Впервые под айсбергом
Впервые под айсбергом
За три часа до рассвета 10 августа наш эхоледомер впервые отметил лед над лодкой. Мы приближались в это время к Северному полярному кругу. Самописец эхоледомера показал, что это небольшая плавающая льдина, толщина подводной части которой около четырех метров. Затем льдины стали появляться все чаще и чаще. Через час после восхода солнца мы осторожно всплыли, чтобы посмотреть, нет ли поблизости айсберга, о котором сообщил нам по радио патрульный самолет.
При напряженном молчании всех находившихся на мостике я внимательно осмотрел горизонт через бинокль. Впереди на расстоянии одной мили от нас, сверкая в лучах утреннего солнца, тянулась длинная полоса кромки пакового льда, смыкавшаяся на западе и востоке с горизонтом. Лучшего места для всплытия и осмотра горизонта мы, пожалуй, и не нашли бы. За кормой плавали отдельные небольшие льдины. Стояла замечательная солнечная погода; видимость была отличной. В западном направлении, где-то внутри ледяного поля, на расстоянии трех миль от нас, виднелось что-то похожее на осколок айсберга. В северо-восточной части горизонта, на сравнительно большом расстоянии, был виден айсберг в открытой воде. Его силуэт четко вырисовывался на фоне чистого неба как раз там, где он был обнаружен самолетом ледовой разведки.
Нашему возбуждению не было границ, и его никто не старался особенно сдерживать. Теперь мы можем провести испытание, к которому так долго готовились. Нашему подводному кораблю представлялась возможность показать, на что он способен. Не удержался от широкой улыбки и я. Когда я объявил по корабельной трансляционной системе, что мы подошли к кромке пакового льда, и разрешил свободным от вахты выйти на верхнюю палубу, все пришли в движение и загудели, словно пчелы в улье. Однако любоваться полярным ландшафтом слишком долго нам было нельзя.
Мы погрузились и приступили к проведению намеченных испытаний и проверок. По обнаруженному осколку айсберга высотой восемь и длиной шестьдесят метров нам предстояло выверить точность градуировки эхоайсбергомера, затем подойти к айсбергу в северо-восточной части горизонта и проверить по нему работу всех наших приборов и установок.
Первая штурманская группа заняла свои места по расписанию. Роусон склонился над своим детищем — новым эхоайсбергомером, который непрерывно издавал звуки, похожие на завывание ветра.
— Обе средний вперед! Держать скорость семь узлов! — скомандовал я вахтенному офицеру.
Повинуясь командам, «Сидрэгон» набрал скорость и лег на курс по направлению к осколку айсберга, который мы видели в западной части горизонта. Через короткое время эхоледомер начал показывать, что мы идем подо льдом.
— Толщина льда около четырех метров, — доложил доктор Лайон.
Присутствие на корабле таких опытных специалистов, как Лайон, Уитмен, Роусон и Моллой, придавало мне уверенность в успехе нашего похода — ведь никто из нас, остальных, подо льдом до этого не плавал. Но мы так много слышали об арктических походах от бывалых командиров атомных подводных лодок Калверта и Андерсона, что нам это наше плавание казалось обычным. Фактически я серьезно-то и не задумывался над тем, что впервые буду идти под паковым льдом: все мои мысли были заняты предстоявшей выверкой наших приборов.
Внезапно в эхоайсбергомере послышался душераздирающий вой и свист.
— Контакт получен! — воскликнул Роусон, указывая на экран.
На экране прибора появилось белое пятно — отметка, — которое двигалось вниз, по направлению к точке, обозначавшей наш корабль. По мере приближения отметки к кораблю стрелка эхоайсбергомера начала метаться из стороны в сторону все быстрее и быстрее, и это сопровождалось необычайным свистом и завыванием в динамике прибора. Но вот белая отметка подошла совсем близко к кораблю и затем исчезла. Все мы с беспокойством стали ждать, когда перо эхоледомера покажет лед толщиной более двух — четырех метров, которая была характерна для окружающего пакового льда. Однако ничего подобного не произошло…
— Мы, должно быть, проскочили его, Стронг, — сказал я разочарованно старшему помощнику и тут же приказал сделать поворот Вильямсона, чтобы выйти точно на прежний курс. Как только «Сидрэгон» описал полную циркуляцию, на экране эхоайсбергомера тотчас же появилась отметка: контакт с осколком айсберга был восстановлен. Я приказал идти точно по отметке, но и на втором заходе увеличения толщины льда эхоледомер не показал. Осколок айсберга снова оказался где-то в стороне.
— Командир, — вмешался Стронг, — я думаю, что эта льдина медленно перемещается, и поэтому гидролокационный пеленг несколько неточен. Сразу после поворота разница, конечно, небольшая, но если идти по этому пеленгу, то при подходе смещение получается таким, что лодка проходит достаточно далеко от осколка айсберга. Не лучше ли вместо гидролокационного пеленга направить корабль по пеленгу эхоайсбергомера?
На следующем заходе я последовал совету Стронга.
— Держать дифферент ноль градусов, Мэлоун! — приказал я офицеру на посту погружения и всплытия, когда мы приближались к цели, и тут же подумал, что, по-видимому, я слишком взвинчен, если даю ненужные приказания: ведь Мэлоун и без того безукоризненно удерживал дифферент ноль градусов.
— Есть, есть, сэр, — бодро ответил Мэлоун. — Дифферент точно ноль градусов!
Но вот регистрирующее перо эхоледомера внезапно опустилось вниз и снова подскочило вверх.
— Осадка льдины двадцать пять метров, — доложил Стронг. — Мы установим эхоайсбергомер на другой диапазон, — продолжал он. — Прошу пройти под айсбергом еще раз.
Мы прошли под осколком айсберга еще несколько раз, пока не убедились в правильности градуировки всех приборов. Затем Роусон объяснил нам, что наиболее точной градуировки можно достичь под полярным паковым льдом; здесь же, по его мнению, мы сделали все, что было возможно.
«Достаточно ли будет такой точности?» — подумал я с сомнением.
— Право на борт! — скомандовал я, и «Сидрэгон» начал быстро поворачивать, чтобы лечь на курс, ведущий к первому настоящему айсбергу.
Я намеревался всплыть около айсберга, тщательно осмотреть его, замерить и сфотографировать со всех сторон. Путь к айсбергу должен был занять около часа времени, поэтому я возвратился в свою каюту и позвонил, чтобы принесли чашку кофе. Затем я мысленно еще раз обдумал все детали предстоящих действий.
Я ясно представлял себе то, что мы должны были сделать в первую очередь. Мы будем постепенно увеличивать скорость хода при каждом новом приближении к айсбергу, чтобы проследить эффективность обнаружения его гидролокатором и убедиться таким образом в том, что айсберги всегда будут обнаруживаться нами с достаточным упреждением, чтобы избежать столкновения с ними. Несколько дней назад мы провели такие испытания, используя в качестве подводных целей плавающие остатки айсбергов, поэтому в успешном проведении первой части испытаний я почти не сомневался, особенно после только что закончившейся градуировки приборов по осколку айсберга. Но подводная лодка в этих водах должна быть способной использовать айсберги для тактического выигрыша, например для того, чтобы спрятаться под ним или за ним во время уклонения от противника или во время преследования его.
Наш эксперт по ледовым прогнозам Уитмен считал, что знание размеров подводной части айсбергов поможет определить закономерность и скорость их дрейфа и, следовательно, составить более точные прогнозы их передвижения и позиций в периоды между моментами визуального наблюдения. Размеры подводной части айсберга можно определить только в том случае, если его наблюдали на побережье или сидящим на грунте в районе с известной глубиной.
В 1928 году капитан-лейтенант Смит пытался определять размеры подводной части айсбергов путем подведения под них троса длиной сто тридцать шесть метров, опускаемого с двух небольших судов. Что же касается методов определения конфигурации подводной части айсбергов — их просто не существовало.
Часть поставленного мне задания, которая касается сбора научной информации об Арктике, несомненно, будет выполнена намного лучше, если я смогу пройти на «Сидрэгоне» непосредственно под айсбергом. Когда в разговоре с доктором Лайоном я высказал надежду, что мы сможем это сделать, он включил в план научных работ пункт, в соответствии с которым должна быть проверена эффективность эхоайсбергомера в определении осадки айсберга, но даже и это можно было бы сделать без подныривания под него. Приказ на поход вовсе не требовал от меня обязательного прохождения под айсбергами.
В различных руководствах и наставлениях ВМС имеется бесчисленное множество положений относительно плавания в Арктике. Например, в официальном наставлении НАТО «Военно-морские операции в Арктике» говорится следующее:
Температурные изменения и вызываемое ими ослабление напряжения в массе айсбергов в сочетании с сотрясением от звуковых колебаний или от морской волны могут в любое время привести к отделению от них значительных частей льда, которые после падения в воду стремительно и с большой силой всплывают на поверхность, часто на значительном удалении от основной массы айсберга. Условия равновесия айсбергов часто таковы, что в результате отделения от айсберга той или иной части или даже просто в результате таяния его подводной части происходит смещение центра тяжести и айсберг опрокидывается, после чего его масса приобретает новое положение равновесия. Поэтому кораблям и судам рекомендуется оставлять айсберги на безопасном расстоянии, особенно те из них, которые разрушаются или опрокидываются. На айсбергах могут быть также подводные выступы и припаи, часто на значительном расстоянии от его видимой надводной части, поэтому проходить вблизи айсберга всегда опасно.
В американском «Руководстве по практическому кораблевождению» говорится:
В районах, где возможна встреча с айсбергами, усиливается наблюдение. Все айсберги следует оставлять на безопасном расстоянии. Подходить к айсбергам опасно, так как они могут иметь подводные выступы, а разрушающиеся айсберги могут внезапно опрокинуться и раскачиваться в воде до тех пор, пока не установится новое положение равновесия.
Как глубоко погружаются эти отделяющиеся осколки? Что произойдет, если «Сидрэгон» будет в этот момент под айсбергом? Если айсберг будет опрокидываться, может ли какая-нибудь из его выступающих частей оказаться на глубине, превышающей предшествующую осадку айсберга? Все эти вопросы начинали серьезно беспокоить меня.
Раздался стук в дверь каюты, и в ней появилась радостная физиономия Уитмена.
— Командир, я подсчитал, что осколок айсберга, под которым мы ходили, весит около двух тысяч трехсот тонн, — доложил он.
Я никогда еще не видел его таким взволнованным. Чувствовалось, что Арктика — это его стихия.
Две тысячи триста тонн — это вес, близкий к весу «Сидрэгона». Столкновение с таким «кусочком» льда было бы для нашего корабля гибельным.
В докладе береговой охраны США за 1928 год, не потерявшем значения и в наши дни, говорится:
Айсберги в районе Ньюфаундленда на протяжении столетий являлись и остаются в наши дни наиболее страшной опасностью для мореплавателей, пересекающих Атлантический океан. В результате таяния и размывания в массе айсберга возникает напряжение, превышающее структурное напряжение льда. Выступающие части и припаи отрываются и скатываются вниз по отлогим сторонам айсберга или срываются в воду с его крутых обрывов. Неравенство масс по краям айсберга начинает изменять условия равновесия, а иногда ведет к отрыву от айсберга других, более крупных частей. Айсберг начинает медленно поворачиваться, погружаться глубже, раскачивается, а когда какая-нибудь выступающая часть отклонится от перпендикуляра на большой угол, тысячи тонн льда отрываются и, как лавина, скатываются в море. Интересно, что при отрыве и падении очень большой части айсберга скорость ее движения кажется небольшой, на самом же деле она движется сравнительно быстро. Равновесие айсберга, конечно, нарушается, и это может в свою очередь привести к отделению новых его частей.
Изучив лучшие книги и документы в этой области, я пришел к выводу, что местом, в котором айсберги претерпевают этот ужасный процесс разрушения, является район Ньюфаундленда с его теплыми водами. О чем-либо подобном, происходящем в водах севернее Ньюфаундленда, имеются лишь единичные сообщения, хотя офицеры береговой охраны ВМС в Вашингтоне рассказывали мне, что они наблюдали разрушение айсбергов и в северной части моря Баффина. Однако наибольшая вероятность встретиться с устойчивыми айсбергами, несомненно, оставалась за этим районом и за районами к северу от него.
Пройдя несколько миль на север, мы приблизились к айсбергу и начали обходить вокруг него с целью фотографирования и осуществления различных наблюдений и замеров. Это был докообразный айсберг высотой около двадцати трех метров. Даже если соотношение надводной и подводной частей этого айсберга оказалось бы наиболее неблагоприятным, все равно глубина под ним для прохождения на «Сидрэгоне» была вполне достаточной.
Из состояния глубокой задумчивости, в котором я находился, меня вывел поднявшийся на мостик штурман Бёркхалтер, который доложил, что наблюдаемый нами айсберг находится в одной миле севернее полярного круга, а наш корабль — точно на Северном полярном круге. Я никому об этом еще не говорил, но наедине с собой принял твердое решение: мы пройдем на «Сидрэгоне» под айсбергами.
Глядя на полосу пакового льда на горизонте — нашу следующую цель, я подумал, что нам представляется, пожалуй, последняя возможность провести тренировку легководолазов в холодной и чистой ото льда воде. Условия, в которых им, возможно, придется работать, требовали постепенной тренировки. Я приказал вызвать группу легководолазов.
Вскоре на палубе появились водолазы, одетые в черные, из шестимиллиметровой прорезиненной ткани водолазные костюмы. На этот раз, когда Ситон попросил разрешения спустить водолазов в воду, я согласился без колебаний: киты-убийцы остались далеко позади. Маски с защитными очками на лице, ласты на ногах и огромные баллоны на спине делали водолазов, смело погружавшихся в воду около покачивавшегося на волне желтого спасательного плотика, похожими на каких-то таинственных пришельцев из морского царства. Взяв с собой для опробирования подводные фотокамеры, они опустились на глубину пятнадцать метров при температуре воды минус 0,5 градуса по Цельсию. Медузы — это единственное, что они увидели в мутной зеленовато-коричневой воде. Через короткое время водолазы возвратились на лодку и доложили, что все их снаряжение и аппаратура действуют отлично.
Закончив тренировку легководолазов, мы снова погрузились на глубину. Без каких-либо затруднений сразу же был установлен гидролокационный контакт с айсбергом, и я, постепенно увеличивая скорость хода, начал маневрировать вблизи него. На экранах гидролокатора и эхоайсбергомера появились четкие, хорошо различимые, отраженные импульсы. Какое же влияние окажет скорость хода на способность наших приборов обнаруживать такие массивные и опасные препятствия? Чтобы получить ответ на этот вопрос, мы совершили множество подходов к айсбергу с различных направлений. Каждый новый подход выполнялся на повышенной по сравнению с предшествующей скорости хода. Словно разъяренный бык, «Сидрэгон» стремительно приближался к айсбергу на расстояние трех-четырех кабельтовых, и тогда я подавал команду на руль. Корабль круто разворачивался, отходил назад для нового разбега. Мы повторяли такие подходы до тех пор, пока не достигли максимальной скорости хода.
— Сильный подводный взрыв! — донесся тревожный крик из гидроакустической рубки. Я вздрогнул. — На всех экранах была вспышка, а потом пришел звук взрыва! — продолжал Харлоу, наш гидроакустик.
«Взрыв» мог означать только разрушение айсберга. Ничего другого здесь произойти не могло. Созданное «Сидрэгоном» на максимальном ходу повышенное волновое давление оказалось, по-видимому, достаточным, чтобы оторвать от айсберга какую-то часть его. Не лучше ли теперь, после того как мы испытали наши приборы, оставить эту громадину в покое?
После некоторого размышления я развернул корабль и снова вывел его на курс по направлению к айсбергу, внимательно наблюдая за отметкой на экране гидролокатора. К моему удивлению, она не изменилась. Сначала при обсуждении того, что произошло, у меня появилось желание всплыть и еще раз осмотреть айсберг с поверхности. Однако я тут же решил, что это только затянет испытания. Если даже какая-то часть действительно отделилась от айсберга, меняет ли это как-нибудь положение? Взглянув на напряженные, но вместе с тем уверенно-спокойные лица офицеров, старшин и матросов в центральном посту, я принял решение: мы подойдем под айсберг и сделаем это не когда-нибудь, а теперь же.
До сего времени ни одна подводная лодка не отваживалась проходить под айсбергом. Но когда я объявил экипажу, что «Сидрэгон» находится на пути под айсберг, это подействовало на всех не более, чем если бы я сказал, что мы проходим под надводным судном.
Наш трехтысячетонный корабль неотвратимо приближался к подводной части айсберга. В центральном посту наступила напряженная тишина. Слышалось только ритмичное стрекотание и жужжание приборов, от которых зависела жизнь всех нас. Особенно выделялось щелканье эхоледомера — детища Роусона — и щебетание нашего огромного гидролокатора. Лайон, Стронг, Робертсон, Роусон и Уитмен собрались у эхоледомера.
Послышался монотонный голос гидроакустика:
— Четыреста метров. Триста метров. Сто метров. Контакт пропал над нами.
Однако прошла еще одна минута, прежде чем айсберг оказался точно над нами. До боли сжав поручни, ограждающие перископную площадку, я наклонился вместе с другими к эхоледомеру: перо-самописец опускалось все ниже и ниже по направлению к яйцеобразному корпусу нашего корабля, затем опять пошло вверх.
Ликуя от радости, я схватил микрофон и объявил всему экипажу:
— «Сидрэгон» удостоился быть первым подводным кораблем, прошедшим под айсбергом! Осадка айсберга — тридцать три метра!
Ни один человек на борту не мог удержаться от радостной, широкой улыбки.
В этот момент мне почему-то вспомнилась наша тридцатиметровая тренировочная спасательная башня в базе подводных лодок в Нью-Лондоне. Айсберг, под которым мы прошли, кроме тридцатитрехметровой подводной части возвышается над водой еще на добрых двадцать три метра!
После этого первого прохода под айсбергом мы совершили еще несколько с различных направлений, описывая фигуру трехлепесткового клевера с айсбергом в центре. Это позволило получить наиболее точное представление о длине, ширине и конфигурации подводной части. Когда мы отходили от айсберга после пятого прохода под ним, вахтенный гидроакустик доложил:
— Сильный шум по пеленгу на айсберг!
Возможно, это был обвал, но мы продолжали описывать намеченную фигуру лепестков клевера. Мы шли на достаточно большой глубине и были в безопасности даже в том случае, если айсберг разрушался или принимал новое положение равновесия. Я хотел послушать этот шум с меньшей дистанции. Когда мы начали последний проход под айсбергом, странный шум оставался неизменным.
— Коммодор, — обратился я шутя к Робертсону, — мы, пожалуй, открыли для международного ледового патруля новый метод разрушения айсбергов. Им теперь надо только подыскивать подводные лодки, которые проходили бы мимо айсбергов на полном ходу и разбивали их на части.
Однако поскольку регистрирующий прибор эхоледоме-ра и на этом, шестом заходе под айсберг начертил такую же линию, нам обоим было понятно, что айсберг не изменил конфигурации. Поэтому шум, который мы слышали, возможно, был вызван пока только образованием трещин, то есть процесс разрушения айсберга еще только начинался. Но возможно также, что от айсберга откололась очень небольшая часть или на нем произошел небольшой обвал.
Рассмотрев фигуру, которую вычертил Уитмен, я понял, что наибольшая ось айсберга у поверхности воды — около ста метров, а в подводной части — двести пятьдесят метров. Айсберг весил, по-видимому, около шестисот тысяч тонн. Я удивился огромной разнице в весе и сравнительно небольшому различию в осадке между осмотренным и замеренным нами осколком айсберга и этим полноценным айсбергом. Мы уже могли сделать кое-какие выводы.
Теперь настало время проверить, сможем ли мы проделать то же самое под айсбергом, находящимся в паковом льду в море Баффина. Развив скорость хода шестнадцать узлов, мы взяли курс на северо-запад. Я был совершенно уверен, что наши приборы позволят нам пройти под айсбергами и внутри и вне паковых льдов. Объявив по корабельной трансляционной сети о наших планах на ближайшие дни, я постарался передать эту уверенность всему экипажу лодки.
Редакция корабельного ежедневного бюллетеня не упустила случая подшутить надо мной. Кто-то нарисовал подводную лодку с пробоинами, вмятинами и заплатами, пробирающуюся между льдинами в подводном положении. Под рисунком стояла подпись: «Я уверен, что подводная лодка может идти в этих водах на любой скорости». Позднее оказалось, что, высказывая эту уверенность, я был совершенно прав.