Глава 13. Второй «рождественский переполох»
Глава 13.
Второй «рождественский переполох»
Флот Муссолини уже проиграл свою битву, однако его департамент пропаганды, который перегеббельсил самого Геббельса, еще не вступал в бой. Когда мы спокойно возвращались домой, то перехватили по радио итальянское коммюнике. В нем отчет о бое окрасился в самые фантастические цвета. При этом, как ни странно, не было сделано никаких особенных преувеличений.
«Один британский крейсер типа «Кент» был поврежден». Действительно, «Бервик» получил попадание. Еще один крейсер типа «Бирмингем» достоверно получил попадание — это было не так. В заявлении признавалось, что был поврежден крейсер типа «Фиуме». Эсминец «Ланчиере» был тяжело поврежден и отбуксирован в порт. Это был один из эсминцев типа «Авиере» водоизмещением в 1600 тонн.
Но затем, чтобы скрасить слабые результаты, показанные флотом, в коммюнике рассказывалось о воздушных атаках:
«Позднее вражеская эскадра отошла на юго-запад и была перехвачена нашими ВВС в 120 милях от Сардинии. Бомбардировщики SM-79 и истребители сбросили тяжелые бомбы на различные корабли. Авианосец, один линкор и один крейсер получили попадания. Были сбиты 5 вражеских самолетов. Позднее один из наших самолетов разведчиков видел, что один британский линкор потерял ход и стоит, охваченный сильным пожаром».
Понять все это сложно. Наша база находилась на западе, и чтобы вернуться туда, нам полагалось идти на запад. Откуда взялся «отход на юго-восток»? Я сомневаюсь, чтобы разбитая сторона посмела оставить нетронутого противника между собой и своей базой, когда начнет «отход».
Нашим единственным авианосцем был «Арк Ройял». Его повреждения оказались очень невелики. Во время налета в кают-компании с переборки сорвалась картина Дрейка, и ее стекло разлетелось вдребезги! Никакой линкор не горел. Мы даже не видели, чтобы в этот день линкоры тащили за собой «плюмажи» дыма. Ни один крейсер не получил ни царапины.
По пути домой у нас было лишь одно мелкое приключение. Мы, вероятно, установили контакт с подводной лодкой и сбросили серию глубинных бомб. Уточнить результаты атаки нам не удалось, потому что эсминцу сразу приказали присоединиться к эскадре.
Проходя мимо острова Альборан, мы снова увидели Сиерра-Неваду. За это время вершины покрыл новый слой снега. Теперь он поднимался огромным белым облаком от невидимых нам подножий гор до самых вершин и был виден на расстоянии более 100 миль.
Краткий отчет о бое был передан нам сигнальным прожектором. Он гласил:
«Позднее было установлено, что противник получил следующие повреждения: артиллерийским огнем — один крейсер, вероятно тяжелый, прекратил стрельбу. Эсминец типа «Грекале» получил попадание в корму, большой крен. Один эсминец получил попадание и маленький крен. Самолеты ВСФ добились таких результатов: одно прямое попадание в линкор типа «Литторио», одно вероятное попадание в тяжелый крейсер типа «Больцано». Два очень близких разрыва бомб у борта легкого крейсера. 4 вражеских самолета сбиты нашими истребителями. Мы потеряли один «Фулмар», кроме разбившегося в аварии «Валроса».
В коммюнике не делалось никаких утверждений. Оно ограничилось кратким упоминанием о бое вообще:
«Противник бежал и потому установить полученные им повреждения не удалось. Бой прекращен, чтобы обеспечить защиту конвоя».
Адмирал Сомервилл действовал очень агрессивно. Он бросил более слабое соединение на противника, который имел все мыслимые преимущества. Но наша энергия и отвага обратили флот Муссолини в позорное бегство. Это было единственное артиллерийское сражение в Западном Средиземноморье в 1940 году.
В 1941 году здесь тоже не было никаких боев. На востоке итальянцы рискнули выйти в море, и весь мир узнал про существование мыса Матапан. Но там произошло сражение, к которому итальянцев вынудили и которого они не желали и не собирались принимать. Я думаю, именно бой у Спартивенто надломил боевой дух итальянского флота. Бежать от значительно более слабой эскадры на виду у собственных берегов уже само по себе позорно.
В пятницу во второй половине дня нас поставили в док. К полудню в субботу мы снова вышли в море и начали патрулировать возле Танжера.
Но сначала нам устроили небольшой праздник на берегу. Я не слишком четко помню происходившее, а коммюнике потом не последовало. Но мне кажется, что мы просто крепко посидели в баре «Виктория» с женщинами из вспомогательной службы. Мне также припоминаются «Бристоль», какие-то летчики, отель «Скала» и штабные офицеры. Я думаю, мы провели неплохой вечер, потому что на следующее утро старший помощник воздержался от спиртного!
Мы вышли через Гибралтарский пролив в Атлантику и увидели белый город у подножия Касбы, а также новые французские предместья на равнине позади него. Еще до наступления ночи мы увидели мыс Гибралтар, который навсегда остался в военно-морской истории, и вдалеке — маленький, чистенький горд Кадис.
Это было веселое патрулирование. Днем мы получили возможность в деталях разглядеть город и оценили его возможности. Итальянские подводные лодки все еще находились там, пришвартованные у стенки. Во время ночной вахты у нас родилась безумная идея — спустить вельбот и на веслах отправиться туда.
Захватить итальянские лодки? Ну, конечно же нет! Нашей целью была ночная жизнь, мы жаждали насладиться ночной жизнью. Танжер имел совершенно определенную репутацию.
Но командир не поддержал нашу затею, и нам пришлось продолжать патрулировать.
Чайки в проливе были настроены крайне дружелюбно. Мы уже начали узнавать некоторых из них, когда в очередной раз проходили пролив. Там была одна чайка, которая летала с парой фатомов лески, привязанной к лапе. Вероятно, она удрала от своего хозяина, какого-нибудь марокканского мальчишки. У другой лапы были скрюченными, наверное, она страдала от ревматизма. Она летала, опустив одну лапу, а вторая в это время была наполовину поджата.
Их атаки с пикирования были исключительно точными. Ньют получил прямое попадание на новый мундир. Суб-лейтенант получил близкий разрыв, причинивший некоторые повреждения.
Лишь на второй день патрулирования мы вспомнили, что пригласили женщин из вспомогательной службы побывать на корабле именно в воскресенье.
Но штаб показал свою гнусную натуру!
Сам патруль прошел тихо и спокойно. Мы еще раз досмотрели французский конвой, пришедший с юга. Ночью небольшой переполох устроил испанский каботажник, с которым мы едва не столкнулись. А в среду мы отправились в Гибралтар.
Через 24 часа мы опять вышли в море.
Но 8 декабря в воскресенье мы вернулись в порт. В понедельник на рассвете мы снова ушли, теперь с «Арк Ройялом» для проведения летных учений. В Атлантике мы посмотрели, как тренируются наши летуны. Всегда интересно было смотреть, как «паровые цыплята» отрываются от палубы «Арк Ройяла». Мы любили «авоськи», как они сами называли «Суордфиши». Это был тихоходный, неуклюжий, непрочный самолет, однако во время войны он сделал очень и очень много. Иногда старый корабль или самолет ухитряется сделать то, чего от него никто не ожидает. Иногда он занимает место в сердце людей, которые на нем воюют. Иногда оба этих фактора совпадают, и тогда появляется потрясающее оружие. Прекрасным примером этого являются старые эсминцы типа «V и W». Их достижения в течение войны были просто потрясающими. «Суордфиш» в воздухе тоже творил чудеса.
Те «Суордфиши», которые мы видели у берегов Сардинии, атаковали итальянский флот среди бела дня с дистанции пистолетного выстрела. Они летели так низко, что моряки итальянских эсминцев, окружавших линкоры, видели лица пилотов. Они пролетели буквально под дулами итальянских зениток, чтобы сбросить свои торпеды. Они добились по крайней мере двух попаданий и благополучно вернулись назад.
А теперь мы следили, как они отрабатывают свои трюки. Мы увидели, как ветераны знакомят новичков со своими секретами. Мы также буксировали мишени для пикировщиков и слегка вздрагивали, когда вниз летели маленькие практические бомбы. Некоторые падали в неприятной близости от нас. Тогда мы на все корки ругали пилотов и прятались под орудийными щитами. Я помню, как расчет орудия «Y» в панике бросился прятаться в кормовую надстройку, когда один юнец сбросил бомбу вплотную к корме. А их выражения просто невозможно повторить.
На второй день нам пришлось подбирать двоих пилотов. «Фулмар», за которым мы следили, набрал высоту, почти скрывшись из вида, но потом скользнул вниз и аккуратно приводнился. Самолет быстро затонул, однако мы спустили шлюпку еще до того, как это случилось. За летчиками отправился доктор, а мы остановились поблизости, чтобы посмотреть. Пилот лениво греб, а наблюдатель плыл на спине. Мы подобрали их. Пилот был в полном порядке, но наблюдатель потянул себе плечо.
Пилотом был молодой мидшипмен. Он был совершенно невозмутим. Юноша спокойно заметил: «Ах, да, я уже делал это. Несколько месяцев назад я разбил в Северном море «Грумман». Там было чертовски холодно. А моя поганая лодка так и не надулась».
Спасательная операция прошла удачно, и летчикам очень понравилось на эсминце,
«Арк» вежливо поблагодарил нас за то, что мы подобрали неудачников, и учения продолжились. Их вторую половину сопровождали квалифицированные комментарии командира боевой авиационной части «Файрдрей-ка» (временный).
Ночью мы помчались к проливу. «Арк» всегда и все делал на бегу. На скорости 27 узлов мы влетели в бухту между Гибралтаром и Малагой, чтобы отработать торпедную атаку.
Там произошла еще одна авария. Такие вещи просто совершенно неизбежны. «Арку» везло. Во время боевых операций и учений он потерял очень мало самолетов, но в тот день произошла трагедия. Внезапно налетевший шквал не позволил увидеть что-либо на поверхности воды, и мы напрасно искали летчиков. На этот раз разбился «Суордфиш». Он приготовился пикировать на цель, но тут в него врезался другой «Суордфиш». Второй самолет вернулся в Гибралтар и благополучно приземлился, но первый погиб.
Мы сумели обнаружить резиновую лодку. Она была надута и дрейфовала по ветру, но пустая. Потом мы нашли колеса и плавающую торпеду. И все. Эта трагедия воочию показала нам, каким трудом достаются такие блестящие победы, как у Спартивенто.
Наступила середина декабря. Мы получили небольшой отдых, так как у нас треснул кронштейн вала, и нас поставили в док для ремонта. Я отправился в Танжер, чтобы насладиться той самой ночной жизнью, о которой мы мечтали в кают-компании. За свой счет, разумеется. Кают-компания не оценила мою жертву. Мы вышли в море только через 2 дня после того, как я вернулся. И я был этому очень рад, потому что чувствовал себя совершенно разбитым.
А потом возобновилось патрулирование, и мы получили еще одну возможность полюбоваться типичным зимним средиземноморским деньком. Вдали мы могли видеть зазубренные марокканские хребты. Мы отметили, что в стране рифов снег не выпадает.
Примерно около полуночи мы получили приказ спешно направиться к границе территориальных вод возле Малаги. Никаких объяснений столь срочной передислокации не последовало.
И мы помчались сквозь ночь, введя в дело третий котел. Под форштевнем кипела светящаяся пена, словно в каком-то ведьмином котле. На полпути мы наконец узнали, что немецкий транспорт может попытаться проскочить из Малаги в Марсель. Мы должны были перехватить его. Мы подошли к испанскому берегу в 4 утра и повернули вдоль него, старательно держась в нейтральных водах. Не было никаких признаков немца. Не было вообще никаких кораблей.
Какое-то время мы бродили вдоль побережья, внимательно принюхиваясь. Ничто не шелохнулось. Мы повернули и пошли обратно. Единственные, кого мы встретили, — испанский каботажник и португальская рыболовная шхуна. Немцы не двинулись с места.
После этого мы вернулись в район патрулирования и продолжили шататься взад и вперед в указанном квадрате, Но тут же прилетела новая радиограмма: «Немедленно возвращайтесь в Гибралтар полным ходом».
И мы послушно развили максимальную скорость, влетев в Гибралтар, как ошпаренная кошка. Но в порту нам сообщили, что особенно спешить было необязательно.
Этим вечером мы обедали с вояками. Вечер получился приятным. Я помню, что офицеры собрались в кают-компании вокруг пианино, чтобы немного попеть. Впрочем, есть песни и песенки…
А затем без всяких предварительных слухов — на сей раз нижняя палуба ошиблась — назавтра во второй половине дня мы отправились на восток: «Ринаун», «Арк Ройял».
«Шеффилд» и эсминцы. Дополнительных крейсеров, увы, не было. Больше мы не беспокоились о возможной встрече с итальянцами.
Мы должны были встретить линкор «Малайя», идущий с востока. Вместе с линкором шли 3 эсминца и пара транспортов. Ничего не произошло. Нас даже не бомбили, если я правильно помню. Это путешествие запомнилось только затянувшимся бездельем. Если проводить параллели, то это выглядело бы, как если бы немцы отправили линкор в сопровождении 3 эсминцев через Ла-Манш, в то время как мощный британский флот стоит в Портсмуте.
Мы пришли в Гибралтар в сочельник, и тот же день прибыла депеша: «Капитан-лейтенант Стефен Норрис награжден Орденом за выдающиеся заслуги, суб-лейтенант Хоул награжден Крестом за выдающиеся заслуги». Двое матросов получили Медали за выдающиеся заслуги. Ночью пролилось все, что могло литься. Для начала пошел дождь, но только для начала.
Рождество тоже получилось мокрым. Шквалистый ветер с дождем налетел с запада. Службу мы провели в матросском кубрике. Устраивать ее наверху было бы неразумно.
После недолгой службы командир, двое суб-лейтенан-тов и я отправились в собор. Есть определенная красота в этих чисто мужских церковных службах в Гибралтаре. Тот день был полон странной грусти. Старые рождественские гимны, услышанные во время войны далеко от дома, трогают самые потаенные струны в сердце.
Но в разгар песнопений адмирал сэр Дадли Норт, командующий Северо-Атлантической станцией, внезапно покинул собор. Немедленно кто-то произнес: «Не к добру». Но пение продолжалось.
К концу службы атмосфера стала откровенно напряженной. Но никто не отзывал нас на корабли. Когда все закончилось, мы отправились в «Бристоль», посидели на рождественском обеде, опрокинули по стаканчику шерри и пошли обратно на эсминец. Пока все было тихо.
Кто-то некстати вспомнил, что на прошлое Рождество нас выгнали в море. Командир мрачно заметил: «Это мы еще успеем». И тут корабли в гавани действительно получили приказ поднимать пары. Из труб эсминцев повалил дым. Мы припустили бегом, перескочили через корабль, стоящий у причала, и попали на «Файрдрейк». Его машинные вентиляторы уже рычали, подавая воздух к топкам котлов.
Вахтенный офицер коротко сказал: «Быть готовыми к выходу через час». Мы отправились по местам. Стряслось какая-то гадость, в этом никто не сомневался.
В кают-компании в это время пировали.
На «Файрдрейке» существовал обычай: в день Рождества приглашать унтер-офицеров выпить вместе с офицерами. Старший помощник строил свои собственные теории относительно того, что означает слово «выпить». Означало ли это порцию для грудного ребенка? Или наоборот, порцию, которая свалит с ног верблюда? Поэтому он, как истый англичанин, сумел найти компромисс. Он пригласил унтер-офицеров на корму в 10.30. А сейчас часы показывали 12.45.
Я полагаю, что никто из унтер-офицеров не позволил себе ничего лишнего. Да, я видел, как один из них, вынув вставные челюсти, попытался укусить ими соседа, но, думаю, это было просто веселое рождественское настроение.
Они начали, как и положено, с песни «Какой он славный парень». Что последовало бы дальше, можно только гадать, потому что прибежал вахтенный сигнальщик и сунул командиру под нос бланк. Приказ был кратким и недвусмысленным. «В 13.00 отдать швартовы и выйти в море». То есть нам на все дали целых 10 минут.
Машины находились в 4-часовой готовности, что означает — в котлах нет пара. Электричество нам подавали с берега по кабелям. В 12.30 машинная команда получила приказ перейти на часовую готовность, но чтобы только разжечь котлы требуется 20 минут.
Празднование немедленно прекратилось, причем, должен сказать, достаточно организованно. Те самые вставная челюсти были использованы, чтобы подгонять отстающего, замешкавшегося на крутом трапе кают-компании, но это нельзя назвать беспорядком. Правда, в последний момент мелькнула странная фигура, облаченная в килт и игравшая на волынке, изготовленной из спасательного жилета. Но, полагаю, это был человек из экипажа стоявшего рядом «Форчюна».
Мы подняли моторный катер. Его экипаж спрыгнул на палубу, когда мы уже отходили от «Форчюна». Там раздавались крики, смех и пение, что не вполне соответствует морским традициям. Мы отправлялись в море навстречу шторму, не дотянув 10 минут до начала рождественского обеда.
Кубрики были украшены сигнальными флажками и зеленью, которую матросы неведомо где нашли на Скале. Чувствовался праздничный настрой. Я подумал, что мы таким образом сэкономили несколько бутылок вина, но не посмел сказать об этом вслух.
Когда мы поднимали катер, несколько офицеров «Форчюна» следили за этим со своего квартердека, весело подкалывая нас. Мы их любили, но я думаю, что в тот момент они ощущали некое превосходство.
Мы вышли в море. Я поднялся на мостик, заглянув по пути в рулевую рубку. Рулевой стоял, закатав рукава, и курил большую сигару с золотым ободком. Откуда-то снизу доносились невнятные, но тихие голоса унтер-офицеров. Сейчас они находились в ладу со всем миром, даже с нижними палубами.
С адмиральского корабля был получен сигнал: «Количество кораблей, которые отвалили, подняв пары, показывает, что часть эскадры проявила незаурядное рвение, чтобы выйти в море. Или вы праздновали Рождество в котельном отделении?»
Мы вылетели из гавани как пробка. Люди потом говорили, что мы дали 20 узлов, но, думаю, это преувеличение.
Мы отвалили, как и было приказано, через 10 минут, а следом за нами вышло все Соединение Н. Я твердо знаю, что на кораблях уже начали праздновать Рождество, и все-таки вся эскадры вышла в пролив навстречу жестокому шторму через 45 минут после получения приказа.
Далеко на западе один из наших конвоев на рассвете был атакован тяжелым крейсером типа «Хиппер». И мы шли на помощь.
«Бервик», бедный старый «Бервик», который уже получил удар у Спартивенто, вместе с легким крейсером «Бонавенчер» принял на себя всю тяжесть нового боя.
К 14.00 жизнь на «Файрдрейке» вошла в нормальную колею. Пара человек мучилась животом, еще пара страдала с перепоя, но в остальном мы находились в полной боевой готовности. Мы шли навстречу высоким волнам, выдерживая скорость 26 узлов, хотя нас мотало и бросало. К вечеру ветер немного ослабел, но во второй половине дня на святки он задул сильнее, гораздо сильнее. Однако на западе требовалась наша помощь, и мы двигались навстречу конвою. «Арк Роял» и «Ринаун» в полночь отделились от нас и пошли дальше самостоятельно. Мы остались ждать, борясь со штормом.
В пятницу мы вместе с «Шеффилдом» развернулись строем фронта, чтобы начать поиск. Конвой рассеялся. Мы попытались найти отбившиеся суда и привести их в порт. Мы подобрали троих и вместе с ними повернули на восток. «Шеффилд» оставил нас. Во второй половине дня с северо-запада подошли авианосцы «Аргус» и «Фьюриес». Мы добавили их к своей компании и пошли дальше.
Но «Фьюриес» пожелал уйти вперед. Нам с «Фолкно-ром» пришлось его сопровождать.
Мы прибыли в Гибралтар 29 декабря утром. Но сразу после полудня нам пришлось отправляться на запад, чтобы встретить «Ринаун» и «Арк». В порту мы оказались 30 декабря.
Потом нам рассказали, что «Хиппер» атаковал конвой в предрассветных сумерках. «Бонавенчер» сразу ответил на его стрельбу из своих 133-мм орудий. Но ведь «Хиппер» был тяжелым крейсером водоизмещением 10000 тонн, вооруженным 203-мм орудиями и хорошо забронированным!
Но «Бонавенчер» с самого начала добился нескольких попаданий, а потом в бой ступил «Бервик». И почти сразу он снова получил попадание. В те дни счастье явно отвернулось от этого крейсера, однако он не прекратил бой и в свою очередь добился нескольких попаданий. «Хиппер» отвернул прочь и исчез на юго-западе. «Арк Ройял» и «Ринаун» попытались найти его, но не сумели. Конвой добрался до цели без потерь.