ТОЧКА НЕ ПОСТАВЛЕНА
ТОЧКА НЕ ПОСТАВЛЕНА
Борис Валентинович Волынов
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Борис Валентинович Волынов. Родился в 1934 году в городе Иркутске. Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый — в 1969 году, второй — в 1976 году.
Ему скоро пятьдесят. Женат, двое детей. В Звездный пришел вместе с Юрием Гагариным. Он ладно скроен, высок, красив, сдержан, уравновешен, всегда предельно собран. Я никогда не слышал от него грубого слова, не видел, чтобы он сорвался, вспылил...
Ему выпал нелегкий путь в космонавтике. Хотя внешне, казалось, все обстояло хорошо. Подготовку к встрече с космосом он начал вместе с А. Николаевым и П. Поповичем.
— Борис был моим дублером,- говорит П. Попович,- когда готовился старт «Востока-4». Если бы он полетел тогда — я уверен в этом,- он сделал бы все, что предусматривалось программой. И наверное, лучше, чем я. У него мы многому научились, когда прыгали с парашютом. Он умел внести хороший настрой в наши тренировки... Человек он сильный. Отступать, киснуть — не в его характере...
В июне 1963 года Волынов прибыл на космодром как дублер Валерия Быковского. Когда ракета-носитель умчала на орбиту корабль «Восток-5», он сказал Валентине Терешковой:
— Так проводим и тебя, Валя.
Казалось, что следующим пойдет он, но... Стартовали в космос «Восход», потом «Союз», а он оставался в запасных экипажах. Оставался и ждал. Помните стихи Михаила Светлова:
Горизонт мой! Ты далек? Ну еще, еще, еще рывок!
Горизонт был впереди, и он рвался к нему.
Человеческая память — своеобразный фильтр; она пропускает все обыденное, малозначащее, но задерживает в своих ячейках что-то главное, связанное с различными вехами жизни, поворотными пунктами, что ли. У него они тоже были.
...обсудить олимпийские старты. Б. В. Волынов
Он не мечтал о небе. Наоборот, его тянуло под землю, как и многих других мальчишек, которые жили в городе шахтеров, где на каждом шагу, как гигантские часовые, высятся копры и терриконы, как бы охраняющие его родной Прокопьевск. Они маячили в степи, бросая длинные тени на улицы, степь, дома. По ночам на них загорались яркие огни и красные звезды — символ трудовой славы.
Бабушка говорила, что ночью весь город спит. Не спят только шахты. Они никогда не спят. Там, под землей, люди круглосуточно добывают уголь. Утром по улицам двигался людской поток — конец смены. Торопливо собиралась мать — она работала в горняцкой поликлинике хирургом. «Шахтерский доктор» — называли ее в округе.
Борис каждое утро провожал глазами этот рабочий поток, и его неудержимо тянуло влиться в него, спуститься в шахту. Глубина манила своей таинственностью. И вот первый спуск. Это было в школьные каникулы. Ребятам показали настоящую шахту. Сначала они были просто экскурсантами, потом ходили на субботники: помогали взрослым как могли, гордились первыми трудовыми рублями. На эти деньги Борис покупал книги. Одна из них поведала ему об удивительной судьбе летчика Анатолия Серова. В ней рассказывалось о войне в Испании, об испытаниях самолетов, о смелых и мужественных людях.
Мальчишку взволновала биография летчика, у которого отец был горняк и который вырос в таком же городке, как и Прокопьевск.
Вот ведь как бывает в жизни: ни разу не встречал человека, а он вдруг ворвался ураганом в твое сердце и повел за собой. И уже не земля, а небо звало Бориса, звало настойчиво. Решено: он будет летчиком. Так и объявил об этом дома.
— Летчиком? — удивилась мать. — Почему именно летчиком? Ты не представляешь, что это за профессия. Даже самолета вблизи не видел.
«Мальчишка еще, потому так легко смотрит на жизнь,- думала она. — Позавчера хотел быть шофером, вчера шахтером. Сегодня — в авиацию... Повзрослеет, во всем разберется...»
Но новое увлечение не было мимолетным. Борис увлекся авиамоделированием, строил самолеты с резиновыми моторами, пытался соорудить реактивную вертушку по собственным чертежам. Посмотреть на пробный запуск пришел весь класс.
Потом Борис мастерил реактивный снаряд и ракету. Как признанный авторитет выступал перед кружковцами с лекцией об авиации. Когда его принимали в комсомол, кто-то из работников райкома спросил:
— Книги читаешь, Волынов?
— Читаю.
— Какие?
— Как какие? Про летчиков, про Жуковского, про самолеты... В зале заулыбались. Секретарь определил: «Стойкий однолюб».
И окрестили его Борей-летчиком.
...Авиационная биография Бориса началась со школы первоначального обучения. Ехал туда поездом. Всю дорогу простоял у окна вагона. За пыльным стеклом плыла степь. И только внимательные глаза могли заметить пологие низины, извилистые овраги, одинокие, разросшиеся на свободе ветлы у низких колодцев и белые барашки облаков, бросающие тени причудливой формы... И над всем этим простором парил маленький самолет. «Откуда он взялся здесь? Наверное, почтовый...»
Ехал с тяжелым сердцем. Мысли путались: он находил и оправдание себе, и понимание тревоги матери, и жалость к бабушке... И только не было сомнений в правильности избранного пути. На первой же станции выскочил на перрон, подбежал к окошку вокзальной почты, попросил бумаги, конверт с маркой, торопливо написал:
«Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком и учиться буду хорошо...»
Сошел на вокзале степного города. Жара, духота. На перроне еще десяток таких, как он,- с чемоданчиками, рюкзачками. Встречающий собрал всех, переписал, посадил в старый грузовик. Машина запрыгала на ухабах, взметая столбы сизой пыли. Ехали долго. Остановились у палаток, раскинутых прямо на песке. Огляделись — пустыня.
— Это и есть школа летчиков? — удивленно спросил белобрысый парень со смешливым открытым лицом.
Это и будет школа,- ответил офицер в летной форме. — Тут будете жить. — И добавил: — Пока тут...
В палатках голые койки. Матрацы набивали соломой. Очень хотелось пить. А вода — привозная, по строгой норме. Каждая кружка на учете. Обещали пробурить скважину, но когда это будет... Зароптали: «Куда попали?»
На другое утро появился начальник школы. Присел на кровать — табуреток еще не было, — обвел всех взглядом:
— Доброе утро. С прибытием.
— Доброе... — нехотя ответили ребята. Лица у всех мрачные, разочарованные. Начальник же словно не замечал их настроения.
— Солнышко пригревает?
— Уж как греет! — вздохнули прибывшие. — Сил нет. Начальник тоже вздохнул:
— Верно. Сам еще не привык. Я ведь сибиряк. Кстати, мы, кажется, земляки? Так вот, земляки, утешать не буду. Поговорим па-чистоту. Согласны?
Борису по душе пришелся тон разговора — прямой и по-мужски серьезный. И больше всего подкупили почему-то слова: «Утешать не буду». Не маленькие, мол, и к тому же сибиряки. Борис уважал откровенность, пусть даже суровую. Ответил за всех:
— Согласны!
— Обстановка такая,- продолжал офицер. — Все начинаем с нуля. На голом месте создаем школу. Сами создаем: и я, и приехавшие летчики-инструкторы... И вы, стало быть. Первый год будет трудно. Даже очень трудно. Второй — легче. Основная трудность в том, что будем совмещать работу с учебой. Обещаю: здесь из вас сделают летчиков. Хороших летчиков. А пока... Запаситесь терпением, мужеством, дисциплиной... А если кто не уверен в себе, может уехать. Есть такие?
В ответ — молчание. Желающих уезжать не оказалось. Начальник школы встал, пожал каждому руку: «Спасибо, товарищи!» — и ушел.
Вытирая пот на лице, Борис проговорил:
— А, все-таки жарковато...
— Перестань со своей жарой,- огрызнулся сосед по койке. — Когда о ней не говорят — легче.
Борису понравился этот паренек. Внешне вроде бы неуклюжий, а на деле — ловкий, движения быстрые, руки сильные. Сергей Панов — так он назвал себя — хорошо бегал стометровку, лучше других играл в волейбол, умел ладить со всеми, не отказываясь от своих принципов. Главным из них он считал честность во всем и никогда не врал. При нем не решался «темнить» и «вилять» никто из ребят.
Перед вращением на центрифуге. Б. В. Волынов
Школа росла на глазах. Появился свой аэродром, свои мастерские, свои самолеты. Приехал и новый инструктор — старший лейтенант Григорий Шилов. При первом знакомстве, как говорили ребята, себя «не показал», старался быть строгим, грозился: «Семь потов сгоню!» А на деле оказался добродушным и мягким. Ругаться не умел. Тряхнет густым непослушным чубом, поведет остреньким носом, подмигнет задорно: «Слетаем?» Казалось, дай ему волю, будет летать и день и ночь без устали. Позавтракает прямо в кабине, пожует бутерброд — и опять в небо.
У инструктора не было любимчиков, ко всем он относился ровно. Бориса приметил в первый же день, подошел, оглядел с головы до ног оценивающим взглядом, потрогал за плечи, похлопал по спине: «Вынослив? Ну, ну! С тебя спросу больше». И спрашивал. А у Бориса, как назло, не получалась посадка: нет-нет да и «даст козла». Самолет прыгает, как на ухабах. При каждом ударе шасси о землю Шилов приговаривал: «Не рви, не рви...» А потом грозно: «Еще раз взлетай!» И тут же снова заставлял идти на посадку: «Смотри, до земли один метр. Смотри и учись». Казалось, машина уже касается колесами полосы, а инструктор в этот момент даст газ, уйдет на второй круг и все повторяет: «До земли один метр. Один! Заруби себе на носу этот рубеж. Зарубил? Теперь делай сам».
Инструктор и впрямь сгонял с него семь потов, зато «козлов» больше не было. Отучил. Через год написал в характеристике курсанта Вольтова: «Летное дело любит. Материальную часть самолета и мотор знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Трудолюбив. Пилотаж в зоне освоил. Перегрузки переносит хорошо...»
Пролетела осень, за ней зима. Серые дни с холодными ветрами сменились солнечными, по-весеннему светлыми. Снег почернел, стал ноздреватым, низины досиня набухли водой. День и ночь летели над степью журавли, гуси, утки, и казалось, никогда не кончится этот перелет с радостно возбужденным криком и гомоном.
А в Прокопьевск пришло письмо:
«Вот и мы, мама, как перелетные птицы. Скоро разлетимся по строевым частям, кто куда...»
...В полку новое пополнение встретили приветливо. Дали время устроиться, осмотреться. Подробных расспросов поначалу не вели, но к прибывшим присматривались.
Широкоплечий, мускулистый, с тонким волевым лицом, лейтенант Волынов производил впечатление сильного и мужественного человека. Сказывалась закалка шахтерского детства. В полку все были уверены, что он станет неплохим летчиком. Но командир, подполковник Федорец, не привык судить о людях по первому впечатлению. Каждому из вновь прибывших он устраивал экзамен в воздухе. Наступила очередь и Бориса. Спарка вырулила на старт, раскатисто взревела двигателем и, промелькнув над взлетной полосой, решительно полезла вверх. Федорец сидел, откинувшись к спинке, не спуская взгляда с приборов. Волынов пилотировал уверенно, реагировал на малейшее отклонение заданного режима и вел машину строго по маршруту. За облаками Федорец несколько раз давал молодому летчику сложные вводные, по тот по терялся, действовал спокойно и хладнокровно, старательно демонстрировал свое умение, все, что познал и приобрел в училище. Весь полет командир молчал. Когда самолет зарулил на стоянку, удовлетворенно заметил:
— Неплохо. Учил вас в училище опытный инструктор. Так?
— Верно,- удивился Борис. — Вы знаете Шилова и Решетова?
— Нет. Не знаком с ними. Но почерк их чувствую.
Полеты, полеты, полеты... Учился Борис в небе, учился на земле, Комсомольцы части избрали его своим секретарем. Появились новые хлопоты, новые заботы. Днем — аэродром, занятия в классах, физподготовка. Вечером — университет марксизма-ленинизма, репетиции в клубе... Каждая минута на счету. Всюду успевать нужно. И он успевал.
На полках в холостяцкой комнатке теснились книги. На письменном столе фотография — улыбающееся девичье лицо. С Тамарой Савиной, дочерью шахтера, вместе учились в школе. Тогда и подружились. Потом она приехала к нему, стала его женой. Маленькая комнатка почти под крышей старого купеческого дома преобразилась — заиграла чистотой, согрелась уютом.
Однажды в Прокопьевск пришла телеграмма:
«Мама, Тамара уехала домой, береги ее. Ты скоро будешь бабушкой. Если родится сын, назовите Андреем. Я по-прежнему летаю. Все хорошо».
В тот год Борис Волынов вместе с первой группой будущих космонавтов приехал в Звездный. Начался новый этап и его жизни, жизни необычной, трудной, наполненной особым содержанием.
В дневнике Бориса есть такие строки:
«Почему мы стремимся в космос? В авиацию нас привело неудержимое желание летать, штурмовать скорости и высоты пятого океана. Если ты летчик, то небо и полеты для тебя главное, если хотите, вся жизнь. Небо... Оно бесконечно, как будущее. На него нельзя смотреть как на потолок планетария. Настоящий летчик все воспринимает гораздо глубже и тоньше.
А самолет... Теперь он пронизывает небо, словно артиллерийский снаряд. Крылья? Их нет. Маленький треугольник — вот и все. Огромнейшие высоты и скорости. Летчики знают небо от голубого до фиолетового. И как бы ни была сложна техника, она послушно подчиняется человеку.
Все мы немножко романтики, влюбленные в летное дело и небо, стремящиеся увидеть в труде поэзию жизни, ее смысл. Каждый из нас может припомнить свои промахи и горькие неудачи. Но если ты по-настоящему любил небо, то не отступал перед трудностями, шагал напрямую, а если и падал, то поднимался и снова шагал. А не мог шагать сам, опирался на руку товарищей и всеми силами, всей волей стремился в небо...
Те, кто собрался в нашей группе, пройдя через все преграды многочисленных отборочных комиссий, решили посвятить свою жизнь освоению космоса, стать «человеком, штурмующим черное небо». Нет, не ради простого любопытства. И честное слово, ни у одного из моих друзей — я-то их хорошо знаю — даже в самых отдаленных уголках души не таится жажда легкой жизни, стремление к славе. Таких людей космос к себе не подпускает...
Иногда я мысленно прослеживаю все наши тренировки и задаю себе вопрос: что же было самым трудным? Может быть, бешеное вращение центрифуги, когда на тебя наваливается жуткая тяжесть, глаза заволакивает туманом, а кровь пульсирует в висках? Или изнуряющая жара термокамеры, когда, облизывая языком пересохшие губы, чувствуешь всю соленость своего пота? Или тягостное одиночество первого пребывания в камере тишины? Проигрывание всего полета на корабле-тренажере или сдача государственных экзаменов?
Вспоминая пройденное, я останавливаюсь на том, что самое трудное — ждать возвращения из космоса своих товарищей».
«Союз-5» стартовал с Байконура морозным январским утром 1969 года. На борту космического корабля находились трое: командир, бортинженер и инженер-исследователь. Возглавлял экипаж Борис Волынов. Накануне на околоземную орбиту вышел космический корабль «Союз-4». Космонавты установили между собой прямую радиосвязь. Они управляли кораблями подобно тому, как управляют самолетами. Казалось бы, привычная для авиационных асов задача. Но как непривычны были условия ее выполнения! Невесомость, контраст света и тени, очень своеобразное ощущение скорости...
На 18-м витке «Союзы» сблизились. Штанга активного корабля зашла в приемный конус пассивного. Сработали автоматические устройства, которые самортизировали удар и произвели сцепку и «стягивание» кораблей. То, что произошло на орбите, чем-то напоминало сцепку пассажирских вагонов на железнодорожной сортировочной горке. Однако в космосе все было намного сложнее. Шутка ли, соединить корабли, летящие со скоростью 28 тысяч километров в час? Но стыковка была произведена безукоризненно. Корабли-спутники слились в одно целое, соединили свои штепсельные разъемы, объединив бортовые электрические цепи. Сигналы, вырабатываемые одним кораблем, стали проходить в аппаратуру другого. Два космических объекта превратились в единую систему. На орбите вокруг Земли стала функционировать первая экспериментальная космическая станция. Е. Хрупов и А. Елисеев перешли через; открытый космос из корабля в корабль.
Потом корабли разошлись. Какое-то время каждый шел по своей орбите. У Бориса появились минуты, чтобы присмотреться к космосу. Как гроздья, висели созвездия. Он ощущал бесконечную глубину пространства, понимал, как мала наша планета в этом грандиозном мире.
...По-разному приходит к людям слава, и по-разному складываются их судьбы. Одни останавливаются на достигнутом, другие идут дальше. Их влечет не слава, а новая техника, новые космические программы, новые знания. К таким относится и Борис Во-лынов.
Он продолжал работать, продолжал готовиться...
В июле 1976 года он вновь стартовал в космос. Корабль «Союз-21» доставил экипаж на орбитальную станцию «Салют-5». Борис Волы-пов и Виталий Жолобов провели в длительном сорокадевятисуточном космическом рейсе большую серию исследований, научных наблюдений и технологических экспериментов.