Глава 3. Дрезденская драма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Дрезденская драма

Первым назначением майора КГБ В. В. Путина была должность старшего сотрудника резидентуры в Дрездене, городе, поднявшемся словно феникс из пепла после разрушения вследствие бомбардировки зажигательными бомбами, произведенной Военно-воздушными силами Великобритании в 1944 году (между прочим, по приказу Сталина), а теперь ставшем вторым по важности городом в Восточной Германии, даже несмотря на то, что географически он ближе к Праге, чем к Берлину. Это было подходящее время для того, чтобы там оказаться. Противостояние между Востоком и Западом разгоралось из-за размещения ракет СССР и НАТО, и самым центром идеологической борьбы была Германия, разделенная в 1945 году на коммунистический Восток и капиталистический Запад.

В августе 1985 года Путин приехал в Дрезден один, чтобы обжиться на новом месте работы и подготовить жилище для жены и ребенка. Людмила говорит, что изначально он предположительно должен был поехать в восточный Берлин, это было самое престижное место в советском блоке, но друг из КГБ – ленинградец, работающий в Дрездене, – порекомендовал Путина тамошнему начальнику резидентуры, когда срок его собственной командировки подходил к концу. Юрий Швец, который вместе с Путиным проходил подготовку в Краснознаменном институте КГБ, однако, утверждает, что направление в Дрезден было наказанием за пьянки в институте в те времена, когда власти запрещали алкоголь. Действительно, тогда велась борьба с пьянством – не только в КГБ, но и по всей Рос сии, – но остается неизвестным, был ли Путин пойман на неумеренных возлияниях. Генерал Олег Калугин, бывший начальник советской контрразведки, пренебрежительно относился и к Путину, и к его назначению. «Любое назначение в Восточную Европу, включая Восточную Германию, было знаком чьей-то неудачи либо нехватки способностей, – говорит он. – Его послужной список в КГБ ничем не примечателен, для КГБ он – пустое место». Конечно, его слова сложно считать правдивыми, так как это человек, который в 2002 году был заочно признан виновным в государственной измене и лишен военного звания, пенсии и 22 государственных наград, которые он сумел собрать до того, как бежал в США, где остается и по сей день. Поскольку контрразведка и разведка, где работал Путин, – это два разных департамента, то Путин великодушен в своем ответе: «Он не мог меня вспомнить, [потому что] мы с ним не контактировали, я даже не был с ним знаком. А я его помню, потому что он был большим начальником, и его знали все. Что же касается того, знал ли он меня, – нас таких были сотни».

* * *

Будущему российскому Президенту было 32 года, и облегчение от смены ежедневной бюрократической рутины в Большом доме на заграничное назначение было ощутимым. «Я работал в органах уже 10 лет, – говорит он. – Как вы думаете, насколько романтично это было?» Скоро он обнаружил, что жизнь в Дрездене гораздо привлекательнее в материальном плане, чем жизнь в Ленинграде. Полки магазинов ломились от товаров, а длинных очередей снаружи – «подобных российским» – почти не было. Продукты были так хороши, что он начал набирать вес. Он ездил по городу в государственной машине с шофером, «Ладе» русского производства (на внутреннем рынке известной как «Жигули»), и наверняка изумленно смотрел на крупных восточных немцев, втиснутых в их крошечные «Трабанты», малолитражные автомобили с хвостовым оперением и двухцилиндровым двухтактным двигателем, которые передвигались по улицам, как моторные сенокосилки. Когда дело дошло до поиска квартиры, особенного выбора у него не было: агентов КГБ размещали в многоквартирном доме на Радебергер-штрассе, где жили также и члены восточногерманской секретной службы, Штази. Путин был одним из восьми офицеров КГБ, работавших под началом полковника Лазаря Матвеева в сером особняке, окруженном высокими кирпичными стенами. Это огороженное здание по адресу Ангелика-штрассе, 4, стояло напротив Дрезденской штаб-квартиры Штази, а его окна выходили на реку Эльба. Специализацией новоприбывшего была политическая разведка – получение информации о политических деятелях и планах врагов стран советского блока, самым опасным из которых считалась НАТО. Одним из его первых шагов стала установка неформальных контактов со Штази. Клаус Зухольд рассказывает, что однажды осенью 1985 года, утром в четверг Путин вместе со своим предшественником появились на спортивной площадке, где сотрудники Штази часто играли в футбол. Он представился просто как Володя. После игры агенты договорились снова встретиться в компании, и Путин принял приглашение Зухольда, который хотел показать ему окрестности города. «Путин приехал в серой „Ладе“, на нем была большая меховая шапка, – вспоминает Зухольд. – Его жена тогда еще была в России. Вместе с моей женой мы выехали за город и провели большую часть дня вместе. Это был первый раз, когда мы свободно разговаривали. Он отпустил пару шуток про полицию и одну про евреев, что несколько удивило меня и Мартину [его жену]. Мы говорили об истории, литературе и философии. Он очень восхищался немецкой культурой и дисциплинированностью. Он явно был горд своей принадлежностью к КГБ. Это было его жизнью. Он показал мне свои наручные часы, на которых была выгравирована надпись от какой-то крупной шишки из КГБ. Ему нравились патриотические истории о великом прошлом России и о ее знаменитых героях».

Людмила приехала к мужу в Дрезден позднее, в 1985 году, после того как окончила Ленинградский государственный университет, став специалистом по испанскому языку. Без ее ведома КГБ провел секретную проверку на благонадежность, и ее выезд за рубеж был одобрен. Путин заметил, что ей в целом понравилась двухкомнатная квартира, хотя она и была вынуждена носить маленькую Машу вверх-вниз через пять этажей. Из соображений безопасности квартира была расположена недалеко от советской военной базы, но это не особенно помогало Путиным избавиться от ощущения одиночества в чужом городе. «Мы сидели на чемоданах и мечтали о возвращении домой, – говорит Людмила. – Вначале мы очень скучали по дому». Практичная во всем, Людмила решила эту проблему, начав общаться со своими немецкими соседями. Скоро она втянулась в будничные дела вместе с другими молодыми мамами и восхищалась их аккуратностью. Они мыли окна раз в неделю, а по утрам, перед тем как уйти на работу, выходили на задний двор, натягивали веревку между двумя металлическими опорами и ровными рядами развешивали выстиранное белье, закрепляя его прищепками. Этот ритуал казался новоприбывшей восхитительным.

Восточная Германия была полицейским государством, управляемым «двумя Эрихами»: Эрихом Хонеккером, председателем Госсовета и, таким образом, фактически лидером государства, и Эрихом Мильке, министром государственной безопасности. Хонеккер был ответственным за возведение Берлинской стены, которая окружала западные районы Берлина с 1961 года, в то время как Мильке, главе Штази, приписывали создание «самого совершенного полицейского государства всех времен». Штази имело штат из 97 тысяч работников в стране с населением 17 миллионов человек и пользовалось услугами еще 173 тысяч осведомителей. На каждые 63 человека приходился один офицер Штази или осведомитель. Мильке, которого описывают как невысокого человека с очень короткой шеей, близко посаженными глазами и пухлыми щеками, контролировал разведку и контрразведку из штаб-квартиры Штази на Норманен-штрассе в пригороде восточного Берлина, Лихтенберге.

Путин не обсуждал рабочие дела дома, так что все, что Людмила узнала про Штази, она узнала от своих немецких соседей. «В КГБ всегда был принцип: ничего не рассказывай жене, – говорит она. – Они всегда исходили из предпосылки, что чем меньше жена знает, тем лучше она спит». Скоро стало понятно, что Путин проверяет ее новых друзей, потому что иногда он вдруг предлагал ей перестать общаться с кем-то, поскольку это было «нежелательно». Информация, скорее всего, поступала из документов Штази, основанных по большей части на доносах «неофициальных сотрудников», самых ненавидимых в народе осведомителей, которые доносили на своих собственных родственников и друзей.

По выходным Путин с друзьями выезжал за город, в Саксонское предместье, выпить пива с сосисками. Вес Путина продолжал увеличиваться – он поправился почти на 12 килограммов и стал весить около 76 килограммов. Он начал рыбачить и в некоторой степени стал экспертом в этом деле. Он также пристрастился к немецкому пиву и любил посещать на выходных город Радеберг, славящийся одной из лучших пивоварен в Восточной Германии. Людмила снова забеременела, и их вторая дочь, Катерина, названная так в честь матери Людмилы, Катерины Тихоновны, родилась в Дрездене 31 августа 1986 года.

Оглядываясь на прошлое, Путин описывает Восточную Германию как «жестко тоталитарную страну, похожую на СССР тридцатью годами раньше. И трагедия была в том, что многие люди искренне верили во все эти коммунистические идеалы». Он судил об обществе, окружавшем его, с точки зрения человека, чья родная страна проходила через социальный и экономический переворот, тогда как восточные немцы будто застряли в сталинских временах. В то время как Людмила наблюдала за горбачевской перестройкой по телевизору и узнавала о новых настроениях в России из обрывочных разговоров русских туристов, у Путина были гораздо более продвинутые источники информации в сети КГБ. «Мы начали подозревать, что этот политический строй долго не протянет», – говорит он. Существует великое множество мифов о его работе в Дрездене. Конечно, он вербовал осведомителей, получал через них информацию, анализировал ее и отправлял в московский центр через штаб-квартиру КГБ в Карлсхорсте, районе восточного Берлина. Это была рутинная шпионская работа, и ее вряд ли можно назвать заманчивой. Он настаивает на том, что он работал в «политической», а не в «технической» разведке. Утверждения о том, что он создал всемирную агентурную сеть для промышленного шпионажа, остаются бездоказательными. У Штази, объясняет он, были копии всех документов дрезденского штаба КГБ, и поэтому у него не было возможности участвовать в операциях, которые были бы неизвестны местным секретным службам. Далее он утверждает, что «большая часть работы происходила через граждан ГДР. Они все в списках. Все прозрачно и понятно, и немецкая контрразведка знает об этом». Это может быть так, но остается один вопрос: сохранились ли эти документы в почти уничтоженных архивах Штази?

Живущий в Праге бизнесмен Владимир Усольцев, который утверждает, что был коллегой Путина в то время, когда он работал в Дрездене, оценивает его как довольно посредственного шпиона. Как утверждается в его книге «Сослуживец», немецкий Путина был хорош, но не безупречен, он напевал под нос популярные песни во время работы и проводил много времени, разглядывая восточногерманские каталоги торговли по почте. Более того, Клаус Зухольд говорит, что Путин однажды похвастался перед ним новой стереосистемой, купленной в «КаДеВе» («Западном торговом доме»), престижном магазине в Западном Берлине, хотя Путин категорически отрицает, что он был в Западной Германии во время работы в Дрездене.

Владимир Усольцев также утверждает, что в связи с неприязнью к старорежимной советской бюрократии Путин, вместе с пятью другими агентами, отпраздновал двумя бутылками российского крымского шампанского смерть жесткого советского лидера Константина Черненко. «Мы опустошили бутылки, чувствуя огромную радость и благодарность по поводу кончины Константина Черненко, – пишет Усольцев. – По крайней мере, он не мучил нас своим бесконечным умиранием, как его предшественники [Леонид Ильич] Брежнев и [Юрий Владимирович] Андропов». Правда, у этой истории есть один изъян – Черненко умер в марте 1985 года, а Путин приехал в Дрезден только в августе. Кроме того, Путин уважал бывшего лидера КГБ, так что стоит относиться к утверждениям Усольцева с осторожностью.

Утверждения Усольцева, чья книга подвергает сомнению прошлую жизнь Путина, изображаемого как жестокого сотрудника тайной полиции, обретают почву под ногами, когда он сравнивает жизнь офицеров КГБ в Дрездене с существованием на космическом корабле в длительной экспедиции, «где недавние выпускники школы разведки встречались с упрямыми старыми чекистами. [Это был] мир, полный бессмысленной работы с документами, инструктивных партийных кружков и человеческих интриг». Усольцев также описывает товарища Путина как «прагматика» и «того, кто думает одно, а говорит другое». Он добавляет, что умственные способности Путина были не выше среднего и что, так как будущий Президент был «не особенно хорошим оратором», его очень удивило, что он вырос до высшего поста в своей стране. Даже несмотря на то, что неофициальные контакты с КГБ были строго запрещены, офицер Штази Клаус Зухольд несколько раз был в гостях у Путина в квартире на Радебергер-штрассе. «Я был у него дома, познакомился с его женой Людмилой, и Путин тоже приходил ко мне в гости, – говорит он. – Мои дети знали его просто как „дядю Володю“». Во время этих встреч Путин расспрашивал своего немецкого друга о его работе в Штази и проявлял особый интерес к Вернеру Науманну, главе местного подразделения внешней разведки. Зухольд находил Путина немногословным человеком. «Он непроницаем и чаще дает высказаться другим, – говорит он. – Он мало что рассказывает, но очень целеустремлен и явно серьезно настроен получить то, что ему нужно: он ведет себя дружелюбно и вроде бы открыто, заставляя людей раскрываться, но всегда контролирует себя».

Путин не делает громких заявлений о своей работе в Восточной Германии. Он выискивал потенциальных осведомителей для КГБ, в основном среди иностранных студентов Дрезденского технического университета, которых он забирал и отвозил на своей машине в поросшие вереском холмы в окрестностях города для уединенного разговора. Его любимой книгой в те времена был роман «Мертвые души», написанный Николаем Гоголем в 1842 году, повествующий об абсурдности того, о чем принято думать как о «реальности».

Отказавшись от униформы КГБ, Путин начал носить синие джинсы, рубашку с воротником апаш и кожаную куртку, чтобы, как хамелеон, влиться в студенческие круги. По вечерам он элегантно одевался, чтобы угощать зарубежных гостей Дрездена, надеясь их завербовать. Клаус Зухольд говорит, что мишенью и Штази, и КГБ являлись западные бизнесмены, которых они снабжали проститутками и тайно снимали во время занятий сексом в номерах отелей, а затем пытались шантажировать. Он не мог вспомнить, чтобы Путин когда-либо принимал участие в подобных операциях. Согласно словам его бывшего коллеги Владимира Усольцева, Путин скрывал и свои амбиции, и свое жесткое отношение к другим людям под маской вежливости и послушности, которая должна была очень пригодиться ему позже. Он выставлял себя членом КПСС, у которого нет желания менять советскую систему. Один критически настроенный коллега был, очевидно, предупрежден, что ему лучше оставить свои жалобы при себе и подумать о семье. И все же во время приватной беседы в сауне Путин предположительно сказал Усольцеву, что он высокого мнения о борце за гражданские права Андрее Сахарове. Когда Усольцев заговорил о зверствах Сталина, Путин отказался признать то, что знали все: что Сталин приказывал агентам КГБ расстреливать подозреваемых, вне зависимости от того, была их вина доказана или нет.

* * *

Путин превратился в семейного человека, серьезно относящегося к своим обязанностям. Почти каждое утро он сам отводил Машу в детский сад рядом с домом, а Катю в ясли, а потом, к обеду, приводил их обратно к маме. Ему платили в марках и долларах, и, отказывая себе в роскоши и питаясь в основном казенной едой, он смог отложить какое-то количество денег на черный день. В это время появились слухи о том, что Путин, как и многие его товарищи по КГБ, которые видели руку сионизма в любой антисоветской деятельности, был антисемитом. Говорят, что однажды на неформальной вечеринке немецкий агент заявил, что девичья фамилия матери Путина, Шеломова – еврейская, и, значит, он еврей. Путин якобы так разозлился, что покинул помещение. История сомнительная – для начала, ни один немецкий агент не мог иметь доступа к его персональным данным. По словам Владимира Усольцева, Путин необычайно терпимо относился к евреям, и известно, что он восхищался восточногерманским руководителем шпионской сети Маркусом Вольфом, сыном еврейского писателя и врача.

Как и многие его современники, Путин испытывал благоговейный трепет перед Маркусом Вольфом, человеком, который стал прототипом Карлы, героя романов о холодной войне Джона ле Карре. Будучи главой службы внешней разведки Штази, Главного разведывательного управления (HVA), он управлял всемирной сетью, состоящей из четырех тысяч агентов, и был настоящим наказанием для ЦРУ, МИ-6 и западногерманской секретной службы БНД. Вольф преуспел в искусстве обольщения. «Если я войду в историю шпионажа, – пишет он в своих мемуарах, – то, наверное, за доведение до совершенства искусства использования секса в целях разведки». Обнаружив, что в западном Берлине и Бонне не хватает доступных молодых мужчин, он стал направлять симпатичных восточногерманских агентов через границу, чтобы выпытывать военные секреты у страдающих от недостатка любви секретарей из НАТО и правительства. Его самым эффектным маневром стало внедрение Гюнтера Гийома в офис канцлера Вилли Брандта. Когда в 1974 году Гийом был разоблачен, Брандту пришлось уйти с поста. Позже журналисты обвиняли Маркуса Вольфа в том, что он задел Путина, намекнув, что бронзовая медаль, которой тот был награжден за службу в Восточной Германии, была наградой, которую выдавали практически любой секретарше, у которой в послужном списке не было серьезных нарушений. Путин раздраженно ответил: «Маркус Вольф совершенно прав. И в том, что он сказал, нет ничего оскорбительного. Совсем наоборот. Он просто подтвердил, что в моем личном деле не было зафиксировано никаких нарушений».

В своих выступлениях на официальном уровне Путин признает, что в России все еще существует антисемитизм, и называет это «позором». Друзья отмечают, что Вера Дмитриевна Гуревич, его любимая учительница, была еврейкой, но, с другой стороны, как рассказывает Клаус Зухольд – и как заметил Тони Блэр во время своего визита в Москву – это не мешает ему иногда рассказывать анекдоты про евреев. Хотя это не так уж удивительно, так как еврейские «одесские» анекдоты – это часть российской массовой культуры.

Офицеров КГБ обычно повышали в звании во время работы на зарубежном назначении. Путина повысили дважды: в первый раз с должности старшего сотрудника резидентуры до ассистента главы подразделения, а потом и до старшего ассистента. «Выше было некуда, – говорит он. – Выше был только высший управленческий уровень, а у нас был только один начальник. Поэтому в качестве поощрения меня сделали членом партийного комитета представительства КГБ в ГДР». Москва также выказала свое одобрение, повысив его до звания подполковника. Одним из спорных моментов того времени, когда Путин жил в Дрездене, была его близкая дружба с преуспевающим агентом Штази Матиасом Варнигом. Варниг имел среди своих современников завидную репутацию главного вербовщика шпионов на Западе – мужчин и женщин, которые были способны похищать секреты в области ракетостроения и авиастроения. Согласно исследованию, проведенному «Уолл-стрит джорнал», он был готов поделиться этой информацией с Путиным, которого встретил в Дрездене в 80-х годах. Издание утверждало, что этот случай «подчеркивает теневое взаимодействие между бизнесменами и бывшими сотрудниками спецслужб в современной России».

Варниг был позже назначен главой русского подразделения немецкого «Дрезднер банк» и теперь занимается проектом «Газпрома» «Северный поток» (Nord Stream), подразумевающим постройку нового газопровода под Балтийским морем, который соединит Россию и Германию. Двое мужчин остаются близкими друзьями, хотя Варниг до сих пор отрицает, что он знал Путина в Дрездене. (Его представители в «Дрезднер банке», признавая, что Путин и Варниг друзья, отрицают какие-либо прежние связи.) Бернард Вальтер, который управлял восточноевропейскими операциями банка в начале 90-х, говорит: «Мистер Варниг ясно сказал мне, что впервые встретил мистера Путина в 1991 году, когда я направил его в командировку в Санкт-Петербург». Представители банка также заявляют, что тщательная проверка прошлого Варнига не показала никакого намека на его связи со Штази. Тем не менее, рассекреченное 128-страничное дело Варнига из Штази раскрывает его кодовое имя «Артур» и то, что он начал работать на Штази в 1974 году как член бригады, носящей имя Феликса Дзержинского, основателя советской государственной службы безопасности, ЧК, портрет которого некогда висел на стене у Путина. В деле Варнига также указано, что он быстро продвигался по карьерной лестнице в восточногерманской разведке и был награжден рядом медалей за службу. Приказом № К 5447/84 «лейтенант Варниг, Матиас» был награжден медалью за Безупречную службу народу и родине. Приказом № К 109/88 «старший лейтенант Варниг, Матиас» был награжден несколькими медалями – за Безупречную службу в Национальной народной армии, за Защиту границ ГДР, как Герой социалистического труда и за другие заслуги. 7 октября 1989 года капитан Матиас Варниг был награжден как минимум девятью золотыми медалями из рук великого и внушающего ужас Эриха Мильке, главы Штази.

«Артур» представлял отчеты по энергетическим сделкам в Западной Германии, по политике менеджмента организаций, по биотехнологическим исследованиям, компьютерным технологиям и десяткам других отраслей, в основном подпадавших под категорию промышленного шпионажа. Утверждалось, что его карьере очень помогли его предполагаемые отношения с подполковником КГБ Владимиром Путиным в Дрездене. Согласно сообщениям немецкой прессы, эти двое сотрудничали в вербовке граждан Западной Германии для работы на КГБ, но это утверждение отрицается Варнигом. Если и нужны дальнейшие доказательства связи между двумя мужчинами в их темные шпионские дни, то их приводит подруга Людмилы Ирен Питч. По ее словам, спустя несколько лет Людмила рассказала ей, что было гораздо проще ладить с восточными немцами, чем с западными, и особенно это касалось друга ее мужа Матиаса Варнига. «Она говорила, что мы все выросли в одной системе, и что Володя и Варниг работали на одну и ту же организацию, – вспоминает Питч. – Я спросила у нее, что она имеет в виду. Она ответила, что Матиас работает на Штази, а Володя на КГБ. Я была довольно удивлена ее откровенностью».

* * *

Даже через кривое зеркало восточногерманской прессы было ясно, что советская империя находится под угрозой краха. Во время своего первого официального визита в Западную Германию в мае 1989 года Горбачев сообщил канцлеру Гельмуту Колю, что Москва больше не собирается использовать силу, чтобы противостоять демократизации в государствах-сателлитах СССР. Танки, которые въехали в Будапешт и подавили революцию в Венгрии в 1956 году, а в 1968 году уничтожили «социализм с человеческим лицом» во время Пражской весны, больше не были приемлемым способом решения конфликтов. Но даже несмотря на это немногие из восточных немцев верили в возможность падения ГДР.

Не сумев передать двум Эрихам ощущение экстренной необходимости в переменах, Горбачев забил последний гвоздь в их гроб во время визита в Восточную Германию в октябре, на праздновании сороковой годовщины основания государства, когда он предупредил, что «жизнь наказывает тех, кто опаздывает». С этого момента линии экстренной связи между Москвой и восточным Берлином – обычно гудящие от постоянных деловых переговоров между двумя коммунистическими союзниками – погрузились в тишину. На обеде в честь сороковой годовщины, устроенном для секретных служб, в своей бесконечной тираде о врагах государства, Эрих Мильке увещевал агентов Штази: «Уничтожать – и, при необходимости, без решения суда». Эрих Хонеккер также остался непреклонным. Он сказал Маркусу Вольфу: «Я никогда не позволю, чтобы здесь произошло то же, что сейчас происходит в Советском Союзе». В своем дневнике Маркус Вольф отметил: «Ни один враг не смог бы добиться того, чего добились мы сами: такой некомпетентности, невежества, возвеличивания самих себя и того, что мы совершенно перестали думать о мыслях и чувствах обычных людей». Тем временем друг Вольфа Ханс Модров, секретарь коммунистической партии в Дрездене с негромким голосом и седыми волосами, отказывался подавлять противоправительственные демонстрации, которые стали проходить в городе каждый вечер. Вольф и Модров считались лидерами группы реформаторов внутри коммунистической партии в Дрездене, хотя Вольф сам ругает себя за то, что не сделал больше для изменения восточногерманской системы изнутри. Путин и его коллеги по КГБ видели надписи на Берлинской стене. «Мы были младшим поколением секретных служб, – рассказал Владимир Усольцев журналу „Шпигель“. – Было абсолютно ясно, что советская власть неумолимо катится в пропасть». Важные документы были отправлены в Москву или сожжены. Списки контактов и личные дела советских агентов превратились в дым. «Мы жгли столько бумаги, что печь лопнула», – говорит Путин. Немыслимое случилось 9 ноября 1989 года в 18:53, когда члена нового правительства Восточной Германии спросили на пресс-конференции, когда обещанный новый восточногерманский закон о свободе передвижения вступит в силу. Он ответил: «Ну, насколько я вижу – прямо сейчас». Тысячи жителей восточного Берлина устремились к границе и стали требовать, чтобы их пропустили на Запад. В 22:30 граница была открыта на Борнхольмер-штрассе – этот исторический момент обозначил падение Берлинской стены.

Вечером 6 декабря здание КГБ было окружено бушующей толпой, которая уже разграбила штаб-квартиру Штази, находящуюся через дорогу. Путин поспешил в свой офис, ему был выдан пистолет. Он вышел на улицу и попытался отвести гнев протестующих, утверждая, что здание КГБ на самом деле является советским военным объектом. Кто-то крикнул в ответ: «Тогда почему на вашей парковке стоят машины с немецкими номерами? Что вы вообще тут делаете?» Путин ответил, что существует соглашение, позволяющее русским использовать немецкие номера. «А кто вы такой? – крикнул другой человек. – Вы слишком хорошо говорите по-немецки!» Путин сказал им, что он переводчик. Затем он вернулся в здание и позвонил командующему местного советского гарнизона, чтобы попросить о помощи, но ему ответили: «Мы ничего не можем сделать без приказа из Москвы. А Москва молчит». Москва и в самом деле молчала. В последующие годы реакция Путина стала известной: «Я почувствовал, что страна больше не существует, что она исчезла». Один отчет о той судьбоносной ночи в восточном Берлине говорит о том, что толпа смогла попасть в здание и столкнулась с будущим Президентом России, который стоял наверху лестницы и размахивал пистолетом. Он спокойно обратился к ним, слегка улыбаясь: «Поднимайтесь, если хотите, но пока вы доберетесь до меня, шестеро будут мертвы». Это кажется маловероятным – в тот момент в здании были и другие агенты КГБ, и это одиночное выступление Путина выглядит как попытка пиарщиков превратить его в КГБшного Джеймса Бонда. Путин говорит только, что русские «были вынуждены продемонстрировать готовность к защите здания, и эта решительность определенно впечатлила толпу, по крайней мере, на какое-то время».

На самом деле, кровопролития удалось избежать, когда подъехала небольшая группа советских десантников, и толпа растворилась. Путин говорит, что события этого вечера оказали сильное деморализующее воздействие на него, потому что: «Они просто ушли». В этот момент он был предан не советской системе, закат которой он ясно осознавал, а КГБ как защитнику величия России. Владимир Усольцев рассказал журналу «Шпигель»: «У него всегда была поэтическая черта – особенная гордость за то, что он принадлежит к специальной службе по защите Родины, к ЧК».

На следующий день Путин продолжил выполнять свою работу, молча страдая от того, что он воспринимал как раненую гордость своей Родины. Единственное, о чем он сожалел, как он признается, было то, что Советский Союз утратил свои позиции в Европе, даже не попытавшись поменять коммунистическую систему на что-то другое. «Они просто все бросили и ушли», – говорит он. Людмила, которая привязалась к своему восточногерманскому окружению (немецкий стал на тот момент родным языком ее младшей дочери), выражала сожаление в адрес секретных агентов обеих стран, ведь они потеряли свое понимание цели, практически смысл существования. Одна из ее соседок, рассказывает она, плакала целую неделю: «Она плакала по потерянным идеалам, по концу всего, во что верила всю свою жизнь». Людмила не знала, что ее супруг все ещё продолжал выполнять свои служебные обязанности. Как и все офицеры Штази, Клаус Зухольд был теперь безработным. Отправив копию его личного дела в Москву, Путин получил разрешение зачислить его в КГБ. 16 января 1990 года он пришел к немцу в гости и подарил его двенадцатилетней дочери книгу русских сказок. Когда он остался наедине с Зухольдом, он продиктовал ему присягу верности КГБ, а Зухольд подписал ее. Затем они отметили это событие бокалами «Зект» – немецкого вина.

Путин дал своему новому агенту кодовое имя «Клаус Зауник» и напомнил ему, что он поклялся в молчании, и что, если он проговорится, последуют серьезные последствия. Немецкий журнал «Фокус» утверждает, что затем Путин назвал имена некоторых его ведущих агентов в Восточной Германии, но это почти наверняка не соответствует действительности. Что бы недоброжелатели Путина не имели против него, Путин горячо предан своему делу. Более вероятно, что он сказал Зухольду, что ему нужно будет побыть «спящим» агентом, пока происходящее в стране не уляжется, а затем начать собирать для Москвы информацию о политиках, ученых и ведущих бизнесменах. Через несколько дней Путин был отозван на родину, так что его сотрудничество с Зухольдом резко завершилось. Агенты КГБ массово уезжали домой, в то время как некогда могущественная советская империя разваливалась на глазах у всего мира. Когда 3 октября 1990 года ГДР прекратила свое существование и Германия была воссоединена, Путины уже снова были в Ленинграде. Они снова стали жить с его родителями, которые к этому времени получили трехкомнатную квартиру на Среднеохтинском проспекте рядом с рекой Охта. Кроме чудесной младшей дочери, Путиным нечем было похвастаться за все четыре с половиной года, проведенные за границей. В качестве прощального подарка соседи отдали им стиральную машину двадцатилетней давности, которой Людмила пользовалась следующие пять лет. Она была поражена тем, как мало изменилась жизнь в Ленинграде за это время. Здесь были те же длинные очереди снаружи магазинов, те же продуктовые карточки и талоны, те же самые пустые полки. «Какое-то время после того, как мы вернулись домой, я даже боялась заходить в магазины, – говорит она. – Я просто врывалась в ближайший магазин, покупала самое необходимое и шла домой. Это было ужасно».

Путину предложили работу в штабе Службы внешней разведки (СВР) в Москве. Он отклонил предложение во многом из-за того, что оно не предполагало служебной квартиры, и его родителям было уже за 80. Они не видели сына на протяжении всей его командировки, и теперь ему не хотелось оставлять их. Он также потерял веру в способность СССР пережить удары, сотрясавшие все советское пространство. Уже став очевидцем того, как вокруг него разрушалось одно государство, он не хотел повторять этот опыт в родной стране. Обычно искусный в вопросе утаивания своих чувств, он дал своему другу Сергею Ролдугину понять, что ощущает себя преданным: он и его товарищи отправляли отчеты из Дрездена, предупреждающие о надвигающемся развале ГДР, и рекомендовали принять меры, но никто в московском центре не прочел их отчеты. Маркус Вольф, который бежал в Москву, чтобы избежать обвинений в государственной измене и шпионаже, предъявленных его западногерманскими противниками, обнаружил, что Горбачев бросил его и его коллег на съедение волкам. «Наши московские друзья не торопились оказать нам дружескую поддержку, – пишет он. – Как и мы, они были абсолютно не подготовлены к тому, что произошло». В России Вольфу отказали в политическом убежище, и после долгих судебных процессов он отбыл короткий срок заключения в Германии.

Путин все еще служил в КГБ, но состоял в «резерве первой очереди», за что получал минимальную зарплату. Сотни уволенных агентов возвращались в Россию по мере того, как коммунистические режимы разваливались, как карточные домики, в Чехословакии, Венгрии, Польше, Болгарии, Румынии, и скоро стало более чем понятно, что образовался излишек сотрудников КГБ, которые теперь устраивались туда, где требовались хорошо накачанные мышцы. Многие становились консультантами по безопасности, телохранителями, ночными сторожами и даже вышибалами в открывавшихся ночных клубах и на дискотеках.

Перспективы для Путина выглядели уныло. Ему было под 40, и нужно было обеспечивать семью. Друзья рассказывают, что он был очень подавлен. Людмила вышла на работу на неполный рабочий день и стала преподавать в университете немецкий, неохотно оставляя Машу и Катю с бабушкой на несколько часов в день. Это было не особо счастливое существование. Путин вложил деньги, которые накопил в Дрездене, в автомобиль «Волга». Он говорил друзьям, что хочет заниматься юридической практикой, но если это не сработает, у него есть запасной план: «Возможно, мне придется стать таксистом».

Будто по заказу, он услышал, что Галина Васильевна Старовойтова, важный политик-реформатор, а также феминистка и защитница национальных меньшинств – и кроме того, выпускница Ленинградского государственного университета (ЛГУ) – искала человека, который будет возить ее по городу. За работу платили немного, но Путин разумно рассудил, что он сможет научиться чему-то полезному от женщины, сидящей на заднем сиденье его «Волги», так как она была уже хорошо известна. Он выразил желание взяться за эту работу бесплатно. «Он сказал, что верит ее идеям и хочет помочь», – говорит Руслан Линьков, один из помощников Старовойтовой.

Путину все же нужно было зарабатывать на жизнь, и как раз в тот момент, когда, казалось, все было потеряно, произошло одно из случайных событий, ставших фирменным знаком его грядущей карьеры. Ему предложили работу по наблюдению за иностранными студентами в его альма-матер, Ленинградском государственном университете, в должности помощника ректора по международным делам. «Я был счастлив работать под прикрытием в ЛГУ, – говорит он. – Я хотел написать док тор скую диссертацию, лучше познакомиться с университетом и, возможно, получить там работу». Так что в марте 1990 года он стал помощником ректора, Станислава Петровича Меркурьева. Его внезапное возвращение на юридический факультет удивило некоторых сотрудников, хотя никто не сомневался в том, каковы его настоящие обязанности: все знали, что эту должность всегда занимают офицеры КГБ, и что Путин будет следить за студентами. Тем не менее, он договорился с Валерием Абрамовичем Мусиным, специалистом по международному праву, что тот станет его научным руководителем, и набросал план для своей диссертации. Путин вполне мог бы найти себя в карьере международного юриста, если бы один из его друзей со студенческой скамьи, теперь работающий в университете, не познакомил его с Анатолием Собчаком, одним из самых выдающихся людей в новом российском демократическом движении.

Собчак, привлекательный мужчина и прекрасный оратор, добился признания с помощью острых атак на коммунистическую элиту. Так как советские власти считали его ненадежным, ему было запрещено выезжать за рубеж, но при Горбачеве его карьера пошла в гору, и вся Россия слушала его речи, с тех пор как его выбрали народным депутатом. В мае 1990 года Собчак был назначен председателем Городского совета Ленинграда (Ленсовета). Город был в жутком состоянии: уровень безработицы был очень высок, уровень преступности рос, и царил всеобщий дефицит. Хотя Собчак родился в 1937 году в Сибири, он получил диплом юриста в ЛГУ, а позже стал работать в университете. Он читал лекции Путину в нескольких семестрах, хотя они никогда не общались лично. Путин быстро приехал в кабинет председателя в Мариинском дворце на Исаакиевской площади, и там Собчак объяснил, что ему нужен ассистент, который исполнял бы роль буфера между ним и многочисленными мошенниками и аферистами, которые находились повсюду. Он был впечатлен тем, что помощник ректора хорошо говорил по-немецки и немного по-английски и был весьма невозмутимым человеком. Путина рекомендовал ему Станислав Меркурьев и, по словам управляющего хозяйством в Кремле Павла Бородина, Галина Старовойтова тоже замолвила за него словечко. После короткого собеседования Собчак предложил Путину перевестись из университета на должность советника. Более того, он хотел знать, сможет ли Путин начать работать со следующего же понедельника. Страна погружалась в хаос, и все происходило очень быстро.

«Собчак уже тогда был известной и популярной личностью, – говорит Путин. – Мне не все в нем нравилось, но он завоевал мое уважение». Он ответил, что с радостью выйдет на работу в понедельник, но есть кое-что, что нужно знать председателю совета: «Я не просто помощник ректора, – сказал он. – Я еще и офицер штаба КГБ». На мгновение Собчак замолчал, а потом сказал: «Ну, плевать на это. Мне нужен ассистент. Если честно, я боюсь выходить в приемную. Я не знаю, кто эти люди».

Путин получил работу и перевод.

Сторонники Собчака были шокированы его решением, когда в демократических кругах стало известно, что Путин – офицер КГБ. На вопросы о своем помощнике Собчак отвечал так: «Путин не сотрудник КГБ, а мой бывший студент».

Дела могли бы пойти скверно, когда один из призраков из его дрезденского прошлого вернулся, чтобы доставить ему неприятности. Клаус Зухольд, опасаясь, что его скоро разоблачат, сдался немецкой разведке в декабре 1990 года. Зухольд снабдил немцев детальным описанием своего друга и наставника из КГБ, Владимира Путина. Он также раскрыл имена четырех бывших восточногерманских полицейских, которые работали на КГБ. Путин отрицает, что он участвовал в операциях, нацеленных на создание сети восточногерманских шпионов. Сегодня он находит «забавной всю эту чепуху в газетах. Я с недоумением читаю о том, что западные страны ищут агентов, которых я завербовал. Это все вздор». Самым главным шпионом был инспектор дрезденской полиции, известный как «Шорх», который предположительно работал непосредственно под началом Путина. Инспектор все еще работал на КГБ, когда в апреле 1993 года его арестовали. К тому времени, правда, жизнь Путина пошла в совершенно новом направлении. Ленинград был переименован в Санкт-Петербург, а Путин с невероятной скоростью взлетел вверх по карьерной лестнице, став заместителем мэра второго по важности города России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.