Ответный удар

Ответный удар

Между тем курс брежневского руководства на реабилитацию Сталина родил на свет одно из грандиознейших произведений советского кинематографа — эпопею Юрия Озерова «Освобождение». Этот фильм был сродни другой великой киноэпопее — «Война и мир» Сергея Бондарчука, однако в ряде компонентов превосходил ее, например по количеству серий (у Бондарчука их было, как мы помним, четыре, у Озерова на одну больше) и числу статистов, принимавших участие в съемках. Однако побудительным мотивом для появления этих фильмов был один: реабилитация Сталина и возрождение патриотизма в советском обществе.

История с «Освобождением» берет свое начало с конца 50-х годов, когда мир имел возможность познакомиться с целым рядом советских фильмов о войне: «Летят журавли» (1957), «Судьба человека», «Баллада о солдате» (1959). Фильмы эти победной поступью шагали по планете, завоевывая награды на самых престижных кинофестивалях мира и чрезвычайно популяризируя советского воина-освободителя. С точки зрения пропаганды подобный пиар был большой победой советской идеологии. Однако, выводя на авансцену рядового воина, советские мастера кинематографа в то же время практически ничего не говорили о деятельности верховной власти, что было несправедливо — ведь именно благодаря ей (а не вопреки, как утверждают до сих пор либералы) и была выиграна та кровопролитная война. В советском кинематографе хрущевских времен, к примеру, нельзя было не только упоминать о Сталине, но и о других видных советских государственных и партийных деятелях, а также военачальниках, которые руководили деятельностью миллионов советских людей как на фронте, так и в тылу. Если это и показывалось, то исключительно на уровне среднего звена руководителей. Поэтому абсолютно прав политолог С. Кара-Мурза, когда утверждает следующее:

«Когда говорят, что, мол, народ победил вопреки Системе, победил благодаря своему геройству и беззаветному патриотизму, а руководство страны мало того, что было ни при чем, а даже, напротив, мешало, то это не что иное, как дилетантизм либо сознательная ложь. Если Система была ни при чем, то тогда надо сказать, что миллионы людей, живущих в тысячах километрах друг от друга, каким-то образом сами по себе сговорились добывать руду и выплавлять из нее металл. Без руководства, мало того, под носом у „всеведущего НКВД“, каким-то невероятным образом рабочие-металлурги знали, что их продукцию нужно везти на машиностроительные заводы, а там, также вопреки Системе, из этой стали рабочие (надо полагать, в свободное от работы время) производили детали танков и самолетов. Все это делалось по чертежам, которые по собственной инициативе тайком и вопреки Системе начертили инженеры! А инженеры появились, надо полагать, тоже сами по себе. Разве что отдельные героические учителя, несмотря на гнет тоталитарной системы, тем не менее взялись готовить из сельских детей конструкторов, математиков, физиков, химиков и так далее. А где же они взяли для этого учебники, причем много учебников, буквально миллионы? Ну, это уж совсем простой вопрос. Их, разумеется, напечатали подпольно, использовав на свой страх и риск бумагу, предназначенную для выпуска газеты „Правда“…

Я не преувеличиваю, вот именно такой театр абсурда должен был царить в СССР. И каждый человек, заявляющий, что Победа достигнута вопреки Системе, должен понимать, какой бред из этого следует…

Система Сталина победила Систему Гитлера. Именно так. Не советский народ — «герой и освободитель» добился победы, а Система. Система, организовавшая народ, сумевшая в тяжелейших условиях мобилизовать ресурсы страны, добившаяся потрясающих темпов выпуска современного оружия, обеспечившая фронт продовольствием, одеждой, медицинской помощью и всем необходимым (в том числе и наладившая кинопроизводство. — Ф. Р.). Система, оказавшаяся способной решить беспрецедентно сложную задачу — эвакуацию промышленности на Восток и множество других сверхзадач: хозяйственных, управленческих, научно-технологических. Признание этого в общем-то очевидного факта никак не принижает подвиг нашего народа…

Наша Система оказалась прогрессивнее, надежнее, эффективнее. Именно этой Системы до сих пор как огня боятся враги нашей страны, враги внешние и внутренние. Они-то прекрасно понимают, что не «генерал Мороз» и не Александр Матросов принесли СССР победу. Принципы управления, контроль и ответственность сталинизма обеспечили феноменальные результаты…»

В том, что хрущевская власть поступала со Сталиным и созданной им Системой подобным образом, не было ничего удивительного: ведь сталинский стиль руководства был назван самим Хрущевым преступным, некомпетентным (как дословно заявил Хрущев: «Сталин руководил военными действиями по глобусу»). Поэтому Сталин и многие его соратники были выброшены из истории как организаторы победы в войне, в результате чего там осталось только среднее и низшее руководящее звено — дабы не ушла окончательно в тень роль партии и государства. Однако при Брежневе ситуация стала меняться, причем во многом под воздействием внешних факторов.

Еще в начале 60-х годов на Западе стали появляться фильмы, которые рассказывали о том, как западная (капиталистическая) Система единым фронтом выступила против Гитлера. Хотя, как известно из истории, участие западных стран во Второй мировой войне было неоднозначным. Так, например, если англичане воевали с 1939 года, то Франция пала практически сразу — за 44 дня (в 1940 году) и встала под гитлеровские знамена, а американцы вступили в военные действия только в 1944 году. Однако посредством кинематографа Запад поставил целью спрятать эти факты и предстать перед всем миром в ореоле победителя. Причем еще большего, чем Советский Союз, который нес главное бремя войны и потерял за четыре ее года около тридцати миллионов человек.

Ряд стратегических ошибок хрущевского руководства позволял западным стратегам изменить ситуацию в свою пользу. И главным козырем для них был доклад Хрущева «О культе личности», который подорвал единство в социалистическом блоке и привел к кровавым событиям в Венгрии осенью 56-го года. После этих событий западная пропаганда обвинила Советскую армию в неоправданной жестокости, и тот положительный образ советского солдата, который сформировался у западного обывателя благодаря тому же кинематографу, был в значительной мере подорван. А свято место, как известно, пусто не бывает. В итоге в планах западных идеологов было заменить на мировых экранах советского солдата-победителя другим — преимущественно американским. Но, самое главное, посредством кинематографа Запад собирался продемонстрировать всему миру преимущество капитализма над тоталитарным фашистским режимом, для чего в сюжеты этих фильмов и вводились представители высшего руководства западных стран, а также видные военачальники (в основном английские и американские).

И вот уже в начале 60-х годов кинематографисты США в партнерстве с ведущими европейскими странами (Англией, Францией, ФРГ, Италией) буквально накрывают мир своей «волной» военных фильмов, гораздо более грандиозных по своим масштабам, чем советские ленты о войне. Причем перед этими фильмами не ставилась задача завоевать какие-либо награды на различных фестивалях — не это было главным. Важнее было с помощью мощной рекламы, на которую выделялись огромные деньги, обеспечить этим картинам мировой прокат, гораздо более широкий, чем всем советским фильмам о войне, вместе взятым. И эта задача была успешно решена.

Так на свет появились широкомасштабные блокбастеры «Самый длинный день» (фильм состоял из нескольких новелл, снятых режиссерами разных стран), «Освобождение Парижа», «Битва в Арденнах» (на этот фильм была потрачена рекордная сумма — 3 миллиона фунтов стерлингов), где во главу сюжетов ставились прежде всего баталии, которые вели на фронтах Второй мировой союзнические армии под руководством своих талантливых военачальников, которые воевали «не по глобусу». Эти фильмы пользовались большим успехом во многих странах мира, принося его создателям двойной успех: и коммерческий, и идеологический. Как писал критик Л. Гинзбург:

«Самый длинный день» — фильм не о победе над фашизмом, даже не о крови тех, для которых самый длинный день оказался самым коротким. В фильме война идет не с гитлеризмом, не с фашистской чумой, а происходит соперничество двух штабов: германского и эйзенхауэровского.

Барабанная дробь, символически обозначающая немецкую оккупацию, не меняет существа дела. Немцы в картине представлены исключительно своим генералитетом и высшим офицерством вермахта — достойными и респектабельными «противниками», которым просто-напросто не повезло на ефрейтора-фюрера.

И в этом-то состоит основное «зерно» фильма, задача которого — прославить главных партнеров НАТО, воспеть их «боевое прошлое» и «потенциальные возможности» в будущем.

— Смотрите, кто мы! — как бы говорит фильм. — Случилось так, что нам пришлось воевать друг против друга. Теперь наши силы объединены. Замечательные военные кадры Германии, избавленные от идиота Гитлера, в содружестве с теми, кто так блестяще провел операции «самого длинного дня», несокрушимы!

А что касается крови народов, исторической правды и человеческой совести, то это всего лишь эмоции.

Вот почему в этом фильме, своим подтекстом и духом направленном против нас, не нашлось места для Восточного фронта.

Времена меняются. Мы помним, как в годы войны честные деятели американского и английского кино показывали подлинное лицо гитлеризма, подвиг советского народа, ненависть простых людей США и Англии к фашизму. Были «Седьмой крест», «Песня о Родине», трагическая «Повесть об одном корабле» («…в котором мы служим»). Это были фильмы-друзья, фильмы-союзники.

Теперь время иных песен, иных фильмов…»

Естественно, оставить этот вызов Запада без ответа Советский Союз не мог. Надо было срочно создавать собственное подобное кино, где главным действующим лицом должен был стать не только героический народ, но и не менее героические высшие руководители страны и военачальники. Так на свет родилась советская киноэпопея «Освобождение».

Постановщиком фильма стал не просто представитель того самого поколения советских кинорежиссеров, которое принято называть «фронтовым», а именно режиссер из славянского киношного клана. Как мы помним, Юрий Озеров был из той же плеяды мастеров советского кинематографа, кто пришел в кино прямо из окопов Великой Отечественной (к этим режиссерам относились Станислав Ростоцкий, Григорий Чухрай, Владимир Басов, Сергей Бондарчук, Александр Алов, Дамир Вятич-Бережных, Николай Фигуровский и др.) и кто начал ковать славу советского кино с середины 50-х годов.

Судьба Озерова была схожа с судьбой большинства его коллег-фронтовиков. Он родился в 1921 году и на фронт был призван 20-летним. Участвовал во многих боях, но самым памятным остался штурм Кенигсберга. Войска 3-го Белорусского фронта под командованием маршала Василевского взяли его в четыре дня. Озеров был на передовом наблюдательном пункте, которым служила специальная площадка… на дереве. Именно там он загадал: если выживет, то обязательно расскажет потомкам о своей эпохе.

В войне Озеров выжил и поступил на режиссерский факультет ВГИКа, чтобы посредством кинематографа осуществить свою мечту. Однако путь до нее оказался долгим. В 1951 году Озеров окончил институт, но свою киношную карьеру начал с невинного видового фильма «В Никитском ботаническом саду» (1952). Затем им были сняты: фильм об артистах цирка «Арена смелых» (1953, с С. Гуровым), современная драма «Сын» (1956). И только в 1958 году Озеров снял свой первый военный фильм, правда, он был основан на материале другой войны, Гражданской — «Кочубей». После чего Озеров переключился на создание совместной кинопродукции: «Фуртуна» (1959, СССР — Албания), «Большая дорога» (1963, СССР — ЧССР). И кто знает, коль долго Озеров снимал бы подобное кино, если бы в 1962 году американцы не сняли свой «Самый длинный день».

Увидев этот фильм и уязвленный тем, что в нем ничего не говорится об участии в войне Советской армии, которая внесла решающий вклад в общую победу над врагом (на Восточном фронте Гитлер концентрировал до 80 % своей армии), Озеров понял, что стоять в стороне просто не имеет права. И решил создать блокбастер, равный тому, что снимал в те дни Сергей Бондарчук, но основанный на материале Второй мировой. Благо и ситуация в стране тогда складывалась благоприятная: пришедший к власти Брежнев взял курс на патриотизм и не только сделал первые, пусть робкие, но все же конкретные шаги по реабилитации Сталина (вспомнил его в своем докладе к 20-летию Победы), но и вернул из забвения великого полководца Георгия Жукова, которого Хрущев все эти годы откровенно гнобил, обвинив в «бонапартизме». На самом деле не «бонапартизм» пугал руководителя государства и стоявших за ним соратников, а жуковская харизма полководца славянского происхождения, которая могла сделать его самым мощным лидером державного направления второй половины 50-х годов. Именно чтобы этого не случилось, хрущевцы и убрали с политической арены выдающегося полководца.

Естественно, Брежнев все это знал. Поэтому и возвращал Жукова из забвения, дабы укрепить свои позиции среди державников. Другое дело, боялся ли он, как Хрущев, что Жуков может составить ему конкуренцию в борьбе за власть? Судя по всему, не боялся, поскольку хорошо был осведомлен, что за прошедшее с момента опалы время (а прошло восемь лет) здоровье у маршала было уже не то, чтобы претендовать на какие-то высокие посты. Однако сама личность Жукова продолжала нести в себе мощный идеологический заряд и в этом качестве могла здорово пригодиться Брежневу.

Старт процессу политической реабилитации Жукова был дан 8 мая 1965 года, когда маршала пригласили принять участие в торжественном заседании, посвященном 20-летию Победы. Когда он появился в зале, все присутствующие в едином порыве поднялись со своих мест и встретили Жукова громом аплодисментов. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что хлопали далеко не все. Так, начальник Главпура Епишев, маршалы Иван Конев, Андрей Гречко да и ряд других военачальников бесстрастно взирали на появление Жукова, продолжая таить на него обиду за события конца 50-х годов, когда тот был министром обороны и имел с ними неоднократные стычки.

Если бы не все перечисленные обстоятельства, фильм «Освобождение» никогда бы не увидел свет. Так что дата появления литературной заявки на сценарий этой картины была не случайной — май 1965 года. И не случайным было и то, что в Госкино и в Министерстве обороны к этому проекту отнеслись с пониманием, о чем наглядно свидетельствует их общее письмо в ЦК КПСС. Приведу его с небольшими сокращениями:

«За последние годы на экраны мира выпускаются кинофильмы, главным образом англо-американского производства, которые извращают ход Второй мировой войны. Эти очень масштабные и дорогостоящие „боевики“ фальсифицируют историю, пытаясь доказать, что разгром гитлеровских орд в Европе начался только с момента высадки англо-американских войск в Нормандии, что именно эти войска, а не Советская Армия, освободили Европу от гитлеровской тирании.

Таким, например, является американский фильм о вторжении англо-американских войск в Нормандию «Самый длинный день», в съемках которого принимали участие известные кинематографисты Америки, Англии, Франции и ФРГ, крупные соединения армии, авиации и флота стран НАТО.

Советская художественная кинематография создала немало кинокартин, посвященных героизму наших воинов… Но советское киноискусство еще не выступило с масштабными художественными произведениями, освещающими последний, победоносный период Великой Отечественной войны, отличающийся особым, небывалым в истории размахом военных действий…

В связи с этим Министерство обороны СССР и Государственный комитет СМ СССР по кинематографии вносят предложение о создании масштабного широкоформатного художественного фильма «Освобождение Европы», посвященного завершающему этапу Великой Отечественной войны — освобождению Советской Армией народов Европы от гитлеровских захватчиков…

Опыт работы над фильмом «Война и мир» показывает, что создание таких масштабных произведений, на которые должны быть затрачены большие средства (затраты потом вполне окупятся и фильм принесет прибыль), а также более длительное, чем обычно, время для съемок, требует решения Правительства по ряду организационных и финансовых вопросов, выходящих за пределы компетенции Государственного комитета СМ СССР по кинематографии и Министерства обороны СССР».

После этого письма «добро» на создание фильма было получено. Учитывая финансовые траты западных конкурентов, советские руководители тоже решили денег не жалеть. В итоге было разрешено выплатить авторам сценария до 30 тысяч рублей авторских гонораров; выделить 75 тысяч рублей на расходы по предварительным работам; обязать Минфин выделить Комитету по делам кинематографии 20 тысяч инвалютных рублей для приобретения в зарубежных киноархивах хроникально-документальных киноматериалов; заключить соответствующие соглашения с представителями кинематографии социалистических стран.

Отметим, что в качестве сценаристов будущего фильма выступили представители все тех же двух мощных киношных кланов: славянского и еврейского. Первый представлял писатель Юрий Бондарев, второй — Оскар Курганов (Эстеркин). Однако оба они были людьми не случайными и к теме фильма имели самое непосредственное отношение: как и Озеров, оба они были людьми, нюхавшими пороха, — то есть были фронтовиками. Так, Бондарев в войну служил артиллеристом и участвовал в грандиозной битве на Курской дуге и в форсировании Днепра, а Курганов (Эстеркин) был военным корреспондентом газеты «Правда». В качестве консультанта фильма его авторы собирались пригласить еще одного фронтовика — Георгия Жукова, но с этим вышла неувязка. Против выступило руководство Министерства обороны и сам министр кинематографии Романов. Когда режиссер сообщил маршалу об этом решении, Жуков встретил эту новость спокойно — иного развития событий он не ожидал. В итоге консультантом фильма был утвержден генерал-лейтенант С. Штеменко. А Жуков предоставил сценаристам рукопись своих мемуаров, над которыми он тогда работал и которые надеялся в скором времени опубликовать.

Сценаристы компенсировали отсутствие Жукова-консультанта другим: именно его они сделали одним из главных героев своего сценария. И вот с этим никакая антижуковская оппозиция поделать ничего не смогла, поскольку за политической реабилитацией Жукова стоял лично Брежнев.

К слову, вслед за авторами «Освобождения» Жукова реанимировали в кинематографе и другие деятели кино. В частности, Василий Ордынский, который в соавторстве с Константином Симоновым снял в 1966 году документальный фильм «Если дорог тебе твой дом» (о битве за Москву осенью — зимой 41-го года), где Жуков тоже выступал в качестве одного из главных героев.

Между тем не меньших треволнений, чем Жуков, авторам доставил образ Сталина. Поскольку на дворе стоял 1965 год и реабилитация вождя всех народов только начиналась, сценаристам поначалу запретили выводить его в качестве даже второстепенного персонажа. Им разрешили только… два раза упомянуть его в разговорах между военачальниками. Выглядело это, конечно, абсурдно (грандиозная эпопея о войне без участия Верховного главнокомандующего!), но поначалу было именно так, и в этом не было ничего удивительного.

Несмотря на то что высшая партийная власть двигалась к «Освобождению» под давлением как внутренних факторов (желание возродить дух патриотизма у народа), так и внешних (ответ на западные киноэпопеи о войне), однако давалось это власти нелегко: ведь, реабилитируя Сталина на большом экране в качестве положительного героя, пришлось бы делать дальнейшие шаги в этом направлении — давать какие-то положительные оценки его правлению, его Системе. А здесь значительная часть брежневской элиты была солидарна с хрущевской: Сталин для них был кровожадным тираном, поскольку проводил безжалостные чистки в рядах парт— и госноменклатуры, что было кошмаром для элиты. Поэтому поначалу авторы «Освобождения» испытывали противодействие со стороны высшей власти, когда пытались вывести Сталина на авансцену сюжета.

Однако по мере изменения идеологического климата в стране ситуация менялась. После того как на XXIII съезде КПСС в 1966 году Брежнев упрочил свое положение в партии и был избран ее генеральным секретарем, имя Сталина стало все чаще упоминаться в печати, причем в основном без того привычного негативного оттенка, который практиковался в хрущевские годы. Все это дало возможность авторам киноэпопеи сделать Сталина не проходным персонажем, а уже второстепенным. Он присутствует в нескольких эпизодах в Ставке, на Тегеранской конференции. Выглядит при этом как неплохой военный стратег и мудрый государственный руководитель. Например, в одном из эпизодов Сталин отправлял зажравшегося полковника из тыла на фронт, что усиливало симпатию к вождю всех народов. Конечно, были в сценарии и эпизоды, должные вызвать и обратные чувства к Сталину, но они его касались как бы не впрямую. Например, в одной из сцен представитель швейцарского Красного Креста говорил заключенным, что Сталин отказался от защиты военнопленных этой организацией.

Несмотря на то что сценарий писался с учетом всех описанных выше нюансов, да еще людьми, которые до этого никогда инакомыслием не отличались (исключение можно сделать разве что для Бондарева, который в начале 60-х годов написал антикультовый роман «Тишина», экранизированный В. Басовым на «Мосфильме»), однако цензура шерстила его вдоль и поперек. От авторов требовали сгладить одно, приглушить другое, выпятить третье, что ясно указывало на то, что даже после смещения Хрущева в руководстве страны продолжается скрытая борьба разных группировок. А чтобы в будущем у авторов фильма не было никаких ненужных иллюзий, в апреле 1966 года к фильму прикрепили двух консультантов от КГБ: генерал-лейтенанта Н. Железникова и полковника Е. Кравцова.

Стоит отметить, что в первоначальном варианте сценария образ Сталина изображался не столь помпезным, как это получилось потом. Под давлением «верхов» сценаристы хоть и рисовали его в целом положительно, однако вынуждены были отражать и отрицательные его черты. И когда сценарий обсуждался в Госкино, об этом часто говорилось в речах выступающих. Вот, к примеру, как это выглядело в устах помощника Романова, известного киноведа М. Блеймана (он был автором сценария знаменитого советского блокбастера «Подвиг разведчика»):

«Внезапное решение Сталина отдать славу взятия Киева, по просьбе Хрущева, Ватутину в сценарии является причиной гибели Цветаевского батальона. Это военное преступление… Но как же тогда возникает совсем в духе „Сталинградской битвы“ или „Падения Берлина“ (как помним, эти блокбастеры конца 40-х годов воспевали полководческий гений Сталина. — Ф. Р.) помпезный эпизод в Тегеране, помпезность которого не снимает сцена с посылкой не понравившегося Сталину полковника на фронт. Я охотно верю, что так оно и было, но мне тогда нужно понять позицию авторов по отношению к такому историческому персонажу, как Сталин. У них образ двоится и никак не выстраивается…

Если давать этот образ, нужно решить его точно. Сталин, худо или хорошо, руководил войной. Руководил он ею противоречиво — иногда «капризно» (так говорил о нем Ленин), иногда верно. Единственное вмешательство Сталина в руководство военными действиями в сценарии — это отдача чести взять Киев Хрущеву, по его просьбе. В сценарии это выглядит преступлением. Но тут же, в Тегеране, он «подан» как герой. Образ Сталина в реальности был противоречив. Но сценаристы обязаны были, не зачеркивая противоречий, показать суть этих противоречий, объяснить их, то есть дать образ. В сценарии этого нет…»

Другой участник обсуждения — консультант фильма генерал-лейтенант С. Штеменко — сетовал авторам на то, что они столь же противоречиво подают образы советских солдат и офицеров. Цитирую:

«К существующим недостаткам сценария относится не совсем правильная трактовка образов наших солдат и офицеров. В сценарии офицеры и генералы преподносятся в значительной мере так, что думающий читатель невольно начинает чувствовать антипатию к большим и маленьким военачальникам.

Возвышенные моральные качества офицеров, особенно их любовь к родине, в сценарии даны куда слабее, чем отрицательные. Святые чувства людей и незыблемые правила воинского поведения офицеров, которые являлись одной из основ прочности и силы нашей армии, как-то не видны. Зритель будет удивлен и не поймет, как можно было побеждать, имея армию, где офицеры с такими пороками. А для наших недругов такая трактовка будет находкой».

На самом деле никакого «принижения светлых образов» авторы сценария, конечно же, не допускали, они просто хотели, чтобы их произведение, сохранив державный дух тех же «Третьего удара» или «Падения Берлина», ушло от их излишней помпезности. Поэтому определенные эпизоды, где события подавались под критическим углом, в их сценарии имелись. Однако отстоять их во время приемки сценария им так и не удастся: отныне даже минимальные вольности, которые практиковались во времена хрущевской «оттепели», не допускались. Обжегшись на молоке, идеологи теперь дули на воду.

О том накале страстей, который царил во время приемки сценария в Госкино, хорошо свидетельствуют слова одного из авторов фильма — Оскара Курганова. Цитирую:

«Я не знал, что такое количество кругов ада нам нужно будет пройти. Ни с одним сценарием так бесцеремонно не обращались на студии и в Комитете, как с этим сценарием, о котором есть решение ЦК партии поставить его. Есть приказ трех министров, письмо студии с обязательством все это сделать, а между тем мы сталкиваемся с таким количеством ненужных затруднений, которые свидетельствуют, что есть подводные силы, которые не дают этот сценарий поставить…

Если хотите, чтобы группа, которая борется за самый трудный в кинематографе фильм, достойно его поставила, то дайте ей хотя бы равные условия со «Старшей сестрой» (фильм Г. Натансона, запущенный в производство параллельно с «Освобождением». — Ф. Р.). Мы поставлены в худшие условия — делаем 2 серии, а платят за одну серию. Я говорю о десятках людей, которые работают в группе. Мы последнее время просто опустили руки, потому что кто-то мешает этому фильму…»

Судя по всему, мешали фильму именно те чиновники, которые близко к сердцу приняли доклад Хрущева на ХХ съезде. Для них Сталин продолжал оставаться преступником, несмотря ни на какие факты истории, где он выглядел как выдающийся государственный и военный деятель. Эти чиновники делали все от них зависящее, чтобы выкинуть из сценария фильма эпизоды с участием Сталина. Другое дело, что в советской гос— и партэлите были представители и других сил: те, кто был заинтересован в частичной реабилитации «вождя всех времен», чтобы таким образом нанести удар по либералам-хрущевцам. Именно эти люди и двигали «Освобождение» к его постановке в том виде, что существует поныне.

В январе 1967 года сценарий фильма был представлен в Госкино и дело с запуском фильма в производство наконец сдвинулось с мертвой точки. И в самом начале августа съемки грандиозной эпопеи начались на Украине, неподалеку от города Переяславль-Хмельницкий, где на берегу Днепра начали снимать эпизод «форсирование Днепра».

В конце осени начались павильонные съемки, в том числе и с участием Сталина. Отметим, что на эту роль был утвержден грузинский актер Бухути Закариадзе — родной брат другого известного грузинского актера Серго Закариадзе, прославившегося главной ролью в фильме «Отец солдата». О том, как актер попал на роль вождя, рассказывает его коллега Владлен Давыдов:

«Бухути рассказал мне, как он попал в этот фильм. Дело в том, что пробовался на роль Сталина его брат — знаменитый Серго Закариадзе. Но после пробы все увидели, что его лицо трудно загримировать для роли Сталина. Тогда кто-то посоветовал пригласить на пробу его брата — артиста того же тбилисского театра имени Руставели, Бухути. Позвонили ему, и он согласился приехать при условии, что телеграмма с вызовом на пробы будет не от „Мосфильма“, а от другой киностудии и не на эту роль:

— Чтобы не узнал об этом брат Серго.

Так и сделали. Бухути приехал на «Мосфильм», проба оказалась удачной, и его утвердили на роль.

— Когда я вернулся в Тбилиси, пришел в театр и проходил мимо Серго, то он плюнул мне в лицо и отвернулся от меня. Значит, он уже знал, зачем я ездил в Москву. Да, вот это, как говорится, шерше ля фам: жены наши обменялись новостями…»

Однако оставим на время съемочную площадку «Освобождения» и окинем взглядом общую ситуацию в советском кинематографе на тот момент.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.