На рассвете

На рассвете

До начала праздника на Тушинском аэродроме оставались ровно сутки, когда я получил телеграмму:

«Ваши показательные прыжки включены в программу. Прибыть двенадцати часам».

Спешно собрав чемоданчик, я бросился к командиру доложить о своем внезапном отъезде и застал его в кабинете за чтением приказов.

— Да, Кайтанов, садитесь!

— Боюсь опоздать, товарищ командир.

— Пустяки. До отхода «стрелы» два с половиной часа. Дорога до Ленинграда — час, шофер уже ждет. У вас остается час времени. Скажите лучше, что вы покажете в Тушине?

Переминаясь с ноги на ногу, я разом выпалил ему свои планы.

— Садитесь! — приказал командир.

Сажусь на краешек стула, поминутно вскидывая ручные часы.

— Полагаю, что парный затяжной прыжок с Евдокимовым выйдет у вас эффектно. Кстати, какую обещают погоду?

— Нормальную.

Командир сиял телефонную трубку.

— Синоптик, прогноз на завтра? Так, так… Хорошо…

Он неторопливо положил телефонную трубку, удовлетворенный обещанной погодой.

— Особо предупреждаю насчет трюкачества… Чтобы никаких фокусов… никакого риску… Предупредите Евдокимова: посажу, если узнаю, что «тянул» ниже двухсот метров. Понятно?

— Есть, товарищ командир. Разрешите итти?

— Сидите!

Я снова опустился на края стула.

— Парашюты будут на месте?

— Так точно!

— Лично проверьте укладку.

— Есть. Можно итти?

— Куда спешите? У вас вагон времени. Впрочем…

Командир напутствует меня крепким рукопожатием. Я стремглав вылетаю из кабинета.

Маленький «Газик», фыркая, сорвался с места, пронесся пыльными улицами и через тополевую аллею выскочил на асфальтированное шоссе..

— Когда будем в Ленинграде? — спросил я шофера.

— Минут через пятьдесят.

— Не думаю, — сказал я, указывая на грузовую машину, которая с грохотом опережала нас. — Уж если грузовики обжимают…

Подзадоренный шофер «жмет на все конфорки», заставляя трепетать тщедушный кузов машины. Асфальтированное шоссе проносится, как в кино, и мы скоро настигаем «обжавший» нас грузовик.

Несколько мгновений мы мчимся вместе с ним ось в ось, потом вдруг в моторе что-то захлопало, заднюю часть кузова занесло так стремительно, что шофер едва успел дать тормоз. Грузовик пылит уже далеко, оставив нас посреди дороги.

— Ну, что? — спросил я, вылезая из машины.

Шофер не спеша обнажил воспаленный мотор, пристально посмотрел на него, потом, сплюнув с горечью, оперся на крыло:

— Так и знал, что не выдержит.

— Зачем же ехал?

— Надеялся.

Раздраженный нелепой историей, я посмотрел на шоссе, пустынное в своей далекой перспективе. Ни одной попутной, ни одной встречной машины, хотя бы грузовой.

Крушение планов уже очевидно. До отхода «стрелы» остается один час и десять минут. Последняя надежда на машину пропала.

— Вертать в часть придется на буксире, — сказал шофер и расположился у машины со всеми удобствами, готовый к длительному ожиданию.

Мы сидели молча, глядя в направлении к Ленинграду, откуда доносился грохот деревенской телеги.

— Идея!

Я вскочил с места и побежал навстречу подводе, чтобы уговорить возницу подвезти меня до части. Тот согласился, смотря на меня недоуменно, недоверчиво.

Настегивая чахлого коня, который скакал «козлом», мы с грохотом пронеслись мимо безжизненного «Газика». Шофер кричал нам что-то вслед, но я ничего не мог расслышать.

Через час я уже бежал в штаб, оставив позади подводу, озадаченного хозяина и взмыленную рыжую лошаденку, окруженную облаком вьющегося пара.

Командир был уже на квартире.

— Дело поправимое, — сказал он весело, выслушав мой рассказ. — Идите на аэродром. Впрочем, у вас гора времени. Садитесь! Выпейте чаю.

Сочтя это за шутку, я повернулся на каблуках и помчался на аэродром, где стояла машина, готовая к полету.

— Итак, Константин Федорович, летим до Малой Вишеры, — встретил меня летчик Сизов. — Тут, — он ткнул в точку на карте, — удобная площадка, полкилометра от станции. Дальше действуйте сами.

Надев парашюты, мы ушли в воздух, наполненный легкими сумерками ясной июньской ночи. Летчик повел самолет по прямой, срезая угол обычной трассы. Земля лежала в дымчатой ночной испарине. Свежий ветер холодил мое разгоряченное тело. Прикинул время: «стрела» отправилась из Ленинграда полчаса назад — поспеем!

Малую Вишеру узнал по трубам стеклозавода, бороздившим небо огненными языками. Летчик ввел самолет в вираж. Очертания земли прояснились. Теперь можно было разглядеть безлюдные улицы поселка, освещенную станцию железной дороги и темный луг, смыкающийся с просинью перелеска.

Летчик взглянул за борт, указывая рукой точку нашего расчета. Я приготовился. Маленький саквояж (все мое дорожное имущество) был привязан к перехвату лямок. Чуть отодвинул его, в сторону и, поблагодарив товарища жестом руки, оставил его в самолете.

Парашют раскрылся в двухстах-трехстах метрах от земли, спустился я совсем недалеко от станции и стал размахивать шелковой тканью, извещая летчика о благополучном снижении. Самолет приветственно покачал плоскостями, затем ушел в высь, и я остался один в удивительной тишине дремлющего поселка.

Начальник станции вскочил с кресла и надел очки, когда я, упарившийся под тяжестью парашюта, ввалился в его кабинет.

— Опоздал, — говорю я, — на «стрелу», догоняю на самолете.

— И… милый. Давно перегнали. Теперь ждите.

Начальник вытянул из кармана кондукторский хронометр на цепочке и, улыбаясь, сказал:

— В Малой Вишере «стрела» будет через сорок семь минут. Садитесь. Не хотите ли чайку? Велю подать.

Я отказался от чая, уложил парашют в ранец и сдал его на хранение гостеприимному железнодорожнику.

За дверью станции ясный летний рассвет. Ароматные запахи с перелеска незримо плыли в ночном воздухе. Я вышел на безлюдную платформу и бродил по ней, нисколько не жалея о своем оригинальном путешествии.

Завтра в полдень я прыгаю на Тушинском аэродроме, куда приедет товарищ Сталин.