Преступление и наказание

Преступление и наказание

У майя «царили законы и хорошие обычаи, и они жили в мире и справедливости». Таково было мнение Торквемады. Имеется в виду следующее: в то время как с другими общинами и племенами майя вели войну, среди тех, кто принадлежал к одному с ними племени, по– прежнему царили «мир и справедливость». Нет сомнений в том, что у майя было высоко развитое чувство справедливости, но определенно эта форма справедливости соответствовала понятиям неграмотных людей. Три тысячи – или более – лет жизни на одной и той же территории сделали обычаи племени догмой. Что сделано, то сделано, а что нет, то нет. Любые нарушения этого влекли за собой наказание. Оно было суровым. Преступлениями у майя были в основном кражи, убийства, супружеская измена, оскорбление владык, и наказание часто «соответствовало преступлению», подобное наказывалось подобным.

Кража, безусловно, была деянием антиобщественным. Так как члены всех общин внутри племени были одной крови, то было очевидно, что считалось неэтичным брать то, что тебе не принадлежит. В домах майя не было дверей или замков, висел только полог или несколько колокольчиков на веревочке, чтобы известить хозяина о чьем-то приходе. Наказанием за кражу было обращение в рабство. Вор должен был «отработать» украденное, или если же ближайшие родственники вора считали, что это порабощение их оскверняет, то тогда они выплачивали долг. Повторное преступление такого же рода могло навлечь на вора смерть. Кража, совершенная любым представителем правящего класса, навлекала на вора позор; его лицо покрывали глубокой татуировкой, и клеймо вора оставалось с ним на всю жизнь. У майя не существовало компенсации обществу за кражу. Вор ничего не выплачивал обществу, и у майя не существовало тюремного заключения, за исключением заключения в тюрьму тех, кого должны были принести в жертву; виновный платил жертве.

Даже если убийство было случайным, оно влекло за собой смертный приговор, если только родственники преступника не выражали желания заплатить наследникам жертвы. Не существовало такой вещи, как случайная смерть; убийство в любом случае считалось умышленным. «Наказание за убийство, – пишет Ланда, – даже когда смерть была случайной, состояло в том, чтобы принять смерть в ловушках, расставленных наследниками погибшего».

Для их мистического разума (и это справедливо в отношении первобытных людей везде) не существовало таких понятий, как непредвиденные обстоятельства или несчастный случай; то, что мы называем случайным, для них было преднамеренным. Это показывало, что злые силы делали свое дело еще перед «несчастным случаем» и что намеченная жертва была ими «выбрана»; это был знак присутствия зловредных факторов. Мы признаем несчастный случай; они же думали о реально существующих сущностях данного инцидента, находящихся за гранью восприятия органами чувств человека.

Рис. 81. Правосудие вершил холпоп, тот-кто-сидит-на-циновке. Циновка (поп), на которой он сидел, была символом правосудия

Любой вид смерти был осквернением. Высшей степенью общественной нечистоплотности являлось кровопролитие. Майя должны были даже искупать свою вину за убийство животного. Вот почему охотник подвешивал какую-то часть убитого животного и обычно протыкал себе язык и (или) пенис и проливал несколько капель своей собственной крови на недавно убитое животное. Неоправданное убийство животного приравнивалось к убийству человека, и всякий, кто отнял жизнь и пролил кровь, навлекал на общество скверну; он подлежал наказанию членами своего племени.

Случайная потеря собственности рассматривалась точно так же, как будто она произошла сознательно. Если один индеец украл у другого пчелиный улей, он должен был заплатить его владельцу. Если было доказано, что индеец совершил самоубийство из-за ошибочного обвинения со стороны другого человека, то последний должен был заплатить.

Нарушение супружеской верности влекло за собой смерть. Единственной легальной лазейкой было то обстоятельство, что человека нужно было застичь flagrante delicto (в момент совершения преступления – лат. – Пер.). Если он оказывался пойманным, любовника жены приводили связанным к судьям, выслушивали его, выносили приговор, а затем передавали мужу; это преступление рассматривалось не столько как попрание добродетели, сколько как нарушение права собственности. Муж без промедления казнил виновного, «сбросив ему на голову тяжелый камень с большой высоты». Если же в деле была замешана женщина благородных кровей, то прелюбодею могли взрезать пупок и вытягивать из него кишки, пока он не умрет (на рисунке в одном из кодексов майя изображен индеец, которого медленно пытают таким способом). Среди высокопоставленных особ к прелюбодеянию относились с большим отвращением, потому что «в том не было нужды», то есть знатный человек был полигамным и имел достаточно женщин, чтобы удовлетворить свои желания.

Преступления по злому умыслу всегда компенсировались кровопролитием. Если дело было непростым, то его выслушивали батабобы, правители города. Ничего не записывалось, все происходило устно. В сложных случаях выбирали ораторов, которые исполняли роль адвокатов, и они «оспаривали» дело. И обвиняемый, и обвинитель подносили подарки судье. Майя были словоохотливыми; из-за их болтливости дело могло тянуться не один день. Уголовный или гражданский процесс мог быть весьма запутанным, включая в себя диапазон всех звуков вместе со сложной юридической терминологией, вроде той, что использует судья Бридуа в третьем томе «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле.