Лишние люди: Высоцкий и Даль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лишние люди: Высоцкий и Даль

Тем временем начало 80-х унесло из жизни две весьма знаковые для советского кинематографа фигуры: Владимира Высоцкого и Олега Даля. Причем ушли они практически один за другим: первый скончался в июле 1980 года, второй спустя восемь месяцев – в марте 1981 года. Как рассказывали очевидцы, в последние дни своей жизни Даль часто повторял пророческие слова: «Сегодня я опять видел Высоцкого во сне. Он зовет меня к себе…» Эти слова вряд ли можно было назвать случайными, поскольку в судьбах этих людей было много общего, но главное их сходство – оба были «лишними людьми» как для власти, так и для родной творческой среды.

Как мы помним, Высоцкий стал одним из идеологов протестной волны в либеральной среде во второй половине 60-х, благодаря в основном своим песням. Даль оформился в одного из ярких представителей той же волны в начале следующего десятилетия благодаря ролям в театре и кино. Причем их протест нарастал по мере того, как страна погружалась в фарсовый «культ личности Брежнева». Правда, у Высоцкого было больше возможностей озвучить свои критические мысли на этот счет, чем у Даля, – он вкладывал их в свои песни, которые распространялись по стране на магнитофонных лентах со скоростью пожара.

Чаще всего «развитой социализм» у Высоцкого ассоциировался с «зоной», то бишь с концентрационным лагерем (любимой метафорой либералов). Эта «зона» встречается у Высоцкого во многих песнях, но особенно часто она всплывает в его произведениях, написанных в 70-е годы. И это при том, что именно в то десятилетие власти сделали все возможное, чтобы бард не чувствовал себя слишком уж ущемленным: к примеру, с 1973 года он стал выездным и к концу десятилетия проводил за пределами своей родины по пять-шесть (!) месяцев в году. Кроме этого, увеличилось число его концертов (по четыре в день), многие из которых проводились на самых вместительных площадках – на стадионах и во Дворцах спорта. Так что понятие «зона» применительно лично к Высоцкому во многом было чисто условным.

Однако в то же время в кино, к примеру, Высоцкому чинили ограничения. Так, если в первой половине 70-х он снялся в нескольких концептуальных, протестных ролях («Плохой хороший человек», «Четвертый» (оба – 1973), «Бегство мистера Мак-Кинли» (1975), то во второй половине десятилетия таких ролей ему уже играть не давали. Например, когда в 1976 году Алексей Салтыков задумал именно Высоцкого пригласить на роль Емельяна Пугачева в свою одноименную картину, Госкино эту идею решительно пресекло. Поскольку понимало, какие ассоциации будет вызывать у зрителей картина о русском бунтаре Емельке Пугачеве, если там главную роль будет играть современный бунтарь Владимир Высоцкий (поэтому Пугачева сыграл актер из диаметрально противоположного лагеря – Евгений Матвеев).

В итоге в последние пять лет своей жизни Высоцкий в большом кино не снимался, предпочитая работу на телевидении. Там он сыграл две интересные роли, однако были они абсолютно аполитичные: муровец Глеб Жеглов («Место встречи изменить нельзя», 1979) и Дон Гуан («Маленькие трагедии», 1980).

Не менее стреноженным в большом кинематографе оказался и Олег Даль. Хотя он и сыграл в 70-е годы ролей значительно больше, чем Высоцкий (почти полтора десятка), однако протестными их тоже назвать было никак нельзя. Но Даля, как и Высоцкого, «пригрело» телевидение, которое в те годы было неким островком свободомыслия – там весьма комфортно чувствовали себя разного рода инакомыслящие вроде Высоцкого, Даля или Эльдара Рязанова (последний именно на ТВ снял свою самую острополитическую вещь «О бедном гусаре замолвите слово»). Что касается Даля, то он именно на телевидении сыграл сразу две роли «лишних людей», причем из различных эпох: в телеспектакле «По страницам журнала Печорина» (1975) Анатолия Эфроса – это была эпоха дореволюционная, а в «Утиной охоте» (1978) Виталия Мельникова – советская.

Последнюю роль Даль играл с особенным азартом, поскольку она точно попадала в унисон его собственных мыслей и характера: главный герой пьесы Зилов являл собой тот самый тип человека, который не знает, как ему жить дальше, и своей рефлексией терзает и себя, и всех окружающих. Самое интересное, что кино о подобной личности было решительно отринуто большим кинематографом, но оказалось востребованным на Центральном телевидении. И хотя режиссеру картины Мельникову пришлось пойти на хитрость, чтобы обмануть цензуру, однако сподвигли его на эту хитрость… сами телевизионщики. А сказали ему следующее: «Вы напишите в заявке, что хотите снять антиалкогольную картину, а потом нас обманите». Что, собственно, и было сделано.

Однако фильм хоть и был снят, но выйти к широкому зрителю тогда так и не сумел, поскольку уж больно все в его герое было наружу, без пресловутой «фиги». Будь иначе, все могло бы получиться по-другому, как в том же «Печорине» или фильме Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово», снятых и выпущенных на том же ЦТ: потому что многочисленные «кукиши» там были скрыты пусть под фиговыми, но листочками.

Между тем Высоцкий и Даль были людьми с настолько независимыми характерами, что это создавало им массу проблем в общениях не только с начальством, но и с коллегами по работе. Никакие обстоятельства не могут заставить таких людей молчать в угоду каким-то клановым пристрастиям. С тем же яростным пылом, что они клеймили власть, Высоцкий и Даль могли клеймить и многих своих коллег, невзирая на их воззрения и чины. Особенно желчным в этом плане был Даль, о чем можно судить по его личному дневнику.

Например, про своих коллег из театра «Современник» (а его труппа считалась в либеральной среде прогрессивной, этакой второй «Таганкой») он написал следующее:

«…Не зависеть от негодяев, ублюдков и недоношенных засранцев. Я их буду называть собственными именами, потому что все про них знаю… Нельзя и малое время существовать среди бесталанности, возведенной в беспардонную НАГЛОСТЬ…»

А вот строчки про коллег из киношного мира:

«Кинофестиваль во Фрунзе. Никогда еще не видел такого количества идиотов, собранных в одну кучу!!. Пусть все летят к чертовой матери в пропасть, на дне которой их «блага», звания, ордена, медали, прочие железки, предательства, подлости, попранные принципы, болото лжи и морального разложения…»

В то время как в либеральной среде принято было восхищаться киношными экспериментами, которые являли миру в своих фильмах такие режиссеры, как Андрей Тарковский, Сергей Параджанов, Никита Михалков или Глеб Панфилов, Даль оценивал это совсем иначе. Цитирую:

«Парафраз из Э. Хемингуэя: «Если актер (режиссер) играет (ставит) ясно, каждый может увидеть, когда он фальшивит. Если же он напускает тумана, чтобы уклониться от прямого утверждения, то его фальшь обнаруживается не так легко и другие актеры (режиссеры), которым туман нужен для той же цели, из чувства самосохранения будут превозносить его. Не следует смешивать подлинный мистицизм с фальшивой таинственностью, за которой не кроется никаких тайн и к которой прибегает бесталанный актер (режиссер), пытаясь замаскировать свое невежество или неумение работать ясно. Мистицизм подразумевает мистику, наличие некоей тайны, и на свете много тайн; но нет ничего таинственного в отсутствии таланта».

Разве сие не относится к так называемой – михалково-панфилово-кончалово-чуриковщине и присно с ними?!»

Про режиссера Анатолия Эфроса, который в либеральной среде носил звание одного из самых продвинутых, Даль в своем дневнике оставил следующую запись:

«Как человек примитивен и неинтересен, а иногда просто неприятен. Женский характер… Он мечтает собрать вокруг себя личности, которые, поступившись своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской «гениальности», словно марионетки. Он мечтает не о содружестве, а о диктатуре. Но это его мечта, тщательно скрываемая. Он весь заведомо ложен, но не сложен…»

А вот строчки про не менее известного актера и режиссера Олега Ефремова:

«Я уже потерял… всякую веру в авторитеты вроде Ефремова и иже с ними, понял, что, кроме корысти, они ничего не ищут в искусстве, – и прекратил с ними отношения…»

Про Олега Табакова в дневнике Даля написанное следующее:

«Табаковщина» или «Табаковизмы». Объяснение нашел у Ф.М. Достоевского… наконец-то… измучился… Вот оно – «Это тип и воплощение, олицетворение и верх самой наглой, самой самодовольной, самой пошлой и гадкой ординарности!

Ординарности напыщенной, ординарности несомневающейся и олимпийски успокоенной; рутина из рутин!

Ни малейшей собственной идеи не суждено воплотиться ни в уме, ни в сердце этого типа НИКОГДА!

Но тип этот завистлив бесконечно; он твердо убежден, что величайший гений. Но сомнения посещают его иногда в черные минуты, и он злится и завидует…»

Еще более безжалостные характеристики Даль отпускает по адресу кинорежисера Михаила Швейцера и его жены Софьи Милькиной, у которых он снимался в телефильме «Маленькие трагедии» (правда, роль Даля в итоге вырезали):

«Режиссер – идиот. Его надо лечить. Интеллигентный кретин… «Режиссерская жена». Это отдельный роман о необузданной психопатке…

Как же можно позволять двум, явно нездоровым людям заниматься искусством и руководить коллективом нормальных людей!

Кинематограф пережил всякое: и немоту, и конформистскую тупость, и реализм, и сюрреализм, и авангардизм, но…

Но с приходом в кинематограф режиссера Н. и его штучки-жены мы сталкиваемся с небывалым течением. Его можно назвать – «параноидально-шизофренически-идиотическим»…

Мое презрение к этим людям безгранично. Мне их даже не жалко. Какая трагедия, что они, в какой-то мере, принадлежат к моему делу…»

Конечно, можно объяснить все эти словесные эскапады знаменитого артиста его сложным и неуживчивым характером, наконец, его болезнью – алкоголизмом. Безусловно, все это накладывало отпечаток на его характеристики коллег, однако было и другое, то, что принято называть чрезмерной критичностью ума. Однако отметим, что у таких людей, как Высоцкий и Даль, их критичность распространялась не только на людей посторонних, но и на самих себя. В этом было их отличие от большинства коллег, которые поносили кого угодно – власть, чиновников, друзей, – но только не себя, любимых.

Высоцкий и Даль никогда не были диссидентами, они были инакомыслящими. Тот же Высоцкий демонстративно избегал любых диссидентских сборищ как у себя на родине, так и за ее пределами. Поэтому в своей беспощадной критике режима Высоцкий и Даль были гораздо большими патриотами, чем многие из их коллег, апеллирующих к «вражьим голосам». И умерли Высоцкий и Даль вовремя: даже трудно себе представить, как бы они жили в годы горбачевской перестройки или годы ельцинских реформ, когда искусством стали управлять не чиновники-перестраховщики, а циничные и беспринципные продюсеры, превратившие тот же кинематограф в товар самой бессовестной купли-продажи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.