Глава 12. Бой у Спартивенто
Глава 12.
Бой у Спартивенто
I
Мы стояли в Гибралтаре. Нам было приказано чистить котлы, хотя мы еще не отмотали положенного количества миль. Это было зловещим признаком. «Бойся данайцев и дары приносящих». Эсминцы всегда приходят в ужас, когда штаб становится подозрительно добреньким. Было ясно, что в воздухе снова запахло порохом. «Опять на восток», — мрачно прокомментировали нижние палубы. При этом они добавляли: «На восток — это к несчастью». И довольно часто оказывались правы.
Мы слонялись по большой гавани, отдавая визиты вежливости одной кают-компании другой, как и было положено на эсминцах. Мы также посетили корветы, так как на Средиземное море прибыли первые «Цветочки». Поэтому все офицеры придирчиво осматривали «Пэнси» — «Анютины глазки». Мы также посетили подводные лодки. В горячих головах уже родилась идея угнать 2 итальянские подводные лодки, которые стояли в гавани Танжера.
Мы завтракали в отеле «Скала» и пили чай. Потом последовало несколько стаканов шерри в компании Тони в «Бристоле».
Прошли три дня, потом четыре, потом пять. Воскресенье было пятым. А в понедельник мы вышли в море.
На восток. Рулевой, который говорил от имени нижних палуб, оказался снова прав.
Во второй раз была собрана мощная эскадра, почти целый флот: «Ринаун», авианосец «Арк Ройял», крейсера «Саутгемптон», «Манчестер», «Диспетч» и 8 эсминцев, в том числе 2 новых мощных корабля типа «J».
Погода снова была довольно ветреной, без всякого тумана. Волны катили вслед за ветром, а мы катили уже привычным маршрутом, быстро и без помех. Следующий день оказался опять солнечным. Именно во время этого похода адмирал Сомервилл сделал свой знаменитый сигнал: «Капелланы флота должны молиться о тумане». Может быть, капелланы молились не слишком усердно, а может их просто не услышали, но видимость в этот день была превосходной. Мы видели заснеженные вершины Сиерры, которые остались в сотне миль позади.
Утром «Арк Ройял» поднял свои самолеты. Это был один из тех дней, когда несчастья просто сыплются на авианосцы. Утром он потерял один самолет во время тренировочного полета, хотя экипаж был спасен. Во второй половине дня еще одна машина, садясь на палубу, была повреждена. Такие происшествия ранили их гордость. Они не желали сорвать операцию. Эскадра продолжала мчаться на восток по идеально прямой линии.
Во второй половине дня «Манчестер» и 3 эсминца отделились для выполнения особого задания. Мы следовали прежним курсом всю ночь. Так как было новолуние, ночи стояли очень темные. Эскадра шла, немного сомкнув строй, как и положено ночью. Большие корабли казались нам просто смутными силуэтами, призраками, лишь немного более вещественными, чем чернота моря и неба.
На мостике стояла полная тишина, если не считать попискивания асдика в громкоговорителе. Мы следили за этими смутными тенями, чтобы повернуть сразу, как только они повернут, и следовать прямо, если они идут прямым курсом. Страшное напряжение ночных вахт нельзя передать словами. В это время тебя тащат в прямо противоположные стороны самолюбие и тревога. Очень легко упустить поворот линкора, находящегося в 1000 ярдов. И точно так же легко потерять головного мателота, который не несет даже затененного синего огня на корме.
Эти ночи полны странной таинственности. Мостик словно отделяется от корабля, крошечная платформа с людьми начинает жить собственной жизнью, как бы паря над молчаливым корпусом. Остальной корабль проявляет себя лишь смутным бормотанием переговорной трубы из рулевой рубки и лязгом башмаков по железным трапам. Да, еще одно. Мы постоянно держали расчет при орудии «В». Иногда артиллеристы принимались петь, сгрудившись за сомнительным прикрытием в виде орудийного щита. Их репертуар был совершенно неисчерпаемым — от соленых частушек нижних палуб до заунывных баллад, которые никогда не услышишь на берегу.
К рассвету, серому и унылому, мы оказались внутри опасной зоны в неприятной близости от острова Галита.
И на рассвете мы нагнали конвой, который должны были прикрывать. Они появился на южном горизонте с первыми лучами солнца — 4 транспорта, до предела нагруженные припасами, которые были отчаянно нужны Армии Западной пустыни, сражавшейся с итальянцами под Сиди-Баррани. Если все и дальше так будет продолжаться, то конвой пройдет.
Мы слегка снизили скорость, чтобы приготовиться к отражению воздушных атак. «Арк Ройял» и «Ринаун» остались за кормой. Эсминцы принялись метаться среди транспортов, чтобы перестроиться в новый ордер ПВО.
Нам было приказано развести пары в третьем котле. Третий котел — это всегда дурной знак для эсминцев. Он означает: «Приготовиться к неприятностям». На двух котлах эсминцы типа «F» могут развить скорость 27 узлов. Три котла необходимы, чтобы дать полный ход. Но 27 узлов всегда хватало при проводке любого конвоя.
В 9.23 мы перехватили радиограмму, в которой сообщалось о присутствии вражеских кораблей. Командир приказал вниз по переговорной трубе: «Нанесите мне это на карту». А спустя минуту он спросил: «И какое расстояние?»
«75 миль, примерно на северо-востоке».
Капитан спокойно приказал: «Курс 45 градусов. Добавить 20 оборотов».
«Есть добавить 20 оборотов», — подтвердила переговорная труба.
Пока не было никаких приказов и сигналов. Мы только знали, что на севере наконец-то появился противник. Его надводные корабли находились относительно недалеко от нас и направлялись в нашу сторону.
Мы немедленно повернули и по вибрации корпуса ощутили увеличение скорости. Командир приказал добавить еще 20 оборотов. Мы увидели, что лидер нашей флотилии также поворачивает. Потом, глянув на юг, мы обнаружили, что поворачивает и первый из легких крейсеров. А посмотрев на запад, мы увидели, что поворачивает и «Ринаун».
Когда адмиральский корабль повернул, на нем взвился флажный сигнал. Эскадре было приказано перестроиться в кильватерную колонну с крейсерами в авангарде головой на северо-запад. Я никогда не забуду ни одну деталь происходившего и охватившее всех возбуждение. Все наши корабли разом рванулись на север. Они походили на отлично обученных гончих, немедленно бросающихся на добычу, даже не дождавшись сигнала рога. В то утро нам не нужны были никакие сигналы. Адмиралу не требовалось поднимать на фалах никакие флаги.
Но наш командир произнес с сомнением в голосе: «Только я не думаю, что они останутся».
Мы пристроились в кильватер «Фолкнеру», оказавшись прямо в кипящей струе у него за кормой. Какое-то время мы шли в авангарде — два маленьких кораблика, несущиеся на север. Но затем мимо нас прошли 3 легких крейсера. Они выстроили свою собственную колонну уже впереди нас.
«Саутгемптон» проскочил у нас по правому траверзу.
Солнце уже поднялось. Крейсер мчался со скоростью более 30 узлов, разбрасывая в стороны полотнища брызг, которые поднимались до самого мостика. Когда он проходил мимо нас, низкое солнце осветило эти каскады, и тысячи разноцветных бриллиантов засверкали на башнях, стволах, дальномерах корабля. Он был олицетворением грозной красоты. Крейсер прошел так близко, что мы видели людей, суетящихся на палубе. Они завершали последние приготовления к бою. Мы заметили, что башни поворачиваются, и стволы орудий поднимаются и опускаются, пока артиллеристы проверяют механизмы. На фалах крейсера трещали сигнальные флаги, а на гафеле плескался ослепительный боевой флаг. Но затем «Саутгемптон» обогнал нас, а следом за ним и остальные крейсера.
Позади нас мчались наши товарищи, эсминцы 8-й флотилии. А еще дальше, разбрасывая фейерверки брызг, спешил «Ринаун». Искрящиеся фонтаны перехлестывали его мостик, вырастая чуть ли не до высоты мачт, такую скорость он развил.
После этого я спустился в нижние отсеки. В кубриках убрали мебель и открыли люки. В артпогреба были опущены тали. Люди на подаче снарядов уже облачились в белые огнеупорные маски, превратившись в диковинных чудовищ, и стояли у элеваторов. Артиллеристы у орудий надели каски. Торпедисты переговаривались о чем-то шепотом. На корме тоже все было готово. По палубе раскатали пожарные рукава.
Вскоре выяснилось, что матросы обсуждали только один вопрос: «Неужели поганые макаронники все-таки не удерут?»
Я пошел обратно на мостик. Когда я поднимался по трапу, в лицо ударил тугой ветер. Позади натужно завыли машинные вентиляторы. Весь корабль буквально вздрагивал в нервном ожидании. Я поднялся на мостик.
Еще одна радиограмма: противник по-прежнему находился к северо-востоку от нас. Флот Муссолини решился-таки вылезти из норы. 2 линкора, 5 крейсеров и 12 эсминцев — действительно, целый флот. Против них мы могли выставить линейный крейсер «Ринаун», легкие крейсера «Шеффилд», «Саутгемптон», «Манчестер» и 7 эсминцев.
Через 20 минут об этом узнали в рулевой рубке, отсеке низковольтных агрегатов, в погребах и у орудий. Я снова отправился в обход. Поведение людей ничуть не изменилось. Они не испугались, хотя противник имел заметный численный перевес. Итальянцы находились рядом со своими базами Впрочем, кое-что в настроении матросов все-таки переменилось. Они были страшно удивлены.
«Сейчас они, может быть, останутся. Давно бы так!»
II
Даже боги моря и неба, похоже, сговорились превратить этот день в эффектную драматическую постановку.
Повернув на север, мы вошли под высокую арку, образованную серо-синими тучами. Пухлые облака бежали с востока и загибались завитками на западе. Выгнутая к северу зона облачности образовала гигантский полумесяц.
Мы вошли под арку и где-то в конце колоннады увидели мачты, трубы и надстройки кораблей. Но за минуту до этого прилетело предупреждение — это были свои.
В этой войне мы видели много примеров великолепной работы штаба. Но столь блестящие примеры встречались все-таки редко. Командование решило предоставить конвою следовать обычным маршрутом, а само отправило на запад несколько кораблей Средиземноморского флота, чтобы встретить нас. Конечно, в этом была доля удачи, но морское счастье в очередной раз улыбнулось англичанам. Однако главным были, разумеется, дальновидность и точный расчет штаба.
Утром мы установили связь с конвоем, а теперь должны были встретиться с линкором «Рэмиллис» и крейсерами «Бервик» и «Ньюкасл». До них сейчас было такое же расстояние, как до противника. Эти корабли, как только увидели нас, тоже повернули на север, и мы быстро соединились с ними.
Один легкий крейсер остался прикрывать конвой на юге, к нему присоединился «Диспетч», который находился позади. «Ньюкасл» присоединился к трем однотипным крейсерам, и теперь у нас был полный дивизион легких крейсеров типа «Таун». «Бервик» пристроился к ним, а мы заняли место на раковине у крейсеров, пройдя мимо «Рэмиллиса».
Он был великолепен. Его широкий корпус распарывал воду, разбрасывая в стороны высокие белые буруны. «Рэмиллис» выжимал из своих изношенных старых машин неслыханную мощность. Но даже 25 лет назад он мог дать не более 22 узлов. Мы промчались мимо него, как ласточка мимо орла. Он развернул башни в сторону противника и поднял орудия на предельный угол, словно пытался дотянуться до цели через многие мили морского простора. Вдоль бортов линкора искрящимися полотнищами висели облака брызг. Его кильватерная струя была гораздо шире, чем следы эсминцев. На грот-мачте линкора уже был поднят боевой флаг, широкое белое полотнище с красным крестом, которое с жестяным треском билось на ветру.
Ровно в полдень мы заметили первый столб дыма, поднимающийся на горизонте, а потом на востоке показалась одиночная мачта. Она находилась прямо к северу от нас.
Мы приняли сигнал: «Дым и мачта по пеленгу 000°. 12.03».
Мы видели мачты итальянского флагмана. Нам не требовалось менять курс или перестраиваться. Мы встретили противника именно там, где рассчитывали его встретить, и он шел нам навстречу.
Теперь-то мы знаем, почему итальянцы остались. Поступили новые сообщения самолетов-разведчиков. Мы шли навстречу эскадре, в состав которой входили 2 линкора, в том числе один новейший типа «Литторио». Вероятно это и был сам «Литторио», самый новый и самый сильный из линкоров Муссолини. Другим был линкор типа «Кавур», который закончил капитальную модернизацию накануне войны. Противник также имел 4 тяжелых и 3 легких крейсера и 12 эсминцев.
Мы уступали противнику в количестве, уступали в артиллерийской мощи, и итальянцы шли нам навстречу. Однако я мог видеть, как ведут себя наши артиллеристы, которые сейчас стояли у орудий, сигнальщики и наблюдатели на мостике, я видел лица офицеров. Все были рады предстоящему бою, но особого волнения никто не испытывал. Мне приходилось видеть больше возбуждения во время учебных стрельб, когда на кону стоял кубок флотилии!
Мы не могли слышать звук авиационных моторов, но глаза обнаружили самолеты — ведь мы продолжали бдительно следить за морем и воздухом, особенно за разрывами между туч. И мы увидели, как от одного облака к другому крадутся 11 самолетов. С помощью биноклей мы установили, что это наши собственные самолеты. «Суор-дфиши» «Арк Роняла» намеревались атаковать противника торпедами среди бела дня. Самый тихоходный самолет собирался встретиться с противником, который его уже ожидал.
Кто-то рядом со мной произнес: «Бедняги». И все.
Но потом другой голос искренне добавил: «Хорошо, что я не летун!»
Тучи проглотили торпедоносцы, летящие в идеальном строю.
Тогда мы перевели бинокли на итальянский флот. Тонкие спички мачт превратились в массивные надстройки, окрашенные в светло-серый цвет, более светлый, чем наша боевая раскраска. Они ясно выделялись на светлом горизонте.
Затем они повернули. Насколько мы могли видеть с мостика «Файрдрейка», итальянцы теперь шли на восток или чуть-чуть склонялись к югу.
Все ближе и ближе… Голос из КДП передавал дистанцию. Но большие числа означали, что противник находится еще слишком далеко для наших орудий.
Ближе и ближе… Ветер, треплющий наши сигнальные флаги, засвистел более весело. Тонкие прозрачные серые струйки, которые вылетали из труб крейсеров, показывали, что они увеличивают скорость.
Ближе и ближе… Крейсера открыли огонь! Это произошло в 12.20 по моим часам. Мы увидели облачка коричневого дыма, вырвавшиеся из их орудий, мигнули вспышки. А затем ветер донес до нас отдаленный грохот.
И тут же далеко на горизонте мы заметили ответные вспышки. Итальянцы тоже открыли огонь.
12.21 — я никогда не забуду тех долгих секунд, которые прошли с момента первого залпа и до падения первых снарядов.
Легкие крейсера шли строем фронта у нас справа по носу и вели огонь. «Бервик» находился еще правее и чуть позади них. Первый итальянский залп лег за кормой наших крейсеров.
«Перелет!»
Наши дали еще один залп, и на горизонте выросли белые, искрящиеся на солнце колонны. Наши снаряды накрыли итальянцев.
«Бервик» тоже открыл огонь, и глухой грохот 203-мм орудий перекрыл более высокий треск залпов легких крейсеров.
А затем за кормой у нас, бухнули орудия «Ринауна», вплетая свой голос в безумный оркестр.
«Рэмиллис» тоже начал стрелять. Однако линкор находился слишком далеко позади и отставал все больше, так как не мог развить необходимую скорость.
Начали стрелять эсминцы. Высокая нота их орудий была заметна на фоне басовитого грохота. Но это было бессмысленно. Между нами и противником встала стена всплесков. Мы не могли достать до противника и не могли выполнить главную задачу эсминцев — провести торпедную атаку.
А потом мы увидели, как небо к юго-востоку от итальянской эскадры покрылось коричневыми и белыми клубками, маленькие мячики, похожие на головки одуванчиков на летнем лугу. Это вышли в атаку «Суордфиши». Итальянцы тут же поставили огневую завесу, но при этом меткость стрельбы их тяжелых орудий заметно снизилась. Мы не видели никаких попаданий. Мы не видели сбитых самолетов. Мы даже не заметили зловещих хвостов дыма.
Не было сомнений, что итальянцы бегут на восток. Сначала эсминцы, а потом и крейсера начали ставить дымовую завесу. Тяжелые черные облака протянулись над морем, закрывая всё и вся, лишь где-то в дыму мелькали красные вспышки выстрелов. Над головой у нас со свистом летели снаряды. За кормой поднялись высокие столбы воды. Но мы тут же увидели, как впереди подобно исполинским деревьям выросли фонтаны разрывов снарядов «Ринауна».
Наши крейсера дрались отлично. Они сражались эскадрой, которая действовала, как единое целое. Их маневры были настолько скоординированы, что эскадра напоминала живое существо. И это при том, что «Шеффилд» постоянно действовал в составе Соединения Н, а остальные корабли только что прибыли из Англии или с востока. «Ньюкасл» вообще присоединился к ним только сегодня утром. Они не имели времени, чтобы сплавать-ся, но великолепный уровень подготовки кораблей Королевского Флота позволил им добиться идеальной гармонии. Это было «классно» во всех смыслах этого слова.
Они повернули, так как итальянский флот пересек им линию курса, пытаясь удрать на восток в более безопасные воды. Крейсера пошли на сближение под углом около 45 градусов. Это позволяло им вести огонь и из кормовых башен.
Они постепенно увеличивали темп стрельбы, но и противник тоже стрелял все чаще и чаще.
Мы внезапно увидели красную вспышку на «Берви-ке», которая не была выстрелом. Одновременно всплески закрыли корму крейсера. Когда столбы воды опали, мы увидели, что за кораблем волочится хвост коричневого дыма. На какой-то момент крейсер словно приостановился, оторвавшись от остальных кораблей. Но затем он вернулся в строй, ведя огонь, но уже только из трех башен.
«Бервик» получил попадание», — сказали мы.
Вдалеке между флотами противников внезапно мы увидели тонкий столб брызг, который не был похож на падение снаряда. Это могло быть… Мы подождали секунду, чтобы удостовериться, что это не перископ. Затем фонтан взлетел еще раз. Между сражающимися эскадрами резвился кит! Мы решили не идти на таран.
Бой продолжался. Дистанция сокращалась очень медленно, так как итальянцы повернули сначала на восток, а потом на северо-восток. Они бежали!
«Ринаун» постепенно отставал, так как не мог состязаться в скорости с итальянцами. Его орудия продолжали стрелять. Время от времени мы видели белые столбы воды, поднимающиеся среди итальянских кораблей. Однако противник уже вышел за пределы эффективной дальности орудий «Ринауна», хотя они были подняты на предельный угол.
Стрельба постепенно прекратилась, прекратился и свист снарядов у нас над головой. Всплески рядом с нашими кораблями тоже стали реже. Еще один или два залпа легли между легкими крейсерами, но мы находились неподалеку и не заметили никаких повреждений.
Зато над итальянской колонной мы увидели белый дым, стелившийся поверх черного. Расчет орудия «В» разразился радостными криками, заметив это. Он был похож на пар. Сказать это уверенно мы не могли, поэтому оставалось гадать, получил ли кто-то из неприятелей повреждения или нет. Но итальянцы еще больше отклонились к северу, торопясь укрыться среди своих минных полей. Мы погнались за ними.
«Ринаун» прекратил огонь. Теперь бой вели только легкие крейсера и «Бервик». 4 британских легких крейсера и один побитый тяжелый гнали половину итальянского флота в его базы. Это не было похоже на погоню собачьей своры за усталой лисой. Тут вообще не было лисы. Были трусливые морские шакалы.
Мы с мостика могли только следить за происходящим. Боя не было. Итальянский адмирал не попытался бросить свои эсминцы в атаку, чтобы вырвать у нас победу. Мы не могли сражаться на дистанции, которую он выбрал. Мы могли только смотреть.
Я в очередной раз спустился вниз, чтобы найти чего-нибудь перекусить. Командир проголодался, хотя было всего лишь время ленча. Я нашел закутанного в асбест содержателя корабельной лавочки на подаче снарядов. Он сидел вместе с санитаром и жарко обсуждал, как мне показалось, женские прелести. Он открыл ради меня свою лавочку, и я ушел, нагруженный бисквитами и шоколадом, который так любили матросы.
Мы на мостике расхватали бинокли и штурманские визиры, чтобы хоть как-то следить за ходом боя. Командир излагал свою теорию относительно итальянцев, как нации, не говоря о них, как о бойцах. Если мне не изменяет память, мы даже начали обсуждать цветочные клумбы.
Бой замирал. Наши легкие крейсера один раз слегка изменили курс, чтобы сбить противнику прицел, но потом продолжили погоню. Стрельба итальянцев стала редкой и беспорядочной. Их дым затянул всю северную половину горизонта. Они уже далеко оторвались от нашего авангарда. Итальянцы имели длинные ноги, и ничто не могло их остановить, даже утерянная честь.
Бой у мыса Спартивенто завершился в 13.20. Прошел всего 1 час и 20 минут с того момента, как мы заметили на севере мачты. Итальянский флот уже подошел к границе своих минных заграждений, которые прикрывали с юга берега Сардинии и порт Кальяри.
Мы не могли рисковать, заходя на мины. Мы гнались за итальянским адмиралом, пока не подошли на 30 миль к их берегам и на 35 миль к их аэродромам. Последнюю фазу этого странного боя вели 1 тяжелый и 4 легких крейсера.
После того как командир крейсерской эскадры приказал прекратить огонь, мы сыграли «Отбой боевой тревоги».
Бой завершился. Старший помощник спустился из командно-дальномерного поста и кисло заметил:
«Ну а теперь мы можем пойти и пожевать сэндвичей с ветчиной. Только чтобы она была нарезана потолще».
Мы спустились с мостика. Корабль снизил скорость до 22 узлов, и нервное возбуждение стремительно улетучилось с «Файрдрейка». Я пошел на корму. Повсюду слышались шутки и несколько нервный смех. Моряки толпились вокруг платформ 12,7-мм пулеметов, у торпедного аппарата, у орудия «Q».
Офицеры отправились на корму в кают-компанию. Артиллерийские погреба все еще были открыты, никто пока не убрал спущенные туда тали. Подача снарядов могла работать, полвина ламп была погашена, а иллюминаторы были наглухо задраены крышками. Отсек слегка напоминал склеп.
Но стол был уже накрыт для ленча. В течение всего боя кок не покидал камбуза. Он приготовил горячую еду!
Пока мы не опрокинули по стаканчику, напряжение не отпускало нас. Оно вышло вместе с тем же нервным смехом, какой мы слышали на палубе. Мы поднимали тосты за сбежавшего противника. Мы снова стали жизнерадостными и принялись дурачиться.
Никогда еще ленч не казался мне таким вкусным!