1949

1949

25/1/1949

На этот семестр я еду в Кал [подразумевается Университет Калифорнии в Беркли], если мне удастся получить комнату в общежитии.

11/2/1949

[Прежде чем покинуть свои дом в Лос-Анджелесе, СС пишет о решении учиться в Беркли.]

…Эмоционально – я хотела остаться. Интеллектуально – я хотела уехать. Как всегда, мне нравилось наказывать себя.

19/2/1949

[СС прибыла в «Кал» – Университет Калифорнии в Беркли. Ей едва исполнилось шестнадцать.]

Что ж, я здесь.

Никакой разницы; пожалуй, речь никогда и не шла о поиске более приятного окружения – но лишь об обретении себя, о стремлении к самоуважению и личной целостности.

Теперь я не более счастлива, чем дома —…

…Я хочу писать – я хочу жить в интеллектуальной атмосфере — я хочу жить в культурном центре, где у меня будет возможность часто слушать музыку, – все это и еще много больше, но… самое важное в том, что, похоже, ни одна профессия не соответствует в большей степени моим потребностям, чем преподавание в университете… [Поверх слов о преподавании СС позже написала неровным почерком – «Господи!»]

1/3/1949

Вчера купила «Контрапункт» и читала шесть часов подряд, пока не закончила книгу. Проза [Олдоса] Хаксли обладает качеством изысканной самоуверенности – его наблюдения великолепно отточены, если только читатель склонен наслаждаться пустотой нашей цивилизации. Я сочла книгу чрезвычайно волнительной, хотя и тревожащей мои зачаточные способности критика. Но даже и чувство подавленности, неизбежно возникающее вслед за прочтением книги, доставило мне радость оттого, что меня столь искусным образом ввели в состояние бесплодной ажитации!

В эту пору моей жизни меня больше всего впечатляет виртуозность – техника, организация материала, словесная роскошь оказывают на меня большое влияние. Жестокая реалистичность комментариев (Хаксли, Ларошфуко), насмешка и карикатура – или же пространная, чувственная философская экспозиция Томаса Манна в «Волшебной горе» и «Смерти в Венеции»… Довольно узколобо —

«Проблема состоит в том, чтобы преобразовать отчужденность интеллектуального скепсиса в полноту гармоничной жизни».

«Контрапункт»

2/4/1949

Я влюблена в состояние влюбленности! Что бы я ни думала об Ирэн [Лион, любовница Г., позже – любовница СС, занимает большое место в дневниках с 1957 по 1963 г.], когда я ее не вижу, каковы бы ни были стоящие на моем пути препоны умозрительного порядка, – все растворяется в боли + разочаровании в ее присутствии. Непросто, когда тебя отвергают так абсолютно —

6/4/1949

Я не могла заставить себя писать об этом, пока не отошла на некую временную + физическую дистанцию —

То, что я знаю, отвратительно – и невыносимо, потому что я не могу этого выразить – я пыталась! Я хотела отреагировать! Мне так хотелось испытать к нему физическое влечение и доказать себе, что я, по меньшей мере, бисексуальна. [На полях приписка от 31 мая рукой СС: «Какая глупость – “по меньшей мере, бисексуальна ”».]

…Ничего кроме унижения и распада при мысли о физических отношениях с мужчиной. При первом поцелуе – очень долгом поцелуе – я подумала со всей отчетливостью: «Неужто это все? Так глупо». – Я пыталась! Я пыталась – но теперь я знаю, что этого не может случиться. Никогда. Мне хочется спрятаться. Ох, и еще я испортила жизнь Питеру, так что —

Его звать Джеймс Роланд Лукас – Джим – вечером в пятницу, 11 марта, я собиралась в тот вечер на моцартовский концерт в Сан-Франциско.

•

Что мне делать? [Более поздний комментарий рукой СС без указания даты: «Наслаждайся, конечно».]

[Написано в апреле 1949 г., но без указания даты в дневнике.]

Поездка домой на выходные обернулась интереснейшим опытом. Эмоционально я стала свободнее от зависимости, которую, в интеллектуальном плане, считаю ущербной – я думаю, что наконец свободна от зависимости / нежности по отношению к матери. В этот раз она не вызвала во мне даже жалости, только скуку. Дом никогда не казался мне таким маленьким, домашние – столь естественно скучными и банальными, а моя искрометная витальность – столь угнетающей. По меньшей мере здесь [т. е. в Беркли] в незамаскированном одиночестве, я нахожу какие-то удовольствия и компенсацию – в музыке, книгах и чтении поэзии вслух. Мне не нужно притворяться; я распоряжаюсь своим временем, как хочу. Дома царят притворство и ритуалы дружелюбия – ужасающая трата времени – мне следует бережно относиться ко времени этим летом, нужно многое успеть —

Если меня не примут в Чикаго [после одного семестра в Беркли СС подала документы на перевод в Университетский колледж Чикаго и, соответственно, мне предстоит вернуться в Беркли зимой, я пробуду здесь до первых летних курсов. В противном случае я прослушаю эти курсы во время 8-недельного триместра в Лос-Анджелесе [в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса].

Время с двух до пяти пополудни я собираюсь отдать сочинительству и занятиям на улице, на солнце, и еще заниматься вечером, сколько получится – я буду спокойной, учтивой и безучастной!

8/4/1949

Сегодня днем прослушала лекцию о «Предназначении искусства и художника» Анаис Нин: она удивительная – похожа на русалку, существо другого мира – маленькая, изящная, темноволосая, избыточный грим придает коже бледность, большие, вопрошающие глаза, выраженный акцент, происхождение которого я не смогла установить (у нее чересчур правильная речь, она обкатывает и полирует каждый слог кончиком языка и губами), кажется, стоит только до нее дотронуться, как она рассыплется в серебристую пыль. [На полях более поздняя приписка рукой СС: «Г. была там».]

Ее художественная теория изысканно неуловима (раскрытие бессознательного, автоматическое письмо, восстание против механистической цивилизации). Ее анализировал Отто Ранк.

14/4/1949

Вчера прочитала «Ночной лес» [Джуны Барнс]. Какую замечательную прозу она пишет. Так хочу писать и я – богатая и ритмичная, тяжелая, звучная проза, как нельзя лучше соответствующая мифической двусмысленности, что одновременно есть источник и структура эстетического опыта, олицетворяемого языком —

16/4/1949

Я прочитала большую часть «Братьев Карамазовых» и внезапно ощутила себя нечистой. Написала три письма Питеру и Одри, в которых полностью порывала с ними, и одно – матери, полупризнаваясь в своем отвращении к прошлому —

Ох, да, и еще Ирэн —

Она права и она восхитительна, правда —

Подумать только – я убедила себя, будто питаю нежные чувства к Питеру, потому что была так одинока и не могла себе вообразить, что найду кого-то лучше! А вся эта каша с Одри! Дьявол, если бы только Ирэн могла честно отвергнуть меня, я (впервые) сама была бы искренней —

[На внутренней странице обложки тетради, датированной «7 мая 1949 – 31 мая 1949», СС пишет прописными буквами: «Я РОЖДЕНА ЗАНОВО ВОВРЕМЯ, КОТОРОЕ ПЕРЕСКАЗАНО В ЭТОМ ДНЕВНИКЕ».]

17/5/1949

Сегодня дочитала «Демиана» [Германа Гессе] и в целом была очень разочарована. В книге несколько удачных пассажей, и первые несколько глав, живописующих юность Синклера, очень хороши… Однако прямолинейный гипернатурализм последней части книги изумляет в сравнении с реалистическими принципами, присущими ее первой части. Дело не в том, что я возражаю против романтической интонации (так, например, мне нравились «[Страдания молодого] Вертера»), однако инфантильность миропонимания Гессе (не могу назвать иначе)…

Начинаю читать «Теорию познания, подразумеваемую в мировоззрении Гёте» Рудольфа Штейнера. Кажется, я слежу за ходом его мыслей без труда, поэтому вдвойне подозрительна к себе, и читаю очень медленно…

Также за последние несколько недель (упоминала ли я это?) я прочитала первую часть «Фауста» Гёте [в переводе] Баярда Тейлора, «Доктора Фауста» [Кристофера] Марло и роман Манна —

Меня очень тронул Гёте, хотя, наверное, я далека от понимания его «Фауста», – а вот Марло действительно мой поэт, ибо я вложила в него частицу себя, перечитывая его по нескольку раз, декламируя разные отрывки снова и снова. Финальный монолог Фауста я прочитала вслух не менее дюжины раз. Он несравненный…

Где-то в дневниках я писала, что испытала разочарование после прочтения [ «Доктора] Фаустуса» Манна… Какое ничтожество моих критических способностей! Это замечательное, великое творение, которое мне придется перечитать много раз, прежде чем я смогу им овладеть…

Я перечитываю фрагменты вещей, которые всегда были мне дороги, и удивляюсь собственным оценкам. Вчера долго читала [Джерарда Мэнли] Хопкинса и не испытала привычного энтузиазма – в частности, меня подвело «Свинцовое эхо и золотое» —

Так хорошо читать вслух – перечитываю (с неослабевающим удовольствием) Данте и [Томаса] Элиота (конечно)…

Этим летом я хочу сосредоточить внимание на Аристотеле, Йейтсе, Харди и Генри Джеймсе…

18/5/1949

Неужто меня ничему не научит собственная глупость! Сегодня прослушала лекцию-декламацию о драматических монологах Браунинга… Каким невежественным, замешанным на снобизме было до сих пор мое отношение к Браунингу! Вот еще один автор на лето…

23/5/1949

[Нижеследующая запись, которая занимает почти тридцать страниц, содержит описание целого периода жизни СС в Беркли, завершающегося ее встречей с Г. и, посредством Г., ее знакомством с гомосексуальной жизнью Сан-Франциско.]

В прошедшие выходные имела место великолепно узорчатая кульминация, частичная развязка моего величайшего несчастья – мучительной дихотомии между телом и разумом, из-за которой я провисела на дыбе два последних года. Это, возможно, самый значимый отрезок времени в моей жизни (с точки зрения того, кем я стану как личность).

Вечером в пятницу я и Ал [рукой СС: «Алан Кокс»] ходили слушать «Значение в искусстве» – лекцию Джорджа Боаса, приглашенного профессора философии из Университета Джона Гопкинса. Доклад был приятно гладкий: профессор стремился раскрыть недостатки крупнейших критических школ со времен аристотелевской включительно, но сам не предлагал ничего существенного – лишь остроумное и вполне бесплодное осмысление часто повторяемой ошибки. Несколько интересных вещей: он говорил об эволюции в искусстве в терминах колебаний между ритуалом и импровизацией – симпатичное переложение набившей оскомину антитезы между классическим и романтическим… Одна из его стрел была адресована критикам Аристотеля, отказывающимся принимать то обстоятельство, что Аристотель ничего не знал о Шекспире, и, следовательно, не способным понять, почему «Гамлет» – трагедия (подлинная трагедия = границы Аристотеля), но знающим, эмоционально, что это так, или же притворяющимся, что, мистическим образом, «Гамлет» – это трагедия в аристотелевском смысле…

Ал и мои отношения с ним олицетворяют мое томительное желание найти убежище в интеллекте, все мои страхи и запреты. Ему двадцать два, бывший моряк торгового флота, не служил в армии по причине дальтонизма; он удивительно красив, в классическом понимании – высокий, вьющиеся каштановые волосы, правильные черты лица, за исключением несколько расширяющихся ноздрей, что весьма привлекательно, прекрасные руки… Происходит из небольшого городка (Санта-Ана), где прожил всю жизнь, прежде чем в 18 лет приехать в Беркли для поступления в университет; обучение в колледже было прервано тремя годами во флоте. В академическом плане он младше меня – магистр по химии, хотя его основные интересы лежат в области математики и литературы. Он хочет писать, но не осмеливается, потому что опасается, будто выйдет плохо – что весьма вероятно. Он силен в математике и если соберется с духом, то попытается проникнуть на философский факультет. У него немецко-лютеранская основа и вполне средневековый ум: всепоглощающее смирение и чувство греха, тяга к знаниям и абстракции, полное подчинение тела тому, что он считает важным, – разуму. Недавно он признался мне, что не ел целый день, исключительно в целях самодисциплины. Мне кажется, он очень способный – один из самых умных людей, с кем мне доводилось встречаться. Хотя абсурдно предполагать, что он девственник, я уверена, что обычно он очень воздержан и жутко переживает свои редкие падения во грех…

Я познакомилась с ним в начале семестра – заметила его на студийном концерте (полная запись «Дон Жуана») – и поняла, что он живет здесь же, в общежитии, и что он – местный халдей [так!]. Мы мило побеседовали, потом случайно встретились еще несколько раз, на концертах, пока через несколько недель томных взглядов исподлобья он не набрался смелости и не пригласил меня на концерт («Магнификат» [Баха] в местной конгрегатской церкви). Он сопровождал меня на все немногочисленные «культурные вечера», которые я с тех пор посетила, и сам факт пребывания в обществе другого человека, насколько бы травоядными ни были наши отношения, отвлекает меня от мыслей об унизительной развязке моих отношений с Ирэн. Ал никогда не привлекал меня как мужчина, и мне было уютно с ним по двум причинам: я по-настоящему уважала его за ум, хотела учиться у него и беседовать с ним о музыке, литературе и философии; кроме того, я знала, что ему потребуется много недель, прежде чем осмелиться на попытки физического ухаживания, а в то время мне будет относительно просто с ним расстаться. На сегодняшний день мы даже не держались за руки! Мне правда с ним хорошо – хотя во мне нет ни уверенности в себе, ни живости. Самое же ужасное в том, что тем вечером в пятницу я почти убедила себя, что интеллектуальное удовлетворение, которое я испытываю с ним (то есть простое отсутствие боли), – это хорошо, что это высшая из всех возможных разновидностей наслаждения. После лекции Боаса мы просидели час за кофе, а потом, прогуливаясь, беседовали еще часа два или три.

Мы обсуждали все: от кантат Баха до «Фаустуса» Манна, от философии прагматизма до гиперболических функций, от трудовой школы Университета в Беркли до теории искривленного пространства Эйнштейна. Самыми завораживающими были разговоры о математике и философии. Тогда я в полной мере разделяла его глубокое смирение и несколько безучастное отношение к жизни – он не боится смерти, просто потому, что знает, насколько малоценна его жизнь, человеческая жизнь. Мы оба произносили блестящие речи, и все казалось мне вполне ясным, потому что в ту минуту я отвергала больше, чем у меня когда-либо было: совокупный опыт странствий и праздность, и солнце, и секс, и еду, и сон, и музыку… Я была уверена, что мое решение посвятить жизнь преподаванию правильно, что, в сущности, не имеет значения ничего, кроме приемлемого, умозрительного опыта… Попросту говоря, ничего не имеет особого значения. В то время я почти не боялась умереть… Мы говорили, что в жизни нужно ожидать только худшего, что жизнь – это длительное убожество и посредственность, что нужно не протестовать, а, принимая к исполнению необходимые общественные обязанности, удаляться в себя, то есть не вовлекаться в жизнь, а ожидать худшего, рассчитывая разве что на несколько мгновений счастья… не принимать жизнь «условно», сказала я однажды… Брать лишь то, что можно, – ничто не имеет особого значения… Я ведь в это верила!.. Мне было тепло на душе от этих мыслей… Ирэн казалась далекой… В сердце у меня был покой, когда я простилась с ним у входа в общежитие (в духе нашего ученого товарищества) и поднялась наверх спать…

Я все еще могла победить жизнь – победить собственную страстность – отринуть все – «отринуть, скрепить печатью и вручить их Богу…». [СС вольно цитирует строку из диалогической поэмы Джерарда Мэнли Хопкинса «Свинцовое эхо и золотое»]

В субботу утром, как обычно, я проснулась в 9:30 утра, чтобы успеть на десятичасовую лекцию «Век [Сэмюэля] Джонсона» (курс, который я посещаю вольнослушателем). В начале семестра, когда я выбирала курсы для свободного посещения, мне попался на глаза этот – лекции по вторникам и четвергам в 10 утра, – но, конечно, я не могла на него успеть, потому что пять раз в неделю, в 10 утра у меня французский. Примерно в середине семестра – в конце марта – я разговорилась с девушкой по имени Г., которая работала в отделе учебной литературы книжного магазина, т. е. у нас случилась очень милая беседа (с незнакомыми я, как правило, общаюсь непринужденно), и она сказала мне, насколько хорош курс лекций о Джонсоне, так что я стала приходить на дополнительные занятия по субботам и убедилась в этом сама – ах, фанатичная сосредоточенность на изумительных мелочах XVIII века! Лектор, господин Бронсон, человек необычайно цивилизованный, немного похож на Томаса Элиота, говорит с английским акцентом, обладает сдержанным юмором и низким голосом, неслышно ходит… (Он считает подлинной катастрофой, что большинство людей плохо думают о Босуэлле и т. д….)

…Г. довольно высокая – примерно метр восемьдесят – некрасивая, однако очень привлекательная. У нее прекрасная улыбка, и она обладает, как я поняла с первой минуты, восхитительной, чудесной живостью… После того как я стала ходить на лекции о Джонсоне, мы разговаривали каждую субботу после занятий, а иногда виделись в книжном магазине. Перед каникулами она спросила меня, не хочу ли я пойти с ней на «этнический ужин» в комнату одного из ее друзей… Парень оказался поганым, дурно воспитанным (с вечной улыбочкой) гомосексуалистом… Матушка послала ему немного копченой лососины, смальца и мацы! Еще несколько присутствовавших там богемных жителей Беркли были очень скучными, причем я и сама вела себя преглупо, сознавая, что встала в позу сардонически настроенного интеллектуала и сноба… Г. сказала мне, что лучшие люди Сан-Франциско собираются в барах и что однажды она пригласит меня в местечко… В прошлый четверг, 19-го, я зашла в книжный (купила книжку французской поэзии), и она повторила приглашение – я, конечно, согласилась, – и мы договорились на эту субботу… Я пришла на лекцию о Джонсоне, потом сказала, что буду отсутствовать до половины третьего утра (по субботам общежитие запирают в 2:30). После лекции она предложила мне поехать с ней в воскресенье в Саусалито, где живет ее подруга, девушка по имени А…

Меня ее приглашение очень удивило – она, естественно, и сама об этом пожалела, это было заметно, но когда я дала ей возможность выбора, она повторила приглашение. Я оставила ее там, ей предстояла работа, мне – ланч…

…Я скоротала день на дурной студенческой постановке трех одноактных пьес в Кал-холле, а в 5:30 подошла к книжному. Мы пошли к ней в комнату, и пока она переодевалась в свои «ливайс», я прочитала несколько начальных страниц лежавшего у нее «Степного волка» [Германа Гессе]… Мне было спокойно с ней, и в поезде Ф, мчавшем нас в С[ан]-Ф[ранциско], мне вдруг очень захотелось рассказать ей об Ирэн. Сделав это, я вдруг поняла, насколько радикально отличается она и ее мир от Ирэн и Ала, от их мира чистоты и интеллекта! Я сказала ей и об этом, причем ее реакция совершенно отличалась от всего, что я могла подумать… Я невольно рассмеялась, так это было нелепо! Г. сказала, что Ирэн – сука и что, когда она назвала меня уродиной, мне следовало сказать ей что-то невыносимо похабное, чтобы она сошла со своих высот, что Ирэн была узколобой, нечувствительной и неживой… В некотором смысле – но только отчасти – я тогда ощущала правоту Г…То есть согласилась, что я вовсе не вела себя ужасно… А значит, мне нужно освободиться от сознания собственной вины… Мы пошли в китайское местечко и съели сытный, дешевый обед… Мы как раз [заканчивали], когда вошли А. и ее муж, Б…[затем] мы вчетвером отправились в бар под названием «У Моны». Большинство посетителей были лесбийские пары… пела очень высокая красавица-блондинка в открытом вечернем платье, и когда я с удивлением отметила ее необычайно мощный голос, Г. – с улыбкой – вынуждена была просветить меня, что певица – в действительности мужчина… На эстраду выходили и другие исполнители – огромных размеров женщина, вряд ли я видала человека более толстого, она распространялась во все стороны без конца и без краю, и мужчина среднего роста, со смуглым лицом итальянца, которого, уже присмотревшись, я признала за женщину…

Играл музыкальный автомат, А. и Б. танцевали, а пару раз Б. станцевал с Г. Танцуя с Г. в первый раз, я была страшно напряжена и все наступала ей на ноги… Во второй раз вышло гораздо проще, и я почувствовала себя хорошо…

Мы выпили пива, а потом, на выходе, А. и Б. расстались с нами – мы договорились воссоединиться около 12:30 в месте под названием «Бумажная кукла»… Была половина двенадцатого… Для начала, однако, Г. захотела пойти в бар на той же улице, «12 Адлер» (Генри, владелец, ходит в берете), и из многих людей в «Адлере», которых она знала, она пригласила сопровождать нас похотливого старика лет 60 по имени Отто, потому что тот, как она объяснила позже, всегда платит за выпивку. Оттуда мы переместились в «Бумажную куклу» и пробыли там до закрытия, т. е. до 2:00 часов… Б. и А. пришли около 1:15… Варьете не было, и только кошмарная пианистка по имени Мадлен бряцала на инструменте и подпевала себе: «С днем рождения» и далее по списку! Она заткнулась около четверти второго, и я снова танцевала с Г…. Помимо нас четверых и Отто за нашим столиком было еще двое гостей, присевших к нам независимо друг от друга – молодой человек Джон Дивер (он, по-видимому, квартировал над «Бумажной куклой») и красивая, нарядно одетая девушка по имени Роберта —

Напитки разносили несколько привлекательных женщин – все в мужском костюме, как и «У Моны». Отто выполнил свое предназначение и купил всем по четыре раза спиртного… ко мне он приставал весь вечер, похоже, именно я была его целью, он болтал без остановки, но я не слушала… Когда мы вышли, оказалось, что Б. намерен провести в городе всю ночь… Он оставил нас, позабыв дать А. ключи от их «модели А», и пока А. ходила за ним, мы с Г. сидели в авто, держась за руки… Она была довольно пьяна, я же, хотя и не пропустила ни одной, чувствовала себя абсолютно трезвой, и мне было легко и хорошо…

В Саусалито едешь по мосту «Золотые ворота», и пока А. и Г., сидя рядом, лобзали друг друга, я наслаждалась заливом, ощущая теплую волну жизни… Никогда до сих пор мне не приходило в голову, что можно просто жить своим телом, не предаваясь омерзительным дихотомиям]

…Г. и я [наконец] улеглись спать на узкой койке в задней комнате «Оловянного ангела»…

Наверное, я была все-таки пьяна, потому что все вокруг светилось, когда Г. начала любить меня… Мы легли около 4:00 – а до этого говорили некоторое время… Я была все еще напряжена, когда Г. поцеловала меня в первый раз, но это потому, что я еще не умела целоваться, а не потому, что мне не понравилось (как с Джимом)… Она пошутила, что у нее, мол, вся эмаль слетела с зубов, – мы еще поболтали, и как раз когда я вполне осознала, что хочу ее, она прильнула ко мне…

Все, что было во мне натянутого, вся желудочная боль внезапно растворилась в притяжении к ней, в тяжести ее тела на моем, в ласках ее губ и рук…

Я все тогда поняла, и ничего не забыла теперь…

…И что теперь есть я, пишущая эти строки? Не более и не менее, а совершенно другой человек… События прошедших выходных не могли бы случиться в более подходящее время – А ведь как близко я подошла к полному отрицанию себя, к совершенной капитуляции. Мое восприятие сексуальности претерпело разительные перемены. Слава богу! Бисексуальность как выражение полноты личности и честное отрицание – да! – извращения, ограничивающего сексуальный опыт, стремящегося лишить его физической сущности посредством идеализации целомудрия, ожидания «суженого», – все эти запреты на чистое физическое ощущение без любви, на промискуитет…

Теперь я знаю себя чуть лучше… Я знаю, чего хочу в жизни, ведь все это так просто – и одновременно так сложно мне было это понять. Я хочу спать со многими – я хочу жить и ненавижу мысли о смерти – я не буду преподавать или получать степень магистра после бакалавра искусств… Я не позволю интеллекту господствовать над собой и не намерена преклоняться перед знаниями или людьми, которые знаниями обладают! Плевать я хотела на всякого, кто коллекционирует факты, если только это не отражение основополагающей чувственности, которую взыскую я… Я не намереваюсь отступать и только действием ограничу оценку своего опыта – неважно, приносит ли он мне наслаждение или боль, и лишь в крайнем случае откажусь от болезненного опыта… Я буду искать наслаждение везде и буду находить его, ибо оно везде! Я отдам себя целиком… все имеет значение! Единственное, что я отвергаю, – это право отвергать, отступать; принятие одинаковости и интеллект. Я жива… я красива… чего же еще?

24/5/1949

Не думаю, что возможно отказаться от того, что я знаю теперь… Я страшилась рецидива, но, даже вновь погрузившись в рутинную обстановку, я не забыла того ответа, который явился мне на излете экстаза… Я наблюдаю за Ирэн, столь предсказуемой в сумятице своих чувств и попытках избежать меня… у нее такие тонкие губы… Грустно осознавать, насколько она несовершенна, какой несчастной она всегда будет… Дело не в том, что я ее разлюбила – дело в том, что она потускнела, ее затмили новые восхитительные горизонты, которые открыла мне Г…. Я приняла в жизни так мало правильных решений, а многие из этих последних основывались на ложных предпосылках… Мое письмо к Ирэн, например, содержало немало правды, хотя я и не преследовала цели истолкования столь громких фраз…

Любить свое тело и использовать его как следует – вот самое главное… Я знаю, что смогу, потому что я вырвалась на свободу…

25/5/1949

Сегодня мне пришла в голову мысль – такая очевидная, совершенно банальная! Даже нелепо, что мне подумалось об этом впервые, – подкатила тошнота, я почувствовала, что нахожусь на грани истерики. Нет ничего, ничего, что удержало бы меня от какого-либо действия, – кроме меня самой… Что остановит меня, если я просто решу встать и уйти? Только самовлеченное давление со стороны внешних обстоятельств, которые, однако, представляются настолько значительными, что никогда и в голову не приходит попытаться уйти от них… И все же, что меня останавливает? Страх семьи – в особенности матери? Попытка уцепиться за безопасность и материальное имущество? Да, и то и другое, но этим дело и ограничивается… Что такое колледж? Я не научусь там ничему – так как все нужное я могу накопить сама – и всегда так и поступала, – а остальное – это тоска и зубрежка… Колледж подразумевает безопасность, потому что учиться легко и спокойно… Что касается матери, честно говоря, мне все равно – я просто не хочу ее видеть. Любовь к вещам – то есть к книгам и пластинкам – вот наваждение, которое преследует меня в последние несколько лет, и все же что мешает мне сложить свои бумаги, записные книжки и пару книг в небольшую коробку, отослать все в складскую контору в другой город, взять пару рубашек и джинсов, засунуть в карманы пальто чистую пару носков и пару долларов, выйти из дома – предварительно оставив байроническую записку миру, и сесть в автобус, идущий куда угодно? Конечно, в первый раз меня поймает и вернет в лоно растревоженной семьи полиция, но когда я уйду на следующий день, а затем снова и снова, они оставят меня в покое – я буду делать, что захочу! Значит, я заключаю с собой сделку: если меня не примут в Чикаго, этим же летом я уйду из дома – именно так, как описала. Если меня примут, я проучусь там год, но если что-то не будет меня удовлетворять, если я сочту, будто большая часть меня прозябает, тогда я уйду – боже мой, жизнь огромна!

26/5/1949

Новыми глазами я обозреваю окружающую меня жизнь. Более всего меня пугает осознание того, насколько близко я подошла к соскальзыванию в академическую карьеру. Никаких усилий… нужно было бы по-прежнему получать хорошие оценки (вероятнее всего, я осталась бы в английской филологии – мне не хватает математических способностей для философии), остаться в колледже для получения магистерской степени, получить место ассистента профессора, написать пару статей о заумных, никому не интересных предметах, и вот, в возрасте шестидесяти лет, я штатный, уродливый и всеми уважаемый университетский профессор. Вот, пожалуйста, сегодня я просматривала в библиотеке список публикаций факультета английской филологии – большие (по нескольку сотен страниц каждая) монографии о разнообразнейших предметах, например: «Использование “ты” и “вы” у Вольтера», «Критика современного общества у Фенимора Купера», «Библиография трудов Брета Гарта в журналах + газетах Калифорнии (1859–1891)»…

Господи Иисусе! Куда же это я чуть не вляпалась?!

27/5/1949

Сегодня наметился некоторый регресс – сумятица, но хорошо уже то, что я смогла это распознать… страх, страх… Конечно, речь идет об Ирэн: сколько в ней инфантильного, и сколько во мне непростительной незрелости! Все было прекрасно, пока я считала, что она окончательно меня отвергла… Ну а вчера вечером, как раз перед тем, как я ушла на лекцию по философии, она подошла ко мне и сказала, что решила (!) узнать меня получше…

28/5/1949

МЕНЯ ПРИНЯЛИ В ЧИКАГО СО СТИПЕНДИЕЙ В $765

Вчера вечером А. открыла «Оловянный ангел», и Г. пригласила меня пойти с ней. Пока я не напилась, все вокруг казалось мне страшно угнетающим – Г. пришла уже пьяной и провела вечер в настроении истерического дружелюбия по отношению ко всем женщинам, с которыми она спала в прошлом году (и которых теперь ненавидела)… Кажется, они были там все… Пришла и бывшая подруга Мэри, выглядевшая очень угрюмой… Б. и А., конечно, крепко напились и сломали одно из оконных стекол… воображаю, что они говорят сегодня!.. Облобызавшись с миллионом других людей, Г. принялась обнимать меня, что, мягко говоря, выглядело презабавно… Затем подкатил какой-то урод (Г. орала на всю комнату: «Ей всего лишь 16 – можете себе представить? А я ее первая любовница»), пожелавший меня «спасти»… Г. подтолкнула меня к нему («Наберись немного опыта с мужчинами, Сью»), и, прежде чем я успела опомниться, мы уже танцевали и обнимались… На полях рукой СС: «Тим Янг»] Он произнес прекрасную фразу, которая прозвучала вполне искренне, но когда он спросил, верую ли я в Бога, мне следовало плюнуть ему в глаз… Но вместо этого, черт побери, я дала ему свой номер телефона (это был единственный способ от него избавиться) и вернулась в главный зал [ночного клуба]. Я оказалась в компании трех женщин: одну звали С., юрист, примерно 35 лет, «distinguee»[6], как не уставала повторять Г., родилась и выросла в Калифорнии, щеголяла автомобилем «Кросли» и фальшивым британским акцентом, который то и дело пропадал в дебрях ее подсознания… Г. говорила, что жила с ней два месяца, пока С. не купила пистолет, угрожая застрелить их обеих. Две другие женщины, Флоренс и Рома, были лесбийской парой… У Г. была связь с Флоренс… Вдруг С. рассмеялась и спросила, осознаем ли мы, что все происходящее отдает пародией на «Ночной лес»… Конечно, так оно и было, и мне самой, к моему веселью, не раз приходила в голову та же мысль…

[На чистой странице тетради СС пишет фразу: «Прочитать “Молль Флендерс”».]

30/5/1949

Какими бы слащавыми и детскими они ни казались, я, не удержавшись, записываю в тетрадь несколько четверостиший из «Рубаи» [Омара Хайяма], ведь они с такой полнотой выражают мой теперешний эмоциональный подъем…

31/5/1949

Я перечитываю строки Лукреция, что записала в тетради № 4: «Жизнь продолжает жить… Аумирают лишь жизни, жизни, жизни».

Иногда полезно перечитывать старые дневники – вот что я записала в прошлое Рождество: «И пусть он знает, что мне неизвестно решение, некий демон терзает меня всему вопреки, наполняя меня до краев болью и яростью, страхом и дрожью (я перекошена, вздернута на дыбу, несчастна), и разум мой находится во власти судорог неукротимого желания» —

С тех пор я прошла большой путь, научившись «отпускать», научившись владеть мгновением более полно, более широко – принимая себя, да, вот именно, радуясь себе —

Поистине, самое важное – это ничего не отрицать. Подумать только, сколько сомнений у меня было, прежде чем я решилась приехать в Беркли! Что я даже подумывала об отказе от нового опыта! Какой катастрофой это могло обернуться (хотя я об этом никогда бы не узнала!)—

Я знаю, чем мне заняться в Чикаго – начну хватать новый опыт и новые впечатления, а не ждать, пока они придут ко мне сами. Впрочем, я в силах заняться этим уже теперь, так как Большая стена пала – ощущение святости, неприкосновенности собственного тела — меня всегда переполняло вожделение, как и сейчас, но я воздвигала на своем пути концептуальные препятствия… Втайне я всегда осознавала свою безудержную страстность, но ни одна возможность выйти на волю не казалась мне приемлемой или приличной —

Теперь я знаю о своей способности испытывать величайшее наслаждение на чисто физическом уровне, без «родства умов» и т. д., хотя, конечно, последнее тоже желательно…

Ирэн чуть меня не погубила – сгущая мое чувство вины в отношении собственных лесбийских наклонностей, которое, в зачаточной стадии, всегда было мне присуще, выставляя меня уродом перед самой собой —

Теперь я знаю правду, знаю, что любить – это хорошо и правильно, что мне, в некоторой степени, дозволили жить —

Все начинается теперь —я рождена заново

4/6/1949

Шостакович, концерт для фортепьяно

Скрябин, прелюдии

Франк, симфония ре минор

Прокофьев, симфония № 5

Месса до минор [Бах]

Секс с музыкой! Интеллектуальное пиршество!!

6/6/1949

В субботу вечером поехала в Саусалито вместе с Г…. Если не напиваться, я чувствую себя там неуклюжей дурой… А. и Г. все время были вместе… множество находившихся там уродов и уродин пили и уродовали себя еще больше, и среди них – Д…. Около 10:30 мы с ней вместе вернулись в С[ан]-Ф[ранциско], и тут я напилась по-настоящему, как никогда раньше… В «Оловянном ангеле» я не могла больше сдерживаться ни секунды, и я знаю, что Г. было наплевать… Во-первых, мы направились в «299», излюбленное местечко Д., оттуда в «12 Адлер», где встретили Брюса Бойда, а с ним – в голубой бар под названием «Красная ящерица», который уж совсем был как сцена из «Вальпургиевой ночи», а вслед за тем, естественно, очутились в «Бумажной кукле»… Д. говорила без умолку… она ощущает себя «злой»… «Я из Новой Англии».

Д. (Огункит, штат Мэн)

«Когда мне было 17, я хотела узнать, что такое секс, так что я пошла в бар и сняла матроса (он был рыжий), и в тот же вечер он меня изнасиловал, без дураков и по полной… Боже мой!

Я несколько недель не могла сидеть! И еще я так жутко боялась забеременеть…»

марихуана

некоторое время лежала в психоневрологической клинике

«нервный срыв»

мера успеха – «ты не знаешь, ты молода, ты еще студентка» —

целый сезон работала менеджером в театре с летним репертуаром – «Оловянный ангел» – Флот? – Осенью работа на телевидении в Нью-Йорке

[..]

«Я тебе не лгала – Г. – я очарована ею».

Мы поехали к ней, в комнату в «Линкольн-отеле» – через улицу от «Оловянного ангела», – упали на кровать и уснули. На следующий день она говорила, что «жалеет обупущенной возможности…»

Я подавлена, истощена больше, чем когда-либо

Гомосексуальный = голубой

Гетеросексуальный (гетераст) = рутина (Западное побережье), натурал(Восток)

[Вставка на следующей странице]

Г.

На адрес М. Бенджамина

Западная 69-я улица, 305

Нью-Йорк 23

11/6/1949

Вчера Г. отбыла в Нью-Йорк… На прошлой неделе я много времени провела с И. Боже мой, ну у нее проблемы! Удивительно, что она так со мной откровенна… все эти размышления и разговоры!.. Что же люди делают со своей жизнью, а мне не хочется влюбляться в людей, стремящихся ограничить себя и других… Ирэн не знает, как справиться с собой, да еще ее требования к самой себе… Она говорила о «посредственности» своей прошлой жизни – училась она неважно и т. д. – об интрижке, которая случилась у нее недавно с парнем, который, как она узнала, собирается жениться… ее многие предавали…

13/6/1949

Мне хочется многое продумать и подытожить события последних пяти месяцев, так как через четыре дня я возвращаюсь в Лос-Анджелес [т. е. в дом матери и отчима]… Длительное пребывание в обществе Ирэн несколько расстроило меня… не требуется усилий, чтобы заставить себя приспособиться ко всему, что может мое одиночество облегчить (отчасти, но не в полной мере). Я безгранична – мне никогда не следует об этом забывать… я стремлюсь и к чувственности, и к чувствительности… Я была более живой и радостной с Г., чем с кем-либо еще, когда-либо… Не станем отрицать… Лучше ошибаться в сторону насилия и избытка, чем проживать свои часы и минуты недостаточно полно…

19/6/1949

… Как если бы этого никогда не было —

Однако прошлое не становится прошлым в большей степени лишь оттого, что оно ограничено конкретной географической областью, от которой мы ныне навсегда отделены, по сравнению с прошлым, которое всецело прожито в одном и том же месте…

И все же я ощущаю мерзкую пустоту – как если бы я никуда не уезжала, как если бы не существовало прошлых пяти месяцев, как если бы я не знала Ирэн и не была в нее влюблена, как если бы я не открыла для себя секс благодаря Г., как если бы я не открыла себя (а открыла ли я себя?) – как если бы этого никогда не было…

26/6/1949

Время тянется так долго, когда в окружающей обстановке есть элемент странного, нового… Так было в течение моих первых недель в Беркли, и вот теперь – моя первая неделя здесь, дома, показалась бесконечной —

[Без указания даты; вероятнее всего, начало июля 1949 г.]

Во время летнего семестра на занятия в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес) не допускаются вольнослушатели – я ходила четыре дня, пока меня не выгнали; так или иначе, курсы обещали быть посредственными (за исключением курса философии 21, который читает Мейерхоф) —

Теперь у меня есть карточка социального страхования и должность делопроизводителя в «Республиканской компании страховых выплат Америки» – контора Боба – за $125 в месяц, пять дней в неделю, начиная с понедельника —

Читаю «Закат Европы» [Освальда Шпенглера]… Мир Гёте. Зачатие, вновь… Вселенское древо. Это очень красиво —

Несколько цитат из Гёте у Шпенглера:

«Важна в жизни сама жизнь, а не ее итог».

«Человечество? Это – отвлеченное понятие. Существовали, существуют и будут существовать люди и только люди».

(Из письма Людену)

…

«Предназначение, правильно понятое, – это существование, воспринимаемое как деятельность».

[Без указания даты; вероятнее всего, середина или конец июля 1949 г.]

Идея для рассказа:

страховая контора

заместитель директора по кадрам – Джек Трейтер, бисексуал, несчастный человек, отравленный чувством презрения + собственного превосходства, – подкатил к Клиффу – также внезапное повышение Скотта с должности делопроизводителя (теперь это должность Джека Пэриса) до начальника страхового отдела – а Джек Пэрис ожидает —

всякое повышение в конторе зависит от его воли

Страх.

29/6/1949

Приказ: прочитать «Плоды земли» Жида.

Вновь мучительная антитеза:

Мышкин:

Девиз: «stabo» – («я буду стойким»)

«Уважение к жизни» Альберта Швейцера – это, при определенной интонации, как раз то, чего я всегда опасалась в сердцевине мышкинско-христианско-алешинского мифа – любовь + пацифизм—

Какой замечательный и доступный лозунг! Откровение! Оправдание и облагораживание боли, которую и так придется испытать

Медея:

Девиз: «Wolle die Wandlung» – Рильке («Возжелай перемен»)

Принятие моей гомосексуальности – неистовая жизнь без корней – сотворить драму из своего несчастья – прошлое, настоящее и будущее – придать ему смысл – «ритм, равновесие, единство в разнообразии и кумулятивное движение»

•

Китс:

«Я не уверен ни в чем, за исключением святости сердечной привязанности и правды воображения»

«О, жизнь чувств, но не мыслей»

3/8/1949

«Страсть ведет к параличу хорошего вкуса»

•

Все ясно и прозрачно. Так просто подчиниться:

Дневная работа «белым воротничком» – клерк-машинистка-бухгалтер-помощник управляющего в «Берландс»

Бар по вечерам

Одиночество – желание секса

Любой человек с подходящей сексуальной ориентацией, не уродливый и способный любить + быть мне верным…

Жаргон голубых:

голубой

«голубой мальчик»

«розовая девушка»

«голубые ребята»

натурал(Восток)

рутина (Запад)

норма (туристы)

«он – натурал»

«он – полная рутина»

«у меня жизнь рутины»

«мой друг – рутина»

«я иду в норму»

«транс»

«одеваться как транс»

«ходить в транс»

«транс-вечеринка»

Голубые:

«86», «он дал мне 86», «я получил 86» (вышвырнуть, [выставить из бара])

«я сегодня элегантушка» (женоподобна)

«мне ягодно» (я без ума от…)

«башка», «джон» (туалет)

Т. Г. («тяжелое говно», «невезуха»)

«он – голубое дело» (о сексе на одну ночь)

«торговаться», «я иду торговаться» (за деньги)

«поднять головку» (испытать эрекцию)

«дешевка» (женщина на ночь – только ради секса, бесплатно)

«упасть с крыши» (период менструации)…

Патти: «ты настоящий?», «я обойдусь, пока не подвернется что-нибудь настоящее» – настоящий = голубой

Негритянский «настоящий бал» ежегодно проводится в Саут-Сай-де Чикаго – люди приезжают со всей страны – ближе ко Дню всех святых

Негритянская – экскурсия по реке Гудзон – голубые – ежегодно…

•

Сленг натуралов:

«трахнуть»

«трахнуть телку» (секс с женщиной)

«чемодан» = влагалище

«открыть чемодан» = оральные ласки женских половых органов («когда же ты откроешь мне чемодан, детка?»)…

•

Лорд Байрон:

«Манфред» (кровосмесительная связь с сестрой, Астартой)

«Каин»

«Дон Жуан»

(был влюблен в свою единокровную сестру, Августу Лей)

Св. Хью – 17ноября

Св. Дэвид – святой покровитель Уэльса

[В оставшейся части тетради содержатся определения, разъяснения, сравнения и иллюстрации различных стихотворных размеров, от пятистопного ямба до гекзаметра.]

5/8/1949

С Ф. вчера вечером. Сказал, что он + Э. еще год назад предположили, что я – лесбиянка. «Твой единственный шанс быть нормальной – это остановиться прямо сейчас. Нет женщинам, нет барам. Ты знаешь, что в Чикаго все будет то же самое – в общежитии, в колледже, в барах для голубых… Сходи погулять с двумя парнями одновременно. Останови машину и дай им пощупать себя + немного потешиться. Сначала это тебе совсем не понравится, но заставь себя… это твоя единственная возможность… А тем временем не встречайся с женщинами. Если ты не остановишься теперь…»

1-я часть концерта для фортепиано ре минор Баха

1-я часть концерта для скрипки ми мажор Баха

2-я часть симфонии-концертанты Моцарта

2-я часть трио [для фортепиано] Бетховена, соч. 70а

[Без указания даты, август 1949 г.]

Сан-Франциско: «У Моны», «У Финоккио», «Бумажная кукла», «Черная кошка», «Красная ящерица», «12 Адлер»

Нью-Йорк: «Клуб 181» – 2-я авеню, «19-я лунка», «У Джима Келли», «Марокканская деревня», «Сан-Ремо», «У Тони Патора», «У Терри», «У Моны»

Наименования цветов, животных

Предложение по «голубому клубу» – «Бич-хаус»; гостиница – арендовать номер, в любое время; бар – 25 центов за любой напиток; ресторан; два бассейна

Рядом с пляжем

•

Купить книги:

Генри Джеймс: «Записные книжки», «Послы», «Бостонцы», «Рассказы», «Княгиня Казамассима», «Крылья голубки»

Достоевский: «Идиот», «Подросток», «Рассказы»

Конрад: «Избранное»

Рильке: «Письма молодому поэту»

Гессе: «Степной волк»

Филдинг: «Джозеф Эндрюс», «Том Джонс»

Дефо: «Молль Флендерс»

Жид: «Плоды земли»

А. С. Эддингтон, «Природа физического мира»

(«Макмиллан» —1929)

Г. О. Тейлор: «Средневековый разум»

Дьюи: «Искусство как опыт»

[Харт] Крейн: «[Избранные] стихотворения»

[Эрнст] Кассирер: «Опыт о человеке, языке и мифе»

17/8/1949

Утверждение [М. E.] Гершензона в «Переписке из двух углов» выражает ровно то, что немо, стыдливо я переживала в прошлом году; и все же это не до конца реалистичный, нереализуемый вывод, который, возможно, навсегда останется полупарализующей потенциальностью.

Так и еще в одном отражении я вижу себя чужой.

«Ich bin allein» [ «Я одна»].

Перечитала «Зверя в чаще». Ужасающий опыт. Не могу избавиться от огромного чувства подавленности, в которое погрузила меня книга.

20/8/1949

Прочитала «Фальшивомонетчиков» [Андре Жида]. Книга очаровала меня, но не растрогала. Вспоминаю детский кошмар с бесконечными отражениями – фигура с зеркалом в руке стоит перед другим зеркалом, и так до бесконечности.

Здесь: роман Жида под заголовком «Фальшивомонетчики», в котором рассматривается тонкий хронологический срез жизни вокруг человека по имени Эдуард, который планирует написать книгу под названием «Фальшивомонетчики», но пока занят собственным дневником, в котором его жизнь окрашена замыслом написать книгу (так же как Хопкинс видит крушение «Дойчланд» сквозь капельку христовой крови). Он считает, что его дневник окажется более интересным, чем книга, так что он решает опубликовать дневник и не писать книгу. Эдуард – это Жид, по сути дела.

26/8/1949

С любопытством я замечаю, что вхожу в анархистско-эстетическую пору своей молодости. На прошлой неделе я прочитала, в следующей последовательности: «Практический критицизм» [И.А.] Ричардса, «Слепящую тьму» Кёстлера и заключение к «Ренессансу» [Уолтера] Патера. Я сыта по горло людьми, глупостью и посредственностью, крестовыми походами и политикой…

•

э. э. каммингс:

«вниз по реке забвения вверх по реке лет»

30/8/1949

До сих пор я аккуратно обходила описание неинтеллектуальных (!) занятий этого лета – миг развязки. Я не осознавала их важности, до тех пор пока не рассказала Питеру всю историю (по его возвращении на прошлой неделе). Мой второй роман – подумать только!…Пожалуй, единственная осязаемая польза, которую я вынесла из этого лета, – это моя близость с Э., чей интеллект я искренне уважаю. Как это отличается от строгой диеты, которую я прописала себе, прежде чем вернуться из Беркли. Летом секса не будет, говорила я себе! Как же разительно противоположны Г. и Л.! Все это очень юмористично!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.