. Даффнер заключает отсюда, что женщина, вследствие полного сохранения эмбриональной волосатости, так же, как и в различных других отношениях, больше сохраняет детский характер расы.[85] В подобном же смысле надо понимать многократно высказывавшийся антропологами взгляд, что женщина больше сохраняет общий расовый тип, чем мужчина.

Вторичные половые признаки не могут между тем рассматриваться, как абсолютные границы между обоими полами. Бывают разнообразные переходы и смешения этих свойств. Некоторые мужчины имеют во многих частях своего телосложения женственный тип, который часто находит также соответствующее выражение в их психическом и половом поведении.

Оба пола переживают после рождения, посредством ряда возрастных ступеней, период роста, достигнутой зрелости и обратного развития, каковые явления основываются не только на простом увеличении и уменьшении, но и на изменении пропорция органов. Еще очень мало исследовано, значительно ли друг от друга различаются законы роста и обратного развития у обоих полов в отдельных расах. Известно только, что цветные расы в общем быстрее «созревают», чем расы белые. Лучше осведомлены мы, посредством многочисленных измерений школьников рекрутов, о различиях роста между сельским и городским населением и между низшими и высшими сословиями в пределах европейской расы.

Новорожденный человек обнаруживает иные пропорции, чем взрослый. У первого преобладает величина головы и торса. Вначале нижние конечности быстро растут в сравнении с туловищем. Это отношение остается у девушки до 12 лет, у мальчика — до 15. Позже, однако, наступает противоположное явление, и верхняя часть туловища растет по отношению ко всему телу быстрее нижних конечностей.[86]

В отношении всего роста организма девушки, по Паглиани, до пятнадцатого года жизни превосходят мальчиков; затем мальчики получают перевес как в длине тела, так и в весе его.[87] Рост достигает своих высших пределов у мужчин в 25–30 лет, у женщин — приблизительно в 20 лет, причем рост в длину в сельском населении бывает несколько медленнее, чем в городском населении, а в последнем опять медленнее у рабочих и мастеровых, чем в высших классах занятий.

Развитие мускулатуры заканчивается у мужчин между 23 и 27 годами, у женщин — между 19 и 23.[88]

В общем, в летнем полугодии имеет место более сильный рост, и именно более всего в период от 14 до 15 года жизни.

А. Монти исследовал рост окружности головы и нашел, что в 1-м году жизни она прибавляется на 9–12 сантим.; на 2-м — на 1–2; на 3-м — 1–1,5; от 3–5 лет — на 2; от 5–10 — на 1; от 10–12 — на 1; на 13-ом — на 2,6 мм., на 14-ом — 2,4 мм.; в последующие годы — все менее, так что с 20–25-летним возрастом окружность головы почти вполне выросла.[89]

Что касается формы черепа, то черепной указатель (отношение продольного диаметра к поперечному) остается, по исследования Монтогомери Вест, в существенном неизмененным.[90] К старости только немного прибавляется ширина, так что указатель несколько повышается. Этот замечательный старческий рост черепа есть, быть может, наследие антропоидов, ибо как оранг, так и шимпанзе указывают в старости более высокую брахицефалию, чем в молодости.[91]

По Брока, мозг увеличивается до 40 лет, — в два последние десятилетия, конечно, только очень мало, — затем он остается в стационарном состоянии до 50-летнего возраста, чтобы затем снова постоянно убывать.[92] Это убывание мозга идет параллельно убыванию величины и веса тела, равно как обратному развитию всех прочих органов.

2. Генеалогия и статистика унаследования

Видовые качества человека унаследуются с тем же самым постоянством, как и отличительные признаки всякого другого вида органических существ. Структура и физиологические функции его организма, специфические способности его духа, социальные побуждения, дарования языка и разума унаследуются постоянно всеми членами, за исключением тех случаев, которые явно должны быть рассматриваемы как болезненные.

О роде и действительности наследственности у человека высказывались различные и часто прямо противоположные взгляды. Между тем как в настоящее время большинство антропологов убеждены в могуществе унаследования, Томас Бокль еще почти полвека назад, во введении к своей «Истории цивилизации в Англии», вообще подвергнул сомнению действительность естественного унаследования у человека, насколько дело идет о специальных явлениях. Он писал: «Мы часто слышим о наследственных талантах, наследственных пороках и наследственных добродетелях; кто, однако, подвергнет критическому исследованию такие рассказы, тот найдет, что мы не имеем никакого доказательства их достоверности. Способ, которым существование наследственности обыкновенно доказывается, в высшей степени нелогичен; обыкновенно собирают примеры душевных особенностей у отца и его детей и заключают отсюда, что эти особенности унаследованы. Мы должны спрашивать не только, сколько бывает случаев наследственных талантов, но также, сколько случаев, где такие особенности не были наследственны. Эти соображения должны нас удерживать от доверия к уверениям в существовании наследственного помешательства и наследственного самоубийства. То же самое действительно для наследственных болезней и еще более — для наследственных пороков и добродетелей, — ибо нравственные явления не так заботливо исследовались, как физиологические, и наши заключения о них, следовательно, еще менее надежны».

Удивительно, что, несмотря на это, Бокль называл свой метод исторического исследования естественнонаучным. Конечно, он был только постольку естественнонаучным, поскольку он все виды развития приписывал среде и статистической закономерности. Между тем его взгляд в высшей степени многозначителен для мощного переворота, совершившегося со времени выступления Дарвина, в понимании истории человеческого рода. В последние десятилетия явления естественной вариации и унаследования основательнее исследованы, так что унаследование должно теперь всегда рассматриваться как самая общая и необходимая функция всех органических существований, также и человеческого организма. Надо однако остерегаться видеть в унаследовании только индивидуальный и прямой случай перенесения свойств родителей на детей. Унаследование есть скорее явление генеалогическое, сложная система органических причин и влияний, над которой господствуют многочисленные правила. Большинство вышеизложенных общих законов унаследования действуют также и у человека. В особенности надо заметить, что унаследование может быть прямым, непрямым и боковым — коллятеральным; что сходство часто обнаруживает себя только в определенном возрасте; что оно может быть односторонним или скрещенным, полным, частичным или, наконец, смешанным, ослабляющим или усиливающим унаследованные свойства.

Унаследование специфических признаков, т. е. таких, которые дифференцируются за пределами видовых и расовых свойств, фамильно и индивидуально, бросается в глаза только в особенных и редких свойствах, между тем как в повседневных нормальных случаях это легко не замечается. Надо, однако, согласиться с Дарвином, когда он пишет, что если редкие и необыкновенные изменения телесной организации действительно унаследуются, менее необыкновенные и необычные изменения надо еще более признавать наследственными: быть может, даже, было бы правильнее признавать наследственным каждое характерное свойство и, наоборот, неунаследование этого свойства рассматривать как аномалию.

Естественные особенности и способности у человека — либо врожденные, либо приобретенные. Врожденные покоятся на наследовании от предков или на самопроизвольно выступающей вариации зародышевой ткани, которая может принять наследственный или ненаследственный характер. Последнее деление имеет величайшую важность, ибо, между тем как случайно выступающие и индивидуально приобретенные особенности едва ли играют более значительную роль в физиологической истории человеческого рода, наследственные видоизменения, напротив, имеют выдающееся значение для сохранения, прогрессирования либо вырождения органического существования рас.

Антропометрия и антропометрическая статистика исследуют посредством точных методов типичные формы и размеры в органическом существовании человеческого рода соответственно расе, полу, возрасту, классу и занятию. Антропометрическо-статистическое исследование заключается в особых измерениях высоты тела, объема грудной клетки, веса, мускульной силы и размеров тела. Полученный таким способом из возможно больших рядов индивидуумов средний тип есть так названные Кетле, «средний человек», вокруг которого все отклонения до самых крайних границ располагаются постепенно. Этим путем получается масштаб для органического постоянства поколений или группы индивидуумов, являющийся прочным исходным пунктом для суждения об унаследовании телесных признаков. Таким путем сравнения получается возможность определить, передается ли сумма особенностей от одного поколения к другому постоянно и в неизмененном виде или же в них наступили изменения, которые унасле-дуются далее. Этот метод также важен в том отношении, что при расовых смешениях он может показать, какой тип всецело или частично преобладает в своих признаках. Антропометрическая статистика должна охватывать по крайней мере три поколения — прародителей, родителей и детей, так как только во многих ступенях родства вся наследственная масса — Erbmasse — передается всецело.

В то время как статистическое изыскание открывает унаследование средних свойств замкнутой группы, метод генеалогический исследует личные — personlichen — отношения происхождения отдельных единиц. Он исследует, на основании родословных таблиц и родословных дерев, унаследование внутри более тесного круга кровного родства, в пределах семьи. Бывают в действительности семейные типы как в физическом, так и в духовном и патологическом отношении, особенности которых неизменно унаследуются. Многочисленные заблуждения в утверждении и отрицании наследственных семейных типов основываются большею частью на том, что не различают семьи как органическо-антропологической единицы, от ее социальной или юридической формы.

«Принцип унаследования, — пишет О. Лоренц, — так, как он разъясняется различными теориями, противоположен понятию семьи.[93] Каждый человек, вообще каждое половым образом возникшее индивидуальное существо, есть продукт неизвестного и неизмеренного числа составных семейных связей».[94] Лоренц поэтому полагает, что надо отрицать вообще значение семьи с антропологической и физиологической точки зрения для законов унаследования. В этом он однако слишком далеко зашел. Фамильные связи не неисчислимы, так как посредством так называемого «редукционного деления» зародышевые клетки предковой плазмы отчасти выключаются, так что в каждом индивидууме в общем встречаются только семейные связи родителей и прародителей и только редко — более отдаленных предков.

Исходя из юридическо-социального понятия семьи, можно придти с точки зрения «отцовского права», к совершенно иным результатам в отношении унаследования семейных особенностей, чем с точки зрения материнского правового определения родства. Все исследования Ф. Гальтона о «Наследственности таланта» построены только по отцовскому правовому родству, поэтому они по меньшей мере очень односторонни. Не построение отцовского правового или материнского правового родословного дерева, но только таблица предков может доставить исследованию точный эмпирический материал унаследования, так как она восстановляет обратно родителей, четырех прародителей, восемь пра-прародителей и т. д. и этим делает возможным обзор всех, для каждого отдельного существа, действительно-наличной, совокупной наследственной массы — Erbmasse. «Только родословная таблица, — говорит Ф. Мартиус, — делает нас свободными от образованного по одностороннему отцовскому праву понятия семьи и допускает принятие в расчет наследственной массы материнского происхождения, равной также отцовской».[95]

Непрерывность семейных типов в морфологическом и физиологическом смысле не идентична с социальным понятием об отцовско-правовым образом организованном семейном единстве. При оплодотворении двух зародышевых клеток возможны вообще три случая. Либо берет перевес непрерывность свойств мужского племени, либо женского, либо между обоими наступает смешение различной степени. Здесь приходит в действие закон устойчивых либо преобладающих форм. Так объясняется часто наблюдавшееся явление, что известные отличительные признаки, путем унаследования в мужском роде, сохраняются целый ряд поколений неизмененными, что вследствие совпадения с представлением об отцовско-правовой семье, совсем особенно бросается в глаза как унаследование семейного типа. Что непрерывное унаследование столь же часто наблюдается и в женском роде — это вне всякого сомнения.

Антропологическая генеалогия известных семейств правителей, художников и ученых дает наилучшим образом разъяснения относительно этих правил унаследования. Например, отцовская наследственная масса преобладает в семье Габсбургов, Бахов, Бурноралли, выдающейся английской фамилии Тревильянс, чья история допускает точное прослеживание в течение многих столетий.[96]

Наиболее поучительные примеры опубликовал Т. Цихи в своих исследованиях о «семейном типе и семейном сходстве в княжеских домах».[97] Цихи обладает более чем 4000 эстампами, литографиями и гравюрами, которые изображают все царствующие дома Европы и генеалогически так расположены, что можно проследить отдельные семьи от поколения к поколению. Чтобы показать, как фамильный тип сохраняется или изменяется в ряду поколений, Цихи выбрал из своего богатого собрания Габсбургов и Бурбонов — два рода, которые в антропологическом отношении показывают совсем различные явления наследственности. В то время как у Габсбургов тип остается одинаковым и передается почти без исключения от отца к сыну, у Бурбонов, напротив, сходство лица надо искать в материнских семьях.

Носителем первоначального типа Габсбургов граф Цихи называет Карла V, чья узкая, длинная голова, худощавое, овальное лицо и тонкий, но сильный, несколько искривленный, ястребиный нос — чрезвычайно характеристичны; далее, бросается у него в глаза узкая верхняя губа и выдающаяся, но не отвисающая нижняя губа, что придает рту всегда сжатый вид. Совершенно тот же тип находится у его потомков, Филиппа II, Филиппа III, Филиппа IV и брата его, Карлоса. Очень замечательно лицо последнего отпрыска этого рода, Карла II испанского, черты лица которого суть простое повторение физиономии его пра-прадеда Карла V. В то же время видно, как Габсбурги испанской линии постепенно слабеют и приобретают болезненный вид, угаснув с Карлом II. Что касается второй линии Габсбургов, брата карла V, императора Фердинанда II и его потомков, то и эти — именно император Рудольф II, Матфий, затем второй сын Фердинанда I — представляют тот же тип, как их испанские кузены, но эти Габсбурги несравненно мощнее и сильнее: это — племя богатырей; и почти то же обнаруживается и у младшей линии Габсбургов, императоров Фердинанда II, III и IV. После Леопольда I разом наступает большая перемена типа Габсбургов. Его сыновья, императоры Иосиф I и Карл VI, не имеют ничего из старого габсбургского типа. Они все — как бы вылитый портрет своей матери, императрицы Элеоноры-Магдалины, дочери курфюрста Пфальц-Нойбурга. Карл VI был последним в своем роде. Его дочь, Мария-Терезия, не имела ничего из габсбургского типа: она походит на свою мать Елизавету Брауншвейгскую, и с того времени в Габсбургском доме укоренилась новая, но опять-таки постоянная черта.

Постоянство типа замечается также у Бурбонов с тем различием, что у каждого отдельного сочлена этой семьи можно доказать сходство с его материнскими предками. Так, Людовик XIII не имеет ничего из черт характерной головы Генриха IV и является портретом своей матери Марии Медичи, между тем как Людовик XIV похож отчасти на свою мать Анну Австрийскую, отчасти на свою бабку Марию Медичи. Людовик XV — опять-таки портрет своей матери, прелестной принцессы Савойской. Очень любопытно, что король-буржуа, Луи-Филипп, является копией Людовика XIV, а герцог Намюрский имеет совершенно черты Генриха IV, и, наконец, что часовщик Наундорф, который выдавал себя за сына несчастного Людовика XVI, весьма похож на него, имея в то же время красноватые веки, подобно Марии-Антуанетте.

Постоянство типа в мужском и женском поколении или смешение двух типов может наблюдаться в каждой семье. Особенно большое значение имеет господство того или другого правила унаследования во влиятельных и выдающихся семьях, которые играют решающую роль в политической и духовной жизни какой-либо нации. История наследственности царствующих фамилий показывает, что для понимания политических событий имеет большую важность вопрос, сохраняются ли в мужском поколении характерные качества семейного типа, как — плодовитость, долговечность и духовная даровитость либо болезненные предрасположения, или тип меняется с каждым новым поколением. Династическое наследование по мужской линии находят тут масштаб своей социальной и культурной ценности.

Для генеалогического исследования фамильных и расовых типов имеет большую важность то, что наблюдения над фактами и законами, равно как и над основными физиологическими положениями унаследования, показали как ошибочно обычное слово «смешение крови» — «Blut-Mischung» и как фантастична та теория унаследования, которая основывается на странном представлении, будто при расовых и фамильных скрещиваниях имеет место механическое и равномерное распределение свойств. Пробовали ведь ученые — с которыми в их исторической роли надо однако считаться — исчислить, сколько «миллионов капель крови» дедов и прадедов течет в жилах какого-нибудь правителя! Также не обоснованы, приводимые против расовой теории — Rassetheorie, арифметические доказательства, посредством которых предполагается подтвердить, что вследствие многочисленных скрещиваний в прошлом не может быть больше никакой «чистой расы». Дознано, однако, что в смешанных расах бывают всегда «очистки от примесей» — «Entmischungen», что типы сопротивляются до известной степени слиянию, и что элементы чуждых рас, когда они не слишком многочисленны, через много поколений снова могут быть совершенно выключены из расового плазматического процесса зародышевой ткани. Классическим примером этого могут служить египтяне, которые, как показал Прюнер-Бей, несмотря на преходящие смешения с неграми, семитами, греками и турками, сохранили свой старый расовый тип неизмененным.

3. Унаследование скелета

Скелет есть та система органов, которая дает позвоночному животному — следовательно, и человеку, которого можно обозначить как «говорящее позвоночное животное» — его характеристичное сложение; поэтому-то скелет и представляет особенный интерес в вопросе унаследования.

Что касается унаследования величины тела, то его средняя, для расы характеристичная, мера сохраняется неизменной. Даже когда один слой населения составлен из неодинаково рослых индивидуумов, то и здесь, по Ф. Гальтону, существует правильность в унаследовании, так что отношение между крупными и маленькими индивидуумами испытывает едва заметное изменение, и в том случае даже, если рослые не всегда порождают рослых, а малорослые — малорослых. Также мало изменяется числовое отношение между тяжеловесными и маловесными, сильными и слабыми.[98]

Но это правило действительно — как и для всех прочих органов тела — только для групп, замкнутых и подверженных неизменным условиям существования, — ибо многие явления указывают на то, что в продолжение некоторого числа поколений может иметь место заметное изменение или периодическое колебание в длине тела населения, произойдет ли это путем примесей чужих рас или посредством одностороннего отбора с последующим внутри-групповым скрещиванием — inzucht.

Особенности нежного или грубого строения костей приобретаются не путем индивидуальной легкой или напряженной работы, но, скорее, указывают наследственное семейное предрасположение, которое вполне независимо от телесных усилий или питания, и явно сохраняются в течение всей жизни. Можно наблюдать семьи, в которых часть детей обнаруживает стройный рост тела с тонкими костями, а другая часть имеет лицо с толстыми, плотными и неуклюжими костями, и это просто напросто объясняется тем, что сами родители обладают различными типами костей. Унаследование узкой и широкой руки — явление, бросающееся в глаза даже лицам несведущим.

Но не только величина и построение костей наследственны: О. Аммон показал на некоторых типичных случаях, путем точных измерений, также примеры унаследования длинных и коротких ног, также рук и всех других размеров отдельных частей тела.[99]

Где люди малого и большого роста смешиваются при размножении, там возникают по временам своеобразные помесные формы. По исследованиям Мейснера, грудная клетка и плечевой пояс низкорослого могут покоиться на тазе и тазовом поясе высокорослого, даже грудная клетка чрезмерно малорослого — на тазе чрезмерно рослого. В других же случаях на двух гигантских ногах сидит верхнее туловище мальчика, или на двух карликовых нижних конечностях посажен длинный торс.[100]

Было выше указано, что различным расам принадлежит специфическая наследственная форма таза. Интересны исследования С. Штраца об явлениях унаследования таза при смешении яванской расы с европейцами. Поперечный диаметр яванского таза на три сантиметра короче среднего европейского таза, и, кроме того, тазовой вход у первого имеет круглую форму. Бросается в глаза более всего то обстоятельство, что у метисов из всех расовых особенностей более всего сохраняется круглая форма таза. У одной молодой женщины, например, которая происходила в пятом поколении от яванской матери и отличалась замечательно белой и нежной кожей и красивыми белокурыми волосами, имелся типичный круглый таз. Яванский таз обладает, таким образом, не только большою устойчивостью, но и превосходящею силою упорного проведения своих черт. Из прочих расовых особенностей тонко-построенные члены тела и большая подвижность суставов выдают и в позднейших поколениях яванскую кровь.[101]

Важнейшим признаком расового различия считается наследственная форма черепа. В настоящее время существует только немного народов, состоящих из вполне чистокровных индивидуумов, и которые в то же время прошли богатую событиями историю, которая, как известно, беспорядочно множит расы. Однако первоначально существовали чистые расы и обладали единой формой черепа в пределах более тесных границ вариаций, так что везде, где находят крайне отклоняющиеся формы черепа в одной и той же человеческой группе, следует заключать о смешении крови с чужими расами.

Насколько форма черепа есть врожденная и наследственная расовая или семейная особенность, показывают исследования О. Шоффера над фетальной (зародышевой) долихоцефалией и брахицефалией. Явственно заметно, что в эмбриональном предрасположении с самого начала имеются определенные длинноголовые и короткоголовые формы головы, и что они пребывают таковыми в течение всей зародышевой жизни до рождения.[102]

В течение своего индивидуального развития череп подвержен количественным изменениям роста, которые, однако, не имеют никакого преобразующего влияния на врожденную типичную форму головы. Не бывает совсем превращения брахицефального черепа в долихоцефальный, тем не менее форма черепа не есть нечто безусловно неподвижное. Но изменения касаются только более тонких дифференцирования и моделирования отдельных частей черепа, например, формирование типично мужских черт из детского черепа.

По исследованиям В. Пфицнера, продольно-поперечный головной указатель постоянен в течение всей жизни. Он определил при статистико-антропологической описи группы различных возрастов, что отдельные указатели, которые колебались между 70 и 100, не изменялись.[103] Постоянство черепной формы подтверждено также посредством многолетних измерений на одном и том же индивидууме и другими исследователями, например, О. Аммоном.

Что касается форм черепа при соединении двух различных типов, то относительно этого имеются наблюдения над метисами далеко отстоящих друг от друга рас, затем также наблюдения над членами отдельных семейств, в которых соединены германские и альпийские расовые элементы.

У метисов от белого отца и австралийской матери находят рядом с охро-желтой кожей светлые, до темно-коричневого, волосы, совсем не выдающиеся брови, широкий и плоский нос, менее выступающие скулы. Череп составляет середину между австралийским и европейским черепом.[104]

Б. Хаген привлек внимание на то обстоятельство, что длина черепа у меланезийских метисов, как и длина лица, изменяется таким образом, что удлинение лица является специфическим признаком смешения. У метисов первой степени, от индейского отца и малайской матери, преобладает элемент материнский. Длина и ширина мезоцефального черепа остаются почти теми же. У метисов второй степени, где преобладает индейский элемент, длина черепа значительно увеличивается. В следующем поколении этой крови, при новом прибавлении индейской крови, череп становится все уже и длиннее, так что ее влияние усиливается.[105]