Парижские реалии и тайны

Парижские реалии и тайны

Франция внимательно следила за восточным соседом, развитием воздухоплавания в СССР и в свое время была крайне обеспокоена деятельностью Юнкерса в нашей стране. Российско-германское сотрудничество в самолето– и моторостроении и, как следствие, усиление немецких фирм-конкурентов раздражало представителей Антанты. И потому находились различные и, надо признать, вполне действенные методы влияния на ситуацию.

Так, французская группа представителей Антанты в Германии, докладывая в Париж, «что из всех германских фирм в России наиболее энергично в области воздухоплавания работает „Юнкерс”, являющийся главным поставщиком Красного воздушного флота и его резерва – гражданского воздухоплавания», обращала самое серьезное внимание своего правительства на эту опасность. Миссия настаивала на срочном принятии следующих мер: «Аэропланы Юнкерса изготавливаются из дюралюминия, который фирма „Юнкерс” получает из оккупированной нами зоны. Следует полностью прекратить доставку этого металла в неоккупированную область Германии и таким образом вынудить сокращение производства».

О конкуренции со стороны СССР даже не задумывались. А специалистов из России еще многие годы просто не воспринимали всерьез, с чем в полной мере столкнулся конструктор Климов, откомандированный в октябре 1928 года на заводы «Гном-Рон» в качестве председателя приемочной комиссии двигателя «Юпитер». У нас в 1928–1929 годах в Авиатресте неоднократно рассматривался вопрос о приобретении именно этих перспективных двигателей у этой фирмы.

Во Франции разрабатывались, по мнению Климова, двигатели, конструкция которых давала широкие возможности для значительного улучшения характеристик, технологии производства и модернизации самого двигателя. По перспективным двигателям Франция выдвигалась вперед. Особенно Климов ценил передовые идеи, но считал, что у французов страдает исполнение.

Известие о поездке во Францию в семье восприняли с восторгом. И хотя родители Веры настаивали, чтобы Алешу оставили с ними и не срывали из школы, Владимир Яковлевич принял решение ехать всем вместе. Но всегда грустно, когда приходится расставаться с престарелыми родителями и большой дружной семьей.

Возникшие было трудности – у Алеши была фамилия родного отца – Жасмин – Владимир Яковлевич преодолел. Алеша выезжал за рубеж под девичьей фамилией матери – Полубояринов. Услышав об этом, сын не удержался и бросился к отцу в объятия: очень уж ему хотелось со всеми вместе ехать в Париж. Четырехлетняя Ира с первых минут путешествия, а ехали они в необыкновенно красивом пульмановском вагоне шикарного поезда, которые строил еще до революции ее дед Полубояринов, смотрела на все широко раскрытыми глазами. Это путешествие запомнилось ей навсегда.

В Париже Климовы сняли небольшую трехкомнатную квартиру на пятом этаже частного доходного дома в дешевом латинском квартале, на бульваре Сан-Мишель. Восторгу детей не было границ: в их новом доме все было по-другому. В выложенной светлым кафелем ванной комнате вместо вечно протекающей старой газовой колонки в Москве, которую ежемесячно приходилось запаивать, прямо из крана текла горячая вода, а все краны и переключатели неимоверно блестели. На кухне стояла великолепная газовая плита с духовкой, не то что у них – переносная, стоявшая на дровяной печке газовая плиточка на две горелки, установленная еще до революции. Из кухни – дверь на балкон, туда же выходил большой грузовой открытый лифт, спускавшийся в хозяйственный двор. А парадная лестница, по мнению детей, была подобна дворцу. Там тоже работал лифт, на котором в первые дни Алеша с Ирой десятки раз в день спускались за конфетами и жвачками в маленький магазинчик по соседству, от которого по всей улице разносились наивкуснейшие ароматы пряностей и шоколада.

Обучение Алеши началось в городской школе, но вскоре его пришлось забрать – там применялось палочное воспитание и была жесточайшая дисциплина. Дети ходили в черных фартуках, всегда парами, за малейшие провинности их нещадно били линейкой по рукам. Правда, не всех, а только по разрешению родителей. Климовы были шокированы таким изуверством. Вера, узнав о применении подобных методов, только руками всплеснула: «Франция и жестокость – непостижимо!» Но именно там, с помощью мамы, Алеша сделал первые шаги во французском языке. И его перевели в платный первоклассный старинный лицей «Henri IV» при Сорбоннском университете. А Иру сначала определили в городской детский сад. Но в первый же день, увидев там чернокожего мальчика, девочка испугалась и заявила родителям: «Я больше не пойду в детский сад. Там негрёнок!» И никакие увещевания и уговоры не помогли. Только брат догадывался, что причиной этой категоричности малышки были их ночные бдения, когда Алеша, большой фантазер и проказник, с упоением рассказывал сестре страшные истории, в которых часто фигурировали чернокожие кровожадные папуасы.

Вера Александровна, чтобы иметь хоть немного свободного времени, настояла на том, чтобы дочь посещала частный детский сад, где было много игрушек, с детьми занимались музыкой, танцами и рисованием. И хотя пользоваться услугами этого детского сада пришлось недолго – бюджет не позволял тянуть два частных заведения – Ира стала свободно говорить по-французски с прекрасным парижским произношением. А когда быт был налажен, свободного времени у мамы стало больше, она все чаще стала оставлять Иру дома либо вместе с ней ходить по магазинам. И вскоре московский ситец был полностью заменен элегантной французской одеждой.

Неподалеку от Климовых проживали и семьи остальных членов приемочной комиссии, приехавших из Москвы. Бауэры – этажом выше, а Изаксон, Лев и Соловьев – в пяти минутах от них, в этом же недорогом латинском квартале. В том же доме снимала квартиру еще одна семья из России – Столяровы. Все были почти ровесниками, часто вместе выезжали на пикники, отмечали праздники, выезжали и в другие города.

Владимир Яковлевич был очень щедрым человеком и от души баловал своих родных. Средства позволяли, поскольку в эти годы советским специалистам, работающим за рубежом, платили по уровню их иностранных коллег. Сам Владимир Яковлевич, уже дважды побывавший за границей, умел держаться свободно, по-европейски, был всегда элегантно аккуратен. Вместе с Верой Александровной, обладавшей большим вкусом и умением одеваться модно и красиво, они составляли великолепную пару.

Все свободные вечера проводили или в театрах, или в маленьких уютных французских ресторанчиках, а иногда всей семьей шли на бульвары и сидели в открытых кафе, расположенных на тротуаре среди деревьев. Посещали Версаль, Фонтенбло и постоянно гуляли в Люксембургском парке, который был рядом. Вместе с детьми ходили в Лувр, собор Парижской Богоматери. Французы не очень любили задерживаться на работе, потому в эти месяцы Владимир Яковлевич, как никогда, бывал с семьей особенно часто. С Алешей многие вечера посвящали фотографии: часами пропадали в темной комнате, при свете красного фонаря отбирая самые удачные кадры, колдуя над проявителями-закрепителями, а потом развешивая фотографии на веревочках. Об этом времени в семейном архиве Климовых сохранилось множество фотографий, от съемки до печати выполненных лично Владимиром Яковлевичем.

Прогулки по Большим бульварам были неизменно приятны, но один эпизод особенно запомнился совсем маленькой в ту пору Ирочке.

Однажды, увидев торговца, разложившего свой столик на краю тротуара, Алеша остановился как вкопанный. Глаза его загорелись: торговец перед зрителями проделывал необыкновенные вещи. Он взял у одного из зазевавшихся прохожих белый носовой платок, облил чернилами, а затем полил фиолетовую кляксу из другого пузырька – пятна как не бывало! А торговец бойко призывал:

– Мадам, месье, покупайте чудо химии. Всего один франк! Покупайте, мадам, месье!

Алеша повернулся к родителям с мольбой во взоре:

– Пап, а пап, дай один франк, всего один франк! Я тоже хочу попробовать! Вся семья наблюдала за этой картиной, Ира – с любопытством, мама – с некоторым страхом, а отец – с насмешливой улыбкой:

– Алеша, это же мошенник, неужели не видишь?

Но сын не унимался. Получив франк, он быстро пошел к дому, сжимая в руках заветный флакончик. Дома Алеша взял отцов белый носовой платок, аккуратно разложил его на тарелке и щедро полил чернилами. Потом с видом фокусника вылил и содержимое купленного флакона и… О ужас! И без того большое чернильное пятно сделалось еще больше! Алеша, затаив дыхание, ждал, что пятно вот-вот исчезнет, но чуда не произошло. Отец, спрятав улыбку, серьезным тоном сказал:

– Чудачок, надо уметь отличать мошенника. Ведь он попросту дурачил людей. Его фокус состоял в том, что он сливал две заранее приготовленные жидкости, которые обесцвечивались от соединения. И никакого чернильного пятна не выводил.

Алеша был очень расстроен, сконфужен, и сестра с наворачивающимися на глаза слезами пожалела его:

– Атя, не плачь, мама купит папе новый платок!

– Отстань! – только и вымолвил брат, стремительно убежав в свою комнату. Но урок не прошел для него даром. Алеша часто вспоминал этот случай, считая, что именно тогда он и заинтересовался химическими реакциями, что определило в дальнейшем и выбор профессии.

И родители, и дети весь период жизни во Франции воспринимали как некий сплошной праздник. В январе же тридцатого трагическая действительность родины достала Климовых и в Париже…

Но до того черного января было 15 месяцев семейного житейского счастья и множество интересных, насыщенных событиями и крайне результативных дней.

Совместные прогулки всей семьей по Парижу и окрестностям были только прекрасным фоном французской жизни, а в Торгпредстве, на фирме и заводе «Гном-Рон» шла напряженная и очень нужная для России работа.