Татьяна Мирошник Если б было все равно, люди лазили б в окно…
Татьяна Мирошник
Если б было все равно, люди лазили б в окно…
1985 год. Выпускные экзамены в харьковской школе № 17. История и обществознание. Длинный стол, за которым сидят Марк Аронович Коган, наш учитель истории, директриса и учитель-ассистент. Перед ними тридцать три билета. В каждом по три вопроса. Захожу в класс в числе первых – я из хороших учениц. Беру билет. Переворачиваю: № 33… Подкашиваются ноги. Ни одного вопроса не знаю, но понимаю, что Марка Ароновича подвести не имею права. С замирающим сердцем иду за парту готовиться, сама не знаю к чему…
…Марк Аронович – яркая личность, удивительный учитель, фанатично преданный своему предмету. Уроки у него проходили как одно мгновение: интересно, увлекательно, с невероятными экскурсами, словно путешествия в прошлое. Но если кто-то пытался помешать ему вести урок, он устрашающе надвигался всей своей массой на провинившегося: «Я что-то не так сказал?!» Если ученик, отвечая, путался в датах и при этом хотел оправдаться, типа: не все ли равно, в каком году – в 1837-м или в 1838-м, глаза Марка Ароновича вспыхивали испепеляющим гневом. Звучала его знаменитая фраза: «Если б было все равно – люди лазили б в окно! Но ведь ходим…», – и весь класс хором добавлял: «…В двери!».
Острый на язык, он мог припечатать к стене любого. Была у нас в классе девочка, которая всегда терялась, когда выходила к доске. Ее ответы были похожи на какое-то блеяние. Марк Аронович вызывал ее к доске так: «Отвечать будет наша Козочка…». Так это прозвище к ней и приклеилось. Козочка представляла собой девушку 52-го размера, медленно плывшую между рядами парт к доске. На уроках Марка Ароновича все устные ответы – у доски, лицом к классу. С места отвечали разве что совсем кратко – «да» или «нет». Однажды Козочка опростофилилась. Наспех прочитав несколько строк в учебнике, стала отвечать: «Петр Первый боролся с ворами, взяточниками и конокрадами…» Марк Аронович, подняв брови, удивленно взглянул на ученицу:
– Повтори, пожалуйста!
– …ворами, взяточниками и конокрадами, – настаивала она.
Хохот Марка Ароновича. Мы в недоумении. Спустя мгновение веселился весь класс. Борьба-то у Петра Первого шла не с конокрадами, а с казнокрадами. Всего две буквы – и такой казус! Запомнились сакраментальные слова учителя: «Будет наша Козочка сидеть в какой-нибудь инспекции и бороться с конокрадами всю жизнь!» Впоследствии Козочка поступила в педучилище, и мы думали, что Марк Аронович ошибся в своих прогнозах. Но спустя двадцать лет после окончания школы узнаю, что наша Козочка – начальник налоговой инспекции…
Ходил Марк Аронович слегка сгорбившись, в сером пиджаке, который мы узнавали издалека, сразу притихали и шли на урок. У Марка Ароновича было замечательное правило: если ты не выучил заданное (причину он никогда не выяснял) – предупреди перед уроком, и наказания не последует, к доске не вызовут. Но если на уроке выяснялось, что нерадивый ученик не готов и не предупредил – возмездие следовало незамедлительно. Двойка – и никакой пощады.
Марк Аронович вел у нас историю с самого начала, с пятого или шестого класса. В старших классах начали изучать новейшую историю, и почему-то стало не так интересно. Марк Аронович больше не горел на уроках. Нам это было не очень понятно. Ведь коммунизм строим, красота скоро будет! Мы так верили в это, что однажды после уроков я осмелилась спросить: «Марк Аронович, был капитализм, сейчас у нас развитой социализм. Скоро будет коммунизм, а потом? После коммунизма – что?» Историк с грустью посмотрел на меня: «Деточка, дай бог кому-то из нас дожить до коммунизма!» Тогда я ничего не поняла.
Когда мы учились, было реальное ощущение, что живем в большой счастливой стране, что впереди светлое будущее. Мы не замечали очевидного и вздохов старших, не читали то, что читали они. Может, потому что нам не с чем было сравнивать? Мы родились и росли при социализме, где «все равны». За нас уже всё решили: сначала мы будем октябрятами, потом пионерами, комсомольцами, а лучшие – и членами партии. Всем хотелось быть лучшими…
…Мне тоже. Я читала вопросы билета № 33 и ничего не могла вспомнить. Ответ на первый вопрос мне сочувственно подсказали. Во втором вопросе нужно было осветить итоги XXVI съезда Коммунистической партии Советского Союза. Третий – по обществознанию, что-то о строителе коммунизма… Вышла отвечать. Марк Аронович готов слушать. Директриса отвлечена какими-то бумагами, да и учитель-ассистент, похоже, витает далеко. У меня один шанс – блефовать. И я начинаю на ходу придумывать то, что могло бы быть на том двадцать каком-то съезде: поднять, повысить, добиться…. Марку Ароновичу нужна конкретика: «Цифры, пожалуйста!» Меня понесло: «Увеличить удои молока на пятьдесят процентов, собрать в два раза больше зерновых, повысить яйценоскость всех яйцекладущих…» и т. д. Уверенно несу всю эту чушь и жду, что сейчас меня с позором выставят за дверь. Марк Аронович, опустив голову, слушает. Не могу понять его реакции. Наконец прерывает: «Следующий вопрос». Ну, про строителя коммунизма легче сочинять – мол, честный, справедливый и т. д… Марк Аронович останавливает поток моей разгулявшейся фантазии, благодарит и приглашает следующего ученика. Выхожу из кабинета, едва сдерживая рыдания. Одноклассники, слышавшие мой ответ, предупреждают о неотвратимости: «Тебе это не сойдет с рук!» Через два часа объявляют оценки. Спрятавшись за спины, думаю о том, как об этом позоре сообщить родителям. Вдруг слышу свою фамилию и оценку – 5/5.
…На выпускном вечере Марк Аронович подошел ко мне с советом: «Ты на истфак все-таки не иди. Не твое это. Не надо. Вскоре все будет по-другому. Лучше в писатели. У тебя получается». Я оценила доброту и юмор старого учителя, но все же решила подавать документы на исторический факультет, специальность «История партии». Назло всем и с мечтой о светлом коммунистическом будущем. А тут специальность эту отменяют. Вчера была, сегодня нет. Начинались новые времена…
…О том, что Марк Аронович – еврей, мы, конечно, знали. Но делили всех евреев на хороших и плохих. Марк Аронович относился к хорошим. А вот физичка Татьяна Семеновна Гройссман – к плохим, потому что была вредной. Если кто-то забывал сменную обувь, то она заставляла разуваться перед дверью в класс и входить в носках или колготах. Это было очень унизительно, особенно для мальчишек, у которых часто носки были дырявыми. Она проверяла наличие комсомольских значков, отбирала шпаргалки и любила только детей-евреев. В нашем классе училась Вита Гольдберг. В графе «национальность» у нее было написано: «Русская». Красивая и умная девочка. Сейчас в Америке – успешная леди. А тогда она была любимицей Татьяны Семеновны, и поэтому в классе ее не любили. Если Вита не готова к уроку – ей разрешалось ответить в следующий раз. Другим ученикам за это сразу же ставились двойки. Как-то Вита тоже забыла сменку. Мы все стояли у входа в класс и ждали. Неужели ей разрешат войти? Татьяна Семеновна, поворчав, правил нарушать не стала: вынесла из подсобки свои туфли и дала их Вите…
Однажды кто-то пронюхал, что раньше она была Татьяна Израилевна, а потом поменяла отчество. И мы стали ее доводить: «Разрешите спросить, Татьяна Из…, ой, Семеновна…» Через год после окончания школы Вита уехала в Канаду, а оттуда – в Америку. Татьяна Семеновна через пару лет – в Израиль. А Марк Аронович честно и преданно еще лет десять отправлял детей в путешествие по прошлому. А потом умер… Но память о нем осталась. Порой наши дети вредничают: «Не все ли равно?» И мы неизменно парируем: «Если б было все равно – люди лазили б в окно! Но ведь ходим…» Дети хором добавляют: «…В двери!»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.