28 апреля. Вторая половина дня. Ключик дороже золотого

28 апреля. Вторая половина дня. Ключик дороже золотого

Вполне естественно, что больше всех по поводу данного продвижения болела сейчас голова у командующего армией генерал-полковника В. Кузнецова.

Больше даже, чем у командующего фронтом маршала Г. Жукова. Для того было гораздо важнее то, о чем он вечером этого дня сообщал в Москву, в докладе тов. Сталину.

А именно, во-первых, что «по состоянию на 19.00 28 апреля 1945 г . … наступающие навстречу друг другу группы войск фронта (имеются в виду 2-я Гвардейская танковая и правый фланг 3-й ударной армий с севера; 5-я ударная, 8-я Гвардейская и две танковых армии с юга. – Примеч. авт.) находятся на удалении полтора километра одна от другой и в ближайшее время соединятся».

И во-вторых, что «наступление частей Конева по тылам 8 гв. А и 1 гв. ТА создало путаницу и перемешивание частей, что крайне осложнило управление боем».

Свой доклад Главковерху маршал завершал настоятельной просьбой. И поскольку по пустякам к Сталину обращаться было не только не принято, но и чревато, по ее содержанию можно с большой степенью точности определить, что на самом деле в этот момент было для Г. Жукова «во-первых», а что «во-вторых».

Так вот, у Верховного Главнокомандующего маршал, ни много ни мало, просил «установить разграничительную линию между войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов или (обратите внимание! – Примеч. авт.) разрешить мне сменить части 1-го Украинского фронта в г. Берлине» [65].

Из процитированного видно, что проблема «разграничения», а еще лучше – «смены», заботила Г. Жукова гораздо в большей степени, чем то, кто именно в конце концов на пути к «соединению» будет брать Рейхстаг.

Ну, допустим, не поспеет 3-я ударная! И что? Со встречного направления задачу выполнит Берзарин или, допустим, Чуйков.

Главное, что при любом раскладе это все равно будут войска его, 1-го Белорусского фронта…

Не ограничившись собственно докладом, Жуков еще продублировал его несколькими телефонными звонками в Кремль. Видя, как маршал из кожи лезет вон, чтобы наверстать в Берлине то, что он потерял на подходах к нему, Сталин благосклонно решил его поощрить. И приказал Коневу вывести войска из тех секторов германской столицы, которые «по плану» должен был захватить Жуков. Нетрудно представить, какие чувства испытывал Конев, когда, скрипя зубами, выполнял этот приказ. О новых солдатских жертвах при этом уже не задумывались. Потому что пока осуществлялась операция вывода частей одного и ввода другого фронтов, немцы успели снова втянуться в уже вроде бы отвоеванные нами районы. Так что пришлось врага оттуда выбивать повторно…

Кузнецову с его 3-й ударной в этом кровавом «повторении пройденного», слава Богу, участвовать не пришлось. Правда, и от главной «головной боли» не избавило. Потому что жуковскую логику относительно взятия Рейхстага «тем или иным командармом фронта» Кузнецов просто так, стоически принимать не собирался. И был готов в лепешку расшибиться, но доказать, что не зря именно по его дивизиям разошлись Знамена Победы. Тем более что одно из них – у Шатилова, к Рейхстагу было сейчас ближе всего. Особенно наглядно это было видно на карте. Вот прямо перед корпусом Переверткина широкая полудуга реки Шпрее! Вот через нее мост Мольтке! А прямо за ним – казалось, только руку протяни – между двумя строениями – белым зданием бывшего швейцарского посольства и темно-красной, занимающей целый квартал громадой Имперского министерства внутренних дел располагался проход на Королевскую площадь. Именно в ее глубине укрылся Рейхстаг.

Только «близок локоток, да не укусишь!». В иные времена и в других условиях проскочить туда одним броском можно было бы. Да только теперь весь раскинувшийся за рекой правительственный квартал с прилегающим к нему парком Тиргартен немцы превратили в настоящий укрепрайон. Аэрофотосъемка и данные армейской разведки свидетельствовали, что улицы и площади вокруг Рейхстага гитлеровцы подготовили к длительной обороне. Всюду, где только позволяли условия, оборудовали траншеи, ходы сообщения, укрытия. Соединенные между собой подземными ходами укрепления не просто бетонировали, а для особой прочности еще и прокладывали двойные стены полутораметровым слоем каучука. Кроме того, вражескую оборону усиливали многочисленные противотанковые рвы, проволочные заграждения, минные поля. Сам Рейхстаг, а также другие обрамляющие Королевскую площадь здания бывшего посольского квартала, МВД и Кроль-оперы, представлявшие собой костяк так называемого девятого оборонительного сектора, были особо сильно укреплены. В них размещались крупные гарнизоны, связанные между собой огневым взаимодействием.

Свежая, датированная 28-м числом разведсводка штаба гласила, что перед фронтом армии всю эту добротно обустроенную крепость обороняет «тридцать один пехотный батальон, примерно равный по своему численному составу четырем пехотным дивизиям». Несколько ранее – уже по другим каналам – командарм получил информацию, что по приказу гросс-адмирала Деница в ночь на 28-е в этот район был сброшен срочно доставленный из Ростока батальон морской пехоты. По сведениям, полученным от захваченных позже пленных моряков, Гитлер лично провел во дворе Имперской канцелярии смотр войск, предназначенных для обороны Рейхстага. И приказал драться до последнего солдата.

Осталось только уточнить количество вражеской артиллерии. Но и без особых подсчетов было ясно, что здесь немцы сосредоточили внушительную силу. По последнему докладу комкора Переверткина, со стороны парка Тиргартен и чуть восточнее по нашим войскам велся интенсивный артиллерийский огонь. Это подтверждало данные армейской и воздушной разведок, что в парке гитлеровцы разместили перенацеленные на наземные цели зенитные и крупного калибра артиллерийские батареи. А в непосредственной близости от Королевской площади установили на прямую наводку дивизион тяжелых орудий.

Часть стволов, судя по всему, противник развернул в противоположную сторону, откуда как раз и двигались на соединение с 3-й ударной армией танковые части и пехотные подразделения генерал-полковников Берзарина и Чуйкова.

Конечно, и на их пути располагались объекты, которые просто так, без ожесточенного сопротивления фашисты сдавать не собирались. Той же 5-й ударной предстояло отбивать сильно укрепленные здания министерства авиации Геринга, гестапо и, конечно же, последнее пристанище Гитлера – подземный бункер в Имперской канцелярии…

Но все же не было на пути конкурентов Кузнецова такой неудобной водной преграды – широкой, с отвесными, закованными в полированный гранит берегами! Перемахнуть через нее по кратчайшему к Рейхстагу пути можно было только по мосту Мольтке.

Так что надо его захватывать, пока он целехонек! Иначе придется разворачивать войска на обходные пути или возиться здесь же с наведением собственной переправы. А это неизбежная потеря людей и техники.

А главное – темпа наступления. Или проще – того самого времени, которое в расчетах нашего командования и лично генерал-полковника В. Кузнецова стало в Берлинской операции самой дорогой вещью. Дороже всех тех богатых трофеев, которые 3-я ударная захватила в течение последних двух недель. Список захваченного лежал перед командармом. Чего только в нем не значилось! И танки, и бронетранспортеры, и орудия, и паровозы, и электростанции, и трамвайные вагоны, и даже 46 кг золота и 20 тонн серебра[66].

Сейчас весь этот драгоценный лом он бы, не глядя, махнул на годный к переправе мост Мольтке – этот заветный «ключик» от двери, открыв которую, можно навсегда войти в историю.

Соответствующее историческое распоряжение командарм Кузнецов уже в этот день сделал: он впервые и конкретно поставил перед корпусом Переверткина задачу взять Рейхстаг…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.