Эпилог На Марш

Эпилог

На Марш

Марш начинается в петербургском штабе партии «Яблоко», на маленькой улочке неподалеку от Лиговского проспекта. В нескольких маленьких комнатах там не протолкнуться. Я курю на улице, и мне звонит Борис Немцов, который прилетел на самолете и спрашивает, где мы, куда мы идем.

– Боря, я не знаю, где мы. Мы в штабе «Яблока», но я не знаю, как называется улица. И я не знаю, куда мы идем, наверное, на Дворцовую площадь, но весь Невский перекрыт ОМОНом, и пройдем мы метров пятьдесят, наверное.

Нас человек двести. Мы идем. У многих в руках цветы. Я не знаю, куда делась Марина Литвинович. Рядом со мной шагает рыжая девушка, на груди у которой значок, а на значке написано: «Извините, я здесь живу». Бойцы ОМОН выстроились перед нами в цепь и перегораживают улицу. До них действительно метров пятьдесят. Нам некуда идти, некуда. Тридцать метров, двадцать, десять, и кто-то в нашем строю кричит: «Нам нужна другая Россия!»

В ответ на крик омоновцы врезаются в наш хлипкий строй, выхватывают дубинки и крушат дубинками сплеча. Они не ожидают, что мы окажем сопротивление. Они не ожидают, что нацболы, идущие с нами, выхватят из-под пальто железные пруты, что пруты засвистят в воздухе. Что Никита Белых огромными своими кулачищами станет расшвыривать бойцов ОМОН и отнимет у кого-то дубинку и станет орудовать ею, рыча: «Сражайтесь! Сражайтесь!»

Бойцы ОМОН не ожидают, что мы станем сражаться. И правильно не ожидают. Нет, нет, конечно. Мы мирная демонстрация. Мы не сопротивляемся, когда нам заламывают руки. Мы не сопротивляемся, когда нас бьют дубинками по голове. Огромный Никита Белых, когда его волокут четыре омоновца, только разъясняет вежливо, что он кандидат в депутаты Государственной думы и по закону его нельзя задерживать без санкции генерального прокурора. Его волокут метров двадцать, а потом отпускают, видимо расслышав, что он кандидат в депутаты парламента. Остальных не отпускают. Хватают, волокут, бьют, бросают в автобусы. Огромный омоновец машет дубинкой у меня над головой. Плечом я прикрываю рыжую девушку со значком «Извините, я здесь живу». Удар получается скользящим, но плечо все равно болит. Ударив меня, омоновец движется дальше, по какой-то причине решив не арестовывать нас с рыжей девушкой, как давеча другой омоновец в Москве решил не арестовывать нас с Машей Гайдар. Почему-то они не трогают парочки. Мы оказываемся позади омоновской цепи, и рыжая девушка плачет, глядя бессильно, как добивают остатки нашего Марша.

Через пять минут улица пуста. Остается только Никита Белых, я, рыжая девушка и еще пара кандидатов в депутаты от петербургского «Яблока».

– Куда их повезли? – спрашивает Никита про задержанных.

И тут приезжает Немцов. На нас одежда рваная и грязная. А Немцов в чистых голубых джинсах, в чистом кожаном пальто и в отполированных ботинках. Он говорит, что надо идти спасать товарищей. Я говорю, что надо идти на Дворцовую площадь. Мне пришла эсэмэска от Марины Литвинович: «Я на Дворцовой, здесь хватают людей. Приведи, если можешь, кого-нибудь из лидеров». Я говорю:

– Боря, не нужно идти в отделение милиции. Ничего там с ними не будет, в отделении милиции. Просидят пять часов и выйдут.

– Это наши товарищи, – возражает Немцов.

– Ничего не будет с твоими товарищами. А на Дворцовой люди. Ты позвал людей на Дворцовую площадь, Боря. Люди пришли, а тебя там нет.

Так мы разговариваем, а сами тем временем быстрым шагом идем к отделению милиции, которое у Московского вокзала, в противоположной стороне от Дворцовой площади.

И Немцов:

– Чего ты от меня хочешь?

И я:

– Я хочу, чтобы ты пошел на площадь. Потому что там люди, твои сторонники, которых ты туда позвал, а тебя там нет.

И Немцов:

– Я должен выручать товарищей из милиции.

И я:

– Не ври, Боря! Просто ты знаешь, что в милиции безопаснее, чем на площади. Но ты знаешь еще, что должен быть на площади. И если ты не пойдешь на площадь, то ты, Боря, – гондон.

Немцов обижается, как мальчишка:

– Я не гондон.

– Тогда поехали на площадь.

Мы ловим машину. Мы едем по Невскому. Невский сплошь заставлен ОМОНом. Дворцовая площадь заставлена поливальными машинами, а в скверике перед Эрмитажем – опять ОМОН. И людей совсем немного. Рассеянные, растерянные люди стоят на тротуаре и не знают, что им делать. Никаких транспарантов. Участников Марша несогласных никак нельзя отличить от людей, ожидающих троллейбус на троллейбусной остановке. Поэтому иногда ОМОН забирает тех, кто просто ждал троллейбуса.

Мы подъезжаем, и я вижу, как волокут к омоновскому автобусу Марину Литвинович. Немцов выходит. К нему бросаются репортеры с камерами и одновременно – бойцы ОМОН.

– Борис Ефимович! – кричат репортеры.

– Пошел в автобус! – кричат бойцы ОМОН.

Заламывают Немцову руки и волокут. И он успевает только крикнуть мне:

– Ты этого хотел, провокатор! Ну вот ты добился, что меня арестовали! Ты этого хотел?

– Да, – отвечаю. – Я этого хотел.

В автобусе полно арестованного народа. Все веселятся, рассказывают анекдоты, поют песни. Только один юноша плачет. Он плачет и говорит:

– Я свой. Произошла ошибка. Я корреспондент Российского телевидения. Я свой. Отпустите меня. Произошла ошибка.

Марина Литвинович подходит к корреспонденту, кладет ему руку на плечо и говорит:

– Ты в плане Путина, сынок! – слова, написанные на предвыборных плакатах правящей партии, которыми завешан весь город.

А потом при входе в автобус сменяется конвойный омоновец. Марина достает из сумки путеводитель по Санкт-Петербургу, подходит к омоновцу, скромная худенькая блондинка с путеводителем в руках, и говорит:

– Простите, пожалуйста, что здесь происходит?

– Ты тут откуда? – удивляется омоновец, глядя на худенькую блондинку.

– Я не знаю. Я просто шла по улице и вдруг меня схватили. Я не понимаю, простите, мне так страшно.

– Куда ты шла? – переспрашивает омоновец.

– В Эрмитаж, – улыбается Марина и в подтверждение своих слов сует омоновцу под нос путеводитель.

Омоновец оглядывается. Вроде никто из офицеров не смотрит на его самоуправство, и он говорит скромной блондинке:

– Иди отсюда, девочка. Нашла время ходить в Эрмитаж. Иди отсюда.

– Спасибо!

Скромная блондинка улыбается, выбегает из автобуса… А потом вспрыгивает в мгновение ока на парапет и кричит митинговым голосом:

– Ко мне! Люди! Собираемся здесь! Идем к Медному Всаднику! Нам нужна другая Россия!

И соскакивает с парапета. Омоновец видит, как вслед за отпущенной им скромной и тихой блондинкой выстраивается человек пятьдесят народа, прежде рассеянного по скверу. Разворачивают транспаранты, размахивают флагами, кричат «Россия без Путина!» и идут к Медному Всаднику метров пятьдесят, пока очередной отряд ОМОН не рассеивает их и не распихивает их по автобусам.

Меня не арестовывают. Я как будто в шапке-невидимке. Или мне сегодня везет. Или я веду себя трусливо. Но у меня есть оправдание: я журналист, я должен написать репортаж в газету про то, как разогнали в Петербурге Марш несогласных.

Через час площадь опустеет и я пойду в редакцию и напишу репортаж. Редактор выбросит из моего репортажа эпизод с Мариной Литвинович в омоновском автобусе. Редактор скажет, что история, конечно, забавная, но к деловому стилю газеты не подходит.

Потом я выйду один на Невский и подумаю: «Где бы выпить?» Пройду метров сто и подумаю: «Черт, все равно где. Надо немедленно выпить, все равно где». И в этот момент мне придет эсэмэска от Марины Литвинович, телефон которой не отвечал с тех пор, как ее второй раз арестовали по пути к Медному Всаднику. В эсэмэске будет написано: «Ты где? Ты можешь встретиться со мной через пятнадцать минут там, где мы расстались утром». Утром мы расставались с Мариной на Лиговке напротив гостиницы «Октябрьская». Я пойму, что Марину отпустили. Но прослушивают разговоры и перлюстрируют эсэмэски, поэтому нельзя прямо назначить встречу, а надо обиняками. Через пятнадцать минут на Лиговке, когда я увижу издали Марину, идущую мне навстречу в рваной шапке набекрень и в грязном пальто, я испытаю нежность.

Мы зайдем в кафе «Пушкинская 10» и будем пить вино. Народу будет много.

Никто, кроме нас, не будет разговаривать про Марши несогласных.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.