Глава 26 Мое самое трудное решение

Глава 26

Мое самое трудное решение

8 августа 1944 года, когда Гиммлер назначил генерала СС Каммлера генеральным уполномоченным по программе «А-4», казалось, что борьба за контроль над ней подошла к концу.

Я чувствовал себя как человек, который отдал годы увлеченного труда созданию выдающейся скрипки, шедевра, и его оставалось только настроить и который теперь должен беспомощно смотреть, как грубый, чуждый музыке столяр драит ее корявым скребком. Я был полон усталости и отчаяния.

Несколько слов дали Каммлеру ту власть, которая была абсолютно необходима, чтобы довести программу от стадии конструкторских работ до реального использования. При тех условиях, которые сейчас воцарились в Германии, я бы ее никогда не получил. Когда шла борьба за главенствующие позиции в самих вооруженных силах и между министерствами, при глубоком недоверии Гитлера к офицерской касте это было совершенно невозможно. Гиммлер внушал всеобщий страх. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года он один мог отдавать приказы и требовать беспрекословного подчинения.

Я решил просить освобождения от своих обязанностей и перевода в какое-нибудь другое место. И в одно из августовских воскресений, будучи в отпуске в своем доме, я набросал рапорт.

В тот же день ко мне на кофе явились фон Браун и Штейнхоф. Они потратили несколько часов, убеждая меня, что я не имею права оставлять дело, когда оно находится на грани краха, когда наступает кризис. Если хотим дождаться дня, когда мы займем достойное место в истории техники и получим признание за создание дальних ракет, я не должен бежать с корабля. Я должен хотя бы из уважения к технике держать кормило. И даже пытаться помогать Каммлеру. Штатский человек без глубоких знаний никогда не справится с техническими трудностями, не сможет разобраться в тонкой и сложной конструкции ракеты, которая к тому же еще не доведена до конца. Он столкнется с самыми серьезными препятствиями, когда попытается руководить такой организацией, как наша, что требует обилия инженерных знаний, такта и даже хитрости. Аналогов ей не существует – она включает в себя обилие внешних отделов, институтов и предприятий по всей Германии и на оккупированных территориях. И если все пойдет не в соответствии с нашими планами, то полный крах всего проекта не заставит себя ждать.

Я не согласился. По моему мнению, они неправильно оценивали ситуацию. Теперь больше не будет обсуждений программы, не будет поисков путей и средств. Будут лишь поступать приказы, и высшим авторитетом будет желание Каммлера. Думаю, что я знал этого человека.

Тем не менее, доказывали они, есть обилие причин, побуждающих спасти то, что еще может быть спасено. Что бы мы себе ни представляли, чего бы ни хотели, но «А-4» необходимо довести до совершенства и пустить в дело. Созданная нами организация обязана работать. Она не должна погибнуть. Мы не должны подставляться, чтобы нас в будущем обвиняли за все неудачи. Мои коллеги настойчиво просили не оставлять их в таком положении.

Я долго терзался разными соображениями, но в ходе долгих бессонных ночей, переборов себя, все же принял решение остаться. Я предвидел ждущие меня сложности, тяжелые безнадежные сражения с Каммлером. Я больше не мог настаивать на своих решениях, потому что теперь меня больше никто не поддерживал. После событий 20 июля все службы тыла армии вплоть до Верховного командования пресмыкались перед СС и Гиммлером. Может, им этого и не хотелось, но они сдались. И одними лишь убеждениями я ничего не добьюсь у Каммлера; он их просто не воспримет.

Я знал, что труд над «А-4» еще не окончен. Еще будут поступать жалобы и обвинения. Мы должны продолжать работу, продолжать вносить улучшения. И если я не хочу, чтобы все, чего мы достигли, ушло впустую, я должен менять тактику. Если хочу чего-нибудь добиться, то делать вид, будто эта идея принадлежит Каммлеру. Вкладывать слова ему в рот. И устранять у него малейшие опасения, будто я собираюсь украсть его славу, о которой он так страстно мечтал. Я должен оставаться на заднем плане. И ради «А-4» использовать его положение, его энергию, его властные полномочия. Пусть думает, что все происходит в соответствии с его волей и пожеланиями.

Первые два месяца после назначения Каммлера были трудными и грустными. Мне пришлось вынести целый ряд унижений. Я должен был подчиняться беспорядочному потоку невежественных, противоречивых, несусветных приказов этого человека, который не был ни солдатом, ни техником. Его указания и распоряжения обретали форму сотни ежедневных телетайпных посланий.

На первых порах я чувствовал полную беспомощность. Это настойчивое вмешательство сводило на нет влияние моего штата, эффективность его действий падала. Мне приходилось сохранять спокойствие, поскольку мои сотрудники все же старались отделять зерна от плевел, и я надеялся, что бревна, плывущие по течению, все же доставят нас к другому берегу. В такой ситуации я ни с кем не мог поделиться планами, которые лелеял в глубине души. Я должен был держать их при себе, пока не завоюю доверие Каммлера и он не убедится, что я не представляю никакой опасности и не собираюсь ни мешать ему, ни критиковать, а, наоборот, могу быть ему полезен и оказывать содействие.

За эти два месяца я достиг предела человеческого терпения. Тем не менее я занимался ракетами, делом всей моей жизни. Теперь мы должны были доказать, что их время пришло, и этой задаче надо было подчинить все личные соображения.

В середине сентября дал о себе знать Юттнер, ныне командующий армией резерва. Он потребовал четкого определения обязанностей. После долгой дискуссии я пришел с Каммлером к соглашению. 30 сентября 1944 года был отдан приказ, определяющий границы властных полномочий обеих сторон. Под ним, что было в новинку для военных, стояли три подписи. Юттнер, который хорошо знал Каммлера, отказывался подписываться, пока мы двое не заверим своими подписями, что будем свято соблюдать приказ.

Каммлер отвечал за полевые операции и имел право решения фундаментальных вопросов. Я не входил в число его подчиненных. Тем не менее в своей сфере деятельности я считался его постоянным представителем. Как инспектор полевых частей, обслуживающих ракеты дальнего радиуса действия, я контролировал их формирование и подготовку; как офицер его технического отдела, облеченный самостоятельной властью, я руководил конструкторскими работами и снабжением.

Достигнутое соглашение позволило мне оставаться на своем месте и при некоторой изобретательности с моей стороны могло бы пойти на пользу нашим ракетам – если бы только у нас было время!

Волнующих событий, предшествовавших этому соглашению, было более чем достаточно. Вечером 31 августа я был в Брюсселе. Здесь Каммлер проводил свое первое совещание с начальником штаба XV армейского корпуса; этой цели служила специальная штаб-квартира, подготовленная Верховным командованием для руководства операциями с ракетами «Фау». Каммлер требовал контроля над использованием «А-4», хотя его властные полномочия ограничивались тыловым районом. XV армейский корпус отверг его притязания и выразил желание увидеть приказ Верховного командования вооруженных сил. У Каммлера не было возможности ни получить, ни даже пообещать его.

8 сентября 1944 года, когда с берегов Голландии были произведены первые запуски «V-2» по Лондону, Каммлер, выразив несогласие с мерами, предпринятыми генерал-майором Метцем, отвечавшим за эту операцию, просто взял командование на себя. Отстранив генерал-майора Метца, Каммлер стал командиром дивизии специального назначения. Через своего приятеля Фегеляйна он имел непосредственный доступ к Гитлеру. И задолго до того, как Верховное командование успело вмешаться, Гитлер утвердил Каммлера на его новом посту, и вскоре тот обрел полную самостоятельность. К тому времени, получив то, чего хотел, он уже потерял интерес к XV армейскому корпусу. Тем не менее амбиций у него еще хватало. В конце декабря он подчинил себе армейский корпус специального назначения, который до сего времени, как и XV армейский корпус, был в прямом подчинении Верховного командования вооруженных сил. Генерал Хейнеман был незамедлительно отстранен. И теперь Каммлер напрямую подчинялся Гитлеру. Он контролировал все, что было связано с оружием «Фау». Его положение соответствовало самому высокому генеральскому званию. Поистине фантастическая карьера для человека, который не провел ни одного дня на воинской службе и вообще не подчинялся никаким армейским уставам!

Он безжалостно избавлялся от всех командиров частей, которые не соглашались с ним и его методами. Через несколько недель после первой операции все офицеры штаба и все командиры частей, вплоть до уровня батареи, были смещены. Каммлера больше не устраивали батареи. Он хотел командовать целыми полками. И батареи были реорганизованы и сведены в полки.

С 4 сентября все поступающие ракеты доставлялись на фронт. В сентябре поступило 350 ракет, в октябре – 500, а затем каждый месяц – от 600 до 900. Случались и накладки. Условия хранения и дожди приводили к отказам сервомеханизмов. Запасных частей не поступало. Мы решили положиться на быстроту доставки. Ракеты больше не складировались во временных полевых хранилищах. Как только они сходили с конвейеров, их без задержки, экспрессом, доставляли на фронт и не позже чем через три дня запускали. Количество отказов снизилось.

Из Пенемюнде были доставлены технические команды, которые помогали боевым частям осваивать новые компоненты конструкций. В оперативной зоне появился первый эшелон моих штабистов под командой подполковника Циппелиуса. Они отвечали за транспорт, за доставку ракет к батареям и снабжение запасными частями.

После этого задержки и накладки сошли практически на нет. Похоже, все наладилось. Продолжались и конструкторские работы, имевшие целью увеличение дальности, точности попадания и эффективности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.