Глава 10

Глава 10

Мой отец был из племени чероков Северной Каролины. Мать – Этель Шерман, по крови – индеанка из племени пекваннок. Дед мой, Эд Шерман, был вождем по имени Черный Ястреб; наша семейная родословная уходит в прошлое на тридцать поколений.

И все же, когда в 1976 году началась война из-за этой четверти акра, мне пришлось доказывать, что я индеец; мой сосед доказывал обратное, пытаясь лишить меня прав на эту землю.

Нелегко было расти индейцем. Я ходил в начальную школу в г. Николсе. Когда я был в четвертом классе, мать переехала в Бриджпорт, чтобы мы с сестрой могла улучшить свое образование в городе. Жили мы на Ньюфилд-авеню, потом на Олив-стрит, Линдли, Норт-Вашингтон и Иранистан-авеню. Последняя школа, которую я посетил в Бриджпорте, называлась Св.Августин.

Как сейчас, я слышу слова дедушки: «Только возьми детей в город – попадёшь в такой ад, какого не узнаешь и за всю свою жизнь». И он оказался прав – знал, о чём говорил.

Никто из ребят не хотел с нами играть. Говорили – мы какие-то «не такие». У моей сестры были длинные волосы. Учителя часто ухватывали её за них покрепче, чтобы удобнее было отвешивать пощёчины. Мне всё время доставалось, потому что я лез в драку, защищая её.

Мы вечно голодали. Я работал на ярмарках – на Братьев Ринглинг, Барнаума-и-Бэйли, и прочих. Выполняя работу возницы, участвовал в шоу о Диком Западе. Д потом я убежал; мне было тогда девять лет.

Когда я впервые оставил дом, я отправился на водохранилище Сэмп-Мортар в Истоне и остался там на десять дней. Ушел я ночью; ночами и путешествовал… В те дни большинство детей, родители которых имели дом и участок земли, пользовались сараями в качестве помещений для детских забав. Их-то я и отыскивал, в них проводил дневное время. Дети приносили мне еды и сигарет.

Потом я отправился в Массачусетс и Нью-Гемпшир. Там, где асфальтовая дорога переходила в грунтовую, а потом в проселочную, в конце неё стоял дом фермера. Я остановился у них и работал на ферме, помогая заготавливать сено. Хозяин понял, чем я занимаюсь, и посоветовал избавиться от своих детских штанишек. Он купил мне мою первую пару брюк, и сделал две пары башмаков – таких, которые застёгиваются на крючки.

Я прожил на ферме зиму, потом, весной, ушел в лес, просто пошел по тропе лесорубов, пока она не кончилась, и не осталось ничего, кроме меня да Матери-природы -никого, кто бы смеялся надо мной или унижал. Я был свободен.

В лесу я прожил три года; там и зимовал. Я жил как мои предки. И вот однажды я очутился в Уэстфилди, штат Мэн, в семье человека по имени Гордон Твиди. Семья его выращивала картофель, промышляя фермерством. Твиди сказал, что я – единственный дикий индеец, который остался в этих лесах. Им пришлось гоняться за мной, прежде чем меня поймали.

Вот так я и вырос в глубине штата Мэн. Научился охотиться, ловить рыбу, ставить ловушки; работе лесоруба, лесовика и фермера. Мои приемные родители, Гордон Твиди и его жена, заботились обо мне, пока меня не забрала домой мать.

В 1970 году, когда мы с моей первой женой совершили поездку в Мэн, она не могла поверить, чтобы я смог выжить мальчишкой в этих лесах. А когда мы встретились с моими приемными родителями, те сказали, что моя кровать ждет меня, как всегда.

Но тогда мать забрала меня домой, и в пятнадцать лет я пошел работать грузчиком на сталелитейный завод фирмы Стэнли. Но ненадолго: вскоре я опять уже был в дороге. Я подсаживался в товарняки, колеся по всей стране. А потом я пошел на флот.

Я сражался за свою страну во Второй Мировой войне. Восьмого ноября 1942 года, в пять часов вечера, я принимал участие в высадке десанта в Северной Африке. Я находился на борту десантного транспорта «Томас Джефферсон». Мы высадились первыми на берегу французского Марокко.

Жизнь моя на флоте была сущим адом. В то время там служили почти что сплошь белые южане, и даже в военное время они не могли понять, отчего я нахожусь на верхней палубе, как моряк, на виду у всех, как другие; отчего не внизу, на кухне, среди цветных. Черные спали в маленькой железной камере в стороне от кубрика; они и должны были прислуживать остальным. Мы спали и жили под вечной угрозой, что нас выбросят за борт. Но по сигналу общей тревоги я входил в состав прислуги пятидюймового носового орудия – расовые и все остальные различия исчезали. Просто заряжай и стреляй – и никто не думал, что я индеец. Но я хотел уйти из флота из-за этих предрассудков. И меня перевели в сухопутную армию.

После войны, в 1945 году, я пошел работать на компанию, ведавшую грузовыми перевозками в Бриджпорте. Но со мной никогда не обращались так, как с другими водителями. Тогда я купил грузовик и сам занялся бизнесом.

Многие думают, что если ты владелец грузовиков, у тебя куча денег и жизнь – просто класс! Но в такой жизни много тоскливого: например, одиночество. Во время рейсов жене тяжело вести твое дело, уплачивать по счетам за перевозки, а домой денег не поступает.

Я ушел на покой в 1969 году, когда у меня было семь грузовиков. Мне пришлось все бросить из-за болезни сердца. Мне больше не разрешали крутить баранку. И вот я возвратился в Мэн: мне нравились люди, живущие там, в заботе о своей земле. Я вернулся назад в горы, чтобы почувствовать себя снова свободным.