Завершая круг: второй раз в Аделаиде

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Завершая круг: второй раз в Аделаиде

В Южной Австралии было начало зимы. Погода неустойчивая: когда начинался сильный дождь, становилось по-осеннему холодно, потом выглядывало солнце, и сразу же возвращалось лето. Машины останавливались, но предлагали подвезти всего на десять-двадцать километров. Но, когда постоишь пару часов, становишься более сговорчивым. Вот и я согласился-таки проехать пару десятков километров до поворота на Ичунг.

Там, как это чаще всего и бывает на австралийских автострадах, выезд был, а въезда почему-то не было. Пришлось голосовать, стоя прямо на трассе, нахально нарушая правила. Оттуда нас забрал Стив.

– Сейчас автостоп уже не то, что был в мое время, лет двадцать назад. Мне больше десяти-пятнадцати минут стоять не приходилось. А сейчас, я слышал, хитч-хайкерам приходится часами стоять в ожидании попутки.

– Это уж как повезет.

Стив заехал в городок Мюррей-бридж.

– Давайте я провезу вас по центральной улице. Не волнуйтесь, потом вывезу назад на трассу. С другой стороны города.

Затем мы попали в машину к блондинке в строгом деловом костюме.

– Я никогда не подвожу хитч-хайкеров. Когда на выезде из Аделаиды я увидела вас первый раз, стразу же сказала себе: «Нет, попутчиков я не беру». И вот вижу вас опять. Значит, судьба. Ладно, думаю, подвезу.

Мы вышли у поворота на хайвэй номер 1. Поначалу было очень здорово: вокруг, насколько хватало глаз, тянулись зеленые поля, рядом ярко блестела делавшая крутой изгиб река Муррей. Любуясь тем, как заходящие лучи солнца отражаются на водной ряби, я страшно замерз на холодном пронизывающем ветру и совсем без радости воспринимал реальную перспективу ночевать где-нибудь в придорожных кустах. К счастью, этого делать не пришлось.

Уже в сумерках после заката солнца мы попали в машину к Грегу, пастору униатской церкви городка Менинги. Пятидесяти километров хватило для того, чтобы успеть познакомиться друг с другом. И пастор сам предложил нам переночевать в церковном зале.

Церковь стоит прямо на берегу озера Альберт. Грег провел нас в большой зал, показал, где мы можем лечь спать, а где – приготовить себе чай или кофе. Не успели мы толком осмотреться и вскипятить чайник, как пастор опять приехал и пригласил нас к себе домой – поужинать и познакомиться с его женой и дочерьми-подростками.

Хозяева показали нам свою уникальную коллекцию музыкальных инструментов, обратив наше особое внимание на арфу, сделанную в 1952 г. на Ленинградском заводе музыкальных инструментов имени Луначарского (у нее даже был индивидуальный номер – 1225).

В церковь мы вернулись как раз к началу вечерней службы. Нас представили всем прихожанам как известных российских путешественников, и меня попросили выступить с коротким рассказом о кругосветке. После службы ко мне подошла старушка и, видимо, под впечатлением моего рассказа, предложила переночевать у нее.

Утром пастор Грег отвез нас в аборигенский лагерь «Камп Гуронг». Экспозиция тамошнего музея рассказывает о жизни коренного населения Австралии. В районе устья реки Муррей и на острове Кенгуру жило племя нгу-рундери. Одна из представительниц этого вымирающего сейчас племени стала нашим экскурсоводом.

– У меня отец был алкоголиком. И, вообще, австралийские аборигены сейчас очень много пьют. А все потому, что они потеряли свои корни. В нашем лагере мы стремимся передать новому поколению легенды и обычаи своего народа, сохранить связь поколений. Аборигены из окрестных городов и деревень могут пожить у нас одну-две недели, познакомиться, пообщаться.

В лагере действительно есть все условия для приема постояльцев: мужские и женские общие комнаты, столовая, актовый зал. В музее собрана коллекция аборигенской живописи.

С парочкой гомосексуалистов мы доехали до Кингстона. Потом на пикапе нас подбросили до развилки Принс-хайвэя у поворота на Наракурте. Возле лесопитомника «Риди-крик» мы надолго застряли, наблюдая за тем, как на поле ведутся сельхозработы. Может, им нужны специалисты с опытом работы на цветочной ферме?

Остановился грузовик и стал медленно сдавать задним ходом. А зачем? В кабине места не было – там уже сидели двое. Я думал, нам опять скажут, что взять не могут, и уедут, как уже неоднократно было на этой трассе. Но они предложили нам садиться в кузов. Хотя его-то как раз и не было – только платформа без бортов. Поехали с ветерком – как зимой в открытом вагоне грузового поезда. Километров через пятьдесят грузовик свернул с шоссе на грунтовую дорогу и сразу же остановился. Понятно без слов, что нам пора выходить. Мы спрыгнули на землю и стали надевать рюкзаки. Женщина, сидевшая рядом с водителем, спросила:

– А вам обязательно нужно быть в Маунт-Гамбьере сегодня вечером?

А после того, как я ответил что-то невразумительное, предложила:

– Давайте поедем к нам домой, переночуете в тепле.

Незнакомые люди часто приглашали нас переночевать.

Но не так сразу. Обычно вначале я долго и подробно рассказывал о нашем путешествии. А в этот раз мы с хозяевами не перекинулись и парой слов. Познакомились уже у них дома.

Стивен работает закупщиком шерсти в Кингстоне, а его жена Клер ему помогает. Дом они снимают в глуши.

– Это и дешевле, чем в городе, и удобнее – колесить-то приходится по всем фермам района.

За ужином с прекрасным местным каберне выяснилось, что мы побывали в Западной Австралии примерно в одно и то же время: пустыню Налларбор пересекли на пару дней раньше; и в Нью-Норсиа мы чуть-чуть разминулись; а вот до Пинаклеса они уже не добрались – времени не хватило. Отпуск был всего три недели. И это был первый отпуск за пять лет! В Австралии именно так и бывает: одни годами работают без отпуска, а другие, наоборот, всю жизнь сидят на пособии по безработице и дурака валяют.

Зимой на юге Австралии достаточно холодно, поэтому пришлось затопить камин. В доме сразу стало тепло и уютно. Стив показал свою коллекцию кино– и фототехники: антикварные образцы первых автоматических фотоаппаратов, в народе называющихся «мыльницами», старая 8-миллиметровая кинокамера. Складной фотоаппарат «Кодак» тридцатых годов знаменателен тем, что отец Стива брал его с собой на Вторую мировую войну, но он еще работает – и неплохо.

Утром Стив уехал на работу, когда мы еще спали, поэтому на трассу нас вывезла Клер. На узкой сельской дороге показалась несущаяся с явным превышением скорости полуспортивная машина. За рулем сидела блондинка с болонкой на руках. Линн – бизнес-леди из городка Роб – летом работает в своем рыбном ресторанчике без выходных и праздников и только зимой может позволить себе короткий отпуск.

– Я всегда подвожу хитч-хайкеров, хотя все вокруг говорят, что это очень опасно. У меня лично никаких проблем с попутчиками пока не возникало. Вас я, честно говоря, приняла за опоздавших на автобус школьников.

– !!! Это нас-то! У Татьяны Александровны внуки – школьники!

– Скорость у меня была 160 километров в час, я не могла отвести взгляд от дороги, поэтому заметила вас только краешком глаза, – извинилась она.

Она и дальше гнала со скоростью 160–180 километров в час. И это пусть по асфальтированной, но очень узкой и извилистой дороге, да еще и под сильным дождем! Каждый раз, когда включались дворники, болонка начинала истерично лаять и бросаться на них. Хозяйке приходилось брать ее на колени, а голову прятать себе под мышку. Только тогда собачонка успокаивалась. Но стоило ей высунуть морду и увидеть движущиеся дворники, как она опять начинала судорожно лаять, отвлекая внимание Линн от узкой мокрой дороги. Татьяна Александровна из чувства самосохранения предложила взять заботу о собаке на себя. И продержала ее на руках до конца поездки.

Линн привезла нас в городок Маунт-Гамбьер, знаменитый уникальным Голубым озером. Говорят, иногда, чаще всего летом, вода в нем действительно неестественно голубого цвета. Однако сквозь пелену дождя озеро предстало перед нами грязно-серой массой. Под этим же моросящим дождиком мы попали к местному «Провалу». В яму метров ста диаметром и метров двадцати глубиной, можно спуститься по ступенькам. Бесплатно, но на собственный страх и риск! Безопасности никто не гарантирует. Деревянные ступени идут спиралью вдоль затянутых густыми зелеными лианами стен и зарослей вечнозеленых растений. Внизу создается какой-то свой – более теплый микроклимат. Там свободно растут вечнозеленые субтропические растения. А наверху деревья уже сбрасывали листья на зиму.

После возвращения из субтропического рая погода показалась особенно противной: на дороге мокро, пасмурно и тоскливо, а вокруг – бескрайние лесопосадки. В этом районе Австралии климат идеально подходит для выращивания елей. Они растут здесь в два-три раза быстрее, чем в Европе. Правда, из-за этого древесина получается слишком рыхлая и годится только на целлюлозу.

В Варнамбула я планировал свернуть на Грейт Оушен-роад, но попали мы туда в самый разгар сильного дождя. Выходить из теплой, идущей прямо до Мельбурна машины мне очень не захотелось. Значит, не судьба увидеть «Двенадцать апостолов». Поедем дальше.

В восемь часов вечера мы попали в Джилонг. Нас высадили прямо у ворот русской православной церкви в районе Белл-парк. Церковь пустовала, но у меня был телефон местного священника, отца Симеона (адреса всех приходов и телефоны священников регулярно публикуют в ежемесячном журнале Австралийской епархии). Минут через десять он приехал.

– Мне часто звонят. Но ваш звонок – самый необычный: «Здравствуйте, мы путешественники из России». Я ведь и сам в молодости автостопом путешествовал. Когда учился в семинарии в Джорджонвилле, все штаты объездил «на палец».

Отец Симеон пригласил нас поужинать. На кухне сварил пельменей, налил по стопке водки – с дороги. За разговором засиделись допоздна. К себе он нас пригласить не мог.

– Выбирайте, где хотите спать: в библиотеке или в школьном классе? Если ночью будет холодно, можете включить обогреватель.

Мы выбрали школьный класс. Это было привычнее. Утром сквозь сон я услышал стук в дверь.

– И как же вы можете здесь спать? На полу! Мне отец Симеон позвонил только утром. Мог бы и ночью побеспокоить, – это пришла Лидия Ивановна Матафонова. – Давайте быстрее собирайтесь, и поехали к нам.

Лидия Ивановна и Алексей Михайлович приехали в Австралию из Китая в 1963 г., хотя большая часть их родственников предпочла вернуться в Советский Союз. В России они были несколько раз: не только в Москве, но и в Красноярском крае, и в Забайкалье. Несколько лет назад Алексей Михайлович пригласил в Австралию своего брата и послал ему 1000 долларов на билет. За эти «огромные деньги» его брата убили. Вот ведь как иногда бывает.

Лидия Ивановна вспоминала о своей молодости, прошедшей в районе Трехречья.

– В деревнях тогда было много русских. Нам даже не нужно было учить китайский язык, наоборот, китайцы русский учили. Я закончила три класса средней школы, Алексей – четыре. Мне с детства нравилось шить, но мать не хотела учить меня на портниху, предпочитая, чтобы я работала со скотиной. Мне приходилось доить по пятнадцать коров, а молоко мы сдавали на молочный завод. Жили богато, у нас всегда на столе было вдоволь и хлеба, и мяса. Когда в Китае победили коммунисты, началось раскулачивание. На каждую семью оставили по одной корове и одной лошади. Весь остальной скот согнали на общий двор. Зима тогда выдалась лютая, и во время сильной пурги животные погибли. Как говорится, ни себе, ни людям!

– А как вы в Австралию попали?

– К нам в деревню приезжал советский консул, агитировал возвращаться назад в Россию: «Родина вас ждет», и сулил всем золотые горы. Многие тогда поддались на пропаганду. Семьи разделились на «красных», желавших вернуться, и «белых», стремившихся удрать из Китая в свободный мир. В Советский Союз мы ехать отказались, а на Запад нас китайцы долго не отпускали. Только в начале 1960-х гг., когда они поругались с Советским Союзом, нам, наконец, разрешили уехать в Австралию. Тогда здесь экономика была на подъеме: работу найти было очень легко. В Джилонге я устроилась работать на пружинной фабрике – там делали рессоры для завода «Форд». Работа была очень тяжелая, хотя и высокооплачиваемая. Но долго я там не выдержала, перешла в пошивочную мастерскую. Так сбылась мечта детства – работать портнихой. Перед пенсией, когда глаза уже стали не очень, устроилась уборщицей в школу. И только два года назад вышла на пенсию.

Весть о том, что в гостях у Матафоновых путешественники из России, кругами распространялась по городу. Дошла она и до местного русскоязычного радио. Оттуда прислали машину, чтобы привезти меня на прямой эфир. Назад мы возвращались с Николаем. Он работает на русском радио уже десять лет, с самого его основания.

– Я родился в Китае в 1950 г. В 1957 мы с матерью вернулись в СССР, а отец уехал в Австралию. Когда мы попали в Советский Союз, мать сразу поняла, что была не права. Она четыре раза подавала на выезд в Австралию, но выпустили нас только в 1979 г. В СССР я окончил школу, отслужил три года на Северном флоте, два года проучился на филологическом факультете пединститута – мечтал стать журналистом. А когда мы приехали в Австралию, я вначале вместе с Алексеем Михайловичем работал на стройке, а потом устроился на «Форд» и вот уже 17 лет там работаю.

– А на радио?

– Это, как говорили в Советском Союзе, общественная работа. Зарплаты мне не платят. Австралийское государство оплачивает нашей радиостанции только расходы на техническое обеспечение эфира.

Если в пятидесятые годы Джилонг был знаменит своим автомобильным заводом, то сейчас он известен, скорее, своим уникальным ботаническим садом. В нем под открытым небом можно увидеть растения с различных, часто очень далеких частей земли. Для одних растений пора цветения, другие же готовятся сбросить листву.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.