Кино на паях

Кино на паях

В Сочи завершился XII Открытый российский кинофестиваль «Кинотавр» – и есть повод задуматься о нашем кино

Старожилы «Кинотавра» не припомнят столь скверной погоды: в первой половине фестиваля разразился шестибалльный шторм, унесший в море большинство сочинских пляжных лежаков и даже одну бедную человеческую жизнь; во второй половине царила прохлада, и температура воды не превышала 19 градусов. В этом году природа явно невзлюбила отечественное искусство, и я с ней в общем согласна.

«Кинотавр» как форма жизни сложился прочно и удобно. Лучше всего на нем чувствуют себя гости, никак не связанные с призовой лихорадкой. Например, довольный Михаил Козаков, приехавший на фестиваль с двумя очаровательными малышами, признался, что поговорил со множеством знакомых и поглядел фильмы – это и составляет главную силу «Кинотавра». Хотя в костяке «друзей фестиваля» есть немало жизнерадостных пошляков, постоянно устраивающих какие-то дикие, с точки зрения просвещенного человека, «цирки-фейерверки», на них преспокойно можно не ходить. Молчаливые люди в золотых цепях ведут себя гораздо скромнее, чем прежде, поп-музыка достает куда меньше, и вид крашенного под блондина Бари Алибасова или Юрия Айзеншписа в массивных украшениях из белого золота вызывал у меня не раздражение, а меланхолические мысли о нашем невероятном человечьем биоразнообразии.

Но как форма организации искусства фестиваль обнаружил непримиримые противоречия. Я сомневаюсь в целесообразности проведения одновременно с российским и международного фестиваля, не имеющего своего лица, но это уж не мне судить. Когда я вижу группу журналистов, идущих смотреть прогрессивный швейцарский или новозеландский фильм, то поражаюсь их бескорыстию: я лично не собираюсь вкладывать свой интеллект в культуру других стран, которые об этом вкладе никогда и не узнают. Поговорим только о своем, о домашнем. Прибытие крошечного, как многие кумиры Голливуда, Жан-Клода Ван Дамма, конечно, крупная пиар-победа устроителей фестиваля, но меня куда больше интересует Никита Михалков (он представил как генеральный продюсер картину Соловьева, назавтра благородно слетал на похороны Саввы Кулиша, а потом вернулся обратно. Эх, не бережет он себя, а ведь впереди – кошмар ММКФ!).

Дирекция программ «Кинотавра» сделала бессмысленно-бесформенный конкурс из 22 картин, несовместимых ни по какому принципу. И добавила еще конкурс 11 дебютных фильмов. В конкурс попали почему-то и три анимационные новеллы Сергея Овчарова (прелестные и давно признанные «Мифы»), и трехчасовая анекдотическая эпопея Максима Воронкова о юности «Газпрома» с Виктором Степановым в роли Виктора Степановича («Под Полярной звездой»), и рекордсмен непрофессионализма, квазинародная мелодрама Андрея Разенкова («Северное сияние»), который, видимо, решил повторить метод Дмитрия Астрахана – ничему не учиться, никак не развиваться, а с видом полного мастера тачать свои самодельные полусапожки; тут же расположились картины Соловьева, Муратовой, Шахназарова, Зельдовича и Месхиева (жаль, кстати, что интересная месхиевская «Механическая сюита» была так мало замечена), то есть картины, в любом случае составляющие предмет обсуждения – вне зависимости от степени удачи и полноты художественного высказывания. Соединив основной конкурс с дебютным (ведь с точки зрения искусства кино безразлично, первый шаг новичка перед нами или последний причал маэстро), выделив пятнадцать кондиционных картин, можно было бы говорить хоть о какой-то идее фестиваля. Сейчас ее нет. Русское кино предстает бесформенной и по большей части безграмотной массой – с редкими проблесками индивидуального таланта. Об оригинальности и говорить не приходится – за редким исключением, перед зрителем предстает «дежа вю», и это «вю» уже много раз как «дежа». Из всех решений жюри согласие вызвала, конечно, «Золотая роза», отданная «Нежному возрасту» Сергея Соловьева. Не лишенная «соловьевщины» (то есть красивых поверхностных символов), картина обладает достаточно высоким эстетическим качеством и пронизана печальной рефлексией автора, глядящего на современную юность. Остальные решения жюри сомнительны по разным причинам.

Президент «Кинотавра» Олег Янковский снял как сорежиссер фильм «Приходи на меня посмотреть» с собой в главной роли, допустил эту картину в конкурс своего фестиваля, пригласил в качестве председателя жюри Марка Захарова, в театре у которого (вдруг кто-то из моих читателей запамятовал) работает много лет, – и, счастливо улыбаясь, принял из его рук приз за лучшую мужскую роль. Боги мои, на кой черт это ему понадобилось? Актер он и так отличный, публика и так придет на него посмотреть, взял и зачем-то подмочил репутацию, причем на ровном месте – до этого казуса она была прозрачна. Что касается Марка Захарова, то он меня уже ничем удивить не может – после всего, что он сделал со своим талантом и своей совестью, странно изумляться его хождению на банкеты, устроенные режиссерами конкурсных работ сразу после просмотра. Речь Захарова на закрытии фестиваля была полна злых экивоков. Ничуть не заботясь о том, что идет телетрансляция и его видят люди далеко за пределами московской тусовки, мэтр стал раздраженно поминать каких-то нехороших режиссеров, ориентированных на фестивали и кинокритиков, – что имелось в виду? Может, действительно полюбившаяся некоторым критикам (и я в их числе) маленькая черная комедия Киры Муратовой «Второстепенные люди» – ни на что не претендующая и ничего от жюри не получавшая? Господи, Муратовой за шестьдесят, она живет в Одессе, с мафиози от культуры не общается, она – любимица провинциальной интеллигенции, неужели нельзя вести себя хотя бы повежливее?

Отечественный кинематограф стал чем-то вроде небольшого садоводства, где на завоеванных шести сотках сидят отдельные семьи, выращивая продукты, идущие в основном им же в пропитание. Кто попрактичнее, растит здоровые огурцы, как то происходит на разумной делянке Бодровых (сын Бодрова-старшего Сергей Бодров-младший сделал вполне грамотный фильм «Сестры», заслуженно получивший приз за лучший дебют); кто помечтательнее – странные чахлые цветы, как семейство Эшпаев (сын известного советского композитора Андрея Эшпая Андрей А. Эшпай снял картину «Цветущий холм среди пустого поля», часовой монолог актрисы Евгении Симоновой, его жены, по рассказу Юрия Вяземского, брата жены; в титрах упомянуты еще несколько Эшпаев)… Но чужие здесь не ходят. Все знакомы, все связаны, все держали друг друга на коленях по разным поводам, все спелись, спились, стусовались, по всему садоводству разлита влажная горячка, жарко, душно… уже дышать нечем. Незнакомые фамилии вызывают удивление – кто пустил?

Но это еще не так страшно – ладно, надо как-то выживать, а семьями оно сподручнее. Хуже, когда малосъедобные доморощенные продукты начинают выдавать за образцовые. Меня не так разгневало решение жюри присудить Гран-при «Ядам» Карена Шахназарова (это, по-моему, просто неудача талантливого человека), как поощрение спецпризом картины «Даун Хаус» Романа Качанова (разумеется, сына известного аниматора Качанова). Этот жалкий капустник, переносящий в современность мотивы «Идиота» Ф. М. Достоевского, не стоил бы внимания – сплюнуть и забыть, – если бы не формулировка жюри: «За поиски нового киноязыка».

Поиски нового языка в «Даун Хаусе» заключаются в буффонном сценарии Ивана Охлобыстина, чьи дурно пахнущие приколы могут оценить только знатоки «Идиота» (а таковых скоро не останется); в юморе с сильной анальной фиксацией (герои пукают, какают, подтираются и т. д.); в милом жизнерадостном людоедстве (в финале «Рогожин» кушает жаркое, сделанное из ножек убитой «Настасьи Филипповны»); в карикатурной манере игры обдолбанных актеров и в общей идее «вот это наша современная жисть». Нет, господа, это только ваша «жисть», и вы ее себе сами устроили, превратив кино в мертвый дом пустопорожнего шутовства.

Но как губернаторша в «Бесах» Достоевского желала «ласкать молодежь и тем самым удерживать ее на краю», так и нынешнее начальство, теряя остатки разума, опять заигрывает с нигилистами и выкармливает монстров. Это началось давно – когда стали восхищаться певцами, поющими мимо нот что-то «новое, поисковое», умиляться художникам, не умеющим ничего, кроме перевода денег на дерьмо, воспевать графоманов, с патологическим сладострастием разлагающих русскую речь, надувать мираж «новой культуры» – вместо того чтобы пороть дилетантов и жуликов ментальными розгами, дабы они хоть чему-то выучились. Теперь вот имеем кинематографистов, которые не в состоянии даже экспозицию своего фильма (кто, где, когда) грамотно выстроить, и она у них может тянуться по полчаса.

Однако как написал Шварц в «Золушке»: «Когда-нибудь спросят: а что ты, собственно говоря, можешь предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу – большой, а сердце – справедливым». Так, никакие призы не сделают Энри Лолашвили (приз за музыку к картине «Нежный возраст») композитором более выдающимся, чем Леонид Десятников. Великолепную музыку Десятникова к «Москве» не одно жюри прокатывает мимо своего поощрения, подтверждая давний афоризм пианиста и режиссера Арнштама: «Как известно, кинематографисты свински необразованны в музыке».

Бог с ними, с призами. Смотреть на кино тяжело. Авторский кинематограф ходит по кругу, «народный», жанровый, жует жвачку давно отработанных мифов и сказок. Для производства «вкусной и здоровой» кинопищи нет главного – идеологии. Да не той идеологии, что облизывает начальство и мало что соображающие массы, а перспективной идеологии, ориентированной на мирное и здоровое развитие всего человеческого сообщества, без чего ему будет скорый «кердык». Нет кино, пропагандирующего разумные идеалы – то есть идеалы умеренного потребления, взаимопомощи, нестяжательства, неагрессии, экологической диктатуры, национальной и веротерпимости вкупе с национальной самодостаточностью, борьбы за справедливость и много еще чего.

Но в нашем маленьком семейном садоводстве «Кино на паях», по-моему, интересуются в основном тем, как бы оттяпать у соседа прибывшую машину навоза.

2001