Н. Я. Мандельштам – З. Г. Минц и Ю. М. Лотману <начало 1964 г., Псков>

Н. Я. Мандельштам – З. Г. Минц и Ю. М. Лотману <начало 1964 г., Псков>

Дорогие Зара Григорьевна и Юрий Михайлович!

Спасибо за “Записки”[443]. Я слышала о них раньше и очень хотела их иметь. Они мне действительно были очень интересны. И меньше всего Полонская[444]. Этот вид воспоминаний – мирное любование своей молодостью – мало что дает. Где трагедия Зощенки? Она была, и самая настоящая. Где смысл Зощенки, который вовсе не был травоядным юмористом? Единственное живое место о Зощенке – это разговор: когда же он говорит в шутку, когда всериоз. Он показывает, что товарищи совершенно его не понимали. Кстати, большая неудача Зощенки (“Возвращенная молодость”) упоминается наравне со всем, что он делал…[445] Что касается до других “Серапионов”, то тоже следовало подумать, в чем причина их литературной неудачи. Для Полонской Тихонов остался “Колей” – и всё очень мило[446]. А на самом деле это уже давно не человек, а куча мясистого вещества. Почему? Если обожествлять свою молодость, из этого и выходит кашка для детей. Молодостью не следуют[447] умиляться, и ее не надо возвращать. А у Полонской зрелой точки зрения не появилось. Даром портрета она тоже не обладает. Зощенко у нее просто хорошенький, а Маршак – миленький…[448]

Но не в ней дело. “Записки” гораздо серьезнее мемуарной их части.

Прежде всего я хочу назвать вашу статью о Новикове и Кутузове[449]. Она точна, умна, перспективна. Правильно вы боретесь в ней с общелиберальным взглядом на масонов и солидаризируетесь с Пушкиным. Здесь дело не в конъюнктурщике Макогоненко[450]. Гораздо серьезнее, что подобного рода искажения и плоское восприятие явлений всегда были уделом нашей либеральной мысли. Последствия этой примитивизации и рационализма (мелкого) неисчислимы. Они действовали во всю сталинскую эпоху, не только в оценках прошлого, но в создании активного фонда мысли. Выбираться из этого будем веками. А может, эта струя всегда будет существовать. Вопрос лишь в том, чтобы она не была ведущей. Интересно в статье многое, в частности отношения кружка с Екатериной, с перлюстраторами, с либеральными потомками, с радищевской линией и т. д… Это уже петербургский период русской истории… Он многое унаследовал от московского. Как всегда, созерцание любого отрезка наводит на мрачные мысли.

Теперь о статье о Блоке[451]. Здесь прежде всего несколько слов о Соловьеве. Вы, Зара Григорьевна, напрасно доверились дураку Чулкову, который просто бухнул то, что было модно в его дни, – лягнул аскетизм[452]. Самое любопытное в отношениях Блока и Соловьева, это то, что он так и не одолел ни одной из философских вещей В. С. и ограничился только стихами, самым слабым, что есть у В. С., искажающим большую линию этого человека. Аскетической линии у Соловьева нет. Это огромный мыслитель, один из первых, искавших модернизации христианства, в частности – отказа от аскетизма. Стихи настолько отвлеченные (чего нельзя сказать о философии), что им можно приписать что угодно. Что же касается метода анализа стихов, то, вероятно, у исследователей нет другого способа раскрывать их сущность. Анализ, как литературоведческий метод, вещь весьма односторонняя. Для Блока он отчасти применим, потому что огромное количество вещей построено у него рационалистически. Как и у всех символистов, впрочем.

Рейфман – статья о Шевченко[453]. Мне кажется, он прав, приписывая статью Лескову. Очень здорово в статье звучат богомазы из Холуев. Похоже.

Знает ли Беззубов[454], что цитируя английского литературоведа (стр. 206)[455] о текучести жизни как основе литературной формы и содержания, он делает Чехова предвозвестником Джойса и джойсизма? Кстати, может ли “непрерыв ность” (жизни, времени) быть передана литературой? Ведь именно к этому приводит теория потока жизни. Именно этого искали и ищут… Сейчас по причинам тактическим не надо говорить анти-джойсистских вещей. Но всё же мне кажется, что это слабое место джойсизма. Если есть сильное мировоззренческое начало, прерывистость дается в цельности и единстве. Делать текущую непрерывность самоцелью тогда не надо. У Джойса ее в чистом виде и нет. По мере течения времени оно прерывается портретами, жизнями, судьбами, биографиями. А непрерывность идет, как шум моря. Что делать Ирландия – остров.

Интересны мысли о новом начале драматургии действия у Чехова. Об этом писал мой брат в книге, которую не напечатали[456]. Там вопрос об этом стоит шире и глубже. Но есть общее.

Посмотрела я еще Языкова Исаакова[457]. Вспоминаю, как фыркал на Языкова Тынянов: “дерптский немчик”. Вероятно, этот разгул “на месте”, свойственный Языкову, действительно идет от буршевской закваски.

Хорошо было бы послать “Записки” сыну Леонида Андреева – Вадиму Леонидовичу. Он будет в апреле в Москве. Недавно он выпустил очень милую повесть о своем детстве[458]. Из нее здорово вылез отец всей своей “ненастоящей” жизнью.

Очень интересная фигура Боткин[459]. В бердяевской “Русской идее” – его нет. А там широко взяты люди разных линий. Очень талантливая статья Егорова. Она дает живую и смешную фигуру. Как всегда, в литературоведческих статьях мне страшно не хватает исследования исторического: вот зерно мысли – как оно прорастает в будущее, где потом его дети?.. Часто этот вывод делает сам читатель, но настоящий исследовательский глаз, вероятно, лучше бы собрал все отростки. Куда приведет такой Боткин? К “Русскому Богатству”? Я говорю о выводах точных, а не о тех, которые приняты у нас сейчас.

Кстати, по поводу того же Боткина. По Егорову, он “отдал дань «торгово-промышленным» вопросам, в свете интересов своего сословия”. Это упрощенчество, конечно. Мысль о промышленном развитии России – одна из ведущих для всех не обскурантов. Кроме славянофилов, ей отдавали дань все вплоть до сегодняшнего дня. Я выросла среди этих разговоров: первые пятилетки были так популярны тем, что они ответили на этот вопрос. Здесь сословный интерес купцов Боткиных совпадал с общей тенденцией времени и просвещения. Кстати, Блок в этом смысле был обскурантом.

А почему вы еще время от времени орудуете такими вещами, как необъективность добра и зла (Зара Гр<игорьевна>) или абстрактный гуманизм (Андреева). Не лучше ли хотя бы обходить эти проблемы? Эта постановка вопроса явно устарела. Пора об этом тоже подумать…

Письмо явно слишком длинное. На старости становятся болтливыми.

Спасибо за приглашение. Я рада была бы приехать на несколько дней (с гостиницей, я думаю, уладилось бы), но до конца мая у меня по 26 часов, а потом, боюсь, будет жарко. Мне запомнился городок, и ваша столовая, и мальчики.

Благодарю всех, кто подписал мне книгу. Н. М.

Еще два слова о языковедческих статьях[460]. Я защищала по падежам (винительному в германских). Этот интерес начинается обычно с латинской теории падежей, но у ваших авторов он, вероятно, минует первую стадию и начинается от Потебни. Дай-то бог!

И еще о программах… Долинина[461], конечно, трепачка. Вы себе представляете, во что бы превратилось преподавание вне исторической основы? Но не всё ли равно, какая программа, раз наши институты на многие годы обеспечили школу учителями? Хорошо бы на какой-то период просто перейти на литературное чтение. Почитали бы Пушкина и Лермонтова без разговоров лишних, может, и не вызвали бы отвращение к книге. Если б не горький факт об учителях, ваша статья была бы вполне разумной. Но почему в ней есть пинок в сторону латыни (где о Горации)? Эта борьба с латынью – общелиберальное российское место, принесшее страшный вред нашей школе. Классическое образование – великая вещь. Его нет у нас и в Америке. За это и платимся… Другое дело, что школы должны быть разные… В 20 веке[462] у нас так и было – и уровень очень повысился… Н. М.

Я вряд ли что-нибудь смогу написать для вас: не подойдет! Но рада была бы… Хоть бы поговорить…