«У меня будут очки!»

«У меня будут очки!»

Маша и Ваня поехали маленько передохнуть. Но там, где должно быть очень тепло, сейчас очень холодно. Там идет дождь.

Я думал, дети будут страдать. Но Маша увидела кроссовки на колесиках и счастлива уже второй день. На мокрой дороге они лучше скользят. И меня беспокоит сейчас только одно – носит ли Ваня очки. И делает ли он упражнения для глаз.

На шестом году его жизни оказалось, что он плохо видит. До этого ему проверяли глаза, и никаких тревожных сигналов не было. К тому же Ваня никогда не щурился. Никогда он не жаловался на то, что черепашки ниндзя мельтешат на экране так, что невозможно за ними уследить.

Но вот все-таки выяснилось, что он многого не замечал. При этом он прекрасно видел все то, что хотел.

То есть его устраивал тот мир, на который он глядел своими глазами. И я только потом понял, почему мальчик ни на что не жаловался. Он просто не понимал, что может быть по-другому. Он думал, что этот размытый мир и есть норма. Он не знал, что у мира на самом деле более резкие и жесткие очертания.

В этом смысле Ваня с рождения смотрел на мир сквозь розовые очки. И теперь ему понадобились обычные.

А у меня разрывалось сердце, когда в полутемном кабинете у детского офтальмолога он, прикрыв один глаз, старательно шептал:

– Елка… Птица… Грибок…

– Ваня! – говорила врач и обводила указкой. – Посмотри внимательно! Это разве грибок?

– Э-э-э… – он смотрел на таблицу с таким перекошенным лицом, он так сжимал пальцы, что я даже в темноте видел, как они белели. – Мотоцикл.

– Ваня! – сердилась врач. – Ну какой же мотоцикл! Смотри внимательнее!

Ей очень не хотелось переходить с ним на следующую строку, на ту, которая крупнее, ведь это означало минус еще одну, что ли, единицу. И ей казалось, что он может, может же разглядеть, что там такое нарисовано, надо ему только постараться. Наверное, такие случаи в ее практике уже были.

– Велосипед! – произносил Ваня с таким огромным облегчением, с такой радостью узнавания в голосе, что только человек с каменным сердцем мог в ответ на это сказать:

– Да разве это велосипед! Это же вишенка!

А я понимал, что он, конечно, ничего не может разглядеть и что пытается только угадать. Но у него не получалось. Ему просто не везло.

И уже решалось, какие линзы ему нужны, и уже ползла из принтера распечатка с результатами измерений, в которых главным был угол зрения. А я думал только о том, что с этого мгновения жизнь моего мальчика изменилась до неузнаваемости, как и его мир в ту секунду, когда ему примерили первые линзы.

Но Ваня все-таки не выглядел расстроенным. Мальчик сам объяснил мне, что он теперь будет похож на Гарри Поттера.

Больше всего я теперь боялся, как он в очках будет ходить в детский сад. Группа у них небольшая, но все-таки речь шла о детях, то есть о созданиях настолько безжалостных, что даже очерствевшее сердце врача могло показаться на этом фоне свежевыпеченной булкой.

И я даже не удивился, когда Маша по секрету сказала мне, что один мальчик в детском саду пытался стащить с Вани очки.

Ваня к этому времени уже даже, мне казалось, привык к ним. За пару дней до этого он закричал от радости, когда узнал, что ему сегодня привезут наконец-то новые очки.

– Маша! – кричал он. – У меня будут очки!

Он так радовался, наверное, не только потому, что это обстоятельство вносило большое оживление в его серые будни.

Нет, он и правда, по-моему, решил, что носить очки – это признак причастности к особой касте людей, отмеченных неким таинственным и многозначительным знаком. (Кстати, может, и правда так и есть?)

И он носил очки с гордостью. Я не верил, что все так получается, и клялся себе, что в день, когда ему исполнится 18, мы пойдем и сделаем ту самую операцию, про которую врач говорил, что она не только возможна, но и нетрудная к тому же. Просто раньше ее делать нельзя.

И вот теперь выяснилось, что кто-то пытался стащить с Вани очки и даже, кажется, все-таки назвал Ваню очкариком. В последнем Маша не была уверена, а Ваня, когда я пытался спрашивать, делался мрачен и отказывался говорить на эту тему.

Утром я отвез их в детский сад и школу, и Маша молча пальцем торжествующе показала мне этого мальчика. Я спросил его, правда ли, что он пытался стащить с Вани очки, и он тоже сделался мрачен и неразговорчив.

А потом я поговорил с его мамой. И выяснилось, что этот мальчик всю свою жизнь мечтает быть Гарри Поттером. Гарри Поттер – его кумир.

В жизни Вани Гарри Поттер тоже играет какую-то роль, но это, безусловно, роль второго плана. На первом – черепашки. И первый среди равных – Леонардо.

А для того мальчика нет человека важнее Гарри Поттера. И он, оказывается, давно умолял маму купить ему очки и дать поносить хотя бы один день.

И когда он пытался стащить с Вани очки, он делал это только потому, что страшно завидовал Ване.

И он продолжает завидовать.

И Ваня это понял.

И он не снимает их даже в дождь, который зарядил на этом острове, куда они прилетели, чтобы как-то наконец остановиться и подумать.