3 октября 1941 года

3 октября 1941 года

Это было в пустом Париже прошлым летом. Я сидел один у радиоприемника. Из Бордо передавали причитания. Мундир старого маршала прикрывал суету изменников и спекулянтов. Первый вор Франции Лаваль резвился развалинах своей родины. Миллионы беженцев метались по вытоптанным полям. Агонизировала, всеми брошенная, французская армия. Мертвый Париж напоминал Помпею. Я слышал топот: это по древним улицам Парижа бродили табуны гитлеровцев. И вдруг донесся мужественный голос: «Я, генерал де Голль, приказываю уничтожать снаряжение и боеприпасы, жечь горючее, не оставлять ничего врагу.

Люди из Бордо подписали позорное перемирье. Франция его не подписала. Франция продолжает воевать, и Франция победит».

Я никогда не забуду этого часа. Я подошел к окну. По улице шли пьяные гитлеровцы. Я взглянул на них другими глазами: это были не победители Франции, но заложники.

В ту ночь немцы праздновали победу над Францией. Гитлер приказал зажечь костры на немецких горах, звонить во все колокола. Париж молчал, униженный изменой.

И только издали раздавался голос полководца: Франция умерла. Да здравствует Франция!

С тех пор прошло почти пятьсот дней. Не бутафорские костры освещают теперь ночи Германии. Нет, это горят немецкие города, подожженные летчиками RAF (английских военно-воздушных сил). У немецких колоколов теперь другой звон: они звонят по мертвым немецким дивизиям, уничтоженным у Смоленска, у Ленинграда, у Киева, у Одессы.

Генерал де Голль теперь не одинок. Пересекают пролив рыбацкие лодки — это подкрепление де Голля. Рабочие Рено и Ситроена ломают станки — это инженерные войска де Голля. Падают сраженные пулями немецкие офицеры — это разведка де Голля. Клокочет, кипит Франция — это тыл де Голля и это его фронт.

Армия де Голля показала себя достойной великих традиций: в Африке сражались дети героев Марны и Вердена. Но с де Голлём не только его полки, с ним рыбаки Бретани и виноделы Прованса, с ним рабочие и ученые, студенты и старики, женщины и подростки, с ним бессмертный Париж.

Каждый день все громче и громче звучит голос французского народа. Напрасно адмирал Дарлан режет головы французским патриотам. Кровь мучеников — это семя: так всходят новые герои. Не адмиралу на минеральных водах уничтожить душу народа, создавшего «Марсельезу». На стенах Парижа висит объявление: тридцать тысяч франков обещают немцы доносчикам. Тридцать сребреников… Но все иуды уже давно на местах как штатные доносчики — в Париже или в Виши. А добровольных доносчиков нет. Ветер рвет клочья презренных афиш.

Каждый день немцы вывозят из Франции дивизии, орудия, пулеметы. Русский народ принял на себя основной удар врага. Мы убиваем тех, кто унизил Францию. Мы убиваем тех, кто сжег Руан. Мы убиваем тех, кто осквернил Париж. Мы убиваем тех, кто на бреющем полете убивал французских женщин и детей. Мы убиваем покровителей Лаваля и хозяев Дарлана. Мы убиваем каждый день тысячи и тысячи гитлеровцев. Мы находим на них следы их преступлений, дневники, в которых они рассказывают, как они измывались над французами в Аваллоне и Аррасе, в Нанте и в Нанси. Мы находим на них французское добро, медальоны и табакерки, слезы и кровь разграбленной, замученной Франции.

С радостью русский народ и Красная Армия узнали о признании генерала де Голля нашим правительством. Ничто не могло ослабить нашу любовь к Франции. Мне приходилось сотни раз рассказывать о падении Парижа студентам, рабочим, бойцам Красной Армии, и повсюду я видел глаза, полные гневом и надеждой. Мы знаем, что Франция жива, что никогда тирольскому маляру не поставить на колени народ Вальми, народ Гюго, народ Жореса, народ Вердена.

Многие французы слышали, как хор Красной Армии исполняет «Марсельезу». Это не только гимн свободной Франции, это и французский гимн всечеловеческой свободе. Он заставляет чаще биться все сердца, влюбленные в свободу.

За Францию умер Жан Катла, герой прошлой войны, солдат 72-го пехотного полка и депутат парламента. За Францию и за свободу.

За Францию и за свободу отдал свою жизнь молодой Колетт.

За Францию и за свободу сражались солдаты де Голля у Мурзука.

За Францию и за свободу борется весь французский народ.

Ему салютуют русские орудия на берегах Невы и Днепра. Мы сражаемся за нашу родину и за свободу мира. Мы сражаемся за наши сады и за освобождение Европы. Мы сражаемся за нашу независимость и за вечную Францию.

Там, за Смоленском, дальше на запад, за логовом зверя — Берлином, за развалинами Рура — Франция, мой любимый Париж. Мы слышим, как бьется сердце Франции. Близится час последнего боя. В ночи с западным ветром доходят до нас слова великого Гюго:

К оружию, граждане!

К вилам, крестьяне!

Оставь свой псалтырь агонизирующим.

Генерал! Ринемся вперед.

«Марсельеза» еще не охрипла.

(Перевод подстрочный)