ДАЕШЬ МИЛЛИОНЫ ТОНН!

ДАЕШЬ МИЛЛИОНЫ ТОНН!

Белые коробочки хлопка в гербах пяти союзных республик: Азербайджанской, Киргизской, Таджикской, Туркменской, Узбекской. Еще полтора века назад из Бухары и Хивы в текстильные центры — Москву, Иваново — потянулись караваны. Шли неторопливо с юга на север по две тысячи верблюдов, груженных хлопком. Заметим, что сегодня такими же путями движутся тысячи вагонов с хлопком, и каждый вагон везет столько хлопка, сколько тащила добрая сотня верблюдов, если не больше. В очерке «Лунная дорога из хлопка» писатель Чингиз Айтматов прикинул, что «если погрузить весь хлопок Узбекистана в вагоны, то потребуется эшелон длиной до Луны».

Нелишне напомнить, что до Октябрьской революции многие фабрики Москвы, Иванова и другие работали на сырье из дальних английских колоний. Своего явно недоставало, так же как и многого другого. Говорится: «металл — это хлеб промышленности». С тем же основанием можно утверждать, что сегодня «хлеб» текстильной промышленности — хлопок. Чего-чего, а хлеба — в буквальном и переносном смысле — должно быть в достатке. Борьба за этот «хлеб» — текстильный, который в значительной мере одевает нас, борьба за миллионы тонн отличного хлопка развернулась на всех фронтах, причем чуть ли не с первых дней Советской власти.

Героические страницы битвы за советский хлопок запечатлены в романе Бруно Ясенского «Человек меняет кожу». Герой этого романа — инженер Уртабаев говорит своему собеседнику: «Если вы заметили, на плато имеются следы древнего орошения. По преданиям, во времена Александра Македонского вся эта долина была орошена и густо населена… Вахш, ударяя с силой, свойственной горным ледниковым рекам, в левый берег, уносил ежегодно породу, смывая головные сооружения арыков. Население вынуждено было постепенно спускаться вниз по течению, выбирая все новые места для головных сооружений. В на* стоящее время из двухсот тысяч га туземная оросительная сеть охватывает не больше шестнадцати процентов. Вся остальная долина с течением столетий превратилась в выжженную солнцем, безводную пустыню… А между тем река Вахш отличается исключительным обилием воды… Восемьдесят процентов этих земель будут пригодны под египетский хлопок, что даст ежегодно свыше трех с половиной миллионов пудов высококачественного волокна…»

Уточним, что понимается под термином «высококачественный» применительно к хлопку. Тонковолокнистый? В контексте приведенной цитаты — да, но вообще-то не обязательно. Волокно, как мы убедились на примерах шерсти и льна, может быть погрубей и потоньше, но служит различным целям. В этом смысле и хлопок но исключение. Скажем, для трикотажа лучше всего сред-неволокнистый. Или по специальной классификации — четвертого типа. Пятого — для ситцев и сатинов. Из определенных сортов получается и лучшая джинсовая ткань. Казалось бы, все ясно — надо дать хлопкоробам четкое задание: сколько каждого сорта хлопка выращивать. Подобно тому, как даются плановые задания, ска-жем^ на выпуск гвоздей…

К слову, и с гвоздями возникают неувязки: одних видов острый дефицит, других — девать некуда, и не только с гвоздями, мы знаем, так случается… А уж с хлопчатником и подавно тяжело. Почему? Прежде всего потому, что это растение, живая природа, вдобавок прирученная. Как и любое домашнее животное или окультуренное растение, утратившее во многом «бойцовские качества» для борьбы за существование. Изнеженное. Но даже в естественном состоянии любой или почти любой живой организм — от микроба до слона — приспособился к определенным условиям существования. При большем или меньшем изменении этих условий чувствует себя неуютно.

От этих общих положений — к тому, что конкретно относится к хлопку. Не принудишь его расти там, где отлично разрастается лен, и даже в более теплых краях. Например, на юге Украины — вроде бы лето жаркое, и почвы неплохие, и оросить можно. Делались попытки выращивать хлопок в Приазовье. Но урожаи получались из рук вон плохими. Все-таки 30-градусная жара, которая для хлопчатника в самый раз, в этих широтах случалась не так уж регулярно и в летний солнцепек. С другой стороны — экваториальный зной под 50 градусов тоже неприемлем для хлопчатника.

Идет узбекский хлопок, идет таджикский, преимущественно тонковолокнистый. Опять же республики расположены по соседству, во многом условия для произрастания хлопка у них схожи. Но капризные сорта тонковолокнистого хлопка прижились на таджикской земле и там радуют урожаем.

На примере хлопка мы видим, как далеко могут завести поиски ответов на вопрос: почему мы так одеты? В какие дебри биологии, экономики, истории приходится, верней, пришлось бы углубиться, чтобы обстоятельно разобраться хотя бы в значении хлопка как материала для одежды. Прекрасного материала. Хлопок и впрямь одевает мир — пусть не наполовину, пусть на треть — уже достаточно. И когда на этикетках изделий зарубежных фирм пишут «100 % коттон», то есть «100-процентный хлопок», — это вполне можно считать хорошей рекламой. Не одно десятилетие прошло с того дня, когда английская королева рискнула показаться на торжественном приеме в ситцевом платье. Это было не только приметой наступления более демократической эпохи, но я признания достоинства хлопчатобумажной ткани.

Было бы несправедливо обойти молчанием другие амплуа хлопчатника — поставщика ряда ценных продуктов. Да и хлопковое волокно — это и вата, и полотенца, и занавеси. И деньги. Да, именно из этого волокна делают «денежную бумагу». А еще из «белого золота» получают порох и мыло, стеарин и глицерин, маргарин и майонез. Можно насчитать около 1200 продуктов — производных хлопка. А как не вспомнить хлопковое масло, без которого немыслим настоящий плов. Да и хлопковый мед — тоже взят пчелами с цветущего хлопчатника…

Одним словом, да здравствует хлопок? Но отчего вопросительный знак? Разве это не категорическое утверждение? Какие претензии могут быть к хлопку? Винить в чем-либо собственно «белое золото» бессмысленно, так же как и благородный металл в буквальном смысле. Разве золото виновато в том, что из-за пего пролито на свете столько крови и слез? И хлопок ли сам по себе повинен в искалеченных судьбах миллионов чернокожих рабов прошлого века? Другое дело: человеческая, вернее сказать, нечеловеческая жадность, жестокость, обман — вот где собака зарыта! Вспомним историю с шерстью в Англии — ведь не «овцы съели людей», а люди, торгаши, эксплуататоры, не думающие ни о чем другом, кроме собственной выгоды…

К сожалению, в наше время с хлопком связывалось то, что не может не огорчать, удручать, возмущать. И не где-нибудь, а у нас, в Средней Азии, в Узбекистане. Сошлись в один зловещий клубок: та же безмерная жадность к наживе, почестям и — бездушное отношение к земле, к природе, к тому, что остается в наследство следующим поколениям. Для этой преступной беспринципной группы деятелей «белое золото» должно было превращаться в их золото… Любой ценой… Очень дорогой ценой…

Ценой плодородной земли, с которой хлопчатник, превратившись в монокультуру, год от года вытеснял сады и бахчи, пшеницу и огороды. Ценой беспечного расточительства воды из Амударьи, питающей жемчужину этих краев — Аральское море. Ценой безудержного натиска ядохимикатов, губящих в конечном счете все живое в округе. Ценой поголовной мобилизации всех — от мала до велика в период хлопковой страды; хваленая техника не в силах справиться с уборкой урожая. Ценой наглого очковтирательства, приписок, взяток, расправ над теми, кто пытался сказать правду…

К сожалению, так было, и к счастью — в прошлом. Однако одним махом не исправишь всех упущений. И тут большие надежды возлагаются на достижения науки и техники XX века. Один из ученых, специалистов по хлопку, заметил, что за последние десятилетия мы узнали об этом растении больше, чем за все предшествующие века. Установлено, например, что в течение суток хлопчатник 10–15 раз обновляет содержание воды в клетках. Таким образом, «дитя Солнца», как его именовали древние, в не меньшей степени и «дитя воды». За один сезон на гектар хлопкового поля расходуется не менее шести-восьми тысяч кубометров воды. Иначе не жди хорошего урожая…

Многовато воды расходуется, ничего не скажешь. И экономить вроде бы никак нельзя. И все же можно. Растения, как известно, добывают себе питание корнями и если не дотянутся до него, даже если оно в двух шагах, то останутся «голодными и жаждущими». А что, если подавать питательный раствор буквально каждому кустику хлопчатника и питать его вдоволь? Посредством системы трубопроводов. Так и попробовали в Средней Азии и получили урожай втрое больший, чем на обычных полях. Расход воды при этом был значительно снижен.

Разумеется, при этом важно, чтобы такой метод оправдывался и экономически. Во всяком случае, будущее за целенаправленным и насколько возможно меньшим расходом воды на полив хлопчатника. И химикатов на те ж «и другие цели. Хорошо бы, чтобы до растения доходил каждый грамм минеральных удобрений — азота, калия, фосфора. И каждый миллиграмм микроэлементов. Известно, какую роль играют эти «элементы жизни» в жизнедеятельности любого организма, причем у каждого свои — жизненно важные, особенно существенные именно для этого вида. Хлопчатнику, в частности, чрезвычайно необходим ванадий. Тут и впрямь миллиграммы нужного вещества оборачиваются килограммами, тоннами «белого золота».

Засилье сорняков чревато снижением урожая по меньшей мере на четверть. С другой стороны, как мы знаем, увлечение ядохимикатами тоже ничего хорошего не сулит. И то, что порой грубовато выходило у химиков, тоньше и надежней получилось у биологов. Действуя по принципу «враги наших врагов — наши друзья», они подобрали микроврагов для вредителей хлопковых полей. И та при благоприятных условиях стали первоклассными защитниками этой замечательной технической культуры. Впрочем, напрасно, может быть, мы грешим на химиков. Беда, наверное, в том, что плоды их разработок используются порой необдуманно. Кроме того, химики в последнее время разработали препараты совершенно безвредные, но резко повышающие урожайность. Речь идет о так называемых регуляторах роста растений.

Украинские химики-органики выпускают синтезированный учеными препарат ивин. Небольшое ведерко с раствором этого препарата способно повысить урожайность на десятках гектаров хлопчатника. Вместо 9—10 цветов па каждом кустике расцветает 11–12 — можно прикинуть, какой это может дать прирост урожая. Урожая, который, как уже отмечалось, нелегко собрать. И тут выручает химия — вещества, называемые дефолиантами.

Они форсируют падение листьев хлопчатника, и остается собрать лишь коробочки.

Легко сказать: остается собрать… В учебном пособии полувековой давности говорилось так: «Сбор хлопка производится вручную в мешки или корзины: один рабочий может собрать в течение дня около трех пудов коробочек». В современном исчислении это примерно полцентнера хлопчатника на напряженный трудодень. При нынешних масштабах производства потребовалось бы на время хлопковой страды мобилизовать примерно восемь миллионов сборщиков. Так что при всей неудовлетворенности действующими хлопкоуборочными комбайнами подумаем — что было бы, если бы эти детища отечественного машиностроения не вышли на хлопковые поля?

Трудно переоценить и роль биологов в обеспечении полноценных урожаев хлопка. Селекционеры вывели, к примеру, новый сорт хлопчатника «9877». Помимо прочих выигрышных свойств, генетическая программа его включает и такое: преждевременное и одновременное сбрасывание листьев. Таким образом, можно обойтись и без дефолиантов. Поиск и выведение лучших сортов хлопчатника происходит в глобальном масштабе. В 1984 году один американский этнограф возвратился из Перу, где знакомился с бытом племен, затерянных в местных джунглях. Эти люди занимаются примитивным земледелием, разводят хлопчатник, в коробочках которого волокно желтого, бурого и даже фиолетового цвета. Из этих волокон аборигены делают пряжу, затем ткани. Что-то из этого, возможно, представляет интерес для хлопководства?..

Безусловно. Но отнюдь не для того, чтобы избежать окраски хлопка. Дикие и полудикие сорта хлопчатника — вот что ценно — при скрещивании с распространенными ныне сортами дают особенное «потомство». Оно как бы набирается той жизнестойкости, которую во многом утратили давно окультуренные, изнеженные сорта растения. И лучше противятся бичу хлопководства — заболеванию по имени вилт, слово, наводящее ужас на хлопководов. Да и прочим невзгодам эти гибридные сорта противостоят лучше.

Повторим: хлопок — хлеб текстильной промышленности так же, как железо — всей индустрии. Однако особенно в XX веке мы ощутили, как важно располагать не только железом, сталью, но алюминием, медью, свинцом… В этот перечень следовало бы включить целый ряд других металлов, без которых невозможно развитие современной техники. Аналогия в какой-то степени может быть отнесена и к текстильной промышленности, к текстильным материалам. Их, как мы узнали, было совсем немного на протяжении веков, когда человек выбрал несколько подходящих даров живой земли. А среди материалов был и такой, который приковывал к себе внимание и интересы людей, подобно золоту среди металлов. И, бывало, впрямь ценился на вес золота.