Пожар

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пожар

Уже с фотоаппаратом!

Дом, наш с Димкой переделкинский дом, который мы год как построили, совсем не новорусский, а бревенчатый, простой, вкусно пахнущий, загорелся в воскресенье, в 11 утра, 19 сентября 1998 года. Все были на месте: муж, двое маленьких сыновей, свекровь. В соседнем родительском доме мы втроем с мамой и сестрой смотрели фильм «Цирк сгорел, а клоуны разбежались», с Караченцовым, помните?

На участке рядом валили деревья. Одно упало на столб, искра помчалась по проводам и застряла у нас на чердаке. Из крыши потянулся дымок, но поначалу, увидев его из окна, я решила, что это сосед, как обычно после пьянки, затопил баню, чтобы прийти в себя. И первое время наблюдала, как дымок становился все клубистее, толще и чернее.

– Димка! Пожар!!!. – крикнула я из окошка мужу, который гулял с другой стороны маминого дома и ни о чем не подозревал.

Мы бросились в дом. Открытого пламени еще не было, только серый едкий дымок и пластмассовая вонь – горела проводка на чердаке. Димка побежал наверх выяснять, где именно горит, а я стала искать детей. Одного нашла по кашлю – он залез под кровать, надеясь там переждать пожар, другой сообщил, что без компьютера – а они тогда занимали полкомнаты – выходить наружу и не собирается. Еле выгнала, но компьютер попёр с собой из последних сил!

На чердаке уже было не продохнуть. Там, как и на всяком интеллигентном чердаке, стояли, лежали и висели давно не нужные, но дорогие сердцу вещи, книги и посуда – такой милый блошиный рынок, где ничего не надо, но приятно посмотреть. И пыль веков, которая успела скопиться за год.

Муж еле выполз оттуда, из-под этого барахла, кашляя и задыхаясь, и долго еще не мог прийти в себя, пытаясь избавиться от черной пелены перед глазами.

Дерево, а это был замечательный просмоленный новый сруб, горело быстро и качественно. Сначала мы носились по дому, бросаясь из угла в угол и пытаясь понять, что бы такое важное вынести, а что и не обязательно, занимались глупостями, короче, на нервной почве. Я стала выносить отцовский архив, который совсем недавно перенесли к нам в дом, чтобы разместить его в новой библиотеке, но поняла, что его так много, что сгорим вместе с ним.

Позвонили пожарным и быстро размотали зеленый садовый шланг. Напор воды был как у писающего мальчика, до огня не доставал, и Димка полез на гнилую лестницу с внешней стороны дома, чтобы поливать огонь через крышу. На чердак изнутри уже было не войти. Заперев детей у мамы и попросив приглядеть за ними – они все хотели выйти посмотреть, как красиво летят искры, – я побежала в дом вынести хоть что-нибудь. Первым делом документы, вторым почему-то все мужнины костюмы, ведь назавтра ему на работу, а больше уже и оставаться было нельзя – дым сильный, дышать нечем, треск и страх, что вот-вот рванет газ…

– Не забудь про ружье!!! – крикнул муж, наверное, посчитал, что оно почему-то не должно сгореть. Я, как Александр Матросов, еще раз бросилась в дом, закутав рот и нос шарфом, но второй этаж уже полыхал. Решив почему-то, что дача не должна сгореть вся, я поставила ружье у входа, а сама побежала помогать мужу. Он стоял на верхней ступеньке приставной лестницы и еле видной струей поливал огонь. Не успевая дойти до огня, вода превращалась в белый пар, и вокруг дыры в крыше стояло плотное облако. Всё было бесполезно. Нашими силами не потушить.

С соседнего участка прибежали строители-молдаване. Перескочив по одному, как лани, через забор, они поскакали табуном в горящий дом, чтобы помочь спасать добро. Выносили самое, с их точки зрения, важное и дорогое – старое кожаное кресло, торшер, два стула и… холодильник с продуктами, который неделю лежал потом на траве с открытой пастью, разбросав вокруг себя протухшую еду. Больше ничего не успели. И скрылись так же табунчиком через забор, быстро и бесшумно.

Раздались пожарные сирены. Открыли ворота, и вместе с пожарными на участок влились еще десятки зевак. Одни давали советы, что-то спрашивали и отвлекали от дела, другие пытались проникнуть в еще живой дом и ухватить хоть что-нибудь стоящее. Было впечатление, что эти малоприятные и странные люди с немигающими глазками знали заранее, что может случиться возможность поживиться.

Муж отвлекся на разгон демонстрантов, а пожарные стали разматывать шланги.

Огонь сжирал метр за метром быстро, просто и страшно. Подойти к дому было уже невозможно: воздух, казалось, обугливался вместе с бревнами. Весело горели, трепыхаясь, зеленые занавески на первом этаже. С крыльца повалил дым. Всё. Конец.

Размотав шланги, пожарные начали поливать гигантский костер, но время было уже упущено. Огонь трещал и жрал все подряд. Ему было наплевать на человеческие потуги, на тоненькие струйки воды и на железные крюки, которыми пытались что-то оттащить. Он был голоден, и пищи было вдоволь. Теперь остановить его не смог бы никто.

На нашей сгоревшей даче. С Магомаевым и Синявской. Середина 90-х

В студии

Одна из первых выставок «Частной коллеции». Хорошо повесили?

Занялось крыльцо, на котором стояло ружье с патронами. Раздались первые выстрелы взрывающихся пуль.

– Кто это? Что это у вас? – спросил предводитель пожарников, инстинктивно пригибаясь.

– Да вот, пульки взрываются, я ж думала, что…

– Всем укрыться! – закричал пожарный, и остальные, как в кино про войну, забыли про пожар и залегли за могучие березы, нервно слушая свист пуль.

– Много их у вас там?

– Да нет, всего одна коробка.

Я в изнеможении села в кресло, которое молдаване вместе с торшером предусмотрительно оттащили подальше от огня, и стала смотреть, как горит мой дом. Вместе с богатой библиотекой, дорогими старинными гравюрами, доставшимися от отца, семейными фотографиями на стенах, первыми малюсенькими детскими вещами, даже роддомовскими ярлычками с именами моих сыновей, отцовским архивом, Полиным, а потом и Лидкиным наследством – колечками с бриллиантиками, старыми потертыми фотоальбомами, латунной огромной люстрой с оранжевым абажуром из прошлого и незаконченным завтраком, оставшимся стоять на большом дубовом столе. Моя прошлая жизнь в прямом смысле превращалась в пепел, и я сидела на этом представлении в первом ряду.

Горел дом, свистели пули, пожарные лежали за березами, матерился муж, а я вот так и сидела в кресле посреди поляны и чувствовала почему-то вместе с горечью невероятное ощущение счастья! Дети были живы и здоровы, муж цел, все родные рядом! Тогда-то я и поняла, что больше ничего в жизни не надо! Очень часто ведь мы произносим слова: «Я бы всё отдал!» Вот я всё и отдала! И ничуть об этом не жалела. Поняв это, я сидела, глупо улыбалась и была, пожалуй, счастлива, как никогда! Тот момент я вспоминаю очень часто. Такого сильного чувства с тех пор я не испытывала.

Дача догорала, рушились обугленные бревна, вся прошлая жизнь уже превратилась в золу. То, что было потом, плохо помню. Подписывали какие-то документы, звонили какие-то люди, выражали соболезнования (зачем? почему?), кто-то нес деньги на жизнь, а в школе собирали вещи для погорельцев – в углу школьной раздевалки на первом этаже стояли тюки с чужими майками и штанами. Для моих детей, для погорельцев.

Друзья, узнав про пожар, в котором сгорела большая отцовская библиотека, стали дарить книги и среди них много художественных альбомов. Сидела, долго их разглядывала. Как все-таки лица из прошлого похожи на современные, а зачастую и конкретно на кого-то! Стала в это, как девочка, играть, примеряя каждый портрет на кого-то из знаменитостей.

Чтобы как-то скрасить мою тихую грусть, муж подарил мне фотоаппарат, профессиональный. Я всегда умела «нажимать на кнопочку», и дело это мне очень нравилось. Выбрать объект – в основном это была природа и мои собственные дети, отдать в проявку и печать – сама не умела – и с нетерпением ждать глянцевые красочные прямоугольнички. И рвать, и рвать потом то, что плохо! Снимала всю жизнь, по-любительски, как сегодня снимает каждый, у кого есть телефон. Сфотографировала сестру с бабушкой и родителей, когда надолго уезжала в Индию в 1983-м, чтобы были рядом, пока я там. Хорошие получились фотографии, живые. Папа тогда совсем домашний, не позирующий чужим, совсем мой.

Так с тех пор и ходила всегда с фотоаппаратом. Почему? Может, не умела рисовать и хотела простым путем запечатлеть то, что нравилось. А может, подглядывала за миром, как в замочную скважину, закрыв лицо фотоаппаратом и думая, что меня никто не замечает, а я все вижу… Вот и увидела много чего, сфотографировав за 15 лет более пяти тысяч человек. Расскажу пока только о двух.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.