Часть II ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВЕКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть II

ПРЕСТУПЛЕНИЕ ВЕКА

22

Джимми Чагра стеснялся потом в этом признаваться, но летом 1977 года, за полтора года до убийства Ли, он был всего лишь "мулом" с громким именем в контрабандистской операции, которую возглавлял "король наркотиков" на американском Юго-Западе Генри Уоллес. То было трудное время для Джимми. Он уже промотал все деньги, вырученные после успешной бостонской операции, причем большую их часть оставил в игорных домах Лас-Вегаса. Но полоса неудач не закончилась за игорными столами казино. Сначала последовал арест в Ардморе и потеря двух самолетов с семью с половиной тоннами марихуаны на борту, потом катастрофа самолета "ДС-6" в Колумбии, а затем и новый арест в ходе неудавшейся попытки спасти груз. Никаких обвинений предъявлено пока не было, но потеря трех самолетов и груза, а также широкая огласка нанесли сокрушительный удар по его так успешно начавшейся "карьере" крупного контрабандиста. Вот почему Джимми Чагре пришлось обратиться за помощью к Генри Уоллесу и начать работать на него.

Уоллес осуществлял свои операции из Берино (штат Нью-Мексико) — небольшого фермерского поселения в Аппер-Вэлли, расположенного прямо напротив Эль-Пасо недалеко от границы штата. Джимми уже больше года был знаком с Толстяком (как иногда называли Уоллеса) и подружился с ним. Теперь они вместе играли, делали ставки, продавали наркотики и обменивались информацией. Джимми долго мучился, прежде чем заставил себя побороть гордыню и попросить Толстяка дать ему какую-нибудь "работу". Но иного пути войти в дело он не видел.

Уоллес был наполовину мексиканцем, наполовину ирландцем, поэтому многие представляли его человеком, в котором легко уживались хитрость и старомодная горячность. Но это впечатление было обманчивым. Толстяк был мозговым центром тонко продуманной организации и считался своего рода королем контрабандистов. Он имел собственный неисчерпаемый источник марихуаны, которую ему поставляли друзья из федеральной полиции на севере Мексики. Полицейские не только охраняли используемые Уоллесом взлетно-посадочные полосы и поддерживали их в хорошем состоянии, но и сами доставляли туда "травку" и даже грузили ее в самолеты. Субподрядчиками Уоллеса были несколько пилотов, включая Марти Хоултина (командира "Авиации Коламбуса") и Джима Френча — стареющего контрабандиста, который практически ушел на покой и жил теперь на своем ранчо в Джайла-Уилдернес. Уоллес строил свою организацию на тех же принципах, что и ЦРУ или "красные бригады": ни одно из подразделений не знало, чем занимаются другие. Ричард Янг — музыкант из Сан-Франциско, который зимой 1977 года работал на Уоллеса, а затем стал полноправным участником других контрабандистских операций, — вспоминал впоследствии о том, как он впервые увидел "верхушку айсберга". Янгу платили 2000 долларов за доставку марихуаны на грузовике из Нью-Мексико в Индиану. Он ни разу не видел ни тех, кто пригонял грузовик в Нью-Мексико, ни тех, кто принимал его в Индиане. В его задачу входило лишь "крутить баранку". А чтобы в голову не лезли всякие сумасбродные мысли, за ним все время следовала "машина сопровождения".

Летом 1977 года дружба Джимми с Уоллесом была существенно подорвана, когда Толстяк не смог уплатить ему 150 000 долларов, причитавшихся за доставку груза марихуаны из Мексики. Уоллес созвал "встречу на высшем уровне" в доме некоего Лесли Харриса в Аппер-Вэлли, с тем чтобы обсудить, что же произошло с пропавшей суммой. Встреча была серьезной: почти все участники пришли с оружием. Был момент, когда два бывших головореза из шайки "Бандидос", работавших на Джимми Чагру, грозили даже облить бензином и поджечь собаку Лесли Харриса. Взяв на себя роль миротворца, Уоллес отвел Чагру в сторону и предложил стать партнером в новой операции. Толстяку нужны были связи Чагры в Колумбии, так как становилось все труднее и труднее сбывать низкосортную "травку" из Мексики. Этим частично и объяснялась недоплата. Чагре же, сидевшему без цента, нужны были деньги. Уоллес предложил такой план: сначала они доставят и реализуют пятьдесят килограммов кокаина, а затем на вырученные деньги купят большую партию первосортной марихуаны в Санта-Марте в Колумбии, которая высоко ценится курильщиками и которую можно будет продать по цене, в четыре-пять раз превышающей цену мексиканской "травки". Чагра согласился, и они скрепили новый договор хорошей порцией кокаина.

Уоллес одолжил 15 000 долларов у Ричарда Янга, пообещав ему долю барыша, и еще 60 000 у друзей во Флориде. Во время одной из встреч с Чагрой Уоллес дал ему задаток в виде шести унций кокаина, а еще через какое-то время передал 50 000 долларов из собственных денег. Джимми попросил родственников выслать ему еще немного денег: ведь все в Эль-Пасо знают, чем он занимается, и жить там теперь он не может. Он сказал, что хочет начать новую жизнь в Канаде. Но это была ложь. На самом же деле он намеревался переехать в Форт-Лодердейл во Флориде и учредить там компанию по разгрузке судов, с тем чтобы использовать ее впоследствии для контрабанды марихуаны. Он знал человека, у которого было несколько больших рыболовных судов, пригодных для перевозки "травки".

Прежде всего нужно было найти пилота (после катастрофы в Колумбии Джимми не хотел больше прибегать к услугам Джерри Уилсона) и самолет с такой дальностью полета, которая обеспечивала бы перелет из Флориды в Колумбию и возвращение оттуда с кокаином. Уоллес предложил кандидатуру Джима Френча, но Чагра колебался: он уже не раз надувал Француза и не был уверен, что тот ему все простил. Тем временем Уоллес занялся сбором денег, необходимых для финансирования операции. Его представили агенту из бюро путешествий в Эль-Пасо по имени Дадли Коннелл, который заинтересовался возможностью приобретения высококачественного кокаина по сходной цене. Уоллес пообещал Коннеллу достать минимум килограмм "пудры" за смехотворно низкую цену — 10 000 долларов. У Коннелла и такой суммы с собой не было, но он пообещал связаться со своим другом Полом Тэйлором в Денвере: он уверен, что тот сможет найти деньги.

Вскоре после того, как Джимми и его подруга Лиз Николс уехали из Эль-Пасо во Флориду, Толстяк поехал к Джиму Френчу в Джайла-Уилдернес. Френч сказал, что больше контрабандой не занимается. Но он говорил так всегда, когда был при деньгах. Всего лишь год назад Уоллес лично заплатил Марти Хоултину 5000 долларов за то, что тот уговорил Френча еще раз включиться в дело. Если быть осторожным, его удастся выманить и на этот раз. Толстяк, конечно, и не думал говорить Френчу, что Джимми Чагра тоже участвует в операции. Француз должен знать лишь то, что в предстоящем деле он, Уоллес, и Ричард Янг — равноправные партнеры.

Джима Френча трудно было чем-то удивить, когда речь заходила о контрабанде. Он начал заниматься ею еще в 1946 году, когда товар приходилось доставлять на осликах, переводя их вброд через реку. Во время второй мировой войны он воевал в составе 3-й армии генерала Паттона, попал в плен к немцам, но бежал. Пособие, выплаченное ему как участнику второй мировой войны, Френч истратил на обучение летному делу. Это был представитель старой школы контрабандистов — опытный профессионал, который с презрением относился к большим самолетам и крупным операциям и предпочитал работать в качестве независимого подрядчика, делая на своем одномоторном самолете один-два и лишь изредка три вылета в неделю и получая за это весьма скромную плату. Он никогда не был алчным, слишком болтливым или безрассудно смелым. Френч был надежным партнером, с которым можно было иметь дело в течение многих лет.

Всякий раз, когда Джим Френч вспоминал о том памятном вечере, проведенном два или три года назад в ресторанчике на окраине Силвер-Сити, у него неизменно подступал комок к горлу. Несколько старых друзей-контрабандистов: Ралф Хансен, Вик Ньюмен, Марти и еще кто-то — сидели за столиком и обедали, когда к ним неожиданно подошла официантка с подносом, на котором стояли полные бокалы.

— Это вам от тех двоих, — сказала она.

— А вашему столу — наш кукиш! — сказал Ралф Хансен, и все рассмеялись.

— Дорогая, — обратился Ралф к своей жене. — Ты видишь вон тех двух ублюдков? Они уже лет десять гоняются за нами. А результат? За все это время у них лишь прибавилось годков и поубавилось волос. Вот и все.

— Это "нарки"? — спросила жена Ралфа.

— Одни нз лучших. У старого Чарли трое детей успели уже окончить колледж. А Говард — вон тот длинный, что чешет за ухом, — построил даже коттедж у озера недалеко от Элефант-Батт. Так что эти десять годков они прожили не зря.

Когда контрабандисты поднимали бокалы за здоровье "нарков", они даже немного растрогались.

Вскоре после этого Вик Ньюмен заправил до краев баки своего видавшего виды "В-26" и поднялся в воздух с одного из аэродромов Лас-Вегаса. Но не прошло и двадцати минут, как у него взорвался двигатель, и охваченный пламенем самолет рухнул на землю.

Ралфа Хансена смерть настигла в Мексике. "Ему не следовало летать на том двухмоторном "биче", — сказал потом Френч. — Он намного сложней его старой машины". При взлете Ралф случайно нажал на рычаг управления закрылками вместо рычага для уборки шасси, и в результате самолет полетел не вверх, а вниз. Уже на земле взорвались оба переполненных горючим бака. Ралф скончался по дороге в госпиталь в Торреоне и был похоронен у дороги.

Вскоре после этого неожиданно взорвался двигатель и у "навахо", когда Джим Френч пытался поднять его в воздух. Джима не могли вытащить из обломков в течение восьми часов. При аварии он сломал себе ключицу и несколько ребер. Френч знал, что бояться надо не "нарков", а злой судьбы, рока. Такая уж была у него работа. Ему приходилось пролетать со скоростью 360 километров в час над остроконечными горными грядами на высоте каких-то 15 метров от вершин или лететь вдоль темных ущелий, почти касаясь крыльями их склонов. Затаив дыхание, нужно было вглядываться в темноту и стараться рассмотреть огни грузовиков, которые указывали место безопасной посадки. Самолет могла поразить молния. А могло случиться и так, что, набрав в кромешной тьме полные обороты и разгоняясь для взлета, самолет мог налететь на дикого кабана, решившего как раз в этот момент перебежать взлетную полосу.

Да мало ли откуда могла прийти опасность. Здесь и неожиданные поломки, и неисправности, и ошибочные решения, и невезение, и люди, которым не стоило доверять. Французу было уже далеко за пятьдесят, почти шестьдесят, и большая часть жизненного пути была уже давно пройдена. На лом лапе уже ничто не могло заставить Джима Френча подключиться к операции, в которой участвовал такой жулик и пустомеля, как Джимми Чагра. Но в тот момент, когда Толстяк предложил ему треть всей выручки и он согласился, Француз понятия не имел, что Чагра тоже причастен к "делу".

К октябрю Чагра и другие контрабандисты уже завершили подготовку операции. Френч и Ричард Янг купили двухмоторный "аэрокоммандер" и доставили его во Флориду. Уоллес отправился в Санта-Марту, чтобы договориться о приобретении кокаина. Но тут возникла первая проблема. Лионель Гомес, давнишний поставщик Чагры, отказался давать товар в кредит, так как до сих пор не получил денег за марихуану, конфискованную в Ардморе, и за ту, что сгорела во время авиационной катастрофы. Изобретательный Уоллес нашел, однако, нового поставщика, согласившегося дать нм шесть килограммов кокаина (хотя они рассчитывали на пятьдесят) по цене, в шесть раз превышавшей исходную. У Уоллеса не было иного выбора, и он согласился. Взамен, однако, он должен был остаться в Санта-Марте в роли своеобразного заложника. Все прекрасно понимали, что будет с Толстяком, если его друг Джимми Чагра не приедет с деньгами.

Уоллес сидел без гроша, был страшно напуган и уже плохо соображал от слишком частого употребления кокаина. Он позвонил в Эль-Пасо Дадли Коннеллу, агенту из бюро путешествий, и попросил у того денег, но Коннелл сказал, что денег у него нет. В Колумбию все же прилетел партнер Коннелла Пол Тэйлор, бизнесмен из Денвера. Он хотел ознакомиться с деталями операции на месте. Но взаймы Уоллесу он мог дать не больше двух-трех сотен долларов. Коннелл и Тэйлор вызвались лишь помочь продать кокаин, а выручку вложить в приобретение марихуаны.

А во Флориде в это время остальные участники операции занимались лихорадочными поисками денег. Положение усугублялось и тем, что разбушевавшиеся тропические ураганы создали полный хаос на местных авиалиниях. Погода улучшилась лишь к концу октября. Где-то на рассвете 21 октября Чагра позвонил Французу в мотель и сказал: "Летим. Толстяк уже ждет нас с товаром". В последнюю минуту Ричард Янг тоже решил лететь вместе с ними. Они находились в воздухе уже примерно четыре часа, когда Янг неожиданно проснулся от страшного стука в левом моторе. Глянув на приборную доску через плечо Француза, он увидел, что стрелка тахометра переместилась за красную линию, что означало, что двигатели работали на максимальных оборотах. Когда Француз выключил левый двигатель и поставил винт во флюгерное положение, на его окаменевшее лицо было страшно смотреть. Они быстро теряли высоту. Самолет находился в тот момент над проливом Уиндуард между Кубой и Гаити. По расчетам Френча, они могли продержаться в воздухе еще минут десять. Этого было достаточно, чтобы развернуться и приземлиться в Грейт-Инагуа. Чагра стал выбрасывать из кабины деревянные ящики с пистолетами, а Янг рвать паспорта и списки телефонов. Прежде чем сесть, они придумали "легенду": они скажут, что летели в казино Пуэрто-Рико. У Янга было около 5000 долларов, которые он на всякий случай разделил на три равные части.

Где-то в полутора тысячах километров от них Толстяк и дюжина федеральных полицейских Колумбии, приставленных к нему, чтобы охранять кокаин и интересы поставщика, стояли в это время на берегу и ждали самолет, которому так и не суждено было прилететь.

Прошло еще две недели, прежде чем Чагре удалось раздобыть новый самолет, который и доставил те шесть килограммов кокаина во Флориду. Уоллес тем временем оставался заложником в Колумбии. Кокаин оказался низкого качества. К тому же ни цента из вырученных денег ни Уоллесу, ни его колумбийским поставщикам послано не было. Коннелл и Тэйлор взяли килограмм кокаина для перепродажи, но денег так и не вернули. Но Уоллес и здесь нашел выход из положения. Он убедил колумбийцев, что деньги скоро прибудут, и заключил новую сделку с другим поставщиком, по имени Хосе Баррос. Тот согласился передать более тринадцати тонн марихуаны и предоставить судно для ее транспортировки, если Чагра внесет аванс в размере 100 000 долларов для подкупа колумбийских чиновников. Чагра прислал с курьером 80 000 долларов, а остальные 20 000 согласился передать жене Барроса, которая в это время отдыхала в Мехико. Уоллес был заложником и не мог покинуть Колумбию, но Чагра позаботился о том, чтобы к нему в Санта-Марту вылетели его жена и младшая дочь.

Уоллес даже не подозревал, что Чагра в это время замышлял собственную операцию, которая в случае успеха могла принести ему огромные барыши. Пока все дожидались груза из Колумбии, Чагра совершал ежедневные облеты акватории Больших Багамских отмелей, разыскивая суда, которые по каким-то причинам не нашли заказчиков и стояли теперь, словно подсадные утки, на рейде. Совать нос в чужие дела было чрезвычайно опасно, но Джимми пораскинул мозгами и решил, что, поскольку суда с грузом уже прибыли и товар можно было направлять на рынок, почему бы ему самому не разгрузить их, а потом уже встретиться с настоящими владельцами и окончательно уладить все финансовые дела.

Джимми повезло: он приехал во Флориду как раз в то время, когда торговля марихуаной достигла пика. К концу 1977 года она стала доминирующей отраслью во Флориде, принося доход, почти вдвое превышавший поступления от туризма. В одном только округе Дейд прибыль от продажи марихуаны составила, по некоторым оценкам, семь миллиардов долларов. В Колумбии общий доход от торговли марихуаной и кокаином достиг восьми миллиардов долларов, что в пять раз превысило ее государственный бюджет. Каждую неделю в Соединенные Штаты отравлялось два миллиона тонн "травки", и большая ее часть доходила до потребителей. На смену самолету пришло каботажное грузовое судно, способное взять на борт до тридцати пяти тонн груза. В большинстве случаев колумбийцы готовы были поставлять и наркотики, и судно для их перевозки. В одном правительственном докладе говорилось, что по меньшей мере 160 каботажных судов совершали регулярные рейсы из Колумбии. Самос большее, что могло сделать американское правительство, — это задержать одно из таких судов на основании старого законодательного акта времен "сухого закона", в котором говорилось о "подозрительных судах в открытом море". Закон позволял кораблям береговой охраны конфисковывать незаконный груз в открытом море, но не разрешал арестовывать экипаж. Команду отправляли на родину за казенный счет, а суда продавали с аукциона — часто брокерам, представлявшим их первоначальных владельцев. Даже крупнотоннажные суда в большинстве случаев избегали задержания. Как только марихуана перегружалась в одно из тысяч мелких морских рыболовных судов, бороздивших прибрежные воды вдоль и поперек, обнаружить контрабанду становилось практически невозможно. Если же эти суда встречались в открытом море с одним из бесчисленных сигарообразных катеров, на которых товар перевозился затем по сложному лабиринту прибрежных каналов и водных артерий, о всяком задержании контрабанды следовало просто забыть: ни одно судно береговой охраны не могло угнаться за этими быстроходными лодками.

Когда за два дня до рождества в 1977 году Уоллес, все еще сидевший в Колумбии, наблюдал за погрузкой марихуаны на каботажное судно "Донья Петра" в небольшой бухте на полуострове Ла-Гуахира, Джимми Чагра тайком от своих партнеров разгружал два других судна. Накануне он обнаружил стоявшие на рейде на мелководье в Орандж-Кей два судна неизвестной приписки под названием "Мисс Конни" и "Эко Песка IV". Но эти два судна заметил и пилот само лета-наблюдателя береговой охраны. Суда бросили якорь в тридцати милях от ближайшего морского пути, что явно указывало на то, что на борту у них — незаконный груз. Едва группа Чагры перегрузила одиннадцать тонн марихуаны на свое судно и отплыла, как к "Мисс Конни" и "Эко Песка IV" подплыли катера береговой охраны. Пограничники поднялись на борт судов и конфисковали оставшиеся сорок восемь тонн "травки". Хотя капитаны и назвали фамилию Джимми Чагры, это не было еще достаточным основанием для предъявления ему официального обвинения.

Как только отплыла "Донья Петра", Уоллес тоже покинул Колумбию. Вернувшись во Флориду и узнав, что его партнер "откололся" и проворачивает теперь собственную операцию, Уоллес вышел из себя. Он счел это неслыханным нарушением контрабандистских законов, особенно учитывая то, что Чагра, видимо, не собирался брать его в долю. На судне, отплывшем из Колумбии во Флориду, Уоллеса сопровождал поставщик кокаина, требовавший, чтобы с ним немедленно расплатились. Чагра успокоил его, заплатив 40 000 долларов и пообещав, что через неделю Уоллес отдаст все остальное. Тот действительно выплатил всю причитавшуюся сумму, передав вдобавок кое-какое весьма дорогостоящее радионавигационное оборудование для следующего судна.

Джимми так увлекся собственной операцией, что "запорол" разгрузку судна Уоллеса. Через четыре дня после рождества катер береговой охраны обнаружил "Донью Петру", когда та стояла на рейде в пятидесяти пяти милях к востоку от Майами, и к Новому году судно со всем своим грузом было уже пришвартовано к причалу Таможенного управления.

К этому моменту Уоллес и его товарищи уже были по горло сыты выходками Джимми Чагры. Они все еще ни с кем не расплатились, даже с колумбийцами. Им недоставало крупной суммы, и если бы не паранойя, буквально парализовавшая всех после задержания "Доньи Петры", уже одного непростительного легкомыслия, приведшего к потере судна, было бы достаточно для суровой расправы с Джимми Чагрой. Кое у кого из мелких сошек, причастных к операции, уже развязался язык. Среди них был и Джад Майерс, лоцман "командирской лодки" Джимми, которого схватили, когда он пытался продать немного кокаина "нарку". Уоллеса не покидала мысль о том, что Чагра умоет руки и ему придется самому — объясняться с колумбийцами. У Джимми в Майами появился новый поставщик, колумбиец по имени Теодоро, и теперь он не очень-то горел желанием возвращать старые долги. Алчность и глупость Чагры поставили под удар всех участников операции.

В начале января Уоллес вылетел в Эль-Пасо на секретное совещание в Хуаресе с Хосе Барросом и еще одним колумбийцем по имени Мехиас. Он дал Барросу 50 000 долларов в качестве частичной компенсации за утрату "Доньи Петры" и такую же сумму Мехиасу как задаток в счет дальнейших сделок. Уоллес прихватил с собой и три килограмма кокаина, переданного контрабандистам колумбийцами в знак полного доверия. По словам Уоллеса, часть кокаина он раздал, но большую часть использовал сам. Через неделю он вернулся во Флориду, чтобы присутствовать на свадьбе Чагры. В то время никому и в голову не приходило, что Уоллес уже вынашивал план исключения Джимми Чагры из организации.

В конце февраля Уоллес созвал в Новом Орлеане секретное совещание, на которое пригласил Джима Френча, Ричарда Янга и почти всех других членов их компании, подчеркнуто проигнорировав Джимми Чагру, судьба которого должна была стать главным предметом разговора. Банда собралась и люксе отеля "Хилтон-инн" неподалеку от международного аэропорта Нового Орлеана. Уоллес, большой любитель спиртного и кокаина, обеспечил горячительное и "пудру" (у него еще оставалось кое-что от тех трех килограммов). Он же был и главным оратором. Он сообщил, что очередная партия марихуаны прибудет не во Флориду, как полагал Чагра, а в Новый Орлеан. Чагра в операции не участвует. Точка! Никто не возражал. "Все мы были безумно злы на Чагру, — вспоминал потом Янг, который был направлен в город заранее, чтобы найти подходящие помещения для штаб-квартиры и складов. — Мы использовали его во Флориде только потому, что у нас некому было разгружать суда. От него больше ничего и не требовалось. Но он все равно запорол дело". Уоллес уже продумал планы новых операций, включая использование судов, которые принадлежали его приятелю, помогавшему финансировать флоридское дело. У Уоллеса оставалось еще 114 000 долларов наличными. Кроме того, кое-кто из первоначальных "финансистов" обещал дать еще.

Уже почти стемнело, когда Уоллес, одуревший от спиртного и наркотиков, выполз из "Хилтона" и, шатаясь, направился к месту, где стояла арендованная им машина. Но не прошло и нескольких секунд, как он врезался в бок длиннющего лимузина для авиационного персонала. Полиция подъехала как раз в тот момент, когда он пытался… купить разбитую машину. Это было началом их конца.

Полиция тут же передала Уоллеса сотрудникам Управления по борьбе с наркотиками. При обыске у него была обнаружена лишь небольшая щепотка кокаина. Но 114 000 долларов наличными и репутация одного из крупнейших контрабандистов кокаином были достаточным основанием, чтобы сделать вывод, что в город он приехал не для ознакомления с его достопримечательностями. Во время допроса Уоллес признался, что знает Джимми Чагру и Джима Френча, и согласился сотрудничать с агентами из Управления по борьбе с наркотиками, если ему вернут его 114 000 долларов. Агенты быстро согласились. Через несколько дней Уоллес вернулся во Флориду и сказал товарищам, что был задержан полицией за управление машиной в нетрезвом виде. О беседе с агентами из Управления по борьбе с наркотиками он не сказал ни слова. Уоллес понимал, что рано или поздно "нарки" предъявят ему счет, но это не было достаточно веской причиной для отказа от новой партии марихуаны. За несколько дней до пасхи Уоллес с изумлением узнал, что капитан все перепутал и направляется с грузом не в Новый Орлеан, а во Флориду, как планировалось раньше. Уоллес, разумеется, не сказал федеральным агентам ни слова об этой операции. Зато он сообщил им, что в Майами находится колумбиец по имени Рауль Руис. Уоллес все еще должен был ему более двух миллионов долларов и теперь, видимо, решил, что лучшей возможности "расплатиться" с колумбийцем может и не представиться. (Если Руис окажется в тюрьме, думал Уоллес, некому будет требовать долг. Но тот, однако, улизнул от агентов и вернулся в Колумбию, где был убит в перестрелке, не имевшей отношения ни к Уоллесу, ни к Чагре).

Джимми Чагра знал лишь, что операция проходит нормально. Около 23 тонн марихуаны были уже на подходе, и в марте 1978 года их можно будет выбросить на рынок. Они с женой так увлеклись переездом в Лас-Вегас, что следить за дальнейшей судьбой участников старой операции Джимми было просто некогда. А их тем временем арестовывали одного за другим. Ричарда Янга "замели" через день после пасхи в Окале (штат Флорида). Случилось так, что его фургон с марихуаной сломался, и он поставил его на ремонт как раз в тот гараж, куда часто наведывались машины дорожной полиции. Дадли Коннелл и Пол Тэйлор были схвачены в ходе арестов по другому делу. В июне Уоллес был вновь арестован, на этот раз в Денвере. За исключением Джима Френча, у всех мало-мальски информированных членов банды очень скоро развязались языки. И все они рассказывали федеральным агентам об одном человеке — Джимми Чагре.

23

В то время как по всей территории страны, от одного побережья до другого, продолжались аресты участников преступного сговора, к которому был причастен и Джимми Чагра, в его карманы непрерывным потоком текли деньги, вырученные после удачной операции во Флориде. Это был его звездный час. Практически каждый игрок, контрабандист, уголовник или федеральный агент в западной половине Соединенных Штатов слышал о похождениях Джимми Чагры в Лас-Вегасе летом и осенью 1978 года. Контрабандисты наркотиками и дельцы, занимавшиеся другим нелегальным бизнесом, уже много лет использовали казино Лас-Вегаса для "отстирывания" грязных денег. Но тогда происходило нечто новое: Джимми не "отстирывал" деньги, а прожигал их.

Джимми, разумеется, не был новичком в казино "Сизарс-палас", но в тот год его владельцы носились с ним так, что сам король Фарук[48] открыл бы рот от изумления. Для Чагры все было бесплатно, включая новый "линкольн", который казино подарило Лиз. Пока Джимми и Лиз подыскивали себе подходящий особняк, их разместили в роскошном люксе Фрэнка Синат-ры с роялем и винтовой лестницей, где они и жили теперь в окружении дежуривших круглосуточно телохранителей, личных секретарш и курьеров, ежедневно привозивших деньги. Как-то раз Джимми заказал "лирджет" лишь для того, чтобы слетать в Форт-Лодердейл за пакетом с деньгами.

У Джимми была кредитная карточка казино "Сизарс палас" еще с 1969 года. Размер кредита неуклонно повышался: с 500 долларов до 50 000, затем до 100 000 и наконец до 200 000. Осенью 1978 года общая сумма кредита была удвоена и составляла 400 000 долларов. Кроме того, Джимми разрешалось иметь кредитные карточки казино на имя Джима Гарсии и Джима Льюиса. Каждая такая карточка с псевдонимом поточила ему пользовался дополнительным кредитом в 200 000 долларов. Учитывая, что и другие казино предоставляли ему кредит, Джимми Чагра был не просто "привилегированным" клиентом, а, может быть, самым крупным игроком в городе. Когда другие игроки говорили о "крупных ставках", они обычно не имели в виду Джимми Чагру: он относился к особой категории. "Пожалуй, он был самым опасным игроком за всю историю Лас-Вегаса, — говорил Джо Чагра, — потому, что ему было наплевать, сколько он проигрывает". В бухгалтерских книгах "Сизарс-палас" значилось, что за период с 28 сентября по 21 декабря 1978 года Джимми выиграл 2 568 800, а проиграл 4 761 300 долларов. Согласно документам Налогового управления, объявленные нм доходы от азартных игр составили 1 800 000 долларов. Но эта цифра давала лишь поверхностное представление о всей картине.

Несмотря на практически неограниченный кредит, Джимми расплачивался, как правило, наличными. Джеральд Дженглер, босс одного из игорных залов "Сизарс-палас", назвал Чагру "одним из самых серьезных игроков" за последнее десятилетие. Дженглер не раз сам видел, как тот выигрывал более 50 000 долларов, а однажды за один только вечер Чагра выиграл 300 000 долларов. Дженглер также помнил, как однажды в октябре Чагре фантастически не везло и за какие-то четыре часа он проиграл 915 000 долларов. Дженглер не знал тогда, что и делать. "Когда он встал из-за стола, — вспоминал он, — я пошел вместе с ним, чтобы подписать долговое обязательство. Но он решил заплатить наличными. Мы поднялись к нему в номер, где дежурило несколько телохранителей. Чагра вынес небольшой сундучок и вывалил деньги на пол. Там было много пачек: купюрами по одному, пять, десять, двадцать и сто долларов. В каждой пачке было по пять тысяч. Банкноты были стянуты резинками или банковскими лентами нашего казино. Чагра пересчитал деньги, но их оказалось недостаточно. Тогда он прошел в другую комнату и вынес еще целую кучу. Денег все равно не хватало. Он еще раз зашел в заднюю комнату и только тогда набрал всю сумму полностью, выплатив все 915 000 долларов".

Деньги не были для Чагры самоцелью. Пока они у него имелись, он их демонстративно транжирил. Джимми разрешал Лиз скупать все попадавшиеся на глаза драгоценности, если только они ей нравились. Он требовал, чтобы она всегда носила с собой 10 000 долларов. Как-то, сидя вечером в ресторане, он дал такую же сумму (две пачки по пятьдесят стодолларовых бумажек) официантке "на чай" только за то, что та принесла ему родниковой воды.

Если не считать нескольких чисто деловых поездок в Лас-Вегас, Ли в ту осень старался там не появляться. Он так и не оправился от потрясения, которое пережил за год до этого, проиграв там огромную сумму, не говоря уже об унижении, которое он испытал, узнав, что Джимми ходил к боссам казино "Сизарс-палас" и просил их относиться к своему брату как к почетному гостю. В конце сентября Ли приехал в Лас-Вегас, чтобы осмотреть несколько домов, предложенных Джимми и Лиз агентом по продаже недвижимости Мэри Бродер. Но Ли мог бы и не ездить, так как Джимми уже решил приобрести просторный особняк в испанском стиле в Парадайз-Вэлли. В проспекте указывалась цена 245 000 долларов, но Джимми не хотелось торговаться. "Этот дом мне нравится, — сказал он Ли. — Заплати ей". Ли отвел брата в сторону и сказал, что так не делается: если поторговаться, дом можно купить гораздо дешевле. Я не хочу заниматься всей этой ерундой: бумагами о кредитоспособности, роде занятий и прочее", — сказал Джимми, напомнив Ли еще раз, что они тратят его деньги. Через несколько дней Мэри Бродер встретилась с Джимми у кассы казино "Сизарс-палас" и получила задаток в размере 75 000 долларов.

В течение последующих нескольких месяцев Джимми и Лиз истратили 500 000 долларов на всевозможные переделки и достройку дома. Джимми хотел иметь такой же, как и у Ли в Эль-Пасо, плавательный бассейн или даже больше. Гараж и стоянка для машин были расширены, с тем чтобы можно было разместить минимум двенадцать автомобилей. Обширный двор был огорожен стеной и превращен в нечто, похожее на детский парк: там были и журчащий ручей, и узорчатые чугунные скамейки, и маленькие мостики, и крохотные водопады. Все комнаты в доме были перестроены. Джимми хотел, чтобы у него был такой же бар, как и в номере-люкс Фрэнка Синатры. Он установил золотые краны и другую фурнитуру, а также золотые решетки на вентиляционные отверстия системы кондиционирования воздуха.

Но венцом их творения была большая спальня площадью в три обычные комнаты. Все стены, потолок и даже пол были облицованы зеркальными панелями, поэтому, когда туда входил даже один человек, создавалось впечатление, будто в комнате находится целая толпа. Все ящики и шкафы были утоплены в стены и имели зеркальную облицовку Единственной мебелью была огромная двуспальная кровать, стоявшая строго по центру на четырех столбиках под балдахином. Ее корпус был сделан исключительно из зеркал и тонких хромированных полосок металла. В изголовье была вмонтирована панель со всевозможными кнопками, с помощью которых можно было управлять многочисленными хитроумными приспособлениями. Достаточно было нажать на одну из них, чтобы раздвинулись зеркальные панели и появился огромный, шириной чуть ли не два метра, телевизионный экран. С помощью другой можно было привести в действие камин, в котором горели не поленья, а красные лампочки, многократно отражавшиеся в зеркалах. Рядом со спальней находилась ванная, размером чуть ли не с зал для игры в гандбол. В утопленной в пол гранитной ванне мог свободно разместиться весь кордебалет из ночного клуба. В углу уборной размещалась похожая на сауну камера с искусственным климатом. По желанию вы могли подставить тело под тропический ливень, теплый весенний дождик, палящее солнце пустыни, душный зной джунглей или студеный северный ветер. Единственным цветовым пятном в спальне были бледно-лиловые занавеси, на которых настояла Лиз.

Джимми все это время мечтал лишь о том, чтобы показать свой сказочный дом Ли, но этой мечте так и не суждено было сбыться: Ли убили до того, как он смог увидеть дом младшего брата.

24

После убийства Ли Чагры полиция опечатала его адвокатскую контору и в течение пяти суток подробнейшим образом знакомилась с содержимым его папок с конфиденциальными документами. Представители городской полиции Эль-Пасо, окружной прокуратуры, ФБР, Управление по борьбе с наркотиками и Налоговое управление в процессе "непрерывного расследования", длившегося 119 часов, перерыли все его бумаги. Папки Ли Чагры оказались настоящей "золотой жилой секретной информации", как выразился потом один полицейский чиновник. Адвокаты, конечно, стали громко протестовать, но федеральные агенты уже давно привыкли к таким крикам. С некоторых строго конфиденциальных документов, подпавших под закон о неразглашении сведений, полученных адвокатом от своего клиента, были сняты копии на личной ксерокопировальной машине Ли. Другие документы были попросту изъяты, и куда они потом делись, никто не знал. Исчезли все записи Ли о его выигрышах и проигрышах в казино, а также кассеты с магнитофонными записями бесед с клиентами и людьми, которых он считал агентами-провокаторами. Были изъяты папки с бумагами по делу Джо Рентерии: с них, по-видимому, были сняты потом копии. Бесследно исчезла также магнитофонная запись первой беседы Рентерии с агентами федеральных служб, которая наверняка могла доказать, что тому была подстроена ловушка. Хотя к тому времени Рентерия был уже осужден и приговорен к тюремному заключению, Джо Чагра надеялся, что этой записью можно будет воспользоваться для пересмотра его дела. Теперь эта надежда была похоронена.

Полиция утверждала, что каждый документ в папках Ли был потенциальной уликой по делу об убийстве. Но не многие верили, что полиция действительно хочет разыскать преступника. Убийца, судя по всему, снял с Ли сапоги, полагая, что там спрятаны деньги. Но полиция не удосужилась даже снять с сапог отпечатки пальцев. Правда, были использованы специально обученные собаки, с помощью которых полиция надеялась найти наркотики, но те ничего не нашли.

Через два месяца после убийства Ли полиция Эль-Пасо призналась, что у нее нет ни единой зацепки. "Когда имеешь дело с таким человеком, как Ли Чагра, который был замешан в стольких делах, можно выдвигать бесконечное множество версий, — сказал лейтенант Джон Лэнехен. — Возможно, это была месть со стороны обманутого клиента, которому не понравилось, как велось его дело. Не исключено, что на него случайно наткнулся обыкновенный вор. Но то, что контора перевернута вверх дном, еще ничего не доказывает. Возможно, кто-то постарался обставить дело так, чтобы другие поверили, будто там действительно побывал взломщик". Сотни людей звонили в полицию, а также родственникам Чагры (им, видно, очень хотелось получить назначенное вознаграждение в 25 000 долларов). Но все эти звонки не привели ни к одной сколько-нибудь правдоподобной версии. Федеральные агенты потратили тысячи часов на расследование мельчайших подробностей жизни Ли Чагры, но и после этого они понятия не имели, кто его убил и зачем. То обстоятельство, что убийца не снял с Ли золотые драгоценности стоимостью в несколько тысяч долларов, по-прежнему оставалось загадкой, которая существенно подрывала версию об ограблении. Конечно, многие поговаривали о сумке с деньгами, однако достоверно об этом знали лишь родственники Ли да сам убийца. Ходили также слухи о том, будто полиция обнаружила стопки стодолларовых купюр около конвертов с адресами людей, от которых Ли Чагра по неизвестным причинам "откупался". По другим слухам, в конторе было найдено более двух миллионов долларов наличными. При этом намекалось, что деньги принадлежали всей банде. При вскрытии тела было обнаружено незначительное количество кокаина в крови, что породило новую версию, будто убийство было совершено из-за сорвавшейся сделки с торговцем наркотиками.

Но полицию и федеральных агентов больше все же интересовали не поиски убийцы Ли Чагры, а кое-что другое, более существенное. Во-первых, они до сих пор не выяснили, кто пытался убить прокурора Джеймса Керра. Во-вторых, операции контрабандистов приобрели уже такой размах, что нужно было принимать срочные меры. В-третьих, ознакомление с содержимым папок Ли выявило множество совершенно новых объектов расследования.

Жителям Сан-Антонио трудно было не заметить, что зимой 1978 и весной 1979 годов акты насилия приобрели особенно широкий размах. Было убито несколько полицейских, а торговцы наркотиками открыто расправлялись друг с другом, словно вернулись времена "сухого закона". В апреле, когда во время традиционной фиесты в городе устраивалось множество балов и парадов, какой-то человек открыл пальбу по толпе людей, наблюдавших за парадом цветов близ Аламо-плаза. В этом живописном, чуть ленивом городе с множеством старинных зданий, испанских церквушек и красивых набережных, по которым до сих пор разгуливали бродячие музыканты, разрасталась злокачественная опухоль падения нравов. Никто пока еще не осознавал этого до конца, и ни о каких профилактических мерах речи не было. Сан-Антонио — один из самых быстрорастущих городов в Америке. По темпам роста он опережает даже Хьюстон. Менее чем за десять лет численность его населения возросла на 20 процентов, и он перепрыгнул с пятнадцатого на десятое место среди самых больших городов в США. Но Сан-Антонио и один из самых бедных городов в стране: каждый шестой его житель находится за чертой бедности, и каждый четвертый нуждается в жилье. В то время в Сан-Антонио насчитывалось почти полмиллиона американцев мексиканского происхождения. Такой концентрации этой категории населения не было больше нигде, кроме Мехико и Лос-Анджелеса. Несмотря на то что они составляли большинство среди жителей города, эти люди до недавнего времени не имели почти никакой политической власти. По числу наркоманов город занимал седьмое место в стране, однако официальные данные об уровне преступности были настолько занижены, что это не могло не вызвать подозрений (согласно одному документу, Сан-Антонио якобы стоял на восемнадцатом месте в штате по этому показателю). Заниженный уровень преступности отражал нежелание властей считаться с жизненными реальностями, хотя те, казалось, все громче заявляли о себе. Это отражало также и некоторое смещение приоритетов (по крайней мере в позиции федеральной прокуратуры). Несмотря на то что федеральные власти развернули широкое наступление на западную окраину округа Эль-Пасо, лишь немногие прокуроры изъявили желание "ворошить грязь" в родном городе. Один федеральный прокурор заметил, что в Эль-Пасо в том году рассматривалось в три раза больше уголовных дел, чем в Сан-Антонио — городе несравненно большем. "Прокуратура в Сан-Антонио, — сказал он. — это просто смех". Причину столь необычного внимания к такой окраине, как Эль-Пасо, можно было объяснить одним словом — Чагра.

Местные средства массовой информации в Сан-Антонио уже давно славились безудержной тягой к сенсациям, поэтому смещение акцента на контрабанду было бы весьма необычным, если вообще возможным. Тамошние газеты обычно пестрели такими заголовками: "ДЕВУШКА СЪЕЛА ОТЦА, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ" или "В МУСОРНОЙ КУЧЕ НАЙДЕН ЖИВОЙ НОВОРОЖДЕННЫЙ!" Причем зачастую они набирались аршинными красными буквами. В телевизионных новостях, как правило, крупным планом показывались лужи крови или пожарные, выносившие из разрушенных жилых домов обуглившиеся, безжизненные тела детей. На фоне таких жутких репортажей сообщения о какой-то контрабанде наркотиков или организованной преступности приобретали ту же социальную значимость, что и, скажем, реклама собачьих консервов или кроссворды в газетах. Однако зимой 1978 года и весной следующего года все изменилось.

В ноябре, после неудавшегося покушения на прокурора Джеймса Керра, федеральный прокурор Джеми Бойд лично возглавил проводившееся большим жюри расследование рэкета, игорного бизнеса, контрабанды наркотиков и, конечно, убийств по найму. Теперь уже не одно, а целых три жюри (два в Эль-Пасо и одно в Сан-Антонио) действовали одновременно. За ходом расследования пристально наблюдали оперативная группа из министерства юстиции США, обосновавшаяся в Лас-Вегасе, и федеральная прокуратура в Сиэтле. После неудавшегося покушения на его жизнь Керр был переведен с уголовных дел на гражданские. Несмотря на это, он все же продолжал заниматься старыми делами, и в этом ему помогали помощники федерального прокурора и целая армия федеральных агентов.

Джимми, разумеется, уже несколько лет интересовал агентов из Управления по борьбе с наркотиками, но конкретные доказательства его преступной деятельности стали поступать к ним лишь в течение последних нескольких месяцев. Начало было положено арестом Генри Уоллеса год назад в Новом Орлеане. Судя по всему, документы, обнаруженные при обыске конторы Ли, ничего нового к имевшимся у властей материалам о контрабандистской деятельности Джимми (да и самого Ли) не добавили. Убийство, однако, приковало теперь внимание федеральных властей к Джимми. Они почувствовали, что наступило время действовать.

В конце февраля, через два дня после того, как судья Вуд приговорил Джо Рентерию к тридцати годам тюремного заключения, федеральное большое жюри Мидленда — одного из центров нефтедобычи в Западном Техасе — предъявило Джимми Чагре официальное обвинение из пяти пунктов в сговоре с целью приобретения и распространения наркотиков. Хотя Чагра и заявил, что добровольно сдастся властям, Джеми Бойд предпочел иной, более драматичный способ его ареста. В день вынесения приговора Рентерии на первой полосе "Эль-Пасо таймс" появилась фотография растрепанного Джимми Чагры в наручниках, которого уводили в окружную тюрьму Эль-Пасо в сопровождении целого отряда вооруженных полицейских. Каких-то явных причин, заставлявших федеральные власти предъявлять ему обвинение именно в Мидлендс, не было, за исключением одного немаловажного обстоятельства: все уголовные дела в Мидлендс находились под исключительной юрисдикцией судьи Джона Вуда. Если бы Чагра был привлечен к суду в Эль-Пасо, вероятность рассмотрения его дела Вудом равнялась бы одному шансу из четырех. Судья объявил залог в один миллион долларов, и родственники Джимми оказались не в состоянии внести эту сумму.

За несколько недель до ареста Джимми нанял известного в Лас-Вегасе адвоката по уголовным делам Оскара Гудмена. Сразу же после ареста Гудмен и Джо Чагра внесли ходатайство, требуя сократить сумму залога. Рассмотрение этого ходатайства в суде должно было состояться через несколько дней в Мидлендс. В тот момент ни один из адвокатов Джимми не имел ни малейшего представления о характере и объеме доказательств, которыми располагали власти. Тогда они еще не знали, что Генри Уоллес превратился в главного свидетеля Джеми Бонда.

Вечером накануне рассмотрения ходатайства о снижении суммы залога Бойд, его жена Сузи и три агента из Управления по борьбе с наркотиками ехали в стареньком "шеви" прокурора, весьма довольные развитием событий. Генри Уоллес сидел на заднем сиденье буквально на коленях у одного из агентов. Бойд лично "натаскивал" Уоллеса, готовя его к перипетиям судебного процесса, и Толстяк оказался весьма прилежным учеником. Все шутили и смеялись. Уоллес сказал: "Только подумайте, всего год назад я был жалким контрабандистом и продавал "марафет". А сейчас вот разъезжаю с федеральными агентами и прокурором и пью их виски". Джеми Бойд не скрывал: старина Генри очень ему нравился.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.