Глава 5 Генералы и их армия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Генералы и их армия

Я прилетел в Моздок 27 декабря вместе с группой спецназа. Разведчики молча погрузились в «Урал» и укатили куда-то в ночь, а нас с напарником повели через множество постов в самую охраняемую зону, где в нескольких железнодорожных вагонах располагался Штаб группировки федеральных сил.

Задача, которую нам поставили, была простой – вместе с передовыми частями предписывалось войти в Грозный и работать в качестве тележурналистов, пока в запретную зону не будут допущены гражданские лица… Почему-то предполагалось, что город будет взят быстро и без серьезного сопротивления.

Мы сдали наши удостоверения личности. Взамен нам выдали бумагу, на которой глава временной администрации Чеченской Республики написал от руки: «…Всем сотрудникам ГРУ, ФСК, МВД, МО оказывать обладателям сего всяческую помощь и содействие…» «Это на всякий случай», – сказал он, скрепляя бумагу печатью.

«…Ну да, на тот случай, если мы без документов и в гражданской одежде окажемся у боевиков», – невесело подумал я, пряча подальше эту магическую и опасную бумажку.

Потом нас отвели поесть. В вагоне-ресторане, который располагался здесь же, ужинали несколько пожилых генералов. Официантки в накрахмаленных передничках разносили борщ, мурлыкал радиоприемник, покачивались подвешенные на нитках бумажные конфетти, а над барной стойкой красовался плакат, поздравлявший с Новым, 1995 годом…

В эти минуты тысячи солдат и офицеров, собранные из самых разных войск и округов, утопая по пояс в чеченской грязи, выгружали боевую технику, которая, лет двадцать простояв на хранении, не хотела заводиться. Ругали руководство за неподготовленность операции. И ждали, чтобы хоть кто-то объяснил, кто и кем здесь командует. В штабном же вагоне-ресторане было тихо, уютно и по-домашнему. В ту предновогоднюю ночь невозможно было даже представить, каким кошмаром обернется этот новый год…

Рано утром мы вылетели в район селения Толстой Юрт, откуда и двинулись на Грозный. В Толстой Юрте я и оказался тринадцатого января.

…Доктор кольнул меня какой-то хренью, и, пошатываясь, я вышел из медицинской палатки. «Этого в тыл!» – кивнув на меня, крикнул он кому-то. Мысли путались. Что было?.. Было, во-первых, то, что сегодня я умудрился послать на три буквы главного «идеолога» Вооруженных сил, вспомнил я… Оборванные, грязные, почти ничего не соображающие, утром, выбравшись из Грозного, мы предстали перед генерал-полковником, облаченным в новенький бушлат без погон, который начал учить нас патриотизму…

Была страшная окопная болезнь, когда невозможно заставить себя выйти на открытое пространство, потому что кажется, что за каждым углом сидит снайпер…

Было окровавленное тело полковника Житаренко, который в новогоднюю ночь был рядом с нами. Мы тащили его труп и никак не могли поверить, что он уже мертв…

Был настоящий огненный ад, когда вокруг все плавилось и рвалось, и истошный крик в эфире солдатика-радиста: «Янтарь, я – Каскад… духи окружают… командир убит… что делать – не знаю…»

Я тоже не знал, что делать. Потому, что солдатик этот кричал из соседней машины, а еще потому, что Янтарь лежал рядом со мной без признаков жизни…

…Ноги не держали. Я присел рядом с медицинской палаткой и вдруг понял, что сижу на трупе… У мертвого парня были капитанские погоны, светлые волосы и голубые глаза, которые неподвижно смотрели в небо. Я вскочил и вдруг увидел, что вокруг медицинской палатки десятки трупов солдат и офицеров. Их привозили, увозили, и эта деловитая суета была за гранью разумного…

«За что?!! – спрашивал я сам себя. – За что погиб этот голубоглазый капитан?» Никогда в жизни я не испытывал такого страшного чувства несправедливости, как тогда у той медицинской палатки.

…Такой же парень, как я, лежит сейчас с дыркой в груди, а генерал-двоечник, что послал его на бессмысленную смерть, пойдет кушать борщ в вагон-ресторан со снежинками… Советники, чиновники, олигархи, насоветовавшие Ельцину эту войну, закроют кабинеты и разъедутся по своим рублевским дачам. Московские улицы будут гудеть рождественским весельем, «братки» в малиновых пиджаках ближе к вечеру выйдут на свои «стрелки». А погибших парней, которых, как дрова, погрузят сейчас в «труповозки» и отправят домой в цинковых гробах, не вернуть… И вопрос – за что они погибли – ответа не имел…

29 ноября 1994 года. Вторник. В Кремле на экстренное заседание собираются члены Совета безопасности России: президент Борис Ельцин, председатель правительства Виктор Черномырдин, глава Госдумы Иван Рыбкин и председатель Совета Федерации Владимир Шумейко. Кроме них, на заседании присутствуют руководители всех силовых ведомств и спецслужб. На повестке дня только один вопрос: начинать войну в Чечне или нет. С докладом на эту тему выступает министр обороны Павел Грачев.

Я встретился с некоторыми участниками того заседания, а также с людьми, которым предстояло воплощать в жизнь принятые на нем решения. Вот что мне рассказал главком сухопутных войскВладимир Семенов:

«Это решение принималось кулуарно. Грачев выступил на Совете безопасности, убедил президента, что мы готовы, что мы там наведем порядок».

У самого Павла Грачева своя версия событий. После его доклада члены Совета безопасности приступили к голосованию. За ввод войск в Чечню проголосовали все присутствующие. Все, кроме него.

В беседе со мной министр обороны Павел Грачев заявил:

«Я был единственным, кто выступил на том злосчастном Совете безопасности против военных действий в Чечне. Помню, премьер-министр Черномырдин, когда-то мы с ним были в очень хороших отношениях, сказал: «Борис Николаевич, такой министр нам не нужен, давайте быстро его поменяем. Он боится идти в Чечню». Тогда Борис Николаевич объявил десятиминутный перерыв, пригласил к себе в кабинет Черномырдина, Лобова и секретаря Совета безопасности Шумейко. 10 минут прошло, мы опять сели, и Борис Николаевич объявляет: «Павел Сергеевич, мы приняли решение вас от должности не освобождать, но в двухнедельный срок вы должны составить план ввода войск в Чечню и возглавить руководство на первых порах». Вот так получилось».

Отказаться и уйти Грачев, наверное, мог. Но… это означало предать Ельцина, который сделал его министром обороны. Поэтому Грачев принял правила игры: он остался в кресле министра обороны, но за это взвалил на себя всю ответственность за войну.

Уже через день после секретного заседания Совбеза президент Ельцин подписал указ «О мерах по укреплению правопорядка на Северном Кавказе», в котором предложил всем боевикам сдать оружие. До 15 декабря… Этот «двухнедельный ультиматум», как позже назовут его историки, на территории Чечни произвел эффект разорвавшейся бомбы и заставил боевиков не сдавать, а, наоборот, закупать оружие. 11 декабря 1994 года российские войска получили приказ, не дожидаясь срока окончания ультиматума, входить на территорию Чечни.

1994 год. Грозный. Каждый день отсюда, с железнодорожного вокзала города, пассажирские поезда увозят тысячи наспех собранных и плохо одетых людей. Все они – русские, жители города, которые уже никогда не смогут в него вернуться.

О том, что в Чечне почти у каждого чеченца есть оружие, что они грабят и убивают русских, в Кремле знали. Знали и о том, что Чечня готовится выйти из состава России, и что если это случится, страна просто развалится на куски. Именно поэтому всего за пару лет в республике побывали чуть ли не все ключевые политики и видные генералы. Правда, все они посещали Чечню тайно. Каждый из них пытался договориться с Джохаром Дудаевым. Договориться с ним пытался и командующий военно-воздушными силами генерал армии Петр Дейнекин, на которого в Кремле возлагали особые надежды. Ведь он знал Дудаева лучше других: на протяжении нескольких лет генерал Советской армии, командир дивизии тяжелых бомбардировщиков Джохар Дудаев находился под его непосредственным руководством и считался одним из лучших командиров.

Я встретился с главкомом ВВСПетром Дейнекиным. Вот что он мне рассказал:

«Ну, Дудаев принял меня с почтением, как в прошлом своего начальника. Но категорически отказался вернуться в армию, мотивируя это тем, что он избран чеченским народом и не может пойти против его волеизъявления. Летал я туда и с Борисом Всеволодовичем Громовым, который был в то время заместителем министра обороны, и с Грачевым Павлом Сергеевичем».

Министр обороны Павел Грачев с Джохаром Дудаевым тоже встречался. И… тоже тайно. В Грозном он побывал 6 (!) раз. Но… Никаких серьезных результатов эти встречи так и не принесли. Война нужна была всем. Компромисс уже никого не устраивал.

Свидетельствует министр обороны РоссииПавел Грачев:

«Я говорю: «Джохар, брось ты все это дело. Объяви, что надо подумать еще, найти какие-то компромиссы, своих политических советников к нам направь, пусть там решают вопрос с нашим министром по национальной политике». И он заявляет мне: «Уже поздно».

Эта встреча была последней попыткой предотвратить войну. Она проходила тогда, когда Генштаб России уже разработал план ввода войск в Чечню. Генерал армии Владимир Семенов в то время занимал пост главнокомандующего сухопутных войск. Предполагалось, что именно он возглавит операцию. Согласно плану в Чечню российские войска должны были войти 11 декабря. С трех направлений: с Моздокского через Осетию, с Владикавказского через Ингушетию и с Кизлярского – с территории Дагестана.

В беседе со мной главком сухопутных войск РоссииВладимир Семенов вспоминал:

«План, который был разработан Генеральным штабом, представлял собой карту с нанесенными тремя маршрутами. И ничего больше в этом плане не было. Когда я спросил командующего округом: «Что это такое, ты что, не знаешь, как должен выглядеть план операции?» – он мне заявил: «Я знаю, но посмотрите: он подписан начальником Генерального штаба и утвержден министром обороны».

Почему военные не успели подготовить план, отвечающий всем требованиям, – понятно. За две недели ничего другого сделать было невозможно. Но… Павел Грачев принял условия Ельцина и нарушать слово, данное Верховному главнокомандующему, считал себя уже не вправе.

Всего за 9 дней до штурма Грозного в Министерстве обороны произошло одно невероятное событие. Министр обороны уволил всех своих заместителей!

21 декабря 1994 года. Министр обороны Павел Грачев прилетел в Моздок и собрал совещание. Главный вопрос – кто возглавит группировку войск в Чечне.

Как ни странно, на этом совещании отсутствовали главные действующие лица, которые официально рассматривались на эту должность. Только сегодня, спустя уже более 20 лет, можно с уверенностью сказать: на совещании их не было только потому, что все они под разными предлогами ОТКАЗАЛИСЬ возглавить операцию!

Павел Грачев вспоминал, как все это происходило:

«Все мои заместители меня практически предали. Один не захотел возглавить руководство из-за того, что он был с первой минуты не согласен с вводом войск. Другой сказал, что он уже устал. Третий сослался на то, что в Афганистане у него с сердцем плохо стало. Командующий войсками округа был согласен, но при начале ввода так начал кричать и материться на подчиненных, что половину его разговоров на «прослушке» я не смог даже разобрать. Я не понял, о чем он говорит вообще. Я его тогда пригласил к себе, говорю – ты заболел, давай в госпиталь. Был еще генерал, командующий сухопутных войск, и я, как положено, решил его назначить, но он заявил, что у него жена чеченка, он не может… Даже заплакал…»

По словам Павла Грачева, этот генерал – главнокомандующий сухопутных войск Владимир Семенов. Он действительно был женат на чеченке и сам был уроженцем Карачаево-Черкесии. Насколько Павел Грачев преувеличивает, неизвестно, но точно известно другое: Семенов был освобожден от должности «за действия, порочащие честь и достоинство военнослужащего, не совместимые с занимаемой должностью». Освободил его президент России.

В чем заключались «порочащие» и «несовместимые» действия главнокомандующего – до сих пор не известно. Сам Владимир Семенов говорит на эту тему неохотно.

В беседе со мной Владимир Семенов произнес по этому поводу лишь одну фразу:

«Я не был в Чечне, здесь есть мое личное отношение к этим событиям».

Никто из руководителей военного ведомства не хотел брать на себя ответственность за выполнение приказа Верховного главнокомандующего.

Каждый под разным предлогом отказался. А значит, по сути, нарушил присягу. Нетрудно представить, что было бы с генералом, который посмел бы не выполнить приказ Верховного, например, в суровые тридцатые годы и даже в застойные семидесятые. Но в 94-м, в новой России все было по-другому. И каждый обладатель генеральского кабинета понимал: отказавшись идти на войну, в худшем случае он рискует тем, что его отправят в отставку. С генеральской пенсией, генеральской квартирой и дачей.

Возможно, именно поэтому от «незавидного» поста отказались: главком сухопутных войск генерал армии Владимир Семенов и заместители Павла Грачева: Валерий Миронов, Георгий Кондратьев. Немножко покомандовав, отказался, по словам Анатолия Шкирко, и командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковник Алексей Митюхин.

В беседе со мной Анатолий Шкирко вспоминал:

«Он отказался действовать, и все. С неделю, может, пробыл. Потом заявил: «Я не буду командовать». За это время он не подписал ни одного документа. Юридически сказать – ни одного боевого распоряжения. Он тогда был командующим Северо-Кавказским округом».

Последним, кого министр обороны Павел Грачев попытался назначить на должность командующего операцией по штурму Грозного, стал Эдуард Воробьев, первый заместитель командующего сухопутными войсками. Его отказ Павел Грачев расценил как предательство.

Во время нашей встречи Павел Грачев так описал ход своей беседы с генералом Воробьевым:

«Тогда я Воробьеву предложил, я говорю: «Вот, Эдуард Аркадьевич, возглавьте, пожалуйста, группировку. Вы опытный товарищ и можете руководить». А он мне заявляет: «Я не возглавлю». Я спросил: «Почему?» – «Потому что войска не подготовлены». Я говорю: «Как не подготовлены, дорогой? Ты мне уже сколько дней докладываешь, что войска готовы, а войска-то, оказывается, не подготовлены!»

Сегодня генерал-полковник Воробьев утверждает: Павел Грачев не имеет права на такие слова. Бывший заместитель командующего сухопутными войсками абсолютно убежден: ответственность за подготовку войск к нему не имеет никакого отношения.

Вот что мне заявил генерал-полковникВоробьев:

«Ну что я могу сказать? Конечно, это неправда. Самое настоящее вранье. Никакой Воробьев подготовкой операции не занимался. Я могу доказать, что неделю до этого я занимался в Ленинградском военном округе. А до этого нам главнокомандующий (Владимир Семенов) говорил о том, что есть рекомендации не соваться в Северо-Кавказский военный округ».

Получается, что накануне войны никто ни к чему не привлекался и никто ни за что не отвечал. А ведь армия ВСЕГДА жила под командованием именно этих генералов. Именно они докладывали об учениях и стрельбах, о «боевом слаживании, об успешной боевой и политической подготовке»… За неделю до штурма Грозного все эти рапорты оказались многолетней фикцией.

Привожу комментарии генерала Константина Пуликовского:

«Я такой пример приведу. По команде на открытие огня артиллерия открывала огонь по незапланированной цели через 40 минут! Первый выстрел производили, когда цель уже уходила. А по всем нормативам надо укладываться в минуту, самое большее – в две…»

Армия к войне оказалась не готова. Вот только ее генералы могли отказаться идти воевать, а рядовые солдаты и офицеры – нет. В результате накануне серьезного испытания Российская армия оказалась практически обезглавлена. Но даже несмотря на это, министру обороны Павлу Грачеву приходилось делать вид, что все идет по намеченному плану.

30 декабря на аэродроме Моздок мне лично Павел Грачев сказал следующие слова. Привожу дословную расшифровку:

«Хотя и мы не форсируем наши действия, так как все-таки надеемся на благоразумие, на то, что они поднимут белый флаг. Вот даже нам, военным, и то не хочется лишней крови. Хотя мы могли бы эту задачу выполнить уже несколько дней назад».

Эти слова министр обороны Грачев произнес ровно за сутки до начала штурма Грозного. Хотя он-то наверняка знал: хорошо вооруженные и полные решимости боевики сдаваться не собираются.

31 декабря 1994 года. 6 часов утра. Колонны федеральных войск начали движение в сторону Грозного. По плану входить в город войска должны по четырем направлениям: восток, запад, северо-восток и север. Именно в этой группировке войск «Север» шел 81-й самарский полк.

Свидетельствует начальник штаба 81-го полкаСемен Бурлаков:

«Задача была следующего характера. Первый штурмовой отряд должен был взять под контроль железнодорожный вокзал. А второй штурмовой отряд должен был взять под контроль площадь, занять дворец Дудаева и, как сказал Квашнин, на развалинах дворца Дудаева водрузить знамя, вручать ордена и медали отличившимся бойцам».

Сам Бурлаков шел вместе с первым штурмовым отрядом. Уже к 7 часам утра отряду удается занять аэропорт «Северный» и, разминировав несколько мостов у реки Нефтянка, начать движение к центру города. Но неожиданно отряд попал под шквальный огонь боевиков. Чтобы сломить их сопротивление, командование приняло решение: обработать квартал артиллерией. Но для этого нужно оттянуть всю колонну назад. Первый штурмовой отряд получил приказ: полный назад.

О том, что случилось после этого, Семен Бурлаков вспоминал как о страшном сне:

«Мы в ходе доукомплектования получили абсолютно необученных механиков-водителей, которые за весь летний период обучения, можно сказать, ходили вокруг БМП, а не ездили на них. Они могли только заводить машину и трогаться с места, более ничего они не могли делать. И когда полк начал сдавать назад, то получилась страшная давка. Машины наезжали, буквально громоздились одна на другую».

Вот так прямо в самом центре Грозного в пробке застряла колонна российских войск. На это мгновенно отреагировал полевой командир Аслан Масхадов, бывший полковник Советской армии. По его приказу боевики начали стягиваться к центру. Малейшее промедление для российских войск могло привести к тому, что сражаться пришлось бы с противником, который уже занял выгодные боевые позиции. И тогда подполковник Бурлаков, машина которого не попала в пробку, предложил командованию единственный выход из ситуации: он быстро вытаскивает из пробки первый штурмовой отряд и, возглавив его, продолжает продвижение к железнодорожному вокзалу.

Привожу рассказ подполковника Бурлакова:

«Я поехал к вокзалу, а там уже занимала оборону майкопская бригада с комбригом Савиным. И Савин мне сказал: «Вот приказ от 1-го числа: я занимаю само здание вокзала, гостиницу строящуюся, которая примыкает к вокзалу, – она станет нашей разграничительной линией, – а все остальное – это твое». И нам пришлось весь этот район занимать. А надо помнить, что огонь был очень сильным. И пришлось под огнем ставить людям задачу».

Первый штурмовой отряд 81-го полка под командованием подполковника Бурлакова занял оборону в привокзальных строениях. Через дорогу от железнодорожного вокзала находился пятиэтажный дом. В нем полевой чеченский командир Масхадов расположил почти полторы сотни боевиков. Рассмотрев с верхних этажей здания позиции обороняющихся, они завязали бой. Этот бой не прекращался почти сутки.

Привожу воспоминания командира полкаЯрославцева:

«И первый батальон мой, и один батальон майкопской бригады с комбригом во главе, они все были на вокзале. И были полностью отрезаны от остальных частей. Там оказался Семен Бурлаков, начальник штаба. Эти два батальона были полностью отрезаны, к ним в течение суток не прошли ни одна БМП, ни один танк»…

Если бы в ту роковую ночь генералы не перекладывали друг на друга ответственность, не прятались по углам, а вспомнили, чему их учили в академиях, жертв этого бессмысленного новогоднего штурма было бы наверняка гораздо меньше. Даже о том, что для поддержки истекающих кровью передовых подразделений можно использовать авиацию, вспомнили, когда было уже поздно.

Вот что рассказал в беседе со мной командующий военно-воздушными силами генерал Петр Дейнекин:

«Не кривя душой, скажу, что запрет на использование авиации, хотя погода была прекрасная, – БЫЛ… Я только приехал 31-го числа домой, как Анатолий Васильевич (Квашнин) мне позвонил и попросил помощи. Я немедленно вновь выехал на командный пункт, но, к сожалению, помочь в то время непосредственно в бою авиация не была способна, потому что дело дошло до рукопашной. Например, на железнодорожном вокзале…»

Там, на вокзале, погибали 81-й самарский полк, 131-я майкопская бригада и ее комбриг Иван Савин.

Зажатые в кольцо, 81-й самарский полк и 131-я майкопская бригада сдерживали натиск боевиков, как могли. Но… силы были неравными. Практически вся техника: танки, БМП и самоходные орудия – была сожжена. Голодные и измученные солдаты валились с ног от усталости, не хватало еды и медикаментов, заканчивались боеприпасы… Но самое главное – боевики прорвались в здание вокзала. Уцелевшие бойцы контролировали лишь зал ожидания.

Поняв, что подмога уже не придет, а боевики с минуты на минуту ворвутся, офицеры приняли решение прорываться к своим. Бойцы нашли уцелевший танк, который выбил угол здания. Через эту пробоину началась срочная эвакуация раненых на оставшихся БМП.

Машина, в которой оказался раненый комбриг Савин, попала в засаду боевиков. Не выжил никто. Его тело, изуродованное боевиками, со снятым скальпом, обнаружили только в марте.

Машина пехоты, в которой оказался Семен Бурлаков, попала под обстрел и загорелась. Подполковник Бурлаков, который сидел у люка, дернул ручку, выпал из БМП и очутился в овраге.

В этом овраге его нашла простая русская женщина. Жительница Грозного, которая в новогоднюю ночь 1994 года, как и подполковник Бурлаков, оказалась в самом пекле. На протяжении почти двух недель она выхаживала раненого. А потом сумела вывести его на российский блокпост.

Семен Бурлаков оказался одним из немногих, кому повезло. Те же, кому повезло меньше, выбраться из Грозного так и не смогли. В итоге всего за несколько дней штурма Российская армия потеряла убитыми и ранеными несколько тысяч солдат и офицеров.

Бывший министр обороныПавел Грачев спустя восемнадцать лет после трагического новогоднего штурма так вспоминает в нашей беседе те события:

«…Были огромные потери. Что тут говорить – недосмотр, просчет… Понимаешь, я все взял на себя. Значит, что-то я неправильно сделал. Значит, я не будоражил в то время командиров. А надо было постоянно бить, бить, бить по шлемофону, чтоб не успокаивались на достигнутом. Потому что очень легко дались первые успехи… Вошли в город… Тишина… Ну и расслабились…»

После того как стало понятно, что штурм Грозного не просто провалился, а обернулся кровавой бойней, министру обороны Павлу Грачеву тут же припомнили фразу, которую он произнес всего за несколько дней до начала операции:

«Мы возьмем Грозный одним парашютно-десантным полком за два дня».

Сегодня, спустя 18 лет, Павел Грачев за эту фразу готов извиняться. Но… он по-прежнему настаивает: фраза была вырвана из контекста.

Во время нашей встречи он заявил:

«Я, конечно, хочу извиниться за это высказывание. Его выхватили. Ну, как выхватывают? Понимаете? Поймали тогда, когда я сказал там «одним парашютно-десантным полком». Вырвалось! Ну, выскользнула у меня эта фраза! Ну, давайте расстреливайте тогда».

Но… ни за эту фразу, ни за штурм, обернувшийся гибелью тысяч российских солдат, министра обороны Павла Грачева, конечно, никто не расстрелял. Его не отстранили, не уволили и даже не объявили выговор. Более того, чем хуже были дела на войне, тем ценнее с каждым днем становилась фигура самого Грачева. Его уволили, только когда это потребовалось предвыборному штабу. Громкая отставка непопулярного министра должна была стать самой сильной картой Ельцина в ходе президентских выборов.

Вот что рассказал нам Павел Грачев о событиях того времени:

«Борис Николаевич мне говорит: «Я хочу Лебедя назначить секретарем Совета безопасности». Я говорю: «Ваша воля, Борис Николаевич, но он всегда выступал против вас». И тогда он говорит: «Ну вы вместе работать не сможете. Как вот вас освободить от занимаемой должности? За что?» Я говорю: «Борис Николаевич, вы свою голову не мучьте, я сейчас выйду и напишу сам, почему я хочу уйти с этой должности». Вот так распрощались. Я вышел в приемную, попросил лист бумаги и авторучку и написал Верховному главнокомандующему рапорт: мол, прошу освободить меня от занимаемой должности в связи… А сам думаю: в связи с чем? И сама мысль пришла как-то: «в связи со сложившимися обстоятельствами».

Ровно за день до этого разговора – 16 июня 1996 года – в стране произошло событие, которое означало: в России может появиться новый президент. Александр Лебедь занял третье место в первом туре президентских выборов. Избиратели отдавали за него свои голоса в надежде, что именно этот человек, боевой советский генерал, сумевший навести порядок в Приднестровье, сумеет навести порядок и в стране. А порядок тогда для многих был синонимом прекращения чеченской войны. Предвыборная логика требовала простых и понятных народу обещаний. И Лебедь эти простые обещания готов был давать. В результате он оказался идеальной фигурой для того, чтобы поддержать слабеющего и больного Ельцина, и на него была сделана ставка.

Лебедь легко пообещал решить проблему чеченской войны, и в результате легко занял почетное третье место в предвыборной гонке. Дальнейшее было делом техники. В обмен на поддержку, оказанную Ельцину во втором туре, ему предлагают должность секретаря Совета безопасности России с «особыми полномочиями». Лебедь по совету Бориса Березовского – соглашается. Борис Абрамович быстро объяснил генералу с профилем Наполеона простую арифметику борьбы за власть: прежде чем стать правителем, нужно получить власть, а власть в России – это армия. Генерал Лебедь немедленно начал свою игру.

Привожу слова, сказанные в нашей беседе генералом Константином Пуликовским:

«…Он (Лебедь) сразу позвонил мне и достаточно доброжелательным тоном, по имени-отчеству, говорит: вот, Константин Борисович, так и так, расскажите, как вы там командуете, кто вами командует. Я ему говорю: Александр Иванович, мной командует президент Российской Федерации, я назначен его указом. «Ну, с этого дня, – он отвечает, – командовать буду я». Я говорю: «Александр Иванович, я не буду выполнять ваши команды никакие, потому что вас нигде нет в том перечне начальников, которых определил президент Российской Федерации». Но на следующие сутки факсом пришел указ президента. Лебедь мне опять позвонил и говорит: пришел факс? Я говорю: да. Под ним стояла подпись Ельцина».

Этот указ с подписью президента Александру Лебедю удалось получить уже через сутки! И это при том, что Ельцин в это время готовился к операции на сердце. Указ разрешал Лебедю от имени президента России принимать ЛЮБЫЕ решения.

Это означало только одно: Александр Лебедь получил практически неограниченную власть при абсолютном безвластии Ельцина, у которого в это время случился очередной инфаркт. Пришло время действительной борьбы за кресло президента.

К этому времени в Чечне уже появились командиры, умеющие воевать, а солдаты почувствовали вкус победы. Желание отомстить за погибших товарищей заставляло их идти вперед. И простые пацаны-срочники творили в бою чудеса. Российские войска сумели освободить практически все равнинные районы Чечни от боевиков, и они начали уходить в горы. Казалось, конец войны уже близок. Нужно только добить оставшихся полевых командиров и их поредевшие банды.

Но тут, чтобы оттянуть время, Аслан Масхадов пошел на хитрость. Он предложил переговоры… Окружение Ельцина понимало: без прекращения войны в Чечне выборы не выиграть. Именно поэтому был дан старт миротворческим усилиям. К боевикам зачастили видные чиновники, они стали бандитам создавать всевозможные поблажки.

Однако для того, чтобы создать видимость мира, нужно было заручиться не только поддержкой лидеров боевиков, но и помешать своим генералам, почувствовавшим запах близкой победы, добить загнанного в угол противника. Секретная информация текла рекой к Масхадову. Как только генералы планировали очередной удар, из Москвы следовал приказ: назад. Весной 1996 года главным орудием в выполнении этой задачи стал новый секретарь Совета безопасности Александр Лебедь. На своей пресс-конференции он заявил: скоро у него должна состояться встреча с Масхадовым, после которой будет прекращен огонь и начнется обмен ранеными.

Тем временем в Чечне штурмовые отряды и группы федеральных сил проводят разведывательно-поисковые мероприятия. У командования появилась достоверная информация о местах нахождения баз боевиков, их складов с оружием и боеприпасами. По этим квадратам работает артиллерия. И тут… неожиданно новый мораторий.

В начале августа 1996-го ситуация и вовсе стала выходить из-под контроля. Почувствовав, что Москве необходима хотя бы видимость мира, лидеры боевиков решили укрепить свои позиции перед предстоящими переговорами и решительным броском захватить Грозный.

6 августа 1996 года. 10 часов утра. В город вступили многочисленные отряды боевиков.

Из оперативной сводки штаба объединенных сил:

«В 5.50 утра около 200 боевиков захватили товарный двор железнодорожного вокзала и начали продвигаться к Дому правительства, подвергая массированному удару позиции федеральных сил и органов местной власти».

Они знали, зачем им нужно захватить вокзал. Эти товарные вагоны, набитые оружием и боеприпасами, стояли на путях не один день. Ясно, что оставили их здесь не случайно. Вооружившись, бандиты быстро рассредоточились по городу. Все было продумано заранее.

А в это время в Москве принимается странное решение. Вместо того чтобы направить войска и вернуть контроль над Грозным, генерал Лебедь связывается с Масхадовым и предлагает объявить перемирие.

Тут-то и происходит неожиданное… Командующий объединенной группировкой войск Константин Пуликовский, понимая, что Грозный с молчаливого согласия Москвы отдан в руки боевиков, а значит, победа уже почти в их руках, выходит из-под контроля и вопреки заявлениям Лебедя, а значит и Кремля, – объявляет ультиматум. Он предлагает мирным жителям покинуть город в течение 48 часов, а боевикам сдаться. Он планирует начать масштабную войсковую операцию.

В это время генерал Лебедь ведет переговоры с Масхадовым. Боевики продолжают захват Грозного, оставшиеся подразделения брошены на произвол судьбы. В этот момент и становится понятно, ради чего все это затеяно! Лебедь решает захватить в стране власть и вместо Ельцина стать президентом. Он немедленно встречается с личным составом федеральных войск и в открытую заявляет: Ельцина больше нет. Он, генерал Лебедь, будущийпрезидент.

Вот что рассказывал мне генерал Константин Пуликовский о том, как это было:

«Лебедь прямо сказал: «Я приехал остановить войну». Страной никто не управляет, потому что Борис Николаевич Ельцин на операции по шунтированию, после его инаугурации, после вторичных выборов. И он врал нам, конечно, он сказал, что его уже отправили в Англию, что операция будет в Англии. И уже принято решение, и в октябре уже назначены досрочные выборы президента. «Я занял третье место на этих выборах, – он говорил. – А сейчас я буду президентом. И мне мешает только эта война стать президентом».

Лебедь блефовал. Ельцин был в Москве, никаких досрочных выборов никто не назначал. Правдой в его словах было только одно: он очень хотел стать президентом и ради этого готов был согласиться на любые условия противника. Понимая, что ультиматум Пуликовского может обернуться полным разгромом боевиков в Грозном, Масхадов призывает генерала Александра Лебедя «употребить все свое влияние, чтобы остановить надвигающееся безумие». Ровно через два дня после этого обращения Лебедь встретился с Масхадовым в селе Новые Атаги. Своей властью он отменил ультиматум Пуликовского, а самого генерала… отстранил от управления войсками. Отводил части уже другой генерал – Тихомиров, а Константин Пуликовский попал в госпиталь.

Привожу комментарии по этому поводу Константина Пуликовского:

«У меня был гипертонический кризис серьезный. У меня сердце не выдержало этого давления, я в реанимации 2 недели провалялся. Те, кто участвовал в выводе войск, рассказывают, конечно, ужасные картины, как издевались эти боевики, сопровождая каждую колонну, кричали, оскорбляли, «Аллах акбар» кричали».

31 августа 1996 года… В Хасавюрте, небольшом дагестанском городке на границе с Чечней, после многочисленных переговоров с Масхадовым были подписаны Хасавюртовские соглашения, согласно которым российские войска обязаны покинуть территорию Чеченской Республики. Почему эти соглашения были подписаны на таких невыгодных для России условиях, до сих пор остается загадкой. Возможно, просто потому, что мир в Чечне Александру Лебедю был жизненно необходим. Ведь он готовился стать президентом России. Мечтам этим сбыться было не суждено. Не простив Пуликовскому строптивости, Лебедь, вернувшись в Москву, решил вызвать его для разноса прямо из госпиталя.

Вот как прокомментировал этот эпизод генералКонстантин Пуликовский:

«Я говорю: «Ну, дайте команду врачам. Меня доставят, я лежу тут в госпитале, все знают. Если вы хотите надеть мне наручники, то не обязательно в Москве их нужно надевать. Дайте команду, мне их здесь оденут. Зачем я вам там нужен?»

Он матом, значит, ругнулся и трубку бросил. Ну а буквально дня через четыре после этого разговора его отстранили от должности. И он уже перестал быть секретарем Совета безопасности».

Это было началом конца Александра Лебедя. Использовав честолюбивого генерала, его вытолкнут руководить Красноярским краем, где несостоявшийся генерал-президент и закончит свою политическую карьеру, а затем погибнет в авиакатастрофе, в случайность которой до сих пор многие не верят.

Министр обороны Павел Грачев после отставки порвет с окружением президента и долго будет работать в Росвооружении. Уволят его оттуда ровно через два дня после смерти Бориса Ельцина.

Бывший главком сухопутных войск Владимир Семенов, единственный, по мнению многих, из всех генералов, который действительно имел вескую причину отказаться воевать в Чечне, будет избран президентом Карачаево-Черкесии.

Его заместитель Эдуард Воробьев, отказавшись возглавить операцию по штурму Грозного, станет депутатом Государственной думы, где будет яростно критиковать действия генералов, воюющих с боевиками.

Константин Пуликовский, командующий объединенной группировкой войск в Чечне, уволившись из армии, станет представителем президента на Дальнем Востоке.

Геннадий Трошев, заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом, будет воевать и во второй чеченской войне. В 2008 году он погибнет в авиакатастрофе.

Судьба пропавших без вести российских солдат и офицеров до сих пор не известна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.