Черный дрозд, который поет в ночи

Черный дрозд, который поет в ночи

Алма-атинский вечер весенний, полоска времени между ночью и днем, неуловимый промежуток между жизнью и смертью. Особенное время, когда у тебя так сладостно замирает сердце – что ожидает тебя там, в этой неотвратимо наступающей, еще не проговоренной темноте? Пацаны, девчонки, портвейн «двенадцатый», скамейка под карагачами, гитара, горланим «Битлов». Весь мир – у твоих ног. Ты правой рукой обнимаешь такую податливую, такую нежную подружку. Неожиданно кто-то замечает возникшие в сероватых сумерках фигуры. Они направляются в нашу сторону. Парень и девушка. Чужие? Точно, чужие! Вот болван, сейчас мы тебе вломим за нарушение границы, за то, что ты, чужак, не соблюдаешь кодекса чести. Нельзя просто так войти в чужие пределы, не ответив за это. Мне даже жалко его – беги, пока не поздно, парень, делай ноги!

Но он довольно уверенно подходит к нашей скамейке. Мы его пока не бьем. Куда спешить, нас-то человек пятнадцать. Для нас это бесплатная комедия. Но разве можно определить жанр, в который заплела судьба этот странный узел? Может быть, не комедия это вовсе, а трагедия. Парень берет гитару, мы даем ему такую возможность, пусть потешится… Он перестраивает гитару на семиструнный лад. А ведь все песни «Битлов» и других групп играли всегда на шестиструнках. Вот лох! А он довольно уверенно произносит: «Песня про черного дрозда из «Белого альбома» «Битлз». Помните?.. «Блэк берд сининг ин зэ дэд оф найт…» Эту пронзительную, наполненную щемящей тоской песню поет Маккартни. Все моментально напрягаются. И вокруг царит гробовая тишина, пока этот парень поет… «Блэк берд край… вэйтинг фо зэ момент ту эррайв…»

А мне вообще кажется, что перед нами – один из НИХ! А когда он заканчивает, все уже стоят на ушах, почти что в прямом смысле. Толк в «Битлз» и в английском языке мы знаем, почти половина из нас посещают 15-ю школу с английским уклоном. А еще через пару минут Саша, так звали парня, уже сидит на самом почетном месте, ему наливают полный стакан портвейна. Пей, пацан, вино сердце веселит. Не думай о том, что будет завтра. Ведь впереди – целая жизнь…

И с тех пор уже пронеслась целая вечность.

Необходимый глоссарий к этой части:

«МАЛУХА» – известный городской район – Малая Станица.

«КРЕПОСТЬ» – район, который находился за Парком имени Горького.

«КИЗЫ» – находились выше проспекта Джандосова, ниже ВДНХ.

«УГОЛЬНАЯ» – район старого автовокзала, нынешний «Саяхат». Угольные чуваки тоже были не подарки – по легенде, на какую-то разборку один из «угольных» пришел с гранатой, даже по сегодняшним меркам это солидно.

«ШАНХАЙ» – находился ниже улицы Ташкентской. Там потом под мостом цыгане торговали водкой, особенно в горбачевский «сухой закон».

«БРОДВЕЙ» – бывшая улица Калинина, ныне Кабанбай-батыра. В те времена в этом районе располагались практически все более или менее популярные рестораны и кафе. Например, ресторан «Иссык», кафе «Театральное», чуть выше – ресторанный комплекс «Алма-Ата» с самым первым в городе настоящим баром. (Речь об этом подробнее пойдет в другой части книги.) В общем, «Брод» был самым центровым местом города, где перед снесенным уже зданием старого ТЮЗА собирались стиляги, и можно было договориться с проституткой всего за 25 рублей, во всяком случае, так рассказывают более взрослые товарищи, у которых прошла там вся юность. А гастроном «Столичный», который находился тоже на «Броде», так вообще работал до 11 вечера: только там в это время можно было прикупить бутылку крепленого вина, потому что все магазины Алма-Аты, торговавшие спиртным, закрывались часов в 8 или 10 вечера. Между прочим, как раз ниже этого гастронома, напротив консерватории, и находились «цэковские дворы».

В Алма-Ате в то время существовали не менее знаменитые пацанские районы, например «ЧОКАНКА», «ИНТЕР», «ЧИКАГО», «МИКРЫ», «СМУ-ПЯТНАДЦАТЬ» и т. д. Со временем появились новые районы – «Салем», «Голден гелз», «Самал». Но тут уж нужно составлять новейшую энциклопедию, а не глоссарий.