Глава 5 У Гитлера было одно яичко

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

У Гитлера было одно яичко

Адольф Гитлер, наверное, является самым зловещим персонажем истории XX века. Однако, несмотря на то, что он мертв вот уже пятьдесят с лишним лет, осталась все увеличивающаяся шайка его приверженцев в Европе, Америке, России, Индии, Африке, Азии, Латинской Америке и на Востоке. Его демагогия, тоталитаристская философия, примитивные и кровавые способы решения любой политической проблемы гипнотизируют расистов, антисемитов, религиозных фундаменталистов, авторитаристов и самых обыкновенных психов. Но если бы эпигоны знали о его жалкой, убогой, извращенной сексуальной жизни, они гораздо меньше благоговели бы перед ним.

Трудно сохранить уважение к человеку, который любил голым распластаться на полу и получать пинки от женщины, который корчился в оргазме, когда на него мочились или испражнялись. Несколько его любовниц покончили с собой — до такой степени омерзительна была им его извращенность.

В том, что он был очень странным мужчиной, нет никаких сомнений. Об этом знали задолго до того, как он пришел к власти. Своими напыщенными гипнотизирующими речами он доводил зачастую женщин до оргазма. Бывший уборщик из Мюнхена поведал, что иногда во время сборищ женщины даже переставали следить за своими мочевыми пузырями, и этому уборщику приходилось вытирать весь передний ряд сидений. Наверное, Гитлеру это очень импонировало.

Гомосексуалисты убеждены, что Гитлер предпочитал однополую любовь. Почти все его телохранители были геями, впрочем, как и все ядро нацистской партии. Рейхсмаршал Герман Геринг был трансвеститом. Советника фюрера Рудольфа Гесса прозвали «фройляйн Анна», а Эрнст Рем, закадычный друг Гитлера и гомосексуалист, возглавлявший нацистских штурмовиков, говорил: «Он из наших».

Вскоре после «ночи длинных ножей», стоившей жизни Рему и его прихвостням, в Германии начались массовые аресты гомосексуалистов. В следующем году закон запретил мужчине даже «прикасаться к другому мужчине в двусмысленной манере». Геев заставляли нашивать на одежду розовые звезды, их сажали в концлагеря. Установлено, что в годы нацистского рейха погибло свыше полумиллиона гомосексуалистов. Интересно, что Гитлер пытался этим доказать?

Судя по кадрам кинохроник, у него были очень женственные походка и жестикуляция. Это продолжалось, пока Лени Рифеншталь, великая актриса, кинорежиссер и, по слухам, любовница Гитлера, не приспособилась снимать его снизу, в ракурсах, подчеркивающих его мужественность и помогающих создавать ореол мифического героя. Американские генералы шутили, что с такой жеманной походочкой ему бы ни за что не поступить в Уэст-Пойнт.

Была у него характерная привычка — ни с того, ни с сего он вдруг хватался за низ живота, словно хотел его защитить. Это породило шутку — Гитлер прячет последнего нетрудоустроенного члена третьего рейха.

Грянула война, и союзников заинтересовал психологический портрет нацистского диктатора, ведь если понять, что творится у него в голове, глядишь, и удастся предсказать его следующий шаг. Генерал Уильям Донован по прозвищу Дикий Билл — глава американского ОСС[12], предшественника ЦРУ — поручил решить эту задачу бостонскому психологу доктору Уолтеру Ц. Лангеру. Ученому помогали доктор Гертруда Курт, бежавшая от гитлеровских репрессий, и профессор Генри А. Меррей из Гарвардской психологической клиники. Они собрали все, что было опубликовано о Гитлере в прессе, и опросили множество людей, знавших фюрера лично. В частности, Лангера и его группу очень интересовала сексуальная жизнь Гитлера. Модные в то время психоаналитические теории ключевую роль отводили сексу.

Доклад Лангера отправился в департамент пропаганды, но агитационным орудием не стал. Лангер пытался как можно объективнее описать характер Гитлера и его сексуальные предпочтения. Ознакомившись с докладом, генерал Донован выразил свое удовлетворение. Документ читали многие. Английский министр иностранных дел лорд Галифакс лично поздравил Лангера; довольны остались и Черчилль с Рузвельтом.

Естественно, Лангер — психоаналитик до мозга костей — не мог не искать корни поведения Гитлера в его детстве.

Отец диктатора, Алоис Гитлер, служил в австрийской таможне на границе с Германией, был хорош собой и слыл ненасытным сластолюбцем. Он был внебрачным сыном Анны-Марии Шикльгрубер, служанки богатого еврея по фамилии Франкенбергер. Не исключено, что Франкенбергер — отец Алоиса. Позже Анна-Мария вышла замуж за Иоганна Георга Гейдлера. Эту фамилию можно произносить по-разному, и Алоис облюбовал вариант «Гитлер». Но Алоис Шикльгрубер лишь в возрасте сорока лет поменял фамилию на Гитлер, к тому времени его отчим уже давно лежал в могиле. По некоторым источникам, Алоис решил, что это поспособствует его карьере на таможне.

Мать Гитлера, Клара Польцль, нанялась служанкой к своему дяде Алоису Гитлеру, когда ей исполнилось шестнадцать. Все источники утверждают, что она была красавица. Она нянчила Терезу, внебрачную дочь Алоиса и его бывшей любовницы из Вены. На самом деле Клара была в кровном родстве с Иоганном Гейбдлером, а не с Алоисом.

Алоис жил в линцкой таверне, и Клару предупредили, что он пьяница и бабник. Он женился на Анне Глассль, которая была старше него на четырнадцать лет. Солидное приданое жены Алоис вскоре промотал, утоляя похоть с семнадцатилетней служанкой, Франциской Матцельбергер по прозвищу Фанни. Естественно, гибкое юное тело Клары не могло ускользнуть от масляных глаз Алоиса, и вскоре атмосфера в таверне так раскалилась, что Анна не выдержала и сбежала. Ее место не замедлила занять Фанни, молодая любовница Алоиса. Но ей хватило ума сообразить, что Клара, в свою очередь, заняла ее прежнее место — стала любовницей Алоиса. Поэтому Фанни поставила ультиматум: она не будет жить с Алоисом, пока он не выставит Клару.

Фанни и Алоис поженились. У них родились двое детей — Алоис-младший и Анжела, но вскоре после рождения Анжелы Фанни захворала, и Алоис пригласил Клару на роль сиделки. Когда Фанни ушла в мир иной, Алоис нашел утешение с Кларой. При этом он вступил в кровосмесительную связь со своей дочерью Терезой, и у той родился внебрачный ребенок. Клара тоже забеременела.

Алоис взял Клару в жены. Густав, их первый сын, родился через несколько дней после венчания, а еще через несколько дней умер. Эпидемия дифтерита отняла у Клары еще двух детей. И наконец утром 7 января 1885 года родился сын Адольф. Он выжил. Вся материнская любовь Клары, лишившейся трех сыновей, досталась Адольфу. Он уже не был грудным младенцем, а она все кормила его своим молоком. Нездоровая привязанность матери и сына лишь окрепла после смерти в шестилетнем возрасте еще одного ее ребенка, Эдмунда, брата Адольфа. Шестое, последнее дитя Клары, дочь Паула, выжила, но осталась слабоумной. Гитлер не умер, и рассудок его не помрачился. Клара души в нем не чаяла. Адольф всю жизнь называл себя «маменькиным сынком», даже когда вспоминал о матери в своем политическом трактате «Майн Кампф».

В сердцах матери и сына, охваченных патологической любовью друг к другу, оставалось слишком мало места для Алоиса. Продвигаясь по службе, он все меньше времени проводил дома, но когда все-таки возвращался, требовал от Клары сексуальных утех. Однажды Клара не пошла ему навстречу, и он отправился в Вену, к своей бывшей любовнице, матери Терезы. Но она была на позднем сроке беременности и ничем помочь ему не смогла. Изнемогая от похоти, Алоис вернулся в Линц и жаркой августовской ночью свирепо изнасиловал Клару на глазах у сына, слишком маленького, чтобы за нее заступиться.

Первые семнадцать лет своей жизни юный Гитлер был свидетелем полного сексуального подчинения своей любимой матери жестокому пьянице отцу. Но наконец в январе 1903 года Алоис умер, чем принес облегчение всем, кто был с ним так или иначе связан. Эпитафия на его памятнике гласила: «Острое слово, срывавшееся подчас с его губ, было не в силах затмить огонь сердца, бившегося под грубой оболочкой». Но эта эпитафия несомненно затмевает чувства, которые испытывал к своему отцу Адольф Гитлер. После аншлюса — объединения Австрии с Германией — кладбище, давшее Алоису последний приют, очутилось на территории артиллерийского полигона, и могила исчезла без следа.

После кончины Алоиса мать и сын остались наедине друг с другом, но идиллия продолжалась недолго. Спустя четыре года Клара Гитлер заболела раком груди. Ее лечил еврей Эдуард Блох. Гитлер, подцепив сифилис в Вене, тоже стал его пациентом. Несмотря на то, что матери Гитлера уже удалили молочную железу и она явно умирала от рака, Адольф решил поступить в высшую школу живописи при Академии Изящных Искусств в Вене.

В ту пору столица загнивающей Австро-Венгерской империи представляла собой гнездо разврата. Особенно дурной славой пользовался квартал красных фонарей Шпиттельберггассе, где у окон за кружевными занавесками сидели полуобнаженные девицы.

В те годы истерия антисемитизма вынуждала многих юных евреек добывать в этом районе средства к существованию, а уберечься от венерических заболеваний было почти невозможно. Заболевшей сифилисом проститутке приходилось работать еще больше, чтобы платить наглеющим день ото дня вымогателям за медицинские свидетельства, а молодых мужчин, жаждущих удовольствия, риск почти не смущал.

В результате многократных посещений Шпиттельберггассе, Гитлер заразился сифилисом, неизлечимой в ту пору болезнью. А затем его позвали в Линц, где в муках отходила в мир иной его мать. По настоянию Гитлера доктор Блох прописал ей йодоформ, который очень редко и по причинам, в ту пору не известным медицине, прекращал рост опухоли. «Вы должны лечить мою мать всеми доступными средствами, — требовал Гитлер. — Пускай это будет яд, лишь бы он убивал более опасную отраву». Йодоформ не помог Кларе. Он лишь вызвал галлюцинации и добавил боли, и она умерла в мучениях. Гитлер тяжело переживал утрату.

В ту пору у него были странные любовные фантазии. Как-то вечером он прогуливался со своим другом Густлем Кубичеком по главной улице Линца и вдруг указал на красивую молодую женщину по имени Стефания Йансен. Гитлер сказал, что влюблен в нее. И хотя он так ни разу и не заговорил с ней, это увлечение продлилось четыре года. Почему-то Гитлер вообразил, что должен на ней жениться и завести с ней детей. Она была для него идеалом немецкой женственности. Он посвятил ей стихи и однажды, вообразив, будто она на него рассердилась, грозил покончить с собой.

Позднее Кубичек из разговоров с Гитлером узнал, что у того припасен совершенно фантастический план самоубийства. Каждый шаг был продуман в деталях, а Кубичеку отводилась роль свидетеля. Описывая этот случай, Кубичек высказал предположение, что подобные фантазии помогали Гитлеру мастурбировать. Стефания несколько раз надолго уезжала из Линца, но «роман» не прекращался.

Гитлер, возвратясь в Вену, читал друзьям нотации о том, как опасно связываться с проститутками. Он водил Кубичека, в ту пору жившего в одной комнате с ним, в Шпиттельберггассе, чтобы тот собственными глазами посмотрел, «какими дураками становятся мужчины, попадая в капкан к низменным желаниям». Они прошли через весь квартал и обратно, и все это время Гитлер говорил о вреде проституции и глупости мужчин, которым не хватает воли удержаться от соблазна. Кубичеку показалось, что от той прогулки Гитлер получил какое-то извращенное удовольствие.

В биографии Гитлера венского периода есть год, представляющий собой сплошное «белое пятно». Предполагается, что этот год Гитлер провел в клинике — возможно, лечился от сифилиса. Если это так, то лечение оказалось безуспешным. До конца своего пребывания в Вене он, судя по всему, избегал женского общества.

«В течение двух лет, — писал он, — у меня были только две подружки — печаль и нужда, и не было спутников, кроме вечного неутолимого голода. Я никогда не знал прекрасного слова «юность».

И это не удивительно, если судить по его портрету тех лет. Он носил костюм баварского горца: кожаные шорты, выставлявшие напоказ короткие хилые ноги, белую сорочку и подтяжки. У него были широкие бедра, узкие плечи и такая впалая грудь, что позднее он заставлял портных подбивать ватой его кители. Всегда не слишком чистая одежда, грязь под ногтями и полный рот коричневых зубов довершали портрет.

Ходили слухи, что в ту пору у Гитлера было несколько гомосексуальных партнеров. Возможно, эти слухи впоследствии распустили его политические противники, но один представляется особенно любопытным. В годы первой мировой войны Гитлер отличался смелостью и фанатичным патриотизмом. Он получил за отвагу два железных креста, но не поднялся выше ланц-капральского звания. Говорили, будто его карьере повредило недостойное поведение по отношению к вышестоящему офицеру, за которое Гитлер якобы даже предстал перед военно-полевым судом. Когда он пришел к власти, гестаповцы замяли эту историю; все материалы следствия были уничтожены. Товарищи по окопам отмечали, что Гитлер «был особенным парнем — никогда не просился в увольнение, никогда не проявлял обычного солдатского интереса к женщинам и никогда не брюзжал, хотя даже храбрейшие пеняли на грязь, вшей, нечистоты и вонь переднего края».

На первой мировой войны англичане отравили Гитлера газом. Отлеживаясь в переполненной госпитальной палате города Пазевальк на севере Германии, он страдал слепотой и галлюцинациями. Лечивший его врач Эдмунд Форстер счел это симптомами психопатической истерии. А она, в свою очередь, могла быть связана с сифилисом, к тому времени уже вступившем во вторичную стадию. Ту историю болезни постигла судьба материалов разбирательства в военно-полевом суде — ее обнаружили и изъяли гестаповцы. Форстеру, успевшему к этому сроку получить степень профессора, пришлось уступить. Он жил в постоянном страхе перед гестапо и в конце концов застрелился. Шеф гестапо Генрих Гиммлер видел те бумаги, он подтвердил, что у Гитлера был сифилис.

После первой мировой войны Гитлер осел в Мюнхене — общепризнанном центре венерологии. И там поначалу он давал выход своей сексуальной энергии в одиночестве. Если верить рассказам его друзей, книжные полки в комнате Гитлера были набиты порнографической литературой, в том числе замусоленными томами «Истории эротического искусства» и «Иллюстрированной историей нравов». Он по-прежнему увлекался живописью и посещал Академию Изящных Искусств, чтобы бросать похотливые взгляды на обнаженных натурщиц.

Но Гитлер не был лишен сексуальной привлекательности, и к власти пришел отчасти благодаря темпераменту немецких женщин.

Его первую покровительницу звали Хелена Бехштейн. И она, и ее муж были богаты, как Крез. Они оказали финансовую поддержку не оперившейся нацистской партии и познакомили Гитлера со своими обеспеченными друзьями, жены которых заставили своих супругов раскошелиться «на дело Великой Германии».

Но на секс-символ Гитлер никоим образом не походил. Правда, хилые ножки он прятал теперь под синим костюмом, зато сам костюм был, мягко говоря, не с иголочки. Лидеру германских фашистов досаждал лицевой тик — у него постоянно загибался кверху уголок рта. На ходу через каждые несколько шагов он подкидывал правое плечо, и при этом дергалась кверху левая нога. Люди, побывавшие с ним рядом, вспоминали ужасный запах его тела. Всю жизнь ему доставлял неприятности хронический метеоризм. Он постоянно глотал таблетки абсорбента и не ел мяса в надежде пахнуть не так сильно.

На приемах он вел себя за столом странно. Мало ел и не пил ничего алкогольного (будучи подростком, он напился однажды и потом обещал матери вести жизнь трезвенника). Но стоило беседе перейти в русло политики, он мигом возбуждался и разрумянивался. Он неистово жестикулировал, не выносил, когда его перебивали; пронзительный голос поднимался все выше и выше, казалось, зажигательными речами Гитлер доводил себя до оргазма. Особенно это действовало на пожилых дам: они тотчас снимали с себя бриллианты и жертвовали их на партийные нужды. А женщины средних лет входили на митингах в такой раж, что им требовалась медицинская помощь после окончания мероприятия. Был случай, когда поклонница Гитлера зачерпнула пригоршню гравия, которого коснулась его стопа, и попыталась проглотить. Для таких, как она, Гитлер был божеством. Они давали ему деньги, многие выражали готовность лечь с ним в постель, но маловероятно, что он рискнул «наградить» сифилисом кого-нибудь из своих сторонниц.

Ладить с ровесницами матери Гитлер умел, а вот с молодыми женщинами ему везло меньше. В Мюнхене он на пару со своим шофером Эмилем Морицем, наполовину евреем, бегал за девчонками. И хотя Морицу Гитлер по этой части был не ровня, он взял себе кличку Герр Вольф. В его фантасмагорической биографии часто повторяется сексуальный и хищный образ волка. Придя к власти, Гитлер даже убедил свою слабоумную сестру Паулу сменить фамилию на Вольф, чтобы она больше соответствовала его идеалу истинной арийки.

Хелену Бехштейн Гитлер называл великой женщиной Германии, она же видела в нем скорее сына, нежели любовника. В 1923 году, после разгрома «пивного путча», именно Хелена убедила Гитлера прекратить голодовку в тюремной камере, и хотя он твердил, что все кончено, она упросила его продолжать борьбу. Выйдя на свободу, он бросился к ее стопам. В крайнем смущении она умоляла его подняться. «Будет просто ужасно, если сюда кто-нибудь войдет, — сказала она. — Зачем подвергаться такому унижению?»

Хелена вовсе не стремилась к тому, чтобы Гитлер достался ей одной. Она готовила ему в жены свою дочь Лотту. Но Гитлер сказал, что не может жениться на Лотте. Он-де уже обручен с Германией.

Гитлер флиртовал и с Винифред Вагнер, уроженкой Англии, родственницей композитора Рихарда Вагнера. Эта вдовушка организовала в Байройте Вагнеровский фестиваль. Дух немецкого фашизма нерасторжимо связан с вагнеровской мифологией. Гитлер почти не шутя заявил, что сама судьба велит ему жениться на Винифред.

Многие из одурманенных Гитлером дам сочли, что открыто поддерживать столь опасную организацию, как национал-социалистическая партия, рискованно. Поэтому они вручали пожертвования непосредственно Гитлеру. Эти дары положили фундамент его личного богатства. Он купил в Берхтесгадене сельский дом. Там он познакомился с Элизабет Бюхнер, женой автогонщика, содержавшего местную гостиницу. Элизабет была длинна, как каланча, и Гитлер увидел в ней свою Брунгильду. Фрау Бюхнер так возбуждала его, что он маршировал перед ней вперед-назад, лупцуя себя по бедру кнутом из шкуры носорога.

Похоже, в то время он все еще остерегался женщин. Но Гитлера всегда очень привлекали девушки — юные, наивные и легковнушаемые. Однажды, выгуливая в Берхтесгадене собаку, он повстречал юную Митци Рейтер. Она была на двадцать с лишним лет моложе его. Гитлер повел Митци на концерт, а следующее свидание произошло на фашистском митинге. Поначалу все происходило вполне невинно. Гитлер прогуливался с Митци по парку и засыпал ее комплиментами. По его словам, он боготворил свою спутницу и вдруг схватил за плечи и поцеловал. «Я хочу тебя сокрушить», — заявил он.

Одно время они собирались снять квартиру в Мюнхене и жить вместе. А на следующий год Митци решила свести счеты с жизнью. Она попыталась удавиться пояском от платья, но ее вовремя обнаружил брат и не дал отправиться на тот свет. Совершенно очевидно, что Гитлер внушал ей страх: однажды он так сильно отхлестал кнутом свою собаку, что Митци была потрясена его жестокостью.

Другая любовница фюрера, Сюзи Липтауэр, повесилась, проведя с ним ночь. Затем у Гитлера завязался роман с собственной племянницей, Гели Раубаль. Его овдовевшая единоутробная сестра Анжела в 1927 году приехала в Мюнхен, чтобы вести хозяйство в доме, и привезла с собой дочь, двадцатилетнюю Гели. Девица была недурно сложена, и мужчинам нравились ее пышные кудри.

Когда она впервые появилась в Браунхаузе, штаб-квартире Гитлера на Бриннерштрассе, ей с трудом удалось скрыть свое восхищение «большим знаменитым дядюшкой». Он поспешно объявил себя ее охранником и защитником, отвел в комнату, расположенную рядом с его кабинетом. Но возникли осложнения. Политика вызывала у Гели скуку, она мечтала ходить на танцы. Гитлер запрещал ей водить дружбу со сверстниками и однажды, повстречав на улице с приятелем-студентом, пообещал выпороть плеткой, с которой не расставался. Он постоянно читал ей длинные высокопарные нотации, в самых зловещих красках расписывая вред сексуальных связей.

Отто Штрассер, младший брат Грегора Штрассера — одного из основных участников мюнхенского «пивного путча» 1923 года — договорился с Гели о встрече на бале-маскараде. Когда Отто одевался, в комнату вбежал брат с неприятной новостью — Гитлер запретил юноше идти с Гели. И тут позвонил сам Гитлер. «Как я понял, сегодня вечером ты собрался идти с Гели, — бушевал он. — Я ее никуда не пущу с женатым мужчиной. Здесь, в Мюнхене, я не допущу ваших грязных берлинских фокусов».

Позже Отто увиделся с Гели. По его словам, она смахивала на затравленного зверька. «Он меня запер, — плача, сообщила она. — Он запирает меня каждый раз, когда я говорю «нет».

В другой раз приревновавший Гитлер назвал ее шлюхой и заставил свою единоутробную сестру показать дочь гинекологу. Пока Гели осматривали, он расхаживал взад-вперед у крыльца клиники. Узнав, что она все еще девственница, Гитлер купил ей дорогое кольцо, но не перестал запирать ее на ночь в спальне.

А между тем неусыпная забота Гитлера о Гели уже вызывала тревогу у ее матери. Анжела попросила его поклясться, что он не соблазнит ее дочь. Гитлер ответил, что проблема вовсе не в нем. Гели хитрая и распутная, и, несмотря на проверку у гинеколога, она не совсем девственница.

Отто Штрассер, сбежавшей в Канаду после «ночи длинных ножей» и гибели своего брата, понял всю извращенность отношений Гели и Гитлера: юная красавица сохранила девственность, но не невинность. «Гитлер раздевал ее, — сообщил он посланцу доктора Лангера, — потом ложился на пол. Заставлял ее опускаться на корточки над его лицом и рассматривал ее вблизи, и это его очень возбуждало». Гитлеру было очень важно, чтобы Гели сидела над ним на корточках и он мог видеть все. «А когда возбуждение достигало предела, он требовал, чтобы она на него мочилась, и от этого получал сексуальное удовольствие. Гели говорила, что вся эта процедура ничего, кроме омерзения, у нее не вызывала».

Штрассер и раньше об этом слышал от Генриетты Гофман, дочери официального фотографа Гитлера, но отмахнулся, как от истерического бреда. Горничные, убиравшие спальню Гели, жаловались на «очень странные и неописуемые» находки. Гели говорила подружке: «Гитлер — чудовище… ты никогда не поверишь, что он заставляет меня делать». Но другие поверили. Доказательства они видели собственными глазами. В 1929 году в руках доктора Рандольфа, сына домовладелицы, оказался портфель с порнографическими рисунками Гитлера — на них была изображена Гели в самых непристойных позах, ее половые органы прорисованы анатомически детально.

Ярый антисемит отец Штемпфль взялся выкупить эти рисунки для Гитлера. Он действовал через Рехса, коллекционера раритетов, связанных с политикой. Однако Рехс обманул Штемпфля: когда за портфелем явился партийный казначей Франц Хавьер Шварц, Рехс вздул цену. Штемпфль тоже не пережил «ночи длинных ножей». Шварц получил приказ не уничтожать рисунки, а доставить их Гитлеру в штаб-квартиру нацистов.

Пока Гели сидела по ночам взаперти, Гитлер со спокойной совестью посещал других любовниц. Он проводил время в студии официального фотографа Генриха Гофмана, которая являлась явочной квартирой гомосексуалистов обоих полов. Гофман снимал эротические фильмы. Гитлер с удовольствием их просматривал, а заодно проявлял нездоровый интерес к Генриетте, шестнадцатилетней дочери Гофмана. Позднее с его легкой руки на ней женился Бальдур фон Ширах, знаменитый гомосексуалист и вождь гитлеровской молодежи, а также венский гауляйтер.

По-прежнему Гитлер проводил время с Вагнерами. Винифред прониклась к нему такой фанатичной привязанностью, что пригрозила собственной дочери убийством, когда та, возмущенная зверским обращением с евреями, сбежала в Швейцарию.

Отлучками Гитлера воспользовался Эмиль Мориц, он стал посещать Гели. Когда Гитлер застал их вдвоем, он тут же уволил Эмиля и обозвал «грязным евреем».

В 1931 году Гели решила уйти от Гитлера и перебраться в Вену, где она могла бы заниматься музыкой. Анжеле тоже хотелось вырвать дочь из когтей дядюшки Адольфа. Ситуацию осложняла беременность Гели.

Предполагалось, что она зачала от Эмиля Морица, хотя она спала и с молодым фашистом, своим телохранителем. Слухи о причастности к ее беременности Гитлера совершенно беспочвенны. К одному из его последних писем, адресованных ей, прилагались фотоснимки, свидетельствующие о его импотенции. Больше того, племянник Гитлера, сын его единоутробного брата Алоиса, Патрик Гитлер, высказал предположение, что Гели забеременела от молодого еврея из Линца, преподавателя живописи. В ту осень между Гитлером и Гели однажды вечером вспыхнула ужасная ссора.

Гели требовала отпустить ее в Вену. Гитлер отказывался наотрез. Ему надо было срочно ехать в Гамбург, у подъезда ждала машина. Когда он вышел на улицу, Гели окликнула его из окна, еще раз попросила дать ей свободу. Он отказал и запретил с кем-нибудь видеться до его возвращения. На следующее утро ее нашли мертвой.

Из отчета судебного следователя видно, что смерть наступила от пули, которая прошла под грудью и вертикально прошила сердце. Гели Раубаль было всего лишь двадцать три года. В то время ходило немало противоречивых версий ее гибели. По одной из них, фюрер приказал Гиммлеру ликвидировать Гели, по другой версии, он сам нажал на курок, когда они с Гели яростно дрались за пистолет. Говорилось о «крупной ссоре во время завтрака»: якобы Гели сказала Гитлеру, что решила любой ценой избавиться от его диктата и с этой целью обещала одному австрийцу выйти за него замуж.

О том, что Гитлер застрелил Гели в ссоре, утверждал Отто Штрассер. После ее смерти брат Отто — Грегор — провел с Гитлером три дня и три ночи, боялся его покушения на самоубийство. Фашистская партия, не дожидаясь расследования, выпустила коммюнике, заявив, что Гитлер глубоко скорбит по поводу «самоубийства» своей племянницы. По словам Отто Штрассера, прокурор собирался обвинить Гитлера в убийстве, но баварский министр юстиции Вильгельм Гюртнер закрыл дело, и версия самоубийства вошла в вердикт. Гюртнер стал рейхсминистром юстиции, а злосчастный прокурор бежал из Германии, когда фашисты пришли к власти.

Как бы то ни было, Гели умерла, и нацистам пришлось хорошенько потрудиться, чтобы замять скандал. Ее тело вынесли из дома черным ходом и в запаянном свинцовом гробу тайком доставили в мюнхенский морг. Потом контрабандой его вывезли из страны. На похоронах присутствовали Гиммлер и Рем. Убитый горем Гитлер остался в Мюнхене, где опубликовал гневную отповедь газете «Мюнхенер Пост», которая осмелилась предположить, что у Гели в драке был сломан нос, да и другие следы побоев остались на теле.

Журналист Герлих, расследовавший гибель Гели, за свое любопытство поплатился жизнью. Фосс, адвокат Грегора Штрассера, хранивший его конфиденциальные документы, тоже был убит. Самого Грегора Штрассера в 1934 году ликвидировали приспешники Гитлера.

Несмотря на то, что власти приняли версию самоубийства, Гели похоронили в полном соответствии с католическим обрядом на церковном кладбище в ее родной Австрии. Австрийское правительство запретило Гитлеру въезд в страну, но в порядке исключения разрешило посетить могилу Гели, с условием, что он воздержится от какой бы то ни было политической деятельности. Гитлеровская штаб-квартира в Мюнхене дала указание австрийским фашистам не реагировать на его визит. Поздно ночью он пересек границу. Специально для него открыли кладбищенские ворота. Некоторое время он в одиночестве ходил вокруг могилы, а к рассвету вернулся в Германию.

Позже он распорядился сделать по фотографии Гели бюст в натуральную величину. Получив его, расплакался. Вокруг бюста всегда лежали цветы, и в каждую годовщину смерти Гели Гитлер на несколько часов запирался в комнате с этим бюстом.

***

Вскоре после того, как Гитлер возглавил государство, он пригласил к себе в рейхсканцелярию немецкую кинозвезду — девятнадцатилетнюю красавицу Ренату Мюллер. Вечер начался со злорадных и подробных рассказов о том, как гестаповцы выбивают признания. Гитлер хвастливо заявил, что его люди работают гораздо хладнокровнее и результативнее, чем самые злобные средневековые заплечных дел мастера.

От этих речей Ренату замутило, и все же она призналась себе, что хочет лечь с рейхсканцлером в постель. Они отправились в спальню и разделись. Затем Гитлер распластался на полу у ее ног и попросил дать ему пинка. «Я мерзок и нечист! — вопил он. — Бей меня! Бей!» Рената пришла в ужас — все это было в диковинку. Она умоляла Гитлера встать, но он знай себе ползал и стонал. В конце концов пришлось его попинать и отшлепать. Чем сильнее она его била, тем сильнее он возбуждался. Сцена вызвала у Ренаты крайнее омерзение, но в разговоре с продюсером Альфредом Цейслером она призналась, что это было еще не самое страшное. Самого страшного она описывать не будет — это выше ее сил. В скором времени Рената Мюллер выпрыгнула из окна берлинской гостиницы и разбилась насмерть. Ходил слушок, что у нее был еврей-любовник, и гестапо получило тайный приказ казнить ее за это.

Гитлер, по-видимому, питал особую страсть к актрисам. Американка Линда Баскуит, звезда немого кино, заявила, что он слал ей восторженные письма, приглашал в Берхтесгаден и там энергично к ней «клеился». «Это было поистине омерзительно, — сказала она. — От него ужасающе пахло, и его все время пучило. Но у него был такой странный, пронизывающий взгляд».

По словам Баскуит, ей пришлось пнуть фюрера в пах, но это лишь сильнее его раззадорило. Защищаясь от его посягательств, она заявила, что в ней есть еврейская кровь.

Линда Баскуит девять раз побывала замужем, в том числе за Сэмом Уорнером из «Уорнер Бразерс». Она скончалась в 1994 году в возрасте восьмидесяти семи лет.

Ну а в тот памятный день в рейхсканцелярии был пир горой. Галлонами поглощалось шампанское, певцам и танцорам выплачивались фантастические гонорары. Любые их капризы тотчас исполнялись рейхсминистрами. Один из немногих гетеросексуалов фашистской элиты Йозеф Геббельс вел себя так легкомысленно с киноактрисами, нанятыми его подопечным министерством пропаганды, что Магда, его многострадальная супруга, сказала Гитлеру о намечающемся разводе. Гитлер заявил, что о разводе не может идти и речи, ни один немецкий адвокат не возьмется отстаивать ее интересы. Тогда Магда, похоже, решила отплатить мужу по заслугам, соблазнив Гитлера. Она была весьма хороша собой. Позднее она сказала, что фюрер — импотент.

Гитлер ненадолго увлекся Маргарет Слезак, но эта женщина обладала независимым мышлением. Фюреру не удалось ее сломить, и она была изгнана из его окружения.

Едва ли оправданы сомнения в том, что Гитлеру было из кого выбирать. Однажды вечером Луис Тренкер, австрийский кинорежиссер, привел актрису Луизу Ульрих в рейхсканцелярию, где фюрер «рассказывал разные истории». Зал, в котором они обнаружили Гитлера, был заполнен шикарными женщинами в вечерних платьях. Одного его присутствия было достаточно, чтобы у них «тряслись декольте». Одна гостья, жена директора нюрнбергской оперы, стояла на коленях у его ног в позе пленника, молящего о пощаде, а Гитлер высокопарно ораторствовал о том, что Германии нужно больше танков, пушек и бомб.

Самой странной среди тех, кто простирался ниц у ног Гитлера, была Юнити Митфорд. Она была родом из знаменитой семьи — пятая дочь лорда Редесдейла. Одна ее сестра — Джессика, коммунистка — сделала в Америке шумную журналистскую карьеру; вторая сестра — Дебора — стала герцогиней Девонширской; третья сестра — Нэнси Митфорд — прославилась как писательница, а четвертая — Диана — вышла замуж за сэра Освальда Мосли, вождя английских чернорубашечников. Юнити надеялась заткнуть их всех за пояс, женив на себе самого фюрера. С Гитлером ее познакомила Диана в 1935 году, во время ее десятидневного визита в Германию. Юнити сразу влюбилась в него без памяти. Она охотилась за Гитлером, как за дичью, обесцвечивая и без того светлые волосы, чтобы выглядеть более нордически, и подаренный фюрером значок со свастикой не снимала с лацкана.

Ее родители ничего не имели против. Лорд и леди Редесдейл побывали в Берлине в качестве личных гостей фюрера. Это послужило причиной раскола в семье — Диана и Юнити стали фанатичными гитлеристками, а Джессика с Нэнси — их ярыми идейными противницами.

Неизвестно, насколько серьезно Гитлер воспринимал Юнити, да и было ли вообще между ними что-нибудь. Как бы то ни было, у Гитлера вошло в обычай уединяться с молодыми невинными девушками вроде Юнити и добиваться исполнения своих желаний. Несомненно, в обществе Юнити ему было уютно, по-видимому, ей удавалось снимать с его психики самые застарелые зажимы. Но окружение Гитлера считало Юнити скорее комической фигурой.

Статьей «Я ненавижу евреев» и другими пропагандистскими опусами Юнити «сожгла за собой мосты». Первый день войны застал ее в Мюнхене. Она пошла в Английский сад, присела на скамейку и пальнула себе в голову, но умерла не сразу. Ее отвезли в Швейцарию, оттуда доставили в Британию. Леди Редесдейл, ее мать, ухаживала за Юнити на отдаленном шотландском островке до самой смерти дочери в 1948 году.

Лени Рифельшталь, мастерски превратившая тщедушного, женоподобного Адольфа Гитлера в персонификацию мифа о господствующей арийской расе своими фильмами «Торжество воли» и «Олимпия» (официальной ленте о Берлинской олимпиаде 1936 года), заявила после войны, что никогда не была любовницей Гитлера. Но многие из тех, кто находился рядом с ней в годы ее славы, уверены в обратном.

Гитлер познакомился с ней, когда Рифеншталь была еще не кинорежиссером, а артисткой. Их представил друг другу Геббельс, решивший, что брак между Гитлером и Лени Рифеншталь, спортсменкой и героиней киносериала об альпинистах, станет апофеозом нацистской пропаганды. Герман Геринг однажды назвал ее «расселиной Рейха», чем вызвал превеликое неудовольствие Гитлера.

Доктор Путци Ханфштенгль, присутствовавший при первой встрече фюрера и Лени, рассказал, что Гитлер выглядел стесненным и замкнутым, как будто чего-то боялся. Ханфштенгль играл на пианино, а Рифеншталь исполняла соблазнительный танец. Она решила любой ценой завоевать Гитлера; поэтому Геббельс и Ханфштенгль попросили извинения и ушли.

В постели у Рифеншталь побывало множество знаменитостей, в том числе боксер Макс Шмелинг, кинопродюсер Эрнст Любич и летчик-ас времен первой мировой войны Эрнст Удет. Ханфштенгль с уверенностью заявил: если Рифеншталь не удалось соблазнить Гитлера, то этого не сделал и никто другой.

Но Гитлер, очевидно, все же устоял под натиском ее чар, по крайней мере — в то время. Через несколько дней Ханфштенгль повстречал Лени на борту самолета и спросил, как прошла ее встреча с фюрером. Ответом было лишь слабое пожатие плечами — жест разочарования. Однако она была не из тех, кто легко сдается. Ханфштенгль рассказал Луису Тренкеру, как однажды, примерно в два часа они с Гитлером заехали к Рифеншталь на чашку кофе, и она исполнила нагишом один из своих легендарных танцев. «Она трясла пупком перед моим носом», — жаловался Ханфштенгль.

Рифеншталь, чье имущество полностью конфисковали после войны за ее связи с фашистами, назвала ту ночную встречу вымыслом чистой воды. Но Луис Тренкер полагал, что это произошло в действительности и возымело желанное действие. Когда Рифеншталь участвовала в съемках фильма «SOS, айсберг!», киностудии «Юниверсал Пикчерз» пришлось арендовать в Гамбурге судно, чтобы снять виды одного из Балеарских островов. Коллеги собрались в порту, а актрисы все не было и не было. Несколько дней никто не знал, где ее искать. Затем продюсерам позвонили и сообщили, что в Гамбурге приземлился самолет фюрера. На нем прилетела Рифеншталь. Она гостила на вилле Гитлера под Нюрнбергом.

Рифеншталь вернулась на киностудию с огромным букетом цветов. «Казалось, ее взор устремлен вдаль, — рассказывал Луис Тренкер. — Она вся преобразилась и хотела, чтобы все знали, какие чудесные мгновения она только что пережила».

Рифеншталь очень старалась угодить Гитлеру. Она даже перестала пользоваться косметикой, так как фюрер не одобрял макияжа. Он верил, что парижская губная помада делается из свиной мочи, и твердил, что истинные арийки прекрасны и без косметики.

Но эта любовная связь была вовсе не настолько прочна, как надеялся Геббельс. Через год Лени призналась еврейской журналистке Белле Фромм: «Раза два в неделю Гитлер приглашал меня на ужин, но всегда в четверть одиннадцатого ссылался на усталость и отправлял домой». И все же Гитлер по-прежнему питал к ней интерес, просил, чтобы она берегла себя на съемках очередного фильма об альпинистах в Доломитовых Альпах. «Ты нужна нации, чтобы снимать пропагандистское кино», — говорил он. По части воздействия на умы она была мастером высочайшего класса. И хотя она снимала только кинохроники, ее фильм о Берлинской олимпиаде 1936 года превратил это событие в торжество гитлеровской идеи арийского супермена. Вопреки требованиям Геббельса и других фашистских бонз фюрер позволил ей оставить эпизоды, в которых великий чернокожий американский атлет Джесси Овенс побеждает лучшего из немецких спортсменов. Но кульминационным моментом фильма все-таки является сцена, где Гитлер поздравляет немецкую спортсменку Тилли Флейшер, завоевавшую две золотые медали в метании копья, и это выставлялось несомненнейшим доказательством нордического превосходства.

Гитлер искренне верил в свой идеал нордической красоты. Согласно донесениям ФБР он делил постель с датской королевой красоты Ингрид Арвад. Перед войной она сбежала из страны, затем перебралась в Америку и стала любовницей молодого офицера военно-морской разведки Джона Ф. Кеннеди — будущего президента Соединенных Штатов Америки. Эту информацию отыскал Линдон Джонсон и воспользовался ей, чтобы в 1960 году пойти на выборы кандидатом от демократического блока.

В 1938 году в Мюнхен прибыл с визитом Муссолини, и только Лени Рифеншталь удостоилась чести быть представленной Гитлером дуче. С ней был вынужден считаться даже рейхсминистр пропаганды. После личного вмешательства фюрера ей разрешили снимать польскую кампанию; случайно на пленку попало несколько кадров, свидетельствовавших о фашистских злодеяниях. На фронте она носила, как и Гитлер, серый полевой мундир.

В благодарность за пропагандистские фильмы Гитлер подарил Лени «мерседес» и специально для нее построил виллу с киностудией в саду. Во время войны он распорядился соорудить там бомбоубежище, чтобы уцелели ее «бессмертные картины». С приходом американцев она решила сжечь негативы; за этим занятием они ее и застали.

После войны Рифеншталь все отрицала, особенно пляску нагишом перед Гитлером и Ханфштенглем. Американскому репортеру Бадду Шульбергу она сказала следующее: «Я была не в его вкусе. Я слишком сильна, чересчур самоуверенна. А ему нравились бесхребетные коровы вроде Евы Браун».

Пути Гитлера и Евы Браун пересеклись в 1929 году. Она работала лаборанткой в фотостудии Гейнриха Гоффмана. Ее хорошенькие икры сразу произвели на Гитлера впечатление. Еве, выпускнице католической женской школы, было только семнадцать лет. Она была невинна, мало чем интересовалась, не строила честолюбивых планов и легко поддавалась чужому влиянию.

Гитлер был старше ее на двадцать четыре года. С самого начала он держал ее на очень коротком поводке. Как-то раз на вечеринке у Гоффмана Луис Тренкер, ничего не знавший о Еве, пригласил ее на танец. Доброжелатель предупредил Луиса, что его расстреляют за попытку увести у фюрера любовницу. Позже Ева нашла способ поговорить с Луисом наедине. Она попросила никогда не упоминать о вечеринке, на которой они танцевали. Сильно разволновавшись, с ненарочитой иронией она сказала: «Вы даже не знаете, каким ужасным тираном он бывает».

Гитлер и Ева Браун стали любовниками весной 1932 года, вскоре после смерти Гели Раубаль. Судя по дневникам Евы, она обожала Гитлера, но при этом испытывала нравственные страдания. Она не вдавалась в подробности своих сексуальных отношений с ним, лишь туманно призналась: «Я у него для особых нужд».

Чем бы они ни занимались, счастливой ее это не делало. 1 ноября 1932 года она совершила первую из нескольких попыток самоубийства: вскоре после полуночи Ева выстрелила в себя из отцовского служебного револьвера и едва не задела сонную артерию. Ей удалось вызвать врача, и тот сообщил Гитлеру, что она стреляла в шею, но промахнулась и он едва успел ее спасти.

Гитлер тотчас накинулся на Гоффмана — дескать, это из-за любви к нему Ева пыталась покончить с собой. «Теперь я должен за нею присматривать», — заявил он. — Это не должно повториться». Это повторилось.

После той попытки суицида Ева оказалась полностью во власти Гитлера, отчего стала еще несчастней. В свой день рожденья, 6 февраля 1935 года она написала: «Только что благополучно достигла двадцати трех». Далее она размышляла, «стоит ли радоваться по сему поводу. Как далека я сейчас от этого чувства». Мечтала она только о собачонке, которая бы чуть-чуть скрасила одиночество. В тот вечер она ужинала с Гертой, своей подругой, а затем огорченно поведала дневнику, что день рождения закончился «банальной попойкой».

Лишь через пять дней неожиданно прибыл Гитлер. Она написала в дневнике, что вечер был восхитительным, но он так и не привез ей щенка и не было коробок с красивыми платьями. «Он даже не спросил, что я хочу получить в день рожденья», — сетовала она.

И все же Ева была тронута его вниманием: «Я бесконечно счастлива оттого, что он меня так любит, и молюсь, чтобы так было и впредь. Если он однажды разлюбит меня, то пусть это случится не по моей вине».

Однако 4 марта 1935 года, меньше месяца спустя, она написала в дневнике: «Я снова смертельно несчастлива — мне запрещено писать Ему». Заглавная буква в последнем слове не случайна — как и большинство немецких женщин того времени, Ева Браун отождествляла Гитлера с Богом, с Христом. «Но мои сетования пусть останутся в этой тетради», — смиряясь, писала она.

Ева знала, что весь тот день Гитлер провел в Мюнхене, но ее он так и не навестил. И даже не взял телефонную трубку в «баварской остерии, где обедал». Она ждала, как «кошка на раскаленных кирпичах». Каждую секунду ей казалось, что он уже входит в дом. В конце концов она решила что-нибудь предпринять, но было уже слишком поздно. Она поспешила на железнодорожную станцию и увидела, как меркнут вдали буферные фонари его поезда. В тот вечер она отказалась пойти в гости и просидела у себя в квартире одна-одинешенька, гадая, за что он на нее рассердился.

Всю следующую неделю она не получала от него вестей. Ей хотелось тяжело заболеть, чтобы любимый испытал угрызения совести. «За что мне все эти мучения? — жаловалась она. — О, зачем только судьба свела меня с ним?!» Чтобы не терзаться мыслями о своих бедах, она стала принимать снотворное. Очень скоро у нее появилась наркотическая зависимость. «Почему дьявол не утащит меня на тот свет? — с безысходностью удивлялась она. — Наверное, ад бесконечно лучше, чем это… Почему он не перестанет меня мучить?»

Дальше — хуже. От Гейнриха Гоффмана Ева узнала, что Гитлер подыскал ей замену: «У нее прозвище Валькирия, и выглядит она соответствующе, особенно ноги. — Но именно такие размеры он предпочитает». Это относится либо к Винифред Вагнер, чей знаменитый родственник создал «Полет валькирии», либо к Юнити Митфорд, носившей второе имя — Валькирия. Обе были рослые, грудастые, а Ева — субтильная, с маленьким бюстом.

«Скоро из-за него она сбросит тридцать фунтов, — пообещала Ева. — Если только она не из тех, кто от огорчений толстеет».

Ева писала, что ее беспокоит лишь одно — почему Гитлер не сообщит ей, что его сердце теперь принадлежит другой. Впрочем, вряд ли новое увлечение фюрера оказалось бы для нее сюрпризом. Чуть ли не ежедневно он появлялся на газетных фотоснимках в окружении привлекательных женщин.

«Наверное, все, что со мною творится — из-за его безразличия, — заключила она. — Я подожду до третьего июня, иными словами, пока не истечет четверть года со дня нашей последней встречи. Пусть не говорят, что я нетерпелива. Целыми днями я сижу и жду, пока за окнами надо мною смеется солнце, а он почти не понимает меня, он позволяет, чтобы меня унижали перед чужими людьми».

Но ждать так долго Ева не могла. 28 мая 1935 года она послала ему письмо и решила покончить с собой, если не получит ответа до десяти вечера. Она знала: если даже он сейчас не у Валькирии, кругом столько других женщин… Ответ не пришел ни до десяти, ни позже. Утром она проглотила две дюжины таблеток фанадорма и через несколько минут потеряла сознание. Ее нашла сестра Эльза. Она заглянула в комнату вернуть позаимствованное платье. Увидев все, Эльза вызвала врача — Еву «откачали». Народу сообщили, что все это пустяковое недоразумение, результат нервного срыва. Но Гитлер вскоре подыскал Еве квартиру попросторней на окраине Мюнхена, а затем и виллу, о которой она так мечтала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.