Глава 6 Решение помочь Греции

Глава 6

Решение помочь Греции

До сих пор мы еще не взяли на себя каких-либо обязательств в отношении действий в Греции, если не считать широких приготовлений, которые мы непрерывно осуществляли в Египте, и тех переговоров и соглашений с Афинами, о которых уже говорилось выше. Эти приготовления могли быть нами прекращены в любой момент, и во всяком случае сосредоточение в дельте Нила стратегических резервов в составе четырех дивизий уже само по себе было полезным делом. Греки настолько отошли от условий афинского соглашения, что при желании мы могли бы просить их освободить нас от него. Опасность угрожала нам со всех сторон, но до начала марта я особенно не тревожился и в основном чувствовал себя свободным, имея в своем распоряжении «маневренный кулак».

Теперь настал момент, когда необходимо было принять окончательное решение, посылать ли в Грецию Нильскую армию. Этот серьезный шаг требовался не только для того, чтобы помочь Греции в ее опасном и мучительном положении, но и для того, чтобы создать против неминуемого наступления немцев Балканский фронт, объединяющий Югославию, Грецию и Турцию. Это могло оказать на Советскую Россию влияние, которое мы не в состоянии были оценить заранее. Реакция России, безусловно, имела бы огромное значение, если бы советские вожди отдавали себе отчет в том, что им готовит судьба.

Судьбу Балкан не могли решить те войска, которые были в состоянии предоставить мы сами. Наши скромные надежды сводились к тому, чтобы побудить Балканские страны к объединенным действиям. Нам казалось, что если бы по мановению нашей руки Югославия, Греция и Турция стали действовать совместно, то Гитлер либо временно оставил бы Балканы в покое, либо настолько бы увяз в схватке с нашими объединенными силами, что на этом театре войны возник бы важный фронт. В тот момент мы не знали, что он уже был поглощен своими планами гигантского вторжения в Россию. Если бы это нам было известно, мы почувствовали бы больше уверенности в успехе нашей политики. Мы поняли бы, что Гитлер рисковал очутиться между двух стульев и легко мог нанести ущерб своему главному предприятию ради успеха предварительной операции на Балканах. Так оно и случилось, но в то время мы не могли этого знать. Некоторые могут считать, что наши расчеты были правильными; во всяком случае, они были более правильными, чем мы полагали в то время. Нашей целью было воодушевить и объединить Югославию, Грецию и Турцию. Наш долг состоял в том, чтобы по мере возможности помочь грекам. Для этого позиции наших четырех дивизий в дельте Нила были вполне подходящими.

* * *

4 марта адмирал Кэннингхэм недвусмысленно указал нам на тот большой риск, которому будут подвергаться наши войска и авиация при переброске их в Грецию по Средиземному морю. Для этой переброски понадобилось бы в течение двух месяцев беспрерывно отправлять туда конвои с солдатами, материалами и автомашинами. В особенности большую нагрузку должны были при этом нести эсминцы, а истребительная авиация и зенитная артиллерия в течение некоторого времени оставались бы слишком слабыми. Если бы немцы начали воздушное наступление с болгарских баз, нам пришлось бы ожидать больших потерь в составе этих конвоев как в море, так и в портах назначения.

Мы также не могли упускать из виду возможность операций против нас со стороны итальянского флота. С ним могли бы бороться наши линкоры, базирующиеся в заливе Суда на Крите, но только за счет сокращения числа эсминцев, эскортирующих наши караваны, причем линия, по которой доставлялось снабжение в Киренаику, фактически осталась бы незащищенной. Все это в свою очередь создало бы более напряженное положение на Мальте.

Уязвимость Суэцкого канала для магнитных и акустических мин вызывала у нас большую тревогу как раз в тот момент, когда начинались эти крупные передвижения войск и конвоев. Адмирал заявил, что все планы наступления, включая и комбинированные операции против острова Родос, должны быть отложены. Он указывал, что его ресурсы будут напряжены до предела, но выражал уверенность в правильности избранного нами курса и считал, что нам следует пойти на риск. Для всех нас отсрочка операций против Родоса явилась большим разочарованием. Мы понимали, насколько велико значение этого острова. Родос, а также и Скарпанто с их превосходными аэродромами, находящимися так близко от Крита, являлись ключевыми позициями. В последующие годы мы не раз разрабатывали планы наступления на Родос, но нам так и не удалось согласовать их с общим ходом событий.

* * *

Сообщение Идена о результатах его переговоров с турками не было утешительным. Они не хуже нас понимали всю опасность своего положения, но, как и греки, были убеждены, что помощь, которую мы могли им предложить, была бы слишком недостаточна, чтобы оказать сколько-нибудь существенное влияние в предстоящем сражении.

Иден – премьер-министру

28 февраля 1941 года

Сегодня утром начальник имперского генерального штаба и я имели чрезвычайно откровенную и дружескую беседу с председателем совета, министром иностранных дел и маршалом Чакмаком…

Результат этих переговоров сводится к тому, что Турция во всяком случае обязуется вступить в войну в будущем. Если она подвергнется нападению, она, конечно, сделает это немедленно. Но если немцы дадут ей время перевооружиться, она воспользуется этим и вступит в войну в благоприятный для нашего общего дела момент, когда использование ее сил сможет дать реальные результаты.

Теперь я должен приступить к описанию наших попыток предостеречь югославское правительство. Вся оборона Салоник зависела от вступления Югославии в войну, и нам абсолютно необходимо было знать, каковы ее намерения. 2 марта наш посол в Белграде Кэмпбелл встретился с Иденом в Афинах. Он сообщил, что Югославия боится Германии и что в стране происходят внутренние политические неурядицы. Однако не исключено, что, если бы югославскому правительству были известны наши планы помощи Греции, оно согласилось бы оказать ей поддержку. Иден и греки опасались, как бы об этих планах не стало известно противнику. 5 марта министр иностранных дел послал Кэмпбелла обратно в Белград с конфиденциальным письмом регенту. В этом письме он обрисовал опасность, грозившую Югославии со стороны Германии, и сообщил, что Греция и Турция намерены воевать, если Германия нападет на них. В этом случае Югославия должна присоединиться к нам. Посол должен был сообщить регенту устно, что англичане решили в возможно ближайший срок предоставить Греции максимальную помощь сухопутными и воздушными силами и что, если бы югославское правительство смогло направить в Афины офицера генерального штаба, он мог бы принять участие в переговорах. Защита Салоник будет зависеть от позиции Югославии. Если она уступит Германии, легко понять, каковы будут последствия этого. Вместо этого ей настоятельно предлагалось присоединиться к нам и воевать бок о бок с английскими войсками. В Греции мы намерены действовать энергично, и у нас имеются серьезные шансы удержать линию фронта.

* * *

1 марта началось вступление германских войск в Болгарию. Болгарская армия отмобилизовалась и заняла позиции вдоль греческой границы. Все германские войска продвигались к югу, причем болгары оказывали им всемерную поддержку. На следующий день Иден и генерал Дилл вернулись из Анкары в Афины, и военные переговоры возобновились. В связи с этим Иден послал мне очень важное сообщение.

Иден и начальник имперского генерального штаба – премьер-министру

5 марта 1941 года

…В прошлый раз генерал Папагос упорно настаивал на том, что единственно правильным с военной точки зрения решением является отвод всех войск, находящихся в Македонии, к линии Алиакмона. Мы ожидали, что этот отвод войск к линии Алиакмона уже начался. Однако оказалось, что к нему даже еще не приступали, причем Папагос утверждал, будто бы мы договорились, что решение, принятое на нашем последнем совещании, будет зависеть от ответа югославов относительно их позиции…

В настоящее время Папагос предлагает удерживать линию укреплений близ македонской границы силами четырех дивизий – хотя он и считает, что они не смогут долго продержаться, – а на албанском фронте попросту оставаться там, где его войска находятся в настоящее время.

В результате мы очутились перед альтернативой:

а) принять план Папагоса, к которому он постоянно возвращался и который состоит в том, чтобы попытаться постепенно, небольшими частями перебросить наши войска к македонской границе;

б) принять предложенные нам для алиакмонской линии три греческие дивизии, что составит примерно от 16 до 23 батальонов вместо 35, обещанных нам во время нашего прошлого визита, и сосредоточить наши войска за этой линией;

в) полностью отказаться от нашего предложения об оказании военной помощи.

Мы не без опасений согласились остановиться на решении «б», но с тем условием, что командование и организация всей линии Алиакмона будут поручены генералу Вильсону, как только он будет в состоянии принять на себя эту задачу. Это решение и было принято нами.

Теперь наша точка зрения в Лондоне значительно изменилась. Начальники штабов отметили различные факторы, неблагоприятные для нашей балканской политики и в особенности говорившие против посылки армии в Грецию. В первую очередь они подчеркнули основные изменения в обстановке: угнетенное состояние духа верховного главнокомандующего Греции; невыполнение греками обещания, данного ими за двенадцать дней до этого, отвести свои войска к линии, которую мы должны были удерживать, если бы Югославия отказалась вступить в войну; то обстоятельство, что нам должны были помогать удерживать эту линию 35 батальонов греческих войск, а в настоящий момент их число сократилось до 23, если не меньше, причем все это были вновь сформированные части, еще не получившие боевого опыта и не имевшие достаточно артиллерии.

В заключение они заявили, что «риск, связанный с этой операцией, значительно увеличился». Однако они все же не считали, что могут ставить под сомнение рекомендации военных экспертов, находящихся на месте, которые ни в коей мере не считали положение безнадежным.

В воскресенье вечером в Чекерсе, поразмыслив в одиночестве над докладом начальников штабов и характером дискуссии, развернувшейся во время утреннего заседания военного кабинета, я направил Идену, уже вернувшемуся к этому времени из Афин в Каир, послание, которое я привожу ниже.

Премьер-министр – Идену, Каир

6 марта 1941 года

Обстановка действительно изменилась к худшему. Начальники штабов представили серьезные соображения, которые излагаются в моем следующем сообщении. Учитывая невыполнение Папагосом обещания, данного Вам при переговорах 22 февраля, очевидные трудности, связанные с отводом его войск с линии фронта в Албании, представленный Уэйвеллом график возможных передвижений наших войск, а также другие неблагоприятные факторы, упоминаемые начальниками штабов, как, например, отсрочка наступления на Родос и закрытие Суэцкого канала для судоходства, кабинет сомневается в том, что мы в состоянии что-либо сделать теперь, чтобы спасти Грецию от ожидающей ее участи, если только Турция и (или) Югославия не вступят в войну, что представляется весьма маловероятным.

Потеря Греции и Балкан отнюдь не явится для нас серьезной катастрофой, если только Турция будет честно сохранять нейтралитет. Мы могли бы захватить Родос и рассмотреть план «Инфлакс» или план операций против Триполи. Нам сообщают из ряда источников, что наше позорное изгнание из Греции больше повредило бы нам в отношениях с Испанией и правительством Виши, чем факт подчинения Балкан Германии, которого мы никогда не могли бы предотвратить, опираясь лишь на свои собственные скудные силы.

7 марта мы получили в Лондоне более полную оценку положения.

Иден – премьер-министру

1 марта 1941 года

1. Мы совместно с главнокомандующими и Смэтсом снова рассмотрели все положение в целом. Хотя все мы сознаем серьезность принимаемого решения, мы не видим оснований менять нашу прежнюю точку зрения.

2. Не может быть и речи о том, чтобы мы заставляли Грецию действовать против ее собственной воли. Во время нашей первой встречи в Татое греческий премьер-министр в самом начале заседания вручил мне письменное заявление относительно твердой решимости Греции сопротивляться нападению Италии или Германии, хотя бы ей пришлось делать это в одиночку. Греческое правительство неизменно придерживалось этой позиции, хотя и с неодинаковой уверенностью в успехе. Греки сознают, что у них нет возможности заключить почетный мир, когда Италия и Германия угрожают их границам.

3. Мы уже взяли на себя обязательства по отношению к Греции. В течение нескольких месяцев там действуют 8 эскадрилий королевского воздушного флота и обслуживающий персонал зенитной артиллерии.

4. Поражение Греции без всякой попытки с нашей стороны спасти ее путем вмешательства в наземные операции после того, как у нас для этого освободились силы в результате побед в Ливии, о чем знает весь мир, явилось бы величайшей катастрофой. Это, безусловно, повело бы к потере Югославии; мы не могли бы быть уверены и в том, что даже Турция окажется в силах сохранить твердость, если немцы и итальянцы укрепятся в Греции без всякой попытки с нашей стороны оказать им в этом сопротивление. Не подлежит сомнению, что наш престиж пострадает, если мы будем бесславно изгнаны оттуда, но во всяком случае то, что мы сражались и страдали в Греции, меньше повредило бы нашему престижу, чем если бы мы покинули Грецию на произвол судьбы…

При существующих обстоятельствах мы все сходимся на том, что надо следовать принятому курсу и оказать помощь Греции.

В сопровождении начальников штабов я явился на заседание военного кабинета с тем, чтобы он вынес окончательное решение по этому вопросу. Члены кабинета получали полную информацию о ходе событий. Несмотря на то что мы не могли направить в Грецию больше авиации, чем было выделено для этой операции и уже находилось в пути, никто из нас не проявлял колебаний и никаких расхождений между нами не было. Лично я считал, что наши представители на месте подверглись всестороннему испытанию. Не приходилось сомневаться в том, что они приняли свое решение без какого бы то ни было политического нажима из Лондона. Смэтс с его мудростью, непредвзятым мнением и самостоятельным взглядом на вещи тоже согласился с их точкой зрения. Никто также не мог бы утверждать, что мы навязали свою помощь Греции против ее собственной воли.

Я счел необходимым информировать президента Рузвельта о наших планах специальным посланием, которым можно закончить настоящую главу, посвященную этим тревожным дням.

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

10 марта 1941 года

Теперь я должен сообщить Вам, к какому решению мы пришли относительно Греции. Хотя у нас, конечно, было большое искушение попытаться развивать наступление от Бенгази в сторону Триполи и мы еще, возможно, используем значительные силы на этом направлении, однако мы все же сочли своим долгом встать на сторону греков, которые заявили о своей решимости сопротивляться германским захватчикам, даже если им придется сражаться в одиночку. Наши генералы Уэйвелл и Дилл, сопровождавшие Идена в его поездке в Каир, после самого тщательного обсуждения этого вопроса с нами считают, что мы имеем достаточно шансов на успех. Поэтому мы посылаем большую часть Нильской армии в Грецию и даем ей максимальные авиационные подкрепления, какие мы можем выделить. Смэтс посылает в район дельты Нила южноафриканские войска. Г-н президент, Вы сами можете судить о том, насколько велик риск, которому мы себя подвергаем.

При этих условиях кардинальное значение приобретают действия Югославии. Ни одна страна никогда не имела еще таких шансов на успех в войне. Если она нападет на итальянцев с тыла в Албании, то это может повлечь за собой неизмеримые по своей важности последствия в течение ближайших недель.

Положение может полностью измениться, и Турция тоже может решиться выступить на нашей стороне. Создается впечатление, что Россия, хотя ею в основном движет страх, могла бы по крайней мере дать некоторые заверения Турции в том, что она не будет оказывать на нее нажим со стороны Кавказа и не выступит против нее на Черном море. Мне вряд ли стоит упоминать о том, что согласованные действия Ваших послов в Турции, России и прежде всего в Югославии с целью оказать соответствующее влияние на эти страны имели бы исключительное значение в данный момент и поистине могли бы сыграть решающую роль.