Часть XII. Приближаясь к цели
Часть XII. Приближаясь к цели
Конец января. Оказывается, Курчатов не только беседовал со Сталиным, но и направил ему справку о том, чем именно немецкие специалисты уже занимаются в нашем атомном проекте. В ней, в частности, говорится: «При участии немецких спецов под руководством доктора Н. Риля завод № 12 переоборудуется и уже выдал первые партии металлического урана удовлетворительного качества. Решением правительства предусмотрено, что к концу 2-го квартала 1947 года завод выдаст полное количество металла, необходимого для строящегося уранового котла…»
Именно в эти дни на заводе № 12 вводится в строй цех опытного производства, в котором все оборудование и приборы — немецкие. Сырье тоже «трофейное». Последним по счету будет пущен цех № 1 (также на немецких оборудовании, приборах и сырье).
Январь. Соратник Курчатова, Исаак Кикоин, просит разрешения Берии посетить лаборатории «А» и «Г».
В институте «А» его интересует конструкция и технология изготовления трубчатых фильтров, разрабатываемых проф. Тиссеном, испытания которых дали хорошие результаты. А в институте «Г» — установки для очистки газообразного гексафторида урана.
6 февраля. Деятельность И. Курчатова как научного руководителя атомного проекта находится под жестким контролем: он, в частности, обязан лично (своей рукой!) писать в адрес Берии докладные записки о проделанной работе. В подобной записке он пишет: «Ведущиеся работы по получению изотопа урана-235 газодиффузиозным методом следует активно развивать и далее.»
18 февраля. Проф. Гейнц Поле с семьей прибывает в Союз и размещается в Озерах близ Одинцово, под Москвой, на даче бывшего наркома ОГПУ Генриха Ягоды. Обнаружив, что персонал подчиненных, в которых он нуждается, отсутствует, 5 марта он вернется в Германию в сопровождении генерала госбезопасности В. Кравченко для набора сотрудников в свою группу.
19 февраля. Читатели уже знают, что основная группа немецких спецов обживает санатории «Синоп» и «Агудзеры» под Сухуми. Прежде всего, комплекс курортных зданий необходимо срочно, в авральном порядке, переоборудовать под потребности атомного проекта (его технологической части, которой здесь будут заниматься немцы).
Все вопросы, связанные с форсированием проводимой реконструкции, как раз и решает Спецкомитет на своем 14-м заседании.
28 февраля. Николаю Семенову, которого явно по недоразумению Игорь Курчатов до сих пор не пригласил на работу в лабораторию № 2, неймется: он предлагает Берии поручить разработку атомной бомбы именно его институту.
Очевидно одно: случись метаморфоза — и судьба советской бомбы могла бы стать совершенно иной! Но история сослагательного наклонения не имеет.
Записка Семенова Берии имеет приписку в конце текста: «Следует учитывать, что для эффективного использования талантливых немцев потребуется создание лабораторной базы, которая у институтов в данный момент отсутствует».
Конец февраля. Член-корреспондент Академии наук А. Лейпунский жалуется Берии: «Все расчеты, проводимые в рамках атомного проекта, базируются на измерениях ядерных величин, сделанных не нами! Для проведения подобных измерений нужны приборы и кадры! Еще летом 1945 из Германии доставлено 3 циклотрона, но они не работают, нет помещений. Еще до войны в Ленинграде изготовлен циклотрон, но он не запущен до сих пор. Привезенные из Германии две высоковольтные установки все еще находятся на складе. Нужны новые лаборатории и новые группы немецких специалистов!»
На сигнал ученого Берия реагирует молниеносно: его выбор падает на комплекс зданий детской трудовой колонии, что в 110 километрах от Москвы, на станции «Обнинское». А необходимых немецких специалистов чекистский генерал В. Кравченко обнаруживает на артполигоне Куммерсдорф под Берлином. Немцы (группа профессора Г. Позе), в составе 19 сотрудников, доставляются в Союз, но пока в Обнинске лаборатории нет, специалисты будут трудиться в лаборатории № 2 под Москвой вплоть до августа 1949 года — момента первого советского атомного взрыва.
Тем временем под Сухуми события быстро развиваются: штат института «А» включает уже 56 человек, в том числе 21-го немецкого специалиста, а штат института «Г» — еще 10 немецких профессионалов.
Авторитет доктора Николауса Риля в глазах руководства спецкомитета крепнет и растет день ото дня: именно Риль в этом месяце выступает на секции НТС ПГУ с экспертизой плана работ НИИ-9, головной материаловедческой организации атомного проекта, то есть с оценкой планов и намерений советского руководства в деле создания атомного оружия. Риль становится носителем главной, наиболее важной для страны тайны.
Из факта допуска доктора Риля к главному секрету страны следует, кстати, что на момент этого события с нашей стороны подобным оценщиком проблемы, ее знатоком не мог выступить никто.
На данный момент автор данного материала так и не смог обнаружить ни одного доступного документа о постановке Курчатовым проблемы радиационной безопасности. А вот заместитель Берии Завенягин об этом подумал. Именно он добивается выхода распоряжения Совмина Союза о создании лаборатории «Б» в поселке Сунгуль под г. Касли в Челябинской области, которая должна будет решить проблемы радиационной биологии и генетики (вывода радионуклидов из живых организмов). Местом расположения лаборатории Авраамий Павлович выбирает лично — санаторий МВД на озере Сунгуль.
Начало марта. В Германии профессор Позе решает важную кадровую задачу: отбирает 40 немецких специалистов для комплектации своей организуемой лаборатории «В» в г. Обнинске. Среди них — экспериментаторы и испытатели — участники уранового проекта с полигона Куммерсдорф.
8 марта. Невероятно, но факт: впечатление такое, что приглашенные в Союз немецкие ученые становятся равноправными участниками работы Спецкомитета — штаба атомного проекта. И в этот день в его 15-м заседании участвуют в качестве экспертов доктора Фольмер, Рихтер и Пайерс.
21 марта. Немецкие ядерщики, участвующие в создании советской бомбы, должны почитать дорогого Лаврентия Павловича как отца и учителя! Именно по его инициативе принимается Постановление Совмина № 627–258 «О премировании иностранных специалистов и ИТР, участвующих в решении проблемы № 1».
Через четыре дня этот документ впервые реализуется на практике: решается вопрос о премировании немецких специалистов, занятых в этом проекте.
Март. Похоже, доктор Риль приближается к вершине своего признания в глазах советского руководства и в части полного доверия к нему как к специалисту по урану. В один из мартовских дней он дает заключение по технологической схеме завода № 12 в Электростали, главным разработчиком которой сам и является.
В этом месяце и там же, на соседней площадке, начинается строительство «большого уранового завода». Руководит самой важной стройкой атомного проекта на данный момент генерал НКВД Н.И. Волгин. Контингент строителей типичен: военные, вольнонаемные и заключенные.
Март-апрель. Пока в Союзе в авральном режиме раскочегаривается атомный проект, в Восточной Европе чекисты решают вопросы его аппаратного обеспечения. Там орудуют спецгруппы, напоминающие скорее группы захвата, возглавляемые в Германии — генералом В.А. Кравченко, в Австрии и Чехословакии — генералом Н.И. Эйтингоном.
Их спецгруппы обшаривают 150 предприятий и лабораторий, организуя вывоз сорока вагонов с научным оборудованием и приборами на объекты советского атомного проекта. Одновременно спецы отбирают и организуют добровольно-принудительную отправку в СССР более 200 немецких специалистов, в том числе и австрийских физиков-ядерщиков из Венского университета, следы которых в Союзе теряются.